Газета "Московский молодец"
Открой свою тайну!
… Нам не удалось поговорить с ведущим шоу - Эдуардом Коробковым. Когда наш корреспондент застал его в кафе, Эдуард дал понять, что он сейчас очень-очень занят. Возможно, он обдумывал последние детали этого грандиозного шоу. Впрочем, о чем это мы? Может быть, завтра станет известно, что "Маятник и часы" всего лишь очередная телевизионная афера. Мы увидим подставных актеров и подставные желания. Вполне возможно. Однако вполне надежный источник, правда, пожелавший остаться неизвестным, сообщает: для этого шоу приглашена целая команда юристов, чья задача оградить героев реалити-шоу и сам канал от возможных обвинений в пропаганде насилия и попытке убийства.
- Это шоу не похоже на других, - заявил один из участников в конфиденциальной беседе. Мне пообещали, что я смогу решить свои проблемы и при этом никто и никогда не сможет обвинить меня в противоправных действиях.
- Вы верите организаторам?
- Я верю Коробкову. Он не обманет. И если канал сделает что-то не так, Эдуард поможет мне. Он обещал. Ему я верю.
Сплошные загадки, господа. Единственно, что нам удалось узнать, что новое реалити-шоу отнюдь не ограничивается часовой передачей в прайм-тайм. Это лишь первая часть задуманного проекта, во время которого путем зрительского голосования будет определен победитель. Причем, не факт, что мы об этом узнаем в прямом эфире. Самое интересное начнется потом: ведь задуманное желание должно исполниться. Камеры будут следить за победителем, чтобы своевременно зафиксировать воплощение приза (оно желание) в жизнь. А вот как это будет, мы увидим в самом скором времени.
Кажется, нас завтра ждет некий симбиоз "Большого брата" и "Бегущего человека" - совмещение реальности и выдумки. Осталось совсем недолго… Смотрите во все телевизорах страны. Шоу - "Маятник и часы". И помните, когда часы веры останавливаются, маятник справедливости замирает… И только от нас зависит, начнет ли он свое движение вновь.
Все завтра… Завтра, господа. А завтра, как сказал классик, еще не значит вчера.
P.S. Интересно, когда он это сказал, классик был очень пьян?
ЭДИК
Они столкнулись на излете коридора. Стук тонких каблучков чуть-чуть опередил объятие. Эдик вздрогнул, вспомнив наощупь знакомые изгибы. Жанна неторопливо и даже с некоторым удовольствием отстранилась:
- Ты как-то изменился… Повзрослел, что ли… Волнуешься?
Он не сразу понял… Ах, да: эфир. Завтра.
- Профессионалы не волнуются, - и тут же осекся. Осознав, насколько пошлой прозвучала заготовленная фраза. Жанна улыбнулась, сделав вид, что не заметила пошлости. А, может, и действительно ее не заметила, кто разберет этих женщин, тем более, бывших жен?!
- Давай по кофейку? - не дожидаясь согласия, каблучки цокнули по направлению к кафетерию. - Я угощаю!
В кафе Жанна кивнула на свободный столик в самом дальнем углу. Устраивайся, малыш, сейчас все принесу. Расслабься после тяжелого дня накануне не менее тяжелого завтра.
Эдик покорно уселся и оглянулся: на него смотрели с любопытством, но подходить боялись. Приятно вновь оказаться в строю и почувствовать себя своим. Ох, даже голова закружилась от удовольствия.
- Я взяла тебе коньяк, а себе шампанского! - Жанна грациозно поставила перед ним поднос. - И еще пирожных.
- А кофе?
- Какой кофе утром? - отреагировала совершенно нелогично, но по-женски. Уселась рядом, прижимаясь бедром. - За тебя, дорогой, очень рада, что ты, наконец, добился того, чего заслуживаешь!
- И чего я заслуживаю?
- Успеха! - Жанна чокнулась с ним бокалом и пригубила игристое. Поморщилась. - Бодяга какая!
- А коньяк хороший! - брякнул Эдик и осекся.
- М-да? Тебе видней! Я вот, о чем хотела тебя спросить… - рука Жанны скользнула к его паху, игриво ущипнула. - Почему в студию никого не пускают?
- Кого - никого?
- Меня. К примеру, не пустили. Я хотела посмотреть декорации, но там такая охрана, президент позавидует. Эдик, лапа моя, пусти по старой памяти посмотреть, а?
- Зачем?
- Так ведь интересно! Вся страна об этом говорит! - удивилась Жанна. - Я даже завидую: твое шоу еще не началось, а рекламные сборы в три раза превысили мои. Честно говоря, не ожидала такого от тебя! - рука продвинулась на сантиметр, пальчики вновь ущипнули, напомнив о далеких забавах…
- Жанна, здесь же люди!
- А когда меня это останавливало?!
И то верно. Присутствие посторонних ее всегда только подзуживало. В кафе заглянул Колобок, увидев их вместе, нерешительно кивнул, и тут же исчез. Эдик приободрился. Эка!
- Слушай, открой тайну, а что там будет? Меня все спрашивают, а я не могу ничего путного сказать.
- А почему тебя все спрашивают?
- Я все-таки твоя жена.
- Бывшая, - с наслаждением отметил Эдик.
- Хочешь, я на один вечер стану настоящей?
Хотел ли он? Еще несколько месяцев назад, да что там месяцев, дней - да, хотел, мечтал, дергался от эротической судороги, а сегодня - как отрезало. Эка! Щелкни пальцами: и любая ляжет с ним в койку, да еще благодарить будет. Завтра эфир! Лучше шоу страны. И никто, кроме него, не знает, что именно там будет, и кто победит.
Бедный, бедный Колобок! Сколько неприятных сюрпризов его ждет завтра. Он думает, что все предусмотрел, что парочка эфиров. И он поменяет одного ведущего на другую ведущую, по совместительству - свою гражданскую жену. Он посмотрел на Жанну. Глаза блестели, щечки разрумянились, и без того короткая юбка задралась - "когда меня это останавливало"! Пальчики сыграли соло на затвердевшем инструменте. Говоришь, отрезало? Да нет! Все на месте. Все готово к бою. Собственно. Почему бы и нет?!
- Так ты хочешь? - нетерпеливо спросила она.
- Хочу!
- Тогда пойдем. Я знаю, одно миленькое местечко.
- Я тоже знаю это местечко, - ухмыльнулся Эдик. - Зачем нам куда-то идти? Давай здесь!
- Здесь? - накрашенный рот недоуменно сложился в буквы "о". Это завело его еще больше. Ему всегда нравились следы от губной помады на своем втором "я". Губное "О", большое, пульсирующее и очень объемное. От предвкушения заерзал.
- Здесь, детка! Именно здесь! Ныряй под стол. Давненько я тебя в такой позе не осязал.
Он чуть не кончил, когда она устроилось между его ног, дернув молнию. И почему он так любил эту стервозную ляльку? Неужели за ее накрашенный рот. Ох… Все может быть…
Когда Колобок еще раз заглянул в кафе, то он увидел лишь Эдика с блаженной улыбкой. Все остальное скрывал полумрак.
- Эдуард! Что вы можете сказать о шоу, которое стартует завтра?
- Завтра - не значит вчера. Остальное - без комментариев.
МАСКА КРАСНОЙ СМЕРТИ
Телевидение - это когда одни люди смотрят на то, как плохо другим.
Ф. Феллини
8.00–14.00
***
Вопреки своим ожиданиям, Эдик отлично выспался. Никакой нервозности и суеты. Никакого триммера, хотя накануне принял немало. Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие, как завещал великий Карлсон. А чего волноваться? Он и так знает, что все будет хорошо.
По дороге на телевидение Коробков улыбался, предвкушая наступающий успех. Удивленные лица Колобка и Жанны. Дурачки! Воображают, что переиграли по всем статьям. Пусть воображают. Проигрывает тот, кто недооценивает противника. А то, что недооценивают, понятно, тут и к гадалке не ходи. В паху вдруг сладко заныло от полученного накануне удовольствия. С годами Жанна усовершенствовала свою технику. Поставим ей пятерку с бо-о-льшим плюсом.
Думают, он лох? Что ж, так даже спокойнее. Когда они поймут, что к чему, будет поздно. Никто не посмеет остановить прямой эфир на главном канале страны. Особенно, когда в это шоу ввалено столько денег. Спонсоры в ряд выстроились: крупный табачный концерн, несколько пивных компаний, крупный интернет-провайдер, оператор мобильной связи, обеспечивающий sms-голосование, ну, и так, по мелочи - банки, страховые компании, туристические агентства. Полный комплект. И самый главный спонсор - алкогольный. Следовательно, как бы ни развивалось шоу, его ход никто не остановит. Такими деньгами не рискуют, и Эдик отлично это понимает. Хотелось верить, что и Колобок поймет со временем, не дурак…
Странное ощущение, когда в твоем рукаве спрятался Джокер. И ты знаешь то, чего не знают другие. Эдик щелкнул по обшлагу новой кожаной куртки, стряхнув несуществующие пылинки. Шоу начинается…
***
- Милый, ты завтракать будешь?
Кто, о чем, а она опять про еду. Тетеха! Жена порхала вокруг Вадима, тот застыл за столом с газетой в руках. Читал, и не понимал ни слова. Желудок скрутило холодным узлом, и даже третья чашка кофе не помогала. Не будет он завтракать, ему до вечера продержаться. Впервые за несколько недель Вадима одолевали сомнения: правильно ли он поступает?! Не по отношению к себе, а по отношению к жене - ведь она так ни о чем и не знает. Их взгляды встретились. Лика улыбнулась. Не сдержав приступ нежности, потерлась носом о макушку мужа.
- Любимый!
Нос у нее был холодный и влажный, как у собаки. И глаза такие же - доверчивые и блестящие. В горле запершило.
Ну и пусть! Если не догадывается, значит, дура. А если дура, то заслужила. Он резко поднялся, ударив ее затылком по губам. Вскрикнула. Молча слизнула капельки крови. В собачьих глазах застыла обида.
- Извини. Не подумал. Буду поздно, не жди.
- У тебя встреча? - простодушно спросила жена, складывая грязную посуду в мойку.
- Прямой эфир на телевидении.
- Что ж ты не сказал! - укорила Лика, мигом вернувшая себе хорошее настроение. - Когда? По какому каналу? Надо же всем позвонить, чтобы посмотрели. И родителям. Твоим - в первую очередь. Знаешь, мне кажется, что отец после программы станет тобой гордиться. То есть он и так, но телевидение - оно человека совсем по-другому показывает. Правда?
Истинная правда. Если бы ты знала, насколько права.
Жребий брошен. Рубикон перейден. Вадим надел пальто, взял портфель и молча вышел из квартиры, зная, что больше сюда никогда не вернется.
***
- Марин, перестань дуться! Я на съемках был. Честное слово.
- Всю ночь?
- Всю ночь, - Селезнев умудрился поцеловать Марину в кончик носа. - Малыш, ты опять ревнуешь?
- Я не ревную, Игорь. Правда. Мы же с тобой давно договорились, что каждый волен поступать так, как каждый сочтет нужным. У тебя - работа. У меня - работа. У тебя - свой круг общения. У меня - свой круг общения. Общего у нас - ребенок и свидетельство о браке. Какие проблемы?
- Никаких, - почему-то растерялся Селезнев. - А когда мы с тобой об этом договорились? Разве было?
- Было все, даже больше. И уговор был. Странно, что ты совершенно не помнишь, - последний слова заглушил шум фена.
Селезнев бросил взгляд на кожаный костюм, разложенный на кровати. Новый. Дорогой. Подчеркнуто сексуальный. Женщина в красном всегда будет в центре внимания. Плюс новое белье (тоже красное), броский макияж, да и с прической она никогда так не возилась.
- Ты куда-то собираешься?
- Собираюсь.
- И куда, позволь спросить?
- Позволю. На работу.
- В этом? - прозвучало недоуменно-ревниво.
Фен стих.
- А что такого? Государственная дума приняла закон об универсальном дресс-коде?
- Нет, но… но такой костюм выглядит слишком уж вызывающим. Так мне кажется.
- Заметь, тебе кажется. Но не мне, - она демонстративно изогнулась, надевая короткую юбку. - Да, дорогой, сегодня вечером меня не жди.
- Свидание? - едко спросил Селезнев.
- Прямой эфир. В новом шоу.
- Что?!
- То!
***
- Светик, тебя главный зачем-то вызывал! - в голосе старшего редактора Милочки проклюнулось любопытство. - Сказал, как только придешь, сразу к нему.
Светлана Борисовна спокойно включила чайник, и бросила в чашку пакетик дешевого чая и три куска сахара. Не оборачиваясь, бросила:
- Подождет!
Глаза старшего редактора округлились:
- Света, ты чего? Белены объелась? Тебя Колобок вызывает. Причем срочно, а ты чаи гоняешь. Вот вылетишь с работы, тогда поймешь…
Светлана Борисовна также неспешно налила кипяток, размешала сахар, и только потом повернулась к Миле.
- Мила, тебе сколько лет?
- Двадцать пять, а что? - удивилась она.
- А мне шестьдесят два. Какая я тебе Света?
Бледные щечки девушки залил румянец. Румянец смущения, надо полагать… Но если быть справедливой, то злости. На себя, на нее, старую каргу и на дурака-босса.
- Так ведь все вас так называют…
- Все да не все, Милочка. А только те, кому я это позволяю. Тебе, например, не позволяла мне "тыкать". Я вот могу сказать тебе "ты", хотя бы потому, что значительно старше и опытней, а ты, милочка, пока подобной привилегией не обладаешь. Уж извини.
В ответ Мила уставилась в экран компьютера и насупилась. Светлана Борисовна поставила чашку на тумбочку и бесшумно вышла.
Главный, значит, вызывает. Интересно. С чего бы это? Она даже не была уверена, что Колобок знает о ее существовании. Оказывается, хоть какое-то понятие, да имеет. И даже не прочь ее увидеть. Какая честь! Она шутливо поклонилась собственному отражению. Перебинтованная рука. Рассеченный лоб. Разбитая губа, на которую пришлось наложить несколько швов. И лиловый синяк под глазом. Хороша, нечего сказать!
Но почему-то Светлане Борисовне было сегодня весело и легко. Как просто это, ничего и никого не боятся, ничего и никого не любить. Как просто сказать "нет", если ты действительно хочешь сказать "нет". Что же это такое?
Это свобода, Светка, - насмешливо прошептал ей Павел Петрович. - Полная и безоговорочная свобода. Дышать. Жить и наслаждаться жизнью. Делать то, что хочешь и плевать на окружающих. Почему ж ты раньше этого не знала, а?
- Потому что любила тебя, Паша. И болела тобой.
- Фу, как высокопарно! - сморщился голос. - А сейчас, получается, уже не любишь?
- Не люблю.
- Почему?
- Потому, что я научилась любить себя.
- Не слишком ли поздно?
Вопросец-то с подвохом. Она даже остановилась, притоптывая отечной ногой на месте. Не слишком ли поздно? В шестьдесят два? И рассмеялась - в самый раз.
- Вам чего? - спросила секретарша Ниночка. Сегодня она билась над пасьянсом "Паук" третьей сложности. - Вас что, вызывали?
- Меня попросили зайти, - Светлана Борисовна сделала шаг по направлению к дивану. - Мне подождать, или сразу доложите?
Доложила.
Жаль, что так быстро: давненько Светлана Борисовна не сидела на таком удобном диване. Кожа мягонькая, как кошачья лапка, чуть-чуть поскрипывает и чуть-чуть пахнет деньгами. Также, как пахло то дорогое портмоне, которое она нашла лестнице. Принесла в дирекцию. А ее обвинили в краже. Столько времени прошло, а она помнит тот пряный кожаный дух.
Колобок снисходительно указал на жесткий стул, но Светлана Борисовна проигнорировала: выбрала другой, с мягкой податливой спинкой. Поясница у нее не казенная, любит комфорт, как выяснилось совсем недавно. Колобок стерпел, лишь поморщился.
Ну? Я пришла! Время пошло.
И она шумно высморкалась в большой клетчатый платок. Колобок стерпел и в этот раз. Воцарилась тишина.
- Сколько вы у нас работаете, Светлана Борисовна? - спросил начальник.
- Не помню. Вы в отделе кадров посмотрите, там точно знают, - безмятежно отозвалась она. - Лепнина у вас богатая. И купидоны тоже. Это ведь купидоны?
Колобок тупо посмотрел на потолок.
- Амуры.
- А-а… Но лепнина все равно богатая. Нигде такой не видела.
- Итальянская.
- А-а… Я думала - французская.
- Французы плохо делают.
- А-а… Вам виднее.
И снова пауза, тягучая, словно цветочный мед. Некстати вспомнилась любимая Пашина поговорка: "Все пчелы приносили в улей сладкий и вкусный мед, и только одна, вредная и противная, деготь". Не она ли та самая пчела, вредная и противная? Колобок неслучайно напрягся, не зная, как приступить к теме разговора. Лично ей торопиться совершенно некуда. До вечера Светлана Борисовна совершенно свободна.
- Я вот зачем попросил вас прийти, - нерешительно начал Колобок. - До меня дошли слухи, что вы собираетесь принять участие в сегодняшнем реалити-шоу.
Светлана Борисовна удивленно посмотрела на него, но не ответила.
- Для нашего канала подобное развитие выглядело бы крайне нежелательно. До меня дошли слухи о ваших… м-м-м… разногласиях с некоторыми нашими гостями. Люди они вспыльчивые, нервные, импульсивные, вполне возможно, что они вас и обидели… Со стороны канала я готов загладить причиненное вам неудобство. Что вы делаете, Светлана Борисовна?
- Разве не видите? Снимаю повязку… Отталкивающее зрелище, не так ли? А всего лишь кипяток. Но рубцы останутся, теперь уже навсегда. Впрочем, как и шрам на лбу, на губах… Как вы это назвали? Неудобство? Трогательное обозначение сложившейся ситуации. И ведь заметьте, в суд подать на них я не могу. Кто будет слушать старуху, которая, не исключено, что выжила из ума?! Ведь Маша Потутина помогает детскому дому, и детишки ее просто обожают. Филипп Бредосович также неоднократно замечен в слезливой благотворительности. Такие люди просто не могли избить старую беззащитную женщину.
Так их, Светка, так их, мать твою!
Свидетелей не было, так что вы можете быть совершенно спокойны относительно слухов. Я ничего не стану предпринимать. И никого и ни в чем не буду обвинять. Господь им судья.
Вздох облегчения. Подмышками два влажных пятна. Неужели для него это действительно так важно?
- Спасибо вам, Светлана Борисовна. Я в вас не ошибся. Да, кстати… В конце месяца у нас премия. Я распоряжусь, чтобы вам ее выписали.
- Распорядитесь. Премия никому еще не вредила.
Я никого и ни в чем не стану обвинять. И ведь ни слова не соврала. За нее это сделает Эдик, у которого свои счеты.
Я ничего не стану предпринимать. Когда женщина отвечала за свои слова и поступки? Тем более такая старая и обиженная?