- М-м-м… Я прослушал практически все записи… и должен вам сказать, что они с каждым разом становятся все хуже, все агрессивнее. Вы спрашивали, не случилось ли чего-то в промежуток времени между октябрем и ноябрем… Ну вот и ответ на ваш вопрос: начались телефонные звонки. Правда, один раз ему позвонили летом - ничего особенного, просто долгое молчание в трубку, - но в ноябре все приняло новый оборот, ему стали звонить по два-три раза в неделю. - Марк снова сделал паузу, задаваясь вопросом, есть ли границы того, что он вообще может ей сообщить. - Теперь это стало просто невыносимым, - вдруг резко проговорил он. - Звонят по пять раз за ночь, и мне кажется, что он не смыкал глаз уже несколько недель… поэтому, наверное, по ночам и выходит посидеть на террасу. Я предложил ему сменить телефонный номер, но Джеймс ответил, что будь он проклят, если проявит хоть малейшую слабость и выкажет себя трусом. Он сказал, что подобные звонки - одна из форм терроризма, а на уступки террористам он идти не собирается.
Нэнси понравилась реакция полковника.
- Но кто звонит ему?
Марк снова пожал плечами:
- Мы не знаем. Бóльшая часть звонков поступает с неизвестных номеров или номера… вероятно, потому, что звонящий набирает "141", чтобы заблокировать определитель. Джеймсу удалось идентифицировать несколько из них, позвонив "1471", но совсем немного. Он составил список, но самый агрессивный шантажист… - Марк помолчал, - или шантажисты - очень трудно понять, звонит один и тот же человек или их несколько - достаточно умен, чтобы умело маскироваться.
- Но ведь он, наверное, что-то говорит? И вы не можете узнать его голос?
- Ну конечно, говорит, - ответил Марк с досадой. - Однажды он говорил целых полчаса. Думаю, это один и тот же человек - почти наверняка Лео, так как ему очень многое известно о разных интимных подробностях жизни семьи, - по он пользуется устройством для изменения голоса, поэтому, говоря, становится очень похож на Дарта Вейдера.
- Мне приходилось сталкиваться с подобными вещами. Но в таком случае голос может принадлежать и женщине.
- Верно… и здесь мы сталкиваемся с основной проблемой. Если бы мы знали наверняка, что звонящий - Лео… Но ведь на самом деле шантажистом может оказаться практически кто угодно.
- Это ведь противозаконные действия. Почему вы не обратитесь за помощью в телефонную компанию?
- Они не имеют права ничего предпринимать без санкции полиции, а Джеймс не желает вовлекать ее.
- Но почему?
Марк снова начал неистово тереть глаза, а Нэнси с удивлением подумала, неужели ее последний вопрос настолько сложен?
- Полагаю, он боится, что ситуация лишь ухудшится, если в полиции узнают, что говорит голос Дарта Вейдера, - наконец выговорил Марк. - Там приводятся подробности некоторых событий… - снова долгая пауза. - …Джеймс, конечно, заявляет, что все это ложь, но когда вы слышите рассказ о них снова и снова… - Марк опять погрузился в мрачное молчание.
- Они начинают казаться убедительными, - закончила Нэнси за него.
- М-м-м… Кое-что из того, что там говорится, вне всякого сомнения, правда. Из-за чего начинаешь задумываться о справедливости всего остального.
Нэнси вспомнила слова полковника о том, что Марк Анкертон является исключением среди тех, кто сейчас обрушился на него с обвинениями, и у нее невольно возник вопрос: а знает ли он, что даже его адвокат заколебался?
- А мне можно послушать эти записи? - спросила она.
Ужас отобразился на лице Марка.
- Нет! Если Джеймс узнает, что вы их слышали, у него случится удар. Там просто чудовищные обвинения. Будь они адресованы мне, я бы немедленно сменил номер телефона. А у жены Уэлдона даже не хватает мужества говорить… просто звонит посреди ночи и будит его… а затем только тяжело дышит в трубку в течение пяти минут.
- Но почему он снимает трубку?
- Он больше и не снимает трубку… но ведь телефон звонит, Джеймс просыпается, а молчание записывается на пленку.
- Почему он не отключает телефон на ночь?
- Собирает улики… которым, по-видимому, никогда не даст огласки.
- А насколько далеко отсюда расположена ферма Уэлдонов?
- В полумиле по дороге на Дорчестер.
- В таком случае почему вы не съездите к ней и не зачитаете Закон об охране общественного спокойствия и порядка? Из того, что вы рассказали, у меня сложилось о ней впечатление, как о женщине довольно трусливой. Если у нее не хватает смелости говорить по телефону, то при появлении адвоката она скорее всего грохнется в обморок.
- Все не так просто. - Марк подул на ладони, чтобы немного согреться. - Я имел довольно жесткую беседу по телефону с ее мужем как раз сегодня утром и сказал ему, что могу начать судебное преследование его жены по обвинению в клевете. В середине нашей беседы вошел Джеймс и устроил мне настоящую сцену только за то, что я пригрозил Уэлдону судебным преследованием. Он решительно отказывается от всяких исков… называет их признаками капитуляции… утверждает, что они будут свидетельством его слабости. По правде говоря, я вообще не понимаю его логики. Он постоянно пользуется метафорой осажденной крепости, как будто его вполне устраивает эта война на истощение вместо того, чтобы сделать то, что я ему постоянно предлагаю, - перенести боевые действия на территорию противника. Я понимаю, он опасается, что в случае судебного разбирательства подробности его семейной истории вновь попадут на страницы газет - естественно, ему не хочется, чтобы пресса трепала его имя, - но у меня все больше складывается впечатление, что Джеймс совершенно искренне боится, что в полиции вновь заинтересуются обстоятельствами смерти Алисы.
Нэнси стянула с головы шапку и положила Марку на руки - так ему будет теплее.
- Его нельзя за это винить, - сказала она. - Да, я думаю, гораздо страшнее быть совершенно невиновным в каком-то преступлении и в то же время не иметь возможности доказать свою невиновность, чем быть виновным и постоянно скрывать следы содеянного. В первом случае человек вынужден занимать пассивную позицию, во втором - активную. А ведь полковник - человек, привыкший действовать.
- В таком случае почему он не воспользуется моим советом и не даст отпор негодяям, терроризирующим его?
Нэнси встала.
- По тем причинам, которые вы уже назвали. Послушайте, вы зубами стучите от холода. Надевайте куртку и давайте подвигаемся. - Она дождалась, пока Марк наденет куртку, после чего они направились к японскому саду. - Нет смысла высовывать голову из окопа, если есть опасность, что ее оторвет следующим артиллерийским залпом, - заметила Нэнси. - Возможно, вам стоило предложить ему вариант партизанской войны вместо открытого сражения в виде судебных исков и вовлечения в дело полиции. Нет ничего дурного в том, чтобы направить снайпера с заданием "снять" наиболее опасного противника, засевшего в окопе.
- Бог мой! - воскликнул Марк со стоном, тайком засовывая шапку в карман, понимая, что с нее можно взять бесценный материал для генетического анализа. Если Нэнси о ней не вспомнит - проблема решена! - Вы не лучше его. Не соблаговолите ли перевести сказанное вами на доступный язык?
- Отбросьте на время тех людей, которых вам удалось идентифицировать, к примеру, жену Уэлдона, а затем сосредоточьте все внимание на Дарте Вейдере. Его будет гораздо легче нейтрализовать, если вы его изолируете. - Она улыбнулась, увидев его выражение лица. - Это ведь стандартная тактика.
- Не сомневаюсь, - ответил он угрюмо. - Ну а теперь скажите мне, как осуществить все вами предложенное без судебных исков.
- Разделяй и властвуй! Вы уже положили начало разговором с мужем миссис Уэлдон. Кстати, как он отреагировал?
- Возмущенно. Он ничего не знал о ее звонках.
- Прекрасно. А кого еще удалось определить с помощью "1471"?
- Элеонору Бартлетт. Она живет в Шенстед-Хаусе, на расстоянии примерно пятидесяти ярдов вниз по дороге. Она и Прю Уэлдон - близкие подруги.
- В таком случае это, должно быть, самая сильная союзническая "ось" врагов Джеймса. Вам необходимо их расколоть.
Марк состроил саркастическую гримасу.
- И как вы предлагаете мне "раскалывать" их?
- Прежде всего следует начать верить в то дело, за которое вы сражаетесь, - ответила Нэнси спокойно, почти равнодушно. - Нерешительность и половинчатость никогда не дают нужного результата. Если версия миссис Уэлдон верна, значит, Джеймс лжет. Если Джеймс говорит правду, значит, лжет миссис Уэлдон. Либо черное, либо белое, серого, извините, здесь быть не может. Даже если миссис Уэлдон считает, что говорит правду, хотя на самом деле то, что она говорит - ложь, это ведь все равно ложь. - Она повернулась к Марку и широко улыбнулась. - Вам ничего не остается, как занять более определенную позицию.
С точки зрения Марка, для которого вся история со смертью Алисы и звонками Джеймсу представляла собой сложный коллаж из оттенков серого, взгляд Нэнси был примитивным упрощением, и он задался вопросом, какой же курс она слушала в Оксфорде. По-видимому, что-то очень конкретное. Скорее всего нечто, связанное с техникой, в которой вращающий момент и осевая нагрузка имеют совершенно определенные параметры, а математические уравнения дают вполне однозначные результаты. Правда, Нэнси не слышала записей, но даже при таком условии…
- Реальность никогда не бывает только черной или белой, - запротестовал он. - Вы разве не допускаете варианта, при котором лгут обе стороны? А что, если они говорят правду по какому-то одному вопросу и ложь по другому? Что, если событие, которое они обсуждают, не имеет непосредственного отношения к предполагаемому преступлению? - Марк ткнул в нее пальцем. - Как вы поступите в таком случае… исходя из того, что у вас есть совесть и вы не хотите расстреливать невинного?
- Отказалась бы от своих обязательств, - резко ответила Нэнси. - Стала пацифистом. Дезертировала. Но, слушая вражескую пропаганду, вы наносите вред и собственному боевому духу, и боевому духу своих войск. - И, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, она тоже ткнула в него пальцем. - Пропаганда - очень сильное оружие. Все тираны в истории превосходно умели им пользоваться.
Глава 11
Элеонора Бартлетт с явным оптимизмом отреагировала на сообщение Прю, что в Роще появились какие-то бродяги. Элеонора была женщиной завистливой, и ей нравилось выслушивать чужие жалобы. Если бы она была побогаче и у нее хватало бы денег на удовлетворение главнейших прихотей, она бы не вылезала из суда с жалобами на всех окружающих и, несомненно, приобрела бы славу "дамы со склонностью к патологическому сутяжничеству". Но так как на это денег у Элеоноры не было, она довольствовалась тем, что потихоньку разваливала взаимоотношения между людьми под прикрытием стремления к правде и справедливости. Подобная тактика сделала ее предметом всеобщей неприязни и наделила определенным влиянием на окружающих. Немногие могли позволить себе числить Элеонору среди врагов, в особенности местные дачники, которые и без того не отличались чистотой репутации - а уж за ними Элеонора присматривала с пристрастием.
Именно по инициативе Элеоноры ее супруг довольно рано вышел в отставку, и они перебрались в деревню. Джулиан согласился с большой неохотой, да и то только потому, что знал: его дни в компании в любом случае сочтены. Тем не менее у него возникли большие сомнения относительно разумности принятого женой решения уехать из города. Джулиана его общественное положение вполне устраивало: уровень старшего менеджера, неплохое портфолио на фондовой бирже, на которое он без особого напряжения смог бы позволить себе парочку круизов после выхода на пенсию. Его устраивали и друзья, и традиционный стаканчик-другой после работы, и гольф по выходным, и вполне добропорядочные и добродушные соседи, и кабельное телевидение, и дети от предыдущего брака, проживавшие от него на расстоянии пяти миль.
Как это часто бывало, жена сумела убедить его с помощью характерных для нее периодов холодного и презрительного молчания, перемежавшихся вспышками гнева. Продажа четыре года назад их скромного (по лондонским стандартам) дома на окраине Челси позволила Бартлеттам благодаря более быстрым темпам инфляции в городе по сравнению с сельской местностью приобрести достаточно солидную недвижимость в Дорсете. Шенстед-Хаус представлял собой изящное викторианское строение, придававшее значительность и аристократизм своим владельцам, чего нельзя было сказать о доме № 12 по Кройдон-роуд, построенном в 1970 году. Элеонора теперь постоянно лгала соседям относительно того, где они с Джулианом жили раньше (на той же улице, что и Маргарет Тэтчер); о том, какое положение он занимал в компании (директор); сколько зарабатывал (шестизначную сумму).
Парадоксальным образом переезд оказался гораздо более удачным для него, чем для нее. Несмотря на то что уединенность Шенстеда и его совсем незначительное постоянное население наделили Элеонору статусом крупной рыбы в мелком пруду - как раз то, к чему она постоянно стремилась, - те же самые особенности поселка лишили ее удовольствие от победы нужной остроты. Все попытки Элеоноры завязать дружбу с Локайер-Фоксами ни к чему не привели - Джеймс откровенно избегал ее, Алиса демонстрировала холодную вежливость. С другой стороны, Элеонора решительно не желала опускаться до отношений с Вудгейтами или что еще хуже - с садовником Локайер-Фоксов и его женой. Хозяева Шенстедской фермы до Уэлдонов были в высшей степени неудачным обществом из-за постоянных финансовых проблем. Что касается дачников - все они были достаточно богаты, чтобы позволить себе и недвижимость в Лондоне, и домик на морском побережье, - то на них новая хозяйка Шенстед-Хауса произвела не большее впечатление, чем на Локайер-Фоксов.
Если бы Джулиан отличался тщеславием своей жены и столь же стремился проникнуть в "высшее" общество Дорсета или просто пытался бы ей в этом способствовать, все и для него могло бы сложиться совсем не так удачно. Однако, освободившись от тяжкого бремени необходимости зарабатывать на жизнь, утомленный упреками Элеоноры по поводу его лени, Джулиан стал подыскивать себе какое-нибудь интересное занятие. По природе весьма коммуникабельный человек, Джулиан нашел пристанище в одном уютном пабе в деревушке неподалеку и за выпивкой быстренько сошелся с местным сообществом. Его ничуть не заботило, кем являются его собутыльники: землевладельцами, фермерами или батраками. Сам Джулиан родился и вырос в Уилтшире и намного лучше представлял сельское течение жизни, чем его жена - уроженка столицы. Несмотря на демонстративное отвращение Элеоноры, он без малейшего смущения мог распить пинту-другую со Стивеном Вудгейтом или с садовником Локайер-Фоксов Бобом Доусоном.
Элеонору, естественно, он в такие компании никогда не приглашал. Теперь, проводя с женой больше времени и постоянно чувствуя на себе уколы ее острого языка, Джулиан начал понимать, почему ему так не хотелось уходить на пенсию. Они смогли выносить друг друга в течение двадцати лет только потому, что он практически целый день проводил на службе. И вот теперь Джулиан понял, что единственный выход - возвратиться к прежнему стилю жизни. За несколько месяцев он воскресил в себе юношескую страсть к верховой езде, начал брать уроки у опытных наездников, в задней части дома завел конюшню, часть сада выделил под паддок и обнес забором, приобрел хорошую скаковую лошадь и вступил в местный охотничий клуб. Заведя новые связи, Джулиан смог с их помощью отыскать вполне удовлетворительных партнеров по гольфу и снукеру, время от времени совершал вылазки в море на яхте и года через полтора с абсолютной уверенностью мог заявить, что сельская жизнь вполне его устраивает.
Нетрудно догадаться, что это не нравилось Элеоноре, она обвиняла Джулиана в бессмысленной и эгоистической трате их общих денег на собственные удовольствия. Кроме того, она сердилась на мужа и за то еще, что они в свое время поспешили и не дождались очередного скачка цен на недвижимость в Лондоне. Их бывшие лондонские соседи по Челси двумя годами позже продали точно такой же дом, как у Бартлеттов, на целых сто тысяч дороже. Она уже успела забыть свою роль в поспешном переезде и ругала мужа за то, что он слишком поторопился.
Язык Элеоноры с возрастом становился все более острым, и она превращалась в настоящую стерву. Компенсация, выплаченная Бартлетту при увольнении, была не столь уж велика, чтобы они могли позволить себе разбрасываться деньгами направо и налево. Как он может тратить деньги на строительство конюшен, когда сам дом нуждается в срочном ремонте? Какое впечатление на гостей произведут выцветшая, облупившаяся краска и протертые ковры? А в охотничий клуб он вступил специально, чтобы лишить ее последнего шанса завязать дружеские отношения с Локайер-Фоксами. Неужели ему неизвестно, что Алиса - член Лиги противников жестоких видов спорта?
Джулиан, которому смертельно надоели и Элеонора, и ее неудовлетворенное патологическое честолюбие, посоветовал ей не лезть из кожи вон, тогда, возможно, что-то и получится. Какой смысл раздражаться и дуться на окружающих, если люди не желают общаться так, как хочется именно ей, говорил он. Алисе больше всего нравится быть членом всякого рода благотворительных комитетов. Идеалом проведения свободного времени для Джеймса по-прежнему остается уединение в библиотеке и работа над историей семьи. Локайер-Фоксы вполне довольны своим образом жизни, и их ни в малейшей степени не интересуют ни пустая светская болтовня, ни новые наряды гостей на пошлейших вечеринках с коктейлями. "Откуда тебе все это известно?" - возмущенно спрашивала его Элеонора. "Один знакомый в пабе сказал", - отвечал он.
Приобретение Шенстедской фермы Уэлдонами стало для Элеоноры истинным спасением. В Прю она нашла близкую подругу и наперсницу, которая помогла Элеоноре вернуть прежнюю уверенность в себе. Отношение к ней Прю отличалось смесью преданности и восторга. Кроме того, Прю за десять лет, проведенных по ту сторону Дорчестера, сумела завязать множество связей, столь необходимых Элеоноре. Элеонора со своей стороны была опытной лондонской дамой, которая раскрепостила Прю во всем, что касалось оценок мужчин и семейной жизни. Женщины вдвоем вступили в гольф-клуб, научились играть в бридж и частенько отправлялись вместе в поездки за покупками в Борнмут или Бат. Это был дружеский союз, заключенный на небесах или в преисподней, в зависимости от точки зрения, конечно, - две женщины, абсолютно схожие во всем.
За несколько месяцев до описываемых здесь событий, во время особенно тягостного совместного семейного ужина, когда подвыпившие Элеонора и Прю объединились, чтобы изводить своих супругов злобными уколами, Джулиан мрачно заметил Дику, что их жены - "Тельма и Луиза", переживающие менопаузу, но абсолютно лишенные малейшего намека на сексуальную привлекательность. Следует только благодарить Бога, сказал он, что они не познакомились раньше. Тогда на планете не осталось бы ни одного живого мужчины независимо от того, хватило бы у кого-то из их жертв воли и выдержки, чтобы их изнасиловать, или нет. Дик фильм не смотрел, но шутка тем не менее ему понравилась.