Разговор сам по себе затих. Лика вскоре ушла к себе, на полную мощь врубив "Ди пепл", Сева с Риткой рассеянно и без особого интереса уткнулись в телевизор - но Майя чувствовала исходившее от них напряжение. Будто она, Майя, рассказала неприличный анекдот. Или случайно высказала мысль, поразившую обоих. Неосознанно, но приблизилась к некой разгадке. По какой-то непонятной ассоциации ей вспомнился дневник, который она листала в Ромушкином музее. Дневник неведомого Гольдберга. Дневник, который погиб в пламени и унес с собой свою тайну: "Дорого я дал бы, чтобы узнать, кто скрывается под этим псевдонимом - наверняка ведь кто-то из наших, из особо проверенных. Возможно, тот, с кем я здороваюсь за руку и приветливо улыбаюсь при встрече…" Интересно, узнал ли "охотник за провокаторами"… Да к чему мне это?
К тому, вдруг подумала она, что дневник - единственный экспонат, чей хозяин так и не объявился. Не улика, конечно, даже не факт, лишь маленькая деталь мозаики, относящаяся, может быть, совсем к другой картинке…
Она поднялась:
- Пожалуй, я пойду. Спасибо, что пригласили, не дали умереть в одиночестве.
- Да что ты, Джейн, - встрепенулась Рита, тоже вскочила, уронив бокал и вылив дорогущий "Наполеон" в тарелку с салатом. - Ты умница, что зашла. В следующий раз ждем тебя вдвоем с Ромушкой. Когда все закончится, возьмешь меня в подружки невесты?
Майя улыбнулась. Милая, милая Риточка, милый Сева (тот вяло махнул рукой, оставшись за столом и продолжая планомерно напиваться). Единственные близкие люди, от которых можно ожидать поддержки… Да всего можно ожидать, шепнул кто-то ехидный изнутри.
С утра улица оделась в юный белый снежок. Искрились гирлянды на балконах домов, искрились витрины магазинов и стремительно размножающихся киосков с сигаретами, водкой, шоколадками и всякой бестолковой всячиной, без которой, однако, не обходится ни один уважающий себя праздник.
У одного из киосков Майя остановилась, бросив взгляд за стекло: оттуда, из недр, весело скалилась метровая плюшевая рептилия с абсолютно человеческими осмысленными глазами (ну да, год Дракона). Вокруг рептилии расположились табором игрушки рангом помельче: наборы "Лего", елочные шары, автомобильчики и роботы-трансформеры. Ага, вон и пресловутый Бэтмен - довольно страхолюдное существо, человек - летучая мышь в ушастой маске и со сложенными крыльями за спиной. Надо же, и вокруг этого уродца Гриша "вертелся неделю"… Да, но потом почему-то охладел… Понятно почему: сверкающие великолепием гоночные автомобили, несущиеся по скоростной трассе, поразили юное воображение.
- Сколько стоит Бэтмен? - спросила Майя у продавца.
- Восемьдесят рублей.
Сущие копейки. Она покопалась в кошельке, отсчитала требуемую сумму и получила взамен усеянную звездами картонную коробку с целлулоидной крышкой.
- А автогонок у вас нет?
- Нет, - махнул рукой продавец. - Это в супермаркете, в квартале отсюда. Только, предупреждаю, они стоят гораздо дороже.
- Я знаю.
Надо было и Лере купить что-нибудь в подарок, подумала Майя. Одна беда: я ничего не знаю о ее вкусах. Как и вообще о вкусах тринадцатилетней девочки. Надо было при встрече спросить потихоньку…
Во дворе возле дома Артура стоял гомон: целая бригада ребятишек ударными темпами строила крепость из снежных блоков. Крепость обещала получиться красивой и грозной: с толстыми стенами, зубцами и двумя угловыми башнями. Одну из этих башен строители и возводили в данный момент. Майя засмотрелась, на минуту отключившись от насущных (криминальных) переживаний и вернувшись в собственное счастливое детство: у них с Ромушкой, Севой и Ритой была такая же крепость. Ну разве что поскромнее размерами. Крепость, которая за одно воскресное утро успевала десяток раз перейти из рук в руки, и Майин синий шарфик, привязанный к палке, то реял впереди атакующих, то взмывал над ледяной стеной - он тоже был бойцом, ее шарфик, и возвращался домой, овеянный славой и насквозь промокший, как и его хозяйка…
Пацаненок лет десяти - курносый, большеглазый, в бордовом китайском пуховичке - задрал голову и прокричал:
- Гри-и-шка! Чего дома сидишь, выходи!
- Иду! - отозвались из форточки на четвертом этаже. - Только валенки надену…
Майя поднялась по лестнице и позвонила в дверь. Открыл Артур, одетый по-домашнему, в клетчатую ковбойку и старенькие вытертые джинсы, но все равно, даже в этом наряде, удивительно элегантный. Улыбнулся, прижал Майю к себе, прошептал на ухо: "С Новым годом!", увлек в гостиную, к накрытому столу… Бывшие учитель и ученица, бывшие любовники - а ведь не все умерло, вдруг подумала она, его влечет ко мне, как и раньше… А меня к нему? Майя прислушалась к собственному сердцу: нет, меня сейчас волнует совсем другое. И пришла я сюда с иной целью: разобраться в своих подозрениях, попробовать… ну, если не найти разгадку (не все так просто и быстро), то хотя бы чуть-чуть приблизиться к ней.
Гриша топтался в прихожей, натягивая валенки. Майя присела перед ним на корточки и протянула купленную в киоске игрушку.
- Поздравляю, малыш. Расти большой.
Мальчик посмотрел на подарок без всякого интереса, но взял, вежливо сказал: "Спасибо", на минуту скрылся в комнате и вышел обратно.
- Пап, я к ребятам.
- Иди, - разрешил Артур. - Только смотри, от дома ни на шаг!
- Ага!
Майя почувствовала некую уязвленность. А впрочем, чего ты ожидала, возразила она себе. Ясно же было сказано: Бэтмена мы уже не хотим, а хотим машину со светофором…
- Ты собиралась о чем-то с ним поговорить? - вдруг спросил Артур, разливая по бокалам шампанское.
- Сама не знаю, - честно сказала она. - Тебе не кажется, что он что-то скрывает?
- Да ну. Опять ты за старое.
- Извини. - Она задумчиво посмотрела сквозь бокал, снова на краткий миг захваченная прошлым: мерцающие свечи в канделябре, "Золотистый ликер", белая скатерть на сдвинутых вместе партах, глаза Романа в осаде черных ресниц, под черными сросшимися бровями… Кто бы мог предположить, что невинный новогодний вечер в невинной близости от школьного музея закончится так ужасно…
- Ты сомневаешься в виновности Гоца?
Помнится, Лика Бродникова совсем недавно задала ей тот же вопрос. И, помнится, не получила вразумительного ответа.
- Сомневаюсь? Почти нет, но… остались неясности. Следователь сказал, что целью преступника был поджог музея, а охранник погиб как свидетель.
- И что?
- Зачем директору школы идти таким сложным путем? Он мог украсть ключ или подобрать отмычку… Да просто подойти к Роману и попросить. Почему он этого не сделал? Боялся навлечь на себя какие-то там подозрения? Подозрения в чем? Пусть даже в его прошлом было нечто темное и постыдное - тайна, которую он берег…
- Берег - да не сберег, - заметил Артур. - Знаешь, если хорошо постараться, то на любого можно найти компромат. И на меня, и на тебя в том числе. Но ведь мы с тобой не рвемся заседать в Думе. Вот и сообрази, сколько у нас остается подозреваемых.
Майя глотнула шампанского, поставила бокал, отрешенно прислушалась к шуму на улице: тот самый мальчишка в китайском пуховичке опять кого-то окликал:
- Ну скоро ты?!
- Разорались на весь двор, - послышался скандальный женский голос. - Людям в законный выходной покоя нет…
Накрытый тяжелой бархатной скатертью стол был придвинут к окну - надо думать, чтобы освободить пространство посреди комнаты ("Лерка с Гришей вчера развлекались, - пояснил Артур. - Железную дорогу строили"), и это позволяло Майе праздно созерцать окружающий пейзаж. Три громадные девятиэтажки в форме буквы "П", кусочек улицы в просвете между ними, аккуратные кустики аллеи, полускрытая за деревьями легковушка (что-то знакомое… или почудилось?), снежный городок и раскрасневшаяся малышня…
Майя перевела взгляд на Артура и подумала: а он прав. Коли принять за основу его критерий, то подозреваемых можно пересчитать по пальцам…
Точнее, по двум пальцам.
Василий Евгеньевич Гоц и Всеволод Георгиевич Бродников. Два гладиатора на предвыборной арене (нет, не ассоциируются они с гладиаторами - скорее с двумя скандалящими покупателями в очереди). Двое, из которых остаться должен только один. Двое, для которых вся эта свистопляска вокруг школьного музея может иметь хоть какой-то смысл, учитывая грядущий и так и не состоявшийся визит телевизионщиков…
- Нет, это глупо, - вырвалось у Майи.
- Что именно?
- Подозревать Севу, - ответила она и, окончательно наплевав на логику, добавила: - Мы с ним дружим с самого детства, они с Риткой - практически моя семья, ближе у меня никого нет…
- А я, значит, не в счет? - тихо спросил Артур, пристально рассматривая елку в потушенных огнях.
- Я не то хотела сказать. Просто… Не могу представить, как Севка крадется по темному коридору и впрыскивает бензин сквозь замочную скважину. А уж тем более - бьет по голове охранника. Можешь сколько угодно смеяться, но он… Он не вписывается в эту картину.
- Тоже мне аргумент.
- Ну извини. - Майя нахмурилась, размышляя. - Все это отдает чем-то ненормальным.
- То есть действовал психопат?
- Сева вполне здоров.
- А школьный директор?
- Откуда мне знать? Следователь высказал предположение, что Гоц имел в своем прошлом (не обязательно в своем) какую-то постыдную тайну. К примеру (я фантазирую), его дедушка выдал врагам подполье…
- Чушь, - отрезал Артур. - Открой любую газету, почитай: половина мэров, губернаторов, депутатов - бывшие клиенты "Матросской тишины".
- А вторая половина?
- Вторая половина досиживает срок. В сравнении с ними Гоца вполне можно причислить к лику святых. - Он внимательно посмотрел на Майю, вяло жующую салат. - Ладно, это версия следователя. А что думаешь ты?
Майя смутилась.
- Дурацкая мысль… Но вдруг эта тайна касается его болезни? Я имею в виду какое-то психическое расстройство. Или наркотическую зависимость.
- Вот как?
- Некоторые признаки есть. Келли замечала… Впрочем, мы с ней не специалисты.
- Дела. - Он покачал головой. - Надо Леру с Гришей убирать из этой школы.
- Так ведь ничего не доказано!
- А если совсем не докажут? Опознание сорвалось, теперь против Гоца ничего нет.
- Коли он в самом деле наркоман - докажут, - уверенно произнесла Майя.
Артур усмехнулся, снова наполнил бокалы.
- Что-то мы с тобой не о том. Новый год все-таки.
- Правда. - Майя огляделась вокруг, будто очнулась. - Между прочим, я здесь впервые.
Они оба рассмеялись своему открытию.
- Действительно, впервые… И как тебе?
- Мило, - оценила она. - Хотя и тесновато.
Артур развел руками:
- Что поделаешь. Старую квартиру после развода пришлось разменять.
- А где она сейчас? Я имею в виду, твоя бывшая жена.
Он пожал плечами:
- Она даже адреса не оставила - просто собрала вещички и укатила с одним типом. Кажется, в Ригу, но я не уверен.
- Ты мне не говорил. А кто он?
- Какой-то параноик-правозащитник. Знаешь, из тех, кто обожает приковывать себя наручниками к оградам посольств. Или издавать революционные брошюрки в собственном особняке.
Майя медленно поднялась из-за стола, прошлась по гостиной, бессознательно разглядывая обстановку. Да, вкусы Артура кардинально изменились. Если прежнее его жилище вызывало в памяти классический нью-йоркский пентхауз (виденный, конечно, по телевизору, а не живьем), то новое представляло собой некий гибрид детского сада и школы в условиях малогабаритной квартиры. Здешнее царство целиком принадлежало Грише и Лере, в которых Артур души не чаял. Царство, наполненное целомудренной лечебной косметикой ("У Лерки прыщи, врач сказал, подростковое, скоро пройдет, но она ужасно переживает, вот и покупаю ей специальные кремы…"), учебниками вперемешку с комиксами и глянцевыми иллюстрированными журналами (Майя заглянула в один из них - ну ничего ж себе…), кодаковскими фотками с дней рождения, видеокассетами, модными и недешевыми шмотками и обувью - поскромнее, правда, чем гардероб Ритки и Лики Бродниковых, но все же, все же… Разрозненные наборы солдатиков и военной техники, детали конструктора и целый плюшевый зверинец… Майя подумала вдруг, что Артур, наверное, поставил зкс-супруге ультиматум при разводе: делай что хочешь, но дети останутся со мной. Та, судя по всему, не слишком возражала: ее новый избранник вряд ли обрадовался бы такой досадной помехе для своей правозащитной деятельности…
- Знаешь, что мне сейчас хочется? - спросила Майя.
Артур отреагировал адекватно: встал и подошел сзади, коснувшись губами волос на ее затылке. Он проделывал такое множество раз, прежде чем слегка подтолкнуть ее к краю постели на своей прежней квартире-пентхаузе: вот странно, та, старая квартира, идеально походила на обитель закоренелого холостяка, ничем не напоминая о семье, отдыхающей на благополучно удаленной Украине. Новая же, наоборот, была просто создана для семейной жизни. Для ранних подъемов, кухонных хлопот, проводов в школу с торопливыми поцелуями в щеку, ежедневных влажных уборок (дети не должны дышать пылью), проверок домашнего задания, совместных ужинов перед телевизором и осторожного секса после одиннадцати ("Тише, дорогой, малыш проснется…").
Единственное, чего не хватало тут, - это женщины. Женщины-матери, женщины-супруги, женщины - хранительницы очага, женщины в домашнем халатике и папильотках. Женщины по имени Майя Коневская - именно об этом говорили руки Артура, отяжелевшие на ее плечах. И его губы, уткнувшиеся в ее затылок.
Именно об этом. Беда только, что она сама не могла ответить тем же…
- Так что же ты хочешь? - спросил он.
- Поговорить с Гришей.
Артур со вздохом отстранился.
- Зачем?
- Мне нужно узнать, что он скрывает. У меня нет доказательств, но… Я видела его глаза, там, в школе, во время эксперимента. Видела его улыбку - Гоц в тот момент стоял у зеркала в вестибюле и смотрел на Гришу, а Гриша - на него и чему-то улыбался…
- В чем ты его подозреваешь?
- Упаси боже, - испугалась Майя. - Я просто хочу выяснить наконец. И успокоиться.
- Как знаешь.
Без лишних комментариев он отошел к окну, открыл форточку и крикнул:
- Гришенька! Зайди домой на минутку!
Ответа не последовало - все правильно, Майины сыщицкие изыскания ни в какое сравнение не идут со столь важным вопросом, как обороноспособность снежного укрепрайона.
- Ребята, - снова прокричал Артур. - Вы видели Гришу?
- А его нету, - ответили ему (Майя пригляделась: ага, тот мальчишка в пуховичке). - Мы уже и крепость построили, а он все не выходит и не выходит…
Реакция у Артура оказалась мгновенной. Майя успела ощутить лишь неясный укол беспокойства, а он уже хлопнул дверью и теперь летел вниз по лестнице, прыгая через три ступени, как был: в клетчатой ковбойке и джинсах. Майя рванулась следом, зацепив, однако, краешком глаза в окне мужской силуэт в черном распахнутом пальто - будто громадный ворон, предвестник смерти…
Человек убегал, удирал, улепетывал со всех ног, и она вдруг догадалась, куда он так спешит: к машине, припаркованной в конце улицы, к белой "Волге", удачно мимикрировавшей под окружающую среду. Майя не могла этого видеть, но ясно представила, как маленькая отвратительная обезьянка болтается там, на переднем стекле…
Значит, его отпустили, мелькнула запоздалая мысль. Школьного директора отпустили, и он приходил сюда. И теперь Артуру его не догнать, расстояние слишком велико…
- Гриша! - заорал Артур, выскакивая во двор.
- Он был здесь, - задыхаясь, проговорила Майя.
- Кто?
- Директор. Его машина…
- Гриша!!!
Артур живо обежал двор кругом. Майя на секунду растерялась, застыв у подъезда: неужели я не заметила… Нет, нет, Гоц был один, точно один, не прятал же он ребенка под пальто…
- Что случилось-то? - услышала она за спиной и обернулась. Старый знакомец, детинушка-новорусс медленно спускался по лестнице, перекатывая во рту жвачку и удерживая на поводке ротвейлера с дурацкой кличкой Кокос.
Майя досадливо отмахнулась, но тут пес неожиданно сильно дернулся в сторону и зарычал. Хозяин сплюнул и покосился на приоткрытую дверь в подвал.
- Опять, что ли, кошка подохла… Фу, я сказал!!! Совсем оборзели, третий замок крадут…
- Какой замок? - не поняла Майя.
- С подвала. А у меня там стройматериалы из Германии, мать их. За ними глаз да глаз нужен.
Майя вдруг ощутила холодок под сердцем. Позвоночник мгновенно покрылся отвратительно колючим инеем, почудилось: двинешься с места - и раздастся стеклянный хруст, будто кто-то наступил на елочную игрушку. Майя шагнула к двери, небрежно отодвинув пса - в другое время она ни за что не позволила бы себе подобной вольности, но теперь ей было наплевать. Она вошла в подвал, нашарила рукой выключатель, нажала на кнопку - без надежды, что свет загорится. Однако забранная решеткой лампочка под потолком вспыхнула, и Майя тотчас пожалела об этом.
Она обрадовалась бы, если бы весь мир в одночасье погрузился во тьму. Или если бы у нее самой отказало зрение - лишь бы не видеть маленькое, пронзительно беззащитное тельце на цементном полу, с выпученными глазами и вывалившимся наружу фиолетовым языком. И что-то до озноба знакомое, стянутое и завязанное узлом вокруг Гришиной шеи, полоску красного выцветшего материала, которая вызывала у нее безумную ассоциацию с новогодним маскарадом. И со сладко-восторженным чувством, с каким в детстве она заглядывала под елку в ожидании подарка… Сзади на нее налетел Артур - она обернулась к нему, изо всех сил пытаясь противостоять безумию, уперлась руками ему в грудь и закричала:
- Не входи сюда! Не смотри!!!
Прошлогодний, предновогодний сюжет повторялся, различаясь в несущественных деталях: школьный коридор в лунных полосах там - кабинет следователя здесь, снующие взад-вперед эксперты в обнимку с пожарными - и случайные прохожие за облезлой оконной решеткой, прохожие с озабоченными и все равно счастливыми лицами, понятия не имеющие, что на свете существует смерть…
- Где вы - там убийство, - озвучил эту мысль Николай Николаевич Колчин. - Вы сами-то себя не боитесь, Майя Аркадьевна?
"Боюсь, - чуть не ответила она вслух. - Боюсь, потому что чувствую: вокруг меня все умирают. Стоит мне появиться на школьном маскараде, стоит поднять бокал шампанского в пустом классе и чокнуться с собственным отражением в окне, стоит зайти поздравить с Новым годом близкого друга (то есть теперь я так его воспринимаю)… то есть произвести самые безобидные действия - и…
И это делает меня опасной - впору надеть на себя смирительную рубашку, попросить, чтобы зафиксировали на кровати и заперли на замок за дверью с окошечком".
- Почему он это сделал? - спросила она, собственно, ни к кому не обращаясь. - Мальчик его все равно не опознал - какой смысл убивать? Когда его отпустили?
- Вчера, - устало, почти брезгливо ответил следователь - видимо, ему до печеночных колик надоело отвечать на этот вопрос - вопрос, вполне способный положить конец его карьере.
- И даже не проследили за ним?
Он вздохнул.