- Что после ресторана было?
- После ресторана факир был пьян, и фокус не удался. С Саней я по-джентльменски распрощался у подъезда Юриного дома. Только на Вокзальную магистраль вышел, дружинники, чтоб им не опохмелиться, подвернулись…
- Где предыдущие две ночи провели?
Щелчком отбросив в реку окурок, Овчинников с прищуром посмотрел Антону в глаза:
- Есть у меня подружка - пальчики оближешь! Юрик Деменский даже прозвал ее Афродитой. Богиня красоты. Овчинников захохотал, но быстро посерьезнел. - Чую, шеф, не устраивает тебя мой юмор. Буду конкретным. С вытрезвителем я расплатился по тарифу, в Раздумье катался отдыхать. Ничего там не натворил и поджигать Обское море теми спичками, что остались у Деменского, не собирался. Что уголовному розыску от меня надо?
- С Холодовой случилась неприятность.
- Какая?
- Серьезная.
Левая щека Овчинникова нервно дернулась:
- Ну а я при чем?
- Обстоятельства складываются так, что вы последний из тех, кто видел Холодову до происшествия.
- Шеф, двадцать первого я не был в Новосибирске! Говорю, утром отчалил в Раздумье.
- Кто может это подтвердить?
На какую-то секунду Овчинников замялся:
- Подружка подтвердит, которая на Афродиту похожа.
- Кто она и где работает?
- Фрося Звонкова, работает в продуктовом магазине у остановки "Сухой Лог".
"Вот откуда балабановские спички!" - подумал Антон и, глядя Овчинникову в глаза, спросил:
- Вы в квартире Деменского выпивали?
- Так это до Холодовой, был грех. Не отрицаю, принимал "Экстру" со знакомыми девушками.
- А кто коньяк с Холодовой на кухне пил?
- Какой коньяк? - удивился Овчинников.
- Армянский, пять звездочек.
- Да я что, дурак, такие деньги на ветер выбрасывать? Это ж три "Экстры"! Нет, шеф, это не моя система.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что в ресторане Холодова была с черной лакированной сумкой, где лежали паспорт и "куча" денег. Саня даже хотела расплатиться за всю компанию, но Овчинников "по джентльменским соображениям" заплатил сам.
"При осмотре квартиры Деменского этой сумки не обнаружено", - отметил про себя Бирюков и поинтересовался у Овчинникова, куда сумка могла деться. Тот ничего вразумительного не сказал. На вопрос о Степнадзе ответил, что знает Реваза Давидовича давно, еще когда учился в школе, но особых отношений со стариком не поддерживает.
Разговаривая, Овчинников то и дело мучительно морщил лоб, словно вспоминал что-то очень важное. Вдруг, хлопнув себя по голой коленке, он воскликнул:
- Шеф! Я оставил у Юрика спички.
- Когда? - стараясь не пропустить фальшь, спросил Антон.
- Перед тем как с Саней идти в "Орбиту". Помню, в ресторане прикурить нечем было, пришлось стрелять.
"Один - ноль не в мою пользу", - мысленно сказал Антон и опять спросил:
- Холодова не упоминала о Степнадзе?
- Нет, кажется… Вот телеграмма Деменскому от Реваза приходила. За два дня до появления Холодовой. Я как раз кранами занимался, когда ее принесли. Помню, на стол в комнате положил.
- На тот, где гладиолусы стояли?
- Какие гладиолусы?.. Не было у Юрика в квартире гладиолусов. - Овчинников оттопырил нижнюю губу, нахмурился. - Слушай, шеф… Гладиолусы обожает Реваз. Не он ли был двадцать первого с Холодовой, а?.. Степнадзе - шустрый старикан по женской части…
- Зачем Холодова прилетела в Новосибирск, не знаете?
Овчинников посмотрел на Бирюкова как на несмышленого ребенка:
- Ясное дело, зачем жены к мужьям прилетают.
- Деменский с Холодовой ведь разведен.
- Саня говорила, что снова свестись надумали.
- Вы с Деменским давно знакомы?
- Как Юрик поселился в квартире нашего домоуправления. Башковитый мужик! Изобретатель! Не пойму, зачем ему понадобилась затея со вторым институтом?..
- Анатолий Николаевич, - перебил Антон, - что это Люся Пряжкина ваше имя на джинсах рекламирует?
- Ума у Люси нет… Хочешь подробности о ней узнать, зайди в инспекцию по делам несовершеннолетних при шестом отделении милиции. Ее там до сих пор помнят.
- Понятно. У меня к вам просьба: постарайтесь в ближайшие дни далеко не отлучаться из Новосибирска. Можете понадобиться нам в качестве свидетеля.
- Да ты что, шеф… Какой я свидетель?!
- Очень нужный.
Бирюков попрощался. Овчинников долго смотрел ему вслед, словно осмысливал только что состоявшуюся беседу. Затем нервно закурил, посмотрел на опустевший спичечный коробок Балабановской экспериментальной фабрики и со злостью выбросил его далеко в реку.
ГлаваVIII
Каждый раз, когда при раскрытии преступления приходилось сталкиваться с вопросами интимных человеческих отношений, Антон Бирюков испытывал неприятное чувство. То это была брезгливость от нечистоплотности откровенных подонков, то неловкость оттого, что в силу служебного положения стал невольным свидетелем сокровенной тайны в общем-то порядочных людей.
Овчинников производил двоякое впечатление. С одной стороны, это был рубаха-парень, узнать правду у которого не составляло большого труда, с другой - амурные похождения и постоянные выпивки Анатолия Николаевича, судя по всему, были так густо переплетены, что он, наверное, и сам не мог разобраться, где говорит правду, а где сочиняет. Чтобы уменьшить круг подозреваемых, Антон решил, не откладывая в долгий ящик, точно установить, когда Овчинников уехал в Раздумье. Если он действительно "отчалил на своем корвете от берегов Новосибирска" утром 21 августа, то у него появлялось алиби и причастность к происшествию с Холодовой могла быть лишь косвенной. Подтвердить время отъезда, по словам Анатолия Николаевича, могла неизвестная еще для Антона "Афродита". Поэтому, едва заявившись в свой кабинет, Бирюков отыскал в телефонном справочнике интересующий его магазин и тут же набрал номер. Ответил усталый женский голос.
- Скажите, Фрося Звонкова у вас работает? - спросил Антон.
- Боже мой, - вздохнула женщина. - Только что русским языком сказала: отдыхает Фрося сегодня, звоните домой.
Бирюков насторожился:
- Вы ничего мне не говорили. Я вам первый раз звоню.
Женщина чуть помолчала:
- Простите, видно, голос перепутала. Минуту назад какой-то мужчина Фросю спрашивал.
- У нее есть телефон на квартире?
- Да, - женщина назвала номер.
- Спасибо, - сказал Антон и, положив трубку, принялся торопливо листать телефонный справочник.
Звонкова Е. В. жила на улице Петухова. Запомнив адрес, Бирюков срочно заказал себе служебную машину. Он еще не мог толком объяснить, чем насторожил его опередивший всего на одну минуту телефонный звонок в магазин, но что-то в этом звонке показалось подозрительным. Надо было ковать железо, пока оно горячо.
Дом, в котором жила Звонкова, оказался в самом начале улицы. Отыскав нужный подъезд, Антон, поглядывая на пронумерованные двери, стал подниматься по лестнице. Между третьим и четвертым этажами навстречу попалась нарядно одетая, примерно двадцатипятилетняя женщина с удивительно правильными чертами лица.
- Вы Звонкова? - почти интуитивно спросил Антон.
Женщина остановилась. Сверху вниз посмотрев на Антона и поправив на плече ремень от импортной дамской сумочки, она ответила:
- Да. А что такое?
- Нужно с вами поговорить.
- Извините, спешу.
Антон показал удостоверение. Заглянув в него, Звонкова пожала плечами:
- Слушаю вас.
- Место не совсем подходящее для серьезного разговора, - сказал Антон.
Звонкова поколебалась и молча пошла вверх по лестнице. На четвертом этаже она открыла дверь и предложила Антону:
- Проходите.
Антон, чувствуя негостеприимное настроение хозяйки, сухо сказал:
- Мне нужно поговорить с вами об Анатолии Николаевиче Овчинникове. Знаете такого?
Звонкова покосилась на телефон, стоящий на тумбочке у большого трюмо, и тихо ответила:
- Знаю.
- Когда вы с ним последний раз виделись?
- Дня три назад.
- Точнее вспомните.
- Точнее… Двадцать первого августа, утром, когда Анатолий на своей моторке в Раздумье поехал.
- До этого он у вас ночевал?
Лицо Звонковой стыдливо покраснело:
- Две ночи.
- А в ночь с двадцатого на двадцать первое?
Звонкова пожала плечами:
- Не знаю. - И, вспыхнув кумачом, запоздало спохватилась: - Ой, вспомнила! Тоже у меня был Анатолий.
Будто ничего не заметив, Антон спокойно спросил:
- Можно воспользоваться вашим телефоном?
- Пожалуйста.
Набрав номер медвытрезвителя, Бирюков назвал себя и попросил дежурного проверить по журналу учета, ночевал ли у них с двадцатого на двадцать первое августа слесарь домоуправления Анатолий Николаевич Овчинников, задержанный в нетрезвом виде на Вокзальной магистрали. Когда, получив от дежурного утвердительный ответ, он посмотрел на Звонкову, та стыдливо отвела глаза.
- Так вот… Неправду вы мне сказали, - медленно проговорил Антон. - И научил вас солгать Овчинников, который звонил вам перед моим приходом. Только вы его неправильно поняли, так?..
Звонкова, отвернувшись, долго молчала. Лицо ее при этом полыхало нервными пятнами. В конце концов она словно набралась решимости, бросила сумку на кровать и тихо вздохнула:
- Так.
- О чем конкретно просил Овчинников?
- Чтобы, если спросит уголовный розыск, я подтвердила, будто Анатолий две ночи провел у меня, а двадцать первого августа, утром, я проводила его в Раздумье.
- Значит, он у вас не ночевал и в Раздумье вы его не провожали?
- Конечно, нет. - Звонкова вдруг засуетилась. - Ой, что ж мы на ногах!.. - И, придвигая к Антону стул, заискивающе улыбнулась. - Садитесь, пожалуйста…
- Чем Овчинников объяснил такую просьбу? - усаживаясь напротив Звонковой, спросил Антон.
- Сказал, что случилась какая-то неприятность с одной женщиной и уголовный розыск подразумевает… ой это… подозревает в случившемся его, то есть Овчинникова.
- Почему он к вам обратился со своей просьбой? Звонкова дернула плечами:
- Просто мы давно знакомы. Анатолий когда-то ухаживал за моей старшей сестрой, еще когда Нина не замужем была, но у них ничего не получилось. А нынче вдруг ко мне свататься начал. На пятнадцать лет ведь старше, но липнет. Спасения от него нет…
- И в угоду такому человеку вы согласились солгать?
- Но ведь он же не преступник… Тем более на женщину Анатолий никогда руку не поднимет!
- Деменского Юрия Павловича знаете? - спросил Антон.
- Знаю, Юра - полная противоположность Анатолию. Умница, начитанный.
- А с его женой не приходилось встречаться?
- Разве он женат?
- Вероятно, - уклонился от прямого ответа Антон.
- Нет, Юра холостяк. Его, как Алика Зарванцева, наверное, никогда не женишь.
- Вы и Зарванцева знаете?
- Конечно. Алик - племянник мужа моей старшей сестры, за которой в молодости ухаживал Овчинников.
- Ваша сестра замужем за Ревазом Давидовичем Степнадзе?
- Да. На тридцать лет дурочка старше себя любовь нашла, будто моложе женихов не было. - Звонкова усмехнулась. - Впрочем, Нине не любовь нужна, а обстановка, машина, дача. У Реваза все такое имеется на высшем уровне.
- Богато живут?
- Как куркули. Наверное, миллион на сберкнижке.
- Так много?
- Реваз на Крайнем Севере долго работал, старуху свою там похоронил. Потом в Сибирь перебрался, тоже на приличный оклад устроился. Он с пятидесяти пяти лет на пенсию ушел и сто двадцать рубликов получает…
- Еще проводником подрабатывает, - как будто к слову добавил Антон.
- Делать ему нечего. "Понимаешь, дорогая, не могу без работы", - передразнила Звонкова. - И Нина ему подпевает: "Ну что ты в самом деле, будешь дома из угла в угол слоняться? Поезди летом на юг, погрейся на солнце".
Антон улыбнулся:
- Не любите вы свою сестру.
- За что ее любить, за жадность? В прошлом году дала восьмидесятирублевый перстень поносить, а я, как на грех, потеряла его. Так Нина мне всю шею перепилила. Пришлось из отпускных с ней рассчитываться.
- И Реваз Давидович такой же?
- Нет. Если б не Нина, старик, наверное, сорил бы деньгами. Песок уж сыплется, а на женщин косит глаза.
- Племянник не в дядю удался?
- Алик размазня. Перед женщинами как мальчик краснеет.
- Говорят, с Овчинниковым дружбу водит?..
- Алик зарабатывает хорошо, вот Анатолий около него и пристроился.
Бирюков достал несколько фотографий:
- Среди друзей Овчинникова кого-либо из этих не встречали?
Звонкова, удивленно изогнув тонкие брови, с интересом стала рассматривать снимки. Дойдя до фото Сипенятина, вскрикнула:
- Ой!.. Это ж Вася Сипенятин!.. Мама его, Мария Анисимовна, вот здесь, через стенку от меня, жила. И Вася с ней жил, потом его посадили. Мария Анисимовна уже старенькая, на четвертый этаж ей тяжело подниматься, и она обменяла квартиру. Теперь у Бугринской рощи живет. Иногда забегаю к ней… - Звонкова оживилась. - Вы знаете, Сипенятины сюда из Каменки переселились. И вот, когда там их домик ломать стали, Вася нашел на чердаке полный сундук оставшихся от своей бабушки икон. Каких только там не было! Все распродал, а на последней попался. Он и книгами церковными спекулировал. Проще говоря, Вася такой жук, что не приведи господи!
- Когда последний раз его видели? - спросил Антон.
- Буквально на днях забегал ко мне в магазин: "Привет, зазноба!" Это Вася обычно меня так называет. "Привет, зайчик, - говорю. - Освободился?" - "По чистой. Слышь, дай взаймы червонец до завтра". - "Держи карман шире, - говорю. - Знаю твои завтраки". Вот так поболтали, и все…
- Овчинников и Сипенятин знакомы?
- Не знаю. Никогда их вместе не видела.
Неожиданно раздался телефонный звонок. Звонкова приподнялась, чтобы подойти к нему, но тут же, словно передумав, села.
- Вы чего-то испугались? - заметив это, спросил Антон.
- Наверное, Овчинников звонит, - смущенно опустив глаза, ответила Звонкова. - Мы ведь с ним договорились встретиться, но я вот с вами задержалась. Анатолий обещал рассказать о той женщине, с которой неприятность случилась.
У Антона мигом возникла рискованная, но очень многообещающая мысль.
- Фрося, - впервые назвав Звонкову по имени, сказал он, - пойдите сейчас на эту встречу, помогите уголовному розыску.
- Ой!.. - испугалась Звонкова. - Я не умею врать, я краснею. Анатолий сразу заметит.
- Вы не говорите ничего, только слушайте, - стал уговаривать Антон. - Главное, о нашем разговоре Овчинникову - ни слова.
- Анатолий не преступник. Уверяю вас!
- Вот давайте это и докажем.
ГлаваIX
Хотя Антону Бирюкову за сравнительно короткий срок и удалось собрать довольно приличную информацию, но толку из нее было мало. Сложилась одна из неприятных для розыскника ситуаций, когда ни у кого из причастных лиц не было твердого алиби, и, по существу, каждый из них мог совершить преступление. А подозревать всех равносильно тому, что не подозревать никого.
Повторная беседа с Деменским, проведенная сразу после того, как Бирюков вернулся в угрозыск от Звонковой, ровным счетом ничего не дала. Юрий Павлович меланхолично отрицал все и вся. Он производил впечатление психически подавленного человека и несколько раз спрашивал одно и то же: "Скажите, Саня поправится? Будет жить?" Антон пригласил к себе в кабинет судмедэксперта, чтобы тот во время разговора понаблюдал за Юрием Павловичем. Когда Деменский ушел, эксперт заявил:
- Похоже, так называемая реактивная депрессия. Видимо, ему небезразлична судьба Холодовой.
- Долго это может продолжаться? - спросил Антон.
- В зависимости от травмирующих психику обстоятельств. Стоит Деменскому узнать, что здоровье Холодовой улучшается, депрессия исчезнет.
- А если, допустим, Деменский опасается выздоровления Холодовой?
- Тогда он успокоится, как только узнает о ее смерти.
Позвонила Фрося Звонкова. Судя по ее сбивчивому пересказу, она не осмелилась задать Овчинникову ни одного вопроса, а тот при встрече рассказал ей даже меньше, чем уже было известно Бирюкову. Анатолий Николаевич, как понял Антон, главным образом убеждал Фросю, что он ни в чем не виноват, и просил помочь ему "выкрутиться из дурацкой истории".
Положив телефонную трубку, Антон сосредоточенно стал перечитывать производственную характеристику Овчинникова, отпечатанную пляшущими жирными буквами на старенькой машинке домоуправления. Текст ее пестрел фиолетовыми чернильными запятыми. Видимо, этот знак на машинке был поврежден и машинистка ставила запятые от руки. Что-то вдруг насторожило Бирюкова. Задумавшись, он вспомнил, что на такой же старой машинке отпечатана записка, которую неизвестный мужчина пытался через нянечку передать Холодовой. Бирюков быстро отыскал ее. Схожесть прописных литер не вызывала сомнения, но жирность печатной ленты была иной. Как будто, отшлепав записку, сменили ленту на машинке и после этого отпечатали овчинниковскую характеристику. Зато бумага внешне ничем не отличалась.
Передав характеристику и записку на экспертизу, Бирюков через полчаса был уже в конторе домоуправления. Первое, что ему бросилось в глаза, - это большой букет гладиолусов на подоконнике.
В пустующей приемной рыжая, как огонь, пожилая женщина, сосредоточенно поджав губы, двумя пальцами стучала на старенькой портативной "Москве" банковское поручение. Равнодушно заглянув в служебное удостоверение Бирюкова, она объяснила, что работает бухгалтером, но, поскольку в штате нет машинистки, приходится самой выполнять и эту работу.
- Характеристику на Овчинникова вы печатали? - спросил Антон.
- Я печатала, - спокойно ответила женщина.
- И ленту перед этим на машинке сменили?
- Да, сменила - старая совсем никудышной стала.
- Получив отпускные, Овчинников появлялся в домоуправлении?
Женщина помолчала:
- Отпускные Анатолий Николаевич получил двадцатого… Потом, кажется, да, появлялся. Двадцать первого полдня здесь проторчал. Дождался свежую почту, получил письмо, и с той поры больше его не видела.
- Какое письмо? - нахмурился Антон.
- В обычном конверте. Прочитал, обрадовался, сунул в карман и распрощался.
Бирюков, сделав вид, что заинтересовался букетом гладиолусов на подоконнике, спросил:
- Цветы он купил?
- Да, по случаю отпускных.
- Кто, кроме вас, пользуется машинкой?
- Все, кому не лень.
- И Овчинников?..
- Ни разу не видела. Что слесарю-то печатать?..
Бухгалтерша отвечала монотонным голосом с таким равнодушием, что за время разговора на ее лице не мелькнуло ни малейшего эмоционального оттенка. "Робот, а не женщина", - подумал Антон и, посмотрев на стопку бумаги возле "Москвы", спросил:
- Можно, я кое-что отпечатаю?
- Печатайте.
Бирюков взял листок, перегнул его вдвое и, заложив в каретку, одним пальцем простучал сначала весь прописной, затем строчной алфавит и знаки препинания. Место запятой оказалось пустым.