* * *
В большом зале театра было довольно многолюдно. Почти все актеры собрались к назначенному времени, расселись согласно рейтингу и с сохранением субординации: ведущие актеры - впереди, молодежь - сзади. Лина Лисицына скромно разместилась на втором ряду, рядом с Журавлевым. Алена видела ее профиль. Артистка хлопала ресницами точно так, как недавно это проделывала тетка Тая. Маша Клязьмина тоже села на второй ряд, но чуть в стороне. Пальцы ее то и дело судорожно сжимали подлокотники кресла - она заметно нервничала. Вообще в зале чувствовалась напряженность, хотя все пытались вести себя так, словно постановка "Гамлета", вернее дрязги, связанные с ней, именно их не касаются. Да и вообще, кому нужно участвовать в ветхом спектакле. Только идиоту!
Главный режиссер - лысеющий коротышка с пухлым животиком и цепким взглядом творца - тоже держался весьма раскованно, даже вальяжно. Он не показывал вида, что держит аудиторию в кулаке из последних сил.
- Так! - он хлопнул в ладоши и тут же схватился за борта своей кожаной куртки, как хватаются за перила палубы при сильной качке корабля. - Пока не перешли к главному, хочу сделать выговор господам Людомирову и Птицыну. Что это за цирк вы устроили на утреннем спектакле. Какого дьявола Буратино-Людомиров в начале первого акта стащил с себя нос?!
По залу прокатилось хихиканье.
- Он, видите ли, считает, что Буратино в его исполнении не нуждается в длинном носе! - желтое лицо главного пошло красными пятнами. - Очень смешно! - он укоризненно покачал головой в сторону виновника инцидента. - Дети приходят в театр, чтобы посмотреть на Буратино, а видят щекастого Людомирова.
Смешки стали более откровенными. Особенно на задних рядах. Молодым актерам нечего было делить в грядущей бойне - их шанс получить хотя бы мало-мальски значимую роль в "Гамлете" был абсолютно нулевым. Так что они веселились от души.
- Ганин вернулся, - шепнула Настя.
Они сидели у самой двери, чтобы не привлекать к себе внимание. Алена предусмотрительно представила, что будет с режиссером, если посреди разборок с актерами его взгляд натолкнется на журналистку. Ничего хорошего это не сулит, по крайней мере, журналистке, это уж точно.
- Но его не видно в зале, - Алена еще раз попыталась отыскать взглядом Илью, но безуспешно.
- Вот и я думаю, зачем он пришел… - многозначительно посетовала Настя.
- И, наконец, с какой стати вы устроили на сцене потасовку? - гневно вопросил главный. К этому моменту его лицо уже приобрело цвет расплавленного свинца.
- Ну, сбросил с меня парик, делов-то, - легкомысленно отозвался молоденький Птицын. - Я не обиделся.
- Разумеется, потому, что, в свою очередь, стянул с Людомирова шапку вместе с накладными кудрями. Что за несерьезность на сцене? Погоню всех к дьяволу!
- Мы больше не будем! - проблеяли виноватые, давясь от смеха. Серьезными угрозы режиссера быть не могли - кто еще согласится играть Буратино и Артемона в утреннем спектакле, на котором в лучшем случае в зале сидят полтора школьника и три усталые мамаши со своими сопливыми чадами.
- Поймите, важно не ЧТО играть, а КАК играть! - наставительно закончил главный и сел за стол, расположенный на сцене. - Что это?! - он возложил ладонь на череп, по мнению Алены, очень кстати покоящийся в центре стола. Если учитывать будущие склоки, отличная эмблема для спектакля.
- Я спрашиваю, что это?! - повысил голос главный и хмуро осмотрел собравшихся.
- Бедный Йорик, - донеслось с галерки. Скорее всего голос подал все тот же Людомиров.
- Шутники, - ухмыльнулся режиссер и, схватив череп за то место, откуда обычно начинает прогрессировать лысина, поднял его в воздух. - У нас тут не капустник. Еще раз повторится…
Взгляд его упал на стол, видимо, он собирался найти там соответствующую случаю угрозу, но, вместо того чтобы озвучить что-нибудь устрашающее, замер на секунду и медленно опустил череп обратно. В его руках появился листок бумаги.
Подробностей разгадки я не знаю,
Но, в общем, вероятно, это знак
Грозящих государству потрясений…
Он снова поднял глаза к залу:
- Кто это написал?!
- Судя по всему, Уильям Шекспир, - весело отозвался Людомиров.
- Спасибо большое, я знаю! - побагровел главный и, схватив злополучный листок, потряс им в воздухе. - Если вы думаете, что это смешно, то сильно переоцениваете свое чувство юмора. Выходка довольно глупа! Что тут у нас еще? - он снова взглянул на листок. - Что это значит - "ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА. ГАМЛЕТ"?
- А чьей рукой написано? - поинтересовался Журавлев - единственный, кто чувствовал себя уверенно. Исключая, разумеется, молодежный состав труппы.
- Можно подумать, что все мы тут графологи! - фыркнула Наталья Прощенко, актриса, которая планировала сыграть в постановке королеву-мать.
- Мы не графологи, - согласился с ней главный. - Тем более что текст вырезан из книги и приклеен. Но кто бы ни был наш шутник, пусть зарубит себе на носу: больше никаких выходок! - он снова оглядел зал и закончил довольно умиротворенно, видимо, не сомневался, что результат достигнут. - Было бы неразумно надеяться, что наш юморист еще и смелый парень, поэтому просто посоветуем ему больше не обращаться к теме "Гамлета". Ну а теперь давайте о главном. О том, зачем мы, собственно, здесь сегодня собрались…
В этот момент дверь в зал распахнулась. Не раскрылась, а именно распахнулась, словно ее из вестибюля пнули со всей силы ногой.
Разумеется, все головы обернулись туда. В проходе показалась плотная мужская фигура. Актера Вениамина Федорова Алена узнала тут же. Его лицо, со вздернутым носом-пуговкой, круглыми светившимися подозрительностью глазками и отвислыми щеками, удивительно напоминало мордочку откормленного пекинеса. Это лицо было знакомо Алене с детства, с того момента, как начала она смотреть фильмы, - актер умудрился сыграть почти во всех мало-мальски известных картинах, предназначенных для зрителей дошкольного и младшего школьного возраста. Его предстоящая роль была несоизмеримо более значимой, чем все прежние образы, - он должен был играть Дядюшку датского принца - того самого отравителя и злодея. Причем волноваться о том, что его заменят, Федорову не приходилось - соперников у него не было. Наверное, поэтому он позволил себе опоздать да еще и появиться с таким вызывающим шумом. По залу быстро распространилось удивление, вызванное, однако, вовсе не самим актером. Позади него следовал персонаж, привлекающий несоизмеримо большее внимание, нежели он сам. Это был человек среднего роста, одетый во все белое - белые джинсы, белые кроссовки и белую спортивную кофту с капюшоном и яркой розовой надписью на рукаве - "BODY CLUB". В сущности, рассмотреть его как следует не удалось, потому что лицо его было полностью скрыто под складками чересчур объемного капюшона куртки, но по длинному, характерно выпирающему носу Алена определила, что его счастливый обладатель родился скорее всего где-то между Баку и Гаграми. Однако его покорно склоненная голова и руки, сложенные так, словно он собирался помолиться, привели ее, да, похоже, и всех, в некоторое замешательство. Пока зал глазел на появившихся, те прошли к сцене. Федоров приветственно помахал главному, на лице которого снова проступили красные пятна. Человек в белом уткнулся ему лбом в спину и, отступив на шаг назад, молчаливо застыл, так и не подняв головы.
- Здрасьте! - бодро приветствовал собравшихся Вениамин. - Простите, мы немного припозднились.
- Таким тоном обычно требуют извинений, а не извиняются, - хмыкнула Настя.
Алена с ней согласилась.
- Это моя вторая половина, - Федоров развернулся к своему спутнику и почтительно ему поклонился. Проделав эту процедуру, он снова обратился к главному, застывшему за столом наподобие окаменевшего божка древних народов.
- Это уже интересно, - хохотнул Людомиров.
- А вы, молодой человек, попридержите язык, когда находитесь рядом со святым, - Вениамин не удостоил наглеца взглядом, предоставив ему право созерцать свой затылок. - Гуру - мой духовный наставник. Месяц назад я познакомился с ним в предместье Лос-Анджелеса и с трудом уговорил поехать со мной в Москву. Поэтому если кто-нибудь оскорбит столь важного гостя, он будет иметь дело лично со мной. - Федоров оглядел притихших актеров и, выдержав весьма внушительную паузу, продолжил: - Гуру был так любезен, что согласился стать хранителем моей души. Понимаю, что для многих низменных существ, именующих себя человеками, все это звучит, как абракадабра, которую они не в состоянии понять по причине косности своего мышления, им я предлагаю просто поверить в тот факт, что душа существует в виде обобщенной энергии, выделяемой клетками головного мозга и селезенкой. Энергию можно делить, лечить и восстанавливать. Гуру как раз сейчас занимается тем, что восстанавливает утраченную за тяжелые годы жизни силу моей души. Для этого он поделил мою энергию, вобрал в себя ее темную, то есть больную, часть и восстанавливает, не щадя себя. До меня он лечил Мадонну и Ричарда Гира. Для тех, кто заинтересовался, я проведу лекцию после нашего собрания.
- А это обязательно, в смысле, чтобы гуру повсюду таскался за тобой? - неуверенно вопросил режиссер, с опаской глядя на молчаливо покачивающегося человека в белом.
- Не ожидал от тебя, Иван, - Федоров горестно покачал головой, словно подчеркивая всю глубину падения главного, - гуру не таскается, он следует. Поскольку он хранит в себе часть моей души, то, разумеется, я не могу без него.
- Кто бы сомневался, - пробормотал режиссер.
- Может, теперь Федоров перестанет пить, - шепнула Настя.
- Скорее гуру станет законченным алкоголиком, - предположила Алена. - Возможно, он и справился с Мадонной, но с темными сторонами русской души лучше бы ему не тягаться.
4
Движимая исключительно интересом к развитию религии в нашей стране, Алена решила остаться на обещанную Вениамином Федоровым лекцию. Потом она долго кляла себя за столь необдуманный шаг, потому что, кроме пространных теорий старого алкоголика, так ничего и не услышала. Информация о новом религиозном течении, прогрессирующем с недавнего времени на берегах Атлантики, была крайне скупой. Сам гуру, которого для круга избранных Вениамин представил как преподобного Гиви, ограничился лишь молчаливым покачиванием в позе лотоса. Единственная оброненная им фраза содержала лишь просьбу к тем, кто стесняется называть его преподобным Гиви, величать его отцом Георгием: мол, так привычнее для православных. (Собравшиеся быстро переименовали его в отца Гиви.) Его же духовное учение называлось не то православный буддизм, не то тибетское христианство - похоже, Федоров и сам не до конца уяснил, какую веру теперь исповедует. Однако аргумент в пользу новой веры он выдвинул весьма ощутимый, признав, что уже неделю, как завязал с пьянством. По заверениям старожилов театра, которые присутствовали на лекции в единственном лице дворника Палыча, непонятно как прознавшего про собрание, так вот, по заверениям этого Палыча, такой срок трезвости для Федорова раньше был абсолютно невозможен. "Ну, максимум, двое суток, и то уже под вечер он скакал аки лев и изрыгал жуткие проклятия, сплошь нелитературные", - со знанием дела заявил дворник. Сам преподобный Гиви в этот момент подозрительно икнул и снова качнулся. Предположения Алены о принадлежности гуру к одной из южных национальностей полностью подтвердились, когда он разомкнул уста и заговорил с характерным акцентом. Загадкой по-прежнему оставалось другое: каким образом этот человек попал сначала в тибетский монастырь (если он действительно там бывал), а уж потом почему-то подался именно в Америку, где его и выискал Вениамин Федоров, приехавший в Голливуд по приглашению старого театрального приятеля, который эмигрировал из России много лет назад. Но как бы там ни было, отец Гиви теперь находился в Москве и, по словам главного, мог стать серьезным препятствием в его великой постановке "Гамлета", так как Вениамин твердо заявил, что Гуру должен быть с ним повсюду, в том числе и на репетициях. В подтверждение его слов отец Георгий сел прямо в проходе между рядами в ту же позу лотоса и не сдвинулся с места, не обращая внимания на дальнейшие страсти. Собственно говоря, никаких баталий и не было - те, кто оказался не у дел в новой постановке, обижались про себя, чтобы окончательно не подорвать отношения с режиссером. Главный держался молодцом, хотя по красным пятнам, то и дело выступающим на его лице и шее, было видно, как нелегко ему это дается. Особенных потрясений среди исполнителей второстепенных ролей не наблюдалось, состав остался неизменным, за исключением неожиданности, которая привела в шок всю труппу: на роль Горацио главный назначил шутника Людомирова вместо репетировавшего ранее Бахтеева. Впрочем, Бахтеев не обиделся, так как вместо Горацио его ангажировали на роль Лаэрта. На самом деле Лаэрта должен был играть Илья Ганин, но так как он объявил бойкот всей постановке, то его роль пришлось отдать другому. Чтобы как-то загладить вину перед Ганиным, главный назначил его Гамлетом во второй состав, но все прекрасно понимали, что брошенная кость изрядно отдает тухлятиной, поэтому Илья ее вряд ли благосклонно примет, скорее всего откажется. Сам Ганин так и не появился на собрании. Офелия все-таки досталась Лине Лисицыной, а Маша Клязьмина потом долго кричала в вестибюле, что это результат искусно сплетенных интриг. На том и порешили. Потолковать с Журавлевым Алене так и не удалось. Если не считать того, что после собрания она поздоровалась с ним. Артист, преисполненный важности, перенес встречу на следующий раз, сославшись "на разболевшуюся некстати голову". Единственное, о чем все забыли и что врезалось в память Алены, как важное событие, так это чья-то неудачная шутка с черепом и запиской. "Почему никто не задумался над ней? - размышляла она всю дорогу до дома. - Действительно ли это глупый розыгрыш, или театр все-таки стоит на пороге великих и страшных потрясений, которые предрекаются в записке? Почему же никто не испугался? Может быть, к остротам такого рода все в труппе давно привыкли?" Уже во дворе собственного дома она поняла, что думать о черепах и записках абсолютно бессмысленно, так как ответов на свои же вопросы у нее нет, во всяком случае, пока. Да и вообще, время покажет, реальны ее опасения или напрасны.
- Мало того, что дома холодина, так еще и лифт не работает! - проворчала Алена, узрев пояснительную табличку на железных дверях кабины. - И почему я отвергла теткины предложения перезимовать у нее?
Ответ на этот вопрос, увы, был - зимовка у тетки выглядела заманчивой только на первый взгляд. Больше часа в ее доме она не продержится, так не все ли равно - притащиться домой сейчас или часом позднее. Поднимаясь по ступенькам, Алена решила думать о чем-нибудь приятном, например, о грядущей свадьбе Настены и Коржика.
- Надо бы позвонить Игорю и поздравить его с решительным шагом!
- Бог мой! Это вы! - истерично взвизгнули сверху.
Она вздрогнула и подняла глаза. Раскинув руки, на нее неслась рыжеволосая толстуха. Еще секунда - и она непременно заключила бы Алену в жаркие, неизвестно чем спровоцированные объятия, но та вовремя ретировалась к стене, так что толстуха пронеслась мимо и затормозила только ступеньки на две ниже.
- Вот не думала, что встречу вас именно сегодня! - радостно выпалила незнакомка и расцвела солнечной улыбкой.
- И я… - растерянно промямлила Алена, не зная, как себя вести дальше. Вообще-то раньше ее еще никто так радушно не встречал. Поэтому она решила уточнить, кто конкретно свалился на ее голову. На всякий случай. - А вы кто?
- Ох, ну конечно! - всплеснула руками толстуха. - Мы же не знакомы. Да и откуда вам меня знать: я - дома сижу, вы - дома сидите, сейчас ведь такие времена - родственников не всех в лицо узнаешь, где уж тут с соседями познакомиться, а тем более с новыми соседями.
Тяжело поднимаясь по ступенькам, новоявленная соседка начала приближаться. Алена осторожно попятилась вверх.
- Подождите, так вы моя новая соседка снизу, - догадалась она. - Это ваш муж исправно вызывает милицию?
- Вас это беспокоит? - весело взвизгнула толстуха.
- Ну что вы! Нисколько.
- Вот и славно! - она настигла Алену на площадке и, возложив пухлую ладонь ей на плечо, доверительно прошептала: - А то ведь некоторым из нашего подъезда не нравится. Я-то думала, что на первом этаже писают подростки, а выяснилось, что этим страдает еще кое-кто. Вчера застала мужика из двадцатой квартиры, ну, этого… в общем, не важно. Так, знаете ли, надоело бороться с человеческим бескультурьем. Ну, подростки, что с них возьмешь - вырастут, поумнеют. А тут, все, казалось бы, есть у человека: квартира хорошая, года преклонные - и туда же: надрался как свинья, нет чтобы до квартиры доползти, так прямо на лестнице - лежит и мочится.
- Гадость какая! - Алену передернуло.
- Точно, - кивнула толстуха, - но милицию вызываю обычно я. Мой муж в быту совсем ребенок. А вы замужем?
- Я? - к собственному удивлению, Алена покраснела, как будто ее спросили о чем-то неприличном.
- Да я так, - понимающе улыбнулась соседка, - поинтересовалась для приличия. Вообще-то я про вас уже все-все знаю. Это и неудивительно… - она пожала плечами. - Вы ведь у нас такая знаменитость.
Алена почувствовала настоящий жар под кожей. Она была просто уверена, что щеки ее окрасились нездоровым румянцем. Она терпеть не могла, когда кто-то начинал вспоминать о ее популярности. Во-первых, в силу своей природной скромности, а во-вторых, оттого, что популярность эта была грошовой, и поэтому ее скорее следовало бы стесняться, чем гордиться ею, тем более перед мало знакомыми соседями. Подумаешь, ну снялась в рекламе женских гигиенических средств, ну совершила глупость - не век же этим фактом в лицо человеку тыкать!
- Господи боже! - закатив глаза, воодушевленно продолжала толстуха. - Очутиться один на один с маньяком! Как это захватывающе! Прямо как в кино!
"Н-да, - не очень вежливо подумала Алена, - недалекая тетенька! С соседями мне редкостно везет!"
В этот момент "тетенька" встрепенулась, как воробей в пыли, и, вспыхнув взором, решила представиться:
- Корнелия Павловна.
- Очень приятно, - промямлила Алена.
- Смешно, правда? - смущенно хихикнула толстуха.
- Пока не очень, - Алена слишком устала, чтобы вести светскую беседу на лестничной площадке. Для одного дня достаточно и встречи с верным последователем христианского буддизма Вениамином Федоровым (это - не считая всего остального), так что хохотать до упаду, стоя в подъезде, она не собиралась.
- Да нет, очень даже смешно, - мягко настаивала соседка, - Корнелия Павловна Севрюкова, ну разве не прелесть?! Меня этим именем наградили родители. Видите ли, в год моего рождения было очень модно называть детей по-иностранному. Вот меня и назвали - почти сорок лет уже мучаюсь. Сначала страшно стеснялась, до настоящего психоза дошла. Потащилась даже к психоаналитику. Хотите знать, что мне посоветовал этот тощий дядька с козлиной бородкой? Хотите?
Отвечать "не хочу!" было абсолютно бессмысленно, все равно соседка собиралась выложить свою историю до конца, поэтому Алене пришлось смириться и, кивнув, изобразить заинтересованность.