Послышались неуверенные смешки: "То же самое? Катька, тогда давай целоваться". - "Обойдешься". - "Как это? Дяденька милиционер велит, чтоб все взаправду…" - "А по морде тоже взаправду?" - "Ой, девки, а я и не помню ничего…" - "Ты ж на бровях была, неудивительно". Они продолжают играть, с раздражением подумала Майя. Они не могут осознать, что убийца сейчас наверняка тут, среди них, и улыбается, и шутит, а нервы у него на пределе - неверный шаг, намек на опасность, и… Эдика, между прочим, он бил уже мертвого - двенадцать раз, там, где хватило бы и одного-двух ударов. Бил остервенело, с яростью…
- А музыка будет?
- А какая была музыка?
- "Демо". Убойная группа!
- Это потом, а в начале…
- Василий Евгеньевич, - тихо окликнул директора Колчин.
Тот растеряно оглянулся, нахмурился, сделал шаг по направлению к задней двери.
- Ну, я вышел за кулисы, задним коридором прошел к черному ходу, сел в машину…
- Нет, - вдруг выкрикнул кто-то из учеников.
Следователь тут же поймал его за плечо.
- Что значит "нет"?
- Мы с Мариной Лязиной и Венькой Катышевым играли в снежки… Ну, решили проветриться: в зале духота. "Волга" стояла на месте.
- Может быть, это была другая "Волга", похожая?
- Да нет, там и обезьянка на переднем стекле…
- В котором часу?
- Без двадцати одиннадцать. Марина спросила, а я посмотрел на часы - ей родители велели к одиннадцати домой явиться.
Колчин вопросительно взглянул на директора. Тот почти спокойно произнес:
- Возможно, я задержался: выкурил сигарету, переоделся…
- Где вы переодевались?
- Не помню, - отрезал тот.
- Не на третьем этаже?
- С какой стати?
- Вас видели поднимающимся по лестнице.
- Кто видел? - заорал Гоц. - Восьмилетний пацаненок?
- Девятилетний.
- Плевать. Я официально заявляю, что не буду в этом участвовать. Хоть на куски режьте.
Он, пошатываясь, сделал два шага по направлению к лестнице, взялся за перила, отразившись в зеркале. Гриша во все глаза смотрел вслед директору - та же картина, повторенная в мельчайших деталях: Гоц, сам того не осознавая, шел туда, куда направлялся (Майя была почти уверена!) в ночь убийства…
- Гришенька. - Николай Николаевич присел на корточки. - Расскажи, как ты играл в разведчика, пока взрослые были на дискотеке. Ты видел, что делал охранник?
Мальчик почему-то перевел взгляд на собственную сестру, застывшую в небрежной позе возле зеркала, и кивнул. Странная улыбка вдруг промелькнула на его лице - то ли лукавая, то ли торжествующая: видишь, мол, и я могу быть в центре внимания, вон сколько людей собралось тут ради меня, а ты все "малышня, малышня…". Впрочем, глаза оставались серьезными, хотя губы разъехались по всем правилам…
- Так ты видел охранника? Скажи нам, не бойся.
- Видел. Он вскочил со стула и бросил книжку на пол. А потом побежал наверх.
- За кем он побежал?
- Там кто-то был.
- Кто?
- Кто-то в карнавальном костюме.
Лера Кузнецова вдруг оживилась:
- Валька, а ведь ты тоже должна была заметить…
- Я? - беспомощно отозвалась та. - Почему?
- Потому что ты тоже выходила в вестибюль. Как раз перед самым концом, у Вадьки еще кончилась пленка в кассетнике…
Похоже, Лера просто заболевала, если случайно выпадала из центра всеобщего внимания.
- Не выдумывай, - слабо запротестовала Валя.
- Я выдумываю?! Да вы с Келли в дверях чуть лбами не стукнулись!
- Валюша, - умоляюще проговорила Майя.
Та смутилась еще больше.
- Тетя Джейн, я не уверена. Ну, мне действительно показалось, будто у лестницы мелькнуло что-то красное…
- Как язычок пламени?
- Нет, не такое яркое. Не алое, понимаете?
Что-то красное… Красная шуба, красный мешок с подарками - как преддверие пожара, в котором чуть не сгорел Роман. Красные брызги крови на полу в коридоре, красное пятно на линолеуме, мозги и кровь…
- Где вы были после того, как вышли из актового зала? - жестко спросил Колчин, стоя в наэлектризованной толпе. - Ваша машина, гражданин Гоц, в двадцать два сорок еще стояла на стоянке возле черного хода.
Он сделал паузу и добавил:
- Вы можете превратиться в основного подозреваемого, Василий Евгеньевич. Подумайте.
Тот упрямо молчал, отвернувшись к стене.
- Хорошо, - наконец сдался следователь. - Попрошу внимания. Сейчас в присутствии понятых несовершеннолетнему Григорию Кузнецову будут предъявлены несколько человек, одетых в карнавальные костюмы. Они по очереди поднимутся по лестнице на второй этаж, то есть воспроизведут действия подозреваемого…
На что он надеется, подумала Майя почти с ужасом, внезапно очутившись внутри некоего театра абсурда, недалеко от сцены: возможно ли узнать человека со спины, в длиннополой шубе, которого видел два дня назад, всего несколько долей секунды, в полумраке…
"Но я-то узнала! В тот самый вечер, сидя в коридоре на подоконнике, увидев его в совершенно другом ракурсе и в другой одежде (кашемировом, отнюдь не карнавальном пальто нараспашку и белом шарфе - классический "прикид" преуспевающего мена)".
- Геннадий, давай сюда статистов, - распорядился Колчин с видом заправского режиссера.
- У нас всего один костюм…
- Значит, будут по очереди переодеваться за сценой.
…Дед Мороз номер один был похож на загримированного Гоца, как две капли воды, но - Майя увидела это сразу - ходил совершенно иначе: немного косолапя и наклонив голову вперед, как это часто делают люди плотной комплекции. Он поднялся по ступенькам наверх, охранник Андрей, повинуясь знаку следователя, уронил многострадальную книгу на пол и вскочил со стула…
Колчин вопросительно взглянул на Гришу.
- Ну, что скажешь? Похоже?
- Ага, - солидно кивнул тот. - Только не очень.
- То есть этого Деда Мороза ты не узнаешь? - Колчин удовлетворенно кивнул. - Что ж, давайте следующего. Ребята, займите свои места еще раз.
- Кадр пять, дубль два, - дурашливо прокомментировал кто-то из задних рядов (Майя пригляделась: ага, девица-десятиклассница нагло-циничного облика, раскрашенная, как индеец на тропе войны, в короткой норковой шубке и с распущенными волосами). - А гонорар нам выплатят?
- Держи карман шире.
- Как это "держи карман"? Это что же, я тут должна за бесплатно… Ай!!!
"Ай!" она сказала потому, что Майя, преисполнившись ледяной ярости, молча снялась с места, рассекла толпу, точно нож - подтаявшее масло, и отвесила девице тяжелый подзатыльник. Та изумленно вскинула выщипанные брови, округлила рот, готовясь немедленно вступить в дискуссию, но Майя опередила.
- Тихо, - прошипела она, глядя девице в лицо. - Ти-хо, поняла? Свои идиотские реплики засунь себе… Иначе огребешь у меня статью, как два пальца об асфальт. Я доступно излагаю?
- Доступно, - икнула девица. - А за что статью?
- За оказание сопротивления следственным действиям, - рыкнула Майя, нимало не смутившись безграмотности собственной формулировки.
- Вы разве… тоже из милиции?
- Из ФСБ, - веско пояснила она.
Эта грубая инсинуация произвела фурор. Разговоры вокруг мгновенно смолкли, все посмотрели на Майю уважительно и слегка испуганно. Кто-то из ребят даже застегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Майя встретилась взглядом с Колчиным - тот улыбнулся уголками губ: браво, Киса, далеко пойдете, коли вовремя не остановить…
- Ладно, - сказал следователь уже в полной тишине. - Начнем сначала, по моей команде…
Однако второго Деда Мороза ждала та же участь. У него была не та пластика и не та посадка головы ("Не зря я пять лет пахала в спортзале, - мелькнула у Майи горделивая мысль, - уж что-что, а движения человека я научилась "срисовывать" влет").
- Бесполезно, - сквозь зубы произнес Сева Бродников. - Или этот пацаненок все выдумал, или его запугали до полусмерти.
Майя посмотрела на Гришу с изрядным сомнением. Странная улыбка промелькнула и исчезла (уж не привиделось ли, появилась мысль, - все эти полутемные коридоры, маски, фигуры в гротескных костюмах, трупы и пожары… Немудрено, если будет чудиться бог знает что). Теперь Гриша смотрел внимательно и отрешенно, как тогда, в магазине. Майя машинально перевела взгляд на Анжелику…
И замерла, увидев перед собой… Нет, не лицо. Это нельзя было назвать лицом - тем более детским. Мертвенная кожа, без движения, без жизни, напоминала жутковатую маску. Черные глаза с расширенными зрачками смотрели на плакат с драконом и Снегурочкой - будто увидели привидение. Но вот взгляд скользнул ниже - там, где у зеркала стояла Лера Кузнецова, грубовато-изящная рокерша в неизменной черной коже ("Вы едва не столкнулись лбами в дверях…"). Столкнулись - стало быть, Валя направлялась из зала в вестибюль, а Келли - наоборот…
Она едва не вскрикнула от неожиданной догадки, но тут Дед Мороз № 3, взошедший на ненавистную лестницу, как на эшафот, сорвал фальшивую бороду и с ненавистью швырнул ее на ступени.
- Это вы подстроили всю эту мерзость, - прошипел он, указав на Севу Бродникова. - Как же я раньше не понял…
- Что вы себе позволяете? - отшатнулся тот. Но Гоца было не остановить.
- Вы решили столкнуть меня с дороги, да? Наняли громилу, который устроил пожар и ухайдакал охранника, - и все ради того, чтобы сделать из меня преступника?! - Он похлопал красными рукавицами. - Браво, я польщен. С Клинтоном обошлись и то проще: подсунули в кровать Монику Левински - и вся недолга.
- У вас белая горячка, уважаемый, - высокомерно произнес Сева, придя в себя. - Учтите, я подам на вас в суд за клевету.
- Руки коротки, - огрызнулся директор.
- Гражданин Гоц, - сказал Колчин тихим голосом, и оба кандидата разом смолкли, будто кто-то отключил фонограмму. - Я спрашиваю в последний раз: что вы делали и где находились с половины одиннадцатого до одиннадцати вечера, то есть с того момента, как вышли за кулисы?
На школьного директора было жалко смотреть. Лицо его покраснело, став одного тона с карнавальным нарядом, дурацкая шапка с белой оторочкой съехала набок…
- Вы за это ответите, - прохрипел он, тыча пальцем в грудь Колчина. - Вас купили на корню мои противники… Ну да ничего, сейчас не те времена!
Майя не выдержала и фыркнула. Вся эта сцена слишком напоминала дешевый фарс, который ежедневно разыгрывали члены парламента перед телевизионными камерами. Теперь, без накладной бороды и в распахнутой выцветшей шубе ("Что-то красное, но не яркое, не алое, понимаете?"), школьный директор был похож не на Деда Мороза, а на киношного председателя сельсовета, в которого недобитые кулаки целились из своих обрезов.
- Вы сознаете, что своими действиями препятствуете следствию? - спросил Николай Николаевич. - Я вынужден задержать вас, гражданин Гоц.
- Вот как? - с иронией осведомился тот. - На каких хреновых основаниях, позвольте спросить? Меня опознали или что?
- Да он же нарочно, - презрительно сказал Сева Бродников. - Он нарочно снял бороду и повернулся лицом, разве непонятно?
Понятно, ответили вмиг углубившиеся морщины на лице Колчина. Еще как понятно: следственный эксперимент, чуть ли не единственная призрачная надежда на сегодняшний день, накрылся медным тазом, драгоценное время упущено, главный свидетель оказался липовым…
- Довольны? - буркнул он, подойдя к Майе.
- Что с ним будет? - спросила она.
- С кем? А, с Гоцем… Собственно, ничего.
- Как? - возмутилась она.
- Вот так. Доказать умышленный характер его действий невозможно. Ну, повел себя по-идиотски, ну, снял бороду - "извините, гражданин судья (если дело еще дойдет до суда), нервы расшатались на этой лошадиной работе. Убийство, нелепое подозрение, а тут еще выборы на носу…" Конечно, я могу задержать его на сорок восемь часов. И попытаться накопать что-нибудь за это время: еще раз расспросить школьников насчет "Волги" на заднем дворе, обследовать посох (его, правда, уже обследовали вдоль и поперек, но чем черт не шутит)… А главное - необходим хоть какой-то мотив…
- Мотив убийства?
- Нет, Майя Аркадьевна, мотив поджога. Мы с вами зациклились на убийстве охранника - так сказать, поставили телегу впереди лошади. И прошли мимо того, что бросалось в глаза. Безрукова ударили палкой - возможно, тем, что попалось под руку, в порыве ярости, или страха, или безумия… То есть налицо убийство спонтанное, без подготовки. Охранник погиб потому, что оказался (ваше собственное выражение) в плохом месте и в плохое время. А вот поджог - другое дело, к нему преступник явно готовился. - Колчин вытащил сигарету, плебейский "Космос", чиркнул спичкой и безалаберно бросил ее на пол. - Он загодя, еще дома (или в ином месте), смешал спирт и бензин в нужных пропорциях, наполнил шприц, насадил иглу… Он все рассчитал верно: огни, толпы народа (четыре десятых и четыре одиннадцатых класса), все в костюмах и масках, никто друг друга не узнает…
- Так уж и не узнает!
- Во всяком случае, не сразу.
У Майи вдруг сжалось сердце.
- Он что, хотел сжечь Романа? - прошептала она. Колчин покачал головой:
- Нет, нет, опять вы совершаете ту же ошибку. Пусть убийце было известно (к примеру, от кого-то из Бродниковых), что Роман пригласил вас на школьный вечер и вы согласились. Но как он мог предположить, что вы запрете своего друга в музее (милая шалость, нечего сказать), а сами побежите в "историчку" любоваться луной? - Он усмехнулся. - Небось, пили ликер и сочиняли стихи, а? "Бледные звезды плачут в ночном небе, словно трава росой на рассвете…"
- Я не сочиняю стихов, - мрачно ответила Майя. - У меня идиосинкразия к рифме. Значит, по-вашему, Гоц…
- Пока не установленный преступник, - с нажимом поправил следователь.
- Хорошо. Пока не установленный преступник не собирался убивать ни Романа, ни охранника. Что же он (или она) вообще делал на третьем этаже?
- Устраивал пожар, - сказал следователь. - Другого объяснения я не вижу. Он хотел уничтожить школьный музей.
- Не укладывается в голове, - призналась она. - Совершенная нелепость. Ведь не Государственный архив, не Эрмитаж, ничего ценного.
- Так он и не собирался ничего красть, - возразил Николай Николаевич. - Хотя, если бы у него была такая возможность…
- Но Гоц мог попросить ключ у Романа на законных основаниях…
- И навлечь на себя подозрение, если бы пропажа обнаружилась.
- Какая пропажа? - удивилась Майя.
- Пока не знаю. Что-то, что находилось в тот момент в музее. Что Роман принес туда, как часть своей будущей экспозиции.
- Не понимаю…
- Экспонат, - пояснил Колчин, для верности начертив в воздухе некую замкнутую фигуру. - Документ, письмо, дневник, чью-то фотографию… Нечто, смертельно опасное для убийцы. Вот скажите: что вам особенно запомнилось из экспозиции? Напрягитесь.
Майя послушно напряглась, в мыслях восстанавливая картину: вот она в задумчивости ходит меж стеллажей - сначала ей просто скучно, но постепенно, незаметно для себя, она будто растворяется, погружается в темный мир чужих судеб - давних, частью забытых, словно поросшие чертополохом могильные кресты на окраине кладбища, мир пожелтевших фотографий и писем с кокетливыми вензелями.
- Кажется, ничего криминального, - наконец произнесла она. - Помню какой-то военный снимок - молоденький солдатик на фоне подбитого немецкого танка…
- Знаю, прадед одного сорванца из второго "Б". Родители делали ремонт в квартире, наткнулись на древний альбом, решили: чем выбрасывать, лучше подарить школе. Что еще?
- Письмо на французском. Любовное послание: "Mon amour, j'embrasse les pointes de tes cloigts et je plie le genoi devant tes traces sur la cote…"
- "Моя любовь, я целую кончики твоих пальцев, смиренно припадаю к следу твоему на песке", - задумчиво перевел Колчин (ого! - изумилась Майя). - Очень изысканно.
- Вы знаете французский? - спросила она.
- Только в объеме средней школы. Что еще?
Майя покачала головой:
- Ничего не идет на ум. Мне казалось, я провела в этом чертовом музее половину жизни.
- Вы были заняты другим.
Я была занята другим, покаянно думала она. Если отвлечься от мотива (версия-фантазия, выдвинутая следователем), то в наличии остается один-единственный факт, улика, камень преткновения.
Карнавальный костюм.
Шуба, шапка, валенки, накладная борода - пожалуй, если сложить, набьется целый абалаковский рюкзак.
Майя снова попыталась сосредоточиться, возвращаясь в новогодний вечер, в вавилонское столпотворение из принцев, павлинов, снежинок-пушинок-балеринок, двух Дам Пик, четырех Царевен-лягушек, одного Домино (Келли) и одного гнома (Гриши). При массе сумок, пакетов, рюкзачков (один такой болтался за плечами Вали Савичевой, но он был явно мал для шубы и валенок).
- Значит, Гоц имел в своем прошлом…
- Беда только в том, - сказал Николай Николаевич, - что Роман не обращался к нему с просьбой предоставить что-нибудь в качестве экспоната. Гоц ничего не передавал в музей. Так что если в его прошлом и было нечто криминальное (это мы выясним непременно), то ОНО попало в экспозицию другим путем.
- Каким? - тупо спросила Майя.
Колчин пожал плечами:
- У нас есть сорок восемь часов, чтобы узнать.
Глава 9
- И слава богу, - истово пробормотал Артур, когда они втроем - он, Гриша и Майя - вышли из школы на морозный воздух… Хотя - какой там мороз. Так, восьмушка. - Жаль, конечно, что идея насчет опознания провалилась… Ну да этот упырь все равно себя расшифровал (и как его только к детям близко подпустили!). Ничего, теперь его надолго запрут.
- На двое суток, - тихо возразила Майя. - Дальше либо нужно предъявлять обвинение, либо отпускать. Следователь сказал, что, скорее всего, отпустят: улик против него - ни малейших.
Артур нахмурился.
- Как это "ни малейших"? А доблестные органы на что? Пусть ищут.
Он взглянул на семенившего рядом Гришу, потрепал его по плечу и улыбнулся - впервые, кажется, за долгое время.
- Ну вот наконец-то у тебя настоящие каникулы. Если никто не против, предлагаю двинуть в магазин за подарком.
- За каким подарком? - спросил Гриша.
- За Бэтменом. Ты же сам просил…
- Это когда было. Купи мне лучше гонки! Там машинки ездят по трассе со светофором…
Артур крякнул.
- Аппетиты у тебя, однако… С гонками придется подождать, малыш. Может, все же согласишься на Бэтмена?
- Не-а, - отозвался Гриша и помчался вперед по утоптанной дорожке меж деревьев и скамеек-сугробов.
Артур посмотрел ему вслед и вздохнул.
- И ведь не откажешь… Я вообще не могу им ни в чем отказать - ни ему, ни Лерке.
- А что за Бэтмен такой? - спросила Майя.
- Игрушка, - пояснил он. - Пластмассовая фигурка в маске, и к ней куча всяких прибамбасов. Гриша вокруг нее неделю крутился, как кот вокруг сметаны. А теперь - на тебе. Гонки-то дороже раз в десять.
Он помолчал и проговорил после паузы, будто советуясь с самим собой:
- Может, увезти их отсюда подальше?
- Кого?
- Леру с Гришей. Как-то не по себе, знаешь ли, от мысли, что их школьный директор подозревается в убийстве.