- И что тебе помешало? Если бы ты внимательно выслушала Дика, вы бы с ним сами решили все проблемы, а не ждали бы, что мы с Джулианом выручим вас из беды. Какие-то неизвестные вторглись на вашу землю, и мы с Джулианом тут совершенно ни при чем. И уж во всяком случае, в наши обязанности не входит оплачивать услуги адвоката, чтобы решать ваши проблемы.
Если Прю и удивила неожиданная перемена в Элеоноре, то она не подала виду. Вместо этого она произнесла обиженным тоном:
- Роща нам не принадлежит, по крайней мере на нее у нас нет никаких бумаг. С какой стати мы будем принимать на себя ответственность за нее?
- В таком случае вся ответственность лежит на Джеймсе. Но ведь Дик как раз и собирался тебе все объяснить перед вашей ссорой. Мой тебе совет, дорогая: веди себя с ним поскромнее и хотя бы иногда прислушивайся к тому, что он тебе говорит. Либо, если тебя не устраивает мой совет, иди и сама разбирайся со скваттерами. А пока они чувствуют себя героями, потому что до сих пор только мы с Диком попытались хоть как-то их побеспокоить, остальным до них никакого дела нет. И они вполне логично полагают, что жителям поселка на них наплевать.
- А как же адвокат Джеймса? Он что-нибудь предпринял?
Элеонора помедлила, прежде чем перейти к откровенной лжи.
- Не знаю. Я, правда, видела его неподалеку от Особняка. Но он был не один. Создавалось впечатление, что их больше интересует состояние крыши, чем то, что происходит в Роще.
- А с кем это он был?
- С тем, кто ездит на зеленом "дискавери". Машина припаркована у Особняка.
- С мужчиной или женщиной?
- Не знаю, - поспешно ответила Элеонора. - Я ведь не стояла там и не высматривала. Послушай, что мы теряем так много времени на пустую болтовню? Тебе нужно как можно скорее обсудить все с Диком.
Снова наступила напряженная пауза, как будто Прю задумалась, может ли она вообще доверять Элеоноре.
- Имей в виду, мне будет крайне неприятно узнать, что ты разговаривала с ним, не поставив меня в известность.
- Какая нелепость, милая! Собираешься переложить на меня вину за ваши семейные размолвки? Тебе бы следовало почаще прислушиваться к мнению Дика.
Прю с каждой секундой все больше укреплялась в своих подозрениях.
- Ты сегодня какая-то не такая, как обычно.
- О, ради Бога! Неужели ты не понимаешь, что я только что встретилась с крайне неприятными и агрессивными людьми, которые не на шутку меня напугали? Если ты полагаешь, что у тебя получилось бы лучше, иди и побеседуй с ними сама. Посмотрим, насколько успешными будут твои переговоры!
*
Все опасения Нэнси относительно того, как примет ее Джеймс Локайер-Фокс, развеялись благодаря его удивительной прямоте и простоте в общении. Не было ни официальности, ни подчеркнуто сентиментальных и оттого неизбежно фальшивых демонстраций любви. Полковник встретил ее на террасе и крепко пожал ей руку.
- Я очень, очень рад вас видеть, Нэнси.
В глазах старика еще были заметны следы слез, но рукопожатие его было твердым и уверенным. Нэнси в душе поблагодарила его за умение сделать потенциально неловкую ситуацию столь простой и естественной.
Для Марка, наблюдавшего их встречу со стороны, это мгновение стало моментом величайшего напряжения. Он затаил дыхание, почти уверенный в том, что маска величественного спокойствия неизбежно и очень скоро спадет. Что, если снова зазвонит телефон? Что, если Дарт Вейдер начнет свой обычный монолог об инцесте? Виновен или не виновен, старик уже слишком слаб и измучен, чтобы долго держать себя в руках и сохранять внешнюю невозмутимость. Марк сомневался, что вообще есть шанс найти удобный момент и правильный способ обсуждения вопроса об экспертизе ДНК, но его просто озноб пробирал при мысли, что подобное обсуждение может начаться в присутствии Нэнси.
- Как вы меня узнали? - с улыбкой спросила Нэнси.
Джеймс сделал шаг в сторону, пропуская ее вперед в гостиную.
- Вы очень похожи на мою мать, - ответил он и подвел ее к бюро в углу со свадебной фотографией в серебряной рамочке. На женихе была военная форма, на невесте - непритязательное свадебное платье с низкой талией по моде двадцатых годов и длинным кружевным шлейфом.
Джеймс взял фотографию и некоторое время внимательно разглядывал ее, затем передал Нэнси.
- Замечаете сходство?
Нэнси удивило то, что сходство сразу бросилось ей в глаза, ведь до сих пор ей не приходилось себя ни с кем сравнивать. У них с этой женщиной были одинаковая форма носа, одинаковые очертания скул - ни то ни другое не составляло предмета гордости Нэнси, - и одинаковый темный цвет волос. Ей не удалось отыскать во внешности невесты на фотографии - как, впрочем, и в собственной внешности - никакого намека на красоту. Напротив, молодая женщина смотрела немного хмуро, словно сомневалась в необходимости быть запечатленной на снимке, что вовсе не придавало ей дополнительной привлекательности. Точно такие же морщинки, как у женщины на фотографии, появились и у Нэнси на лбу.
- Она словно сомневается в чем-то, - заметила Нэнси. - Она была счастлива в браке?
- Нет. - Старик улыбнулся ее проницательности. - Она была гораздо умнее моего отца. Думаю, ей было очень тяжело выполнять в семье подчиненную роль. Она всегда стремилась к чему-то большему, чем быть просто женой и матерью.
- И она чего-нибудь добилась?
- Очень немногого по нынешним стандартам… Но по дорсетским стандартам тридцатых - сороковых годов, полагаю, вполне преуспела. Стала разводить здесь скаковых лошадей - ей удалось воспитать несколько превосходных экземпляров, в основном барьеристов. Один из них пришел вторым на "Гранд нэшнл". - Джеймс увидел вспышку одобрения в глазах Нэнси и радостно рассмеялся. - О да, это был счастливый день. Мать убедила школьное начальство отпустить нас с братом в Эйнтри, и мы выиграли на тотализаторе немало денег. Все заслуги за победу отец, конечно, приписал себе. В те времена женщинам не разрешалось заниматься профессиональной подготовкой лошадей, поэтому он был номинальным держателем лицензии, с тем чтобы мать имела возможность назначать плату за лошадей, иначе ее предприятие просто не окупилось бы.
- Она не возражала?
- Против того, чтобы он приписал себе заслуги? Вовсе нет. Всем было прекрасно известно, что лошадей тренирует она.
- А что потом произошло с ее начинанием?
- Война положила конец всему, - ответил Джеймс с явным сожалением в голосе. - В отсутствие мужа мать одна не могла заниматься подготовкой лошадей… Когда отец вернулся, он переделал конюшни в гаражи.
Нэнси поставила фотографию на бюро.
- Должно быть, ваша мать очень переживала, - проговорила она, и в глазах у нее появился блеск. - И как она отомстила?
Джеймс снова рассмеялся:
- Вступила в лейбористскую партию.
- Ух ты! Настоящий бунт! - Сказанное действительно произвело на Нэнси сильное впечатление. - Она была, наверное единственным членом партии во всем Дорсете?
- По крайней мере в том кругу, в котором вращались мои родители. Мать вступила в партию после выборов сорок пятого года, когда лейбористы обнародовали свои планы организации общенационального медицинского обслуживания. Во время войны мать работала медсестрой, и ей было очень неприятно видеть, в каком состоянии пребывает медицинское обслуживание бедняков. Отец пришел в ужас, он ведь на протяжении всей жизни был преданным консерватором. Он не мог поверить в то, что его жена действительно хочет падения Черчилля и прихода к власти Клемента Эттли, он называл это черной неблагодарностью. Как бы то ни было, ее решение стало поводом к целому ряду оживленных политических дебатов.
Нэнси рассмеялась:
- А на чьей стороне были вы?
- О, я всегда принимал сторону отца, - ответил Джеймс. - Он никогда не мог переспорить мать без посторонней помощи. Она обладала слишком сильным характером.
- А ваш брат? Он был на ее стороне? - Нэнси бросила взгляд на фотографию молодого человека в военной форме. - Это он или вы?
- Это Джон. К сожалению, он погиб на фронте, в противном случае он унаследовал бы поместье. Он был старше меня на два года. - Джеймс ласково взял Нэнси за руку и подвел к дивану. - Мать едва пережила известие о его гибели - они были очень близки, - но даже из-за подобной трагедии она была не способна уйти в себя и навеки уединиться в родовом поместье. Мать оказала на меня сильнейшее влияние… Заставила усвоить одну важную жизненную истину: жена с независимым умом - большой подарок судьбы.
Нэнси села на краешек дивана, по-мужски расставив ноги, оперлась на них локтями и повернулась лицом к Джеймсу, сидевшему в кресле.
- И по этой причине вы женились на Алисе? - спросила она, глядя мимо Джеймса на Марка. На лице молодого человека читалось удовлетворение, словно у учителя, радующегося успехам своего ученика. Так за кого же он радуется: за нее или за Джеймса? Наверное, деду, внесшему свою лепту в отказ дочери от ребенка, все-таки труднее в подобной ситуации, чем внезапно обретенной внучке.
Джеймс опустился в кресло, наклонившись к Нэнси, как к старому другу. То, как они общались, производило впечатление давней и очень близкой дружбы, но, казалось, ни тот ни другая не осознают этого. Марк понимал, что Нэнси не представляет, какое впечатление она произвела на своего деда. Ведь, к примеру, ей не известно, что Джеймс вообще очень редко смеется. Еще час назад он не смог бы поднять фотографию без сильнейшей дрожи в руках. Откуда ей знать, что блеск в уже почти совсем угасших старческих глазах полковника только для нее?
- Ну конечно, конечно, да, - ответил он. - Алиса была еще большей бунтовщицей, чем моя мать. Когда я впервые с ней встретился, они с друзьями, размахивая плакатами, пытались помешать охоте отца в Шотландии. Она всегда была яростной противницей убийства животных ради развлечения. Считала охоту бессмысленной жестокостью. Ее замысел сработал. Охоту пришлось прекратить, так как ребята распугали всех птиц. Обратите внимание, - добавил он задумчиво, - на принимавших участие в акции молодых людей значительно большее впечатление произвело то, как высоко задираются у девушек юбки, когда они поднимают плакаты над головой, нежели их аргументы по поводу недопустимости жестокого отношения к животным. В пятидесятые годы подобные призывы были еще не в моде. В те времена мы гораздо больше думали о жестокостях войны.
Лицо Джеймса внезапно помрачнело.
Марк, испугавшись, что старик снова сорвется, сделал шаг вперед, чтобы привлечь внимание.
- Может, выпьем чего-нибудь? Вы позволите мне вас обслужить?
Джеймс кивнул:
- Великолепная идея! А сколько времени?
- Второй час.
- Боже мой! Вы уверены? Давно пора обедать. Это бедное дитя, должно быть, голодно.
Нэнси отрицательно покачала головой:
- Пожалуйста, не надо…
- Как вам холодный фазан и паштет из гусиной печенки с французской булкой? - вмешался Марк. - Все уже на кухне, и приготовление обеда не займет и минуты. - Он улыбнулся. - Выбор напитков, правда, ограничен тем, что имеется в погребе. Поэтому только белое или красное вино. Что вы предпочитаете?
- Белое, - откликнулась Нэнси. - И не очень много. Я за рулем.
- А вы, Джеймс?
- Тоже. Знаете, Марк, там в дальнем углу есть очень неплохое шабли. Его очень любила Алиса. Возьмите его.
- Вполне подойдет. Я принесу вино, а потом приготовлю обед. - Он поймал взгляд Нэнси и так, чтобы не увидел Джеймс, поднял большой палец, подчеркнув, что все идет превосходно. В ответ Нэнси подмигнула ему, что Марк совершенно справедливо истолковал как знак благодарности. Будь он собакой, он бы радостно завилял хвостом. В данный момент ему хотелось чувствовать себя чем-то большим, чем просто сторонним наблюдателем.
Джеймс дождался, пока за Марком закроется дверь.
- Марк меня очень поддержал, - сказал он. - Откровенно говоря, мне было не очень приятно, что ради меня он бросил на Рождество семью и приехал. Я отговаривал его, но он настоял на своем.
- Он женат?
- Нет. Кажется, у него была невеста, но по какой-то причине у них ничего не получилось. Он единственный сын в большом англо-ирландском семействе, кроме него, там еще семь дочерей. Они все собираются на Рождество - давняя семейная традиция, - и, конечно, с его стороны было настоящим подвигом вместо этого торжества отправиться сюда. - Джеймс немного помолчал. - Похоже, он думал, что я могу совершить какую-нибудь глупость, если останусь один.
Нэнси пристально посмотрела на полковника.
- А вы собирались?
Прямота вопроса напомнила полковнику Алису, которая всегда полагала излишний такт и внимание к чувствам окружающих пустой тратой времени.
- Не знаю, - честно признался он. - Я никогда не считал себя трусом, но ведь на поле боя я не бывал одинок, рядом со мной всегда были мои товарищи… И ведь по-настоящему объективно можно оценить, насколько ты действительно мужествен, только когда останешься в полном одиночестве.
- Вначале необходимо определить само понятие мужества, - отозвалась Нэнси. - Мой сержант скажет вам, что мужество - это простая химическая реакция, в ходе которой сердце получает приток адреналина, когда страх готов парализовать его. Бедняга солдат, перепуганный до безумия, испытывает сильнейший прилив химического вещества и под влиянием переизбытка гормонов начинает вести себя как автомат.
- Он именно так объясняет подчиненным смысл мужества?
Нэнси кивнула:
- И им нравится его трактовка. Они тренируются, вызывая у себя искусственный прилив адреналина. Таким образом они поддерживают в форме свою эндокринную систему.
Джеймс взглянул на нее с сомнением.
- Неужели это срабатывает?
- В большей степени для интеллекта, чем для тела, полагаю, - со смехом ответила Нэнси. - Но как бы вы ни воспринимали подобный подход, сточки зрения психологии он вполне научен и вполне продуктивен. Если храбрость есть результат химической реакции, значит, она всем нам доступна, и страх гораздо легче преодолеть, когда он воспринимается как всего лишь часть того же химического процесса. Проще говоря, чтобы быть храбрым, необходимо вначале испугаться, в противном случае не будет притока адреналина… А если мы способны быть храбрыми без того, чтобы вначале испугаться, - она иронично изогнула брови, - значит, у нас какие-то проблемы с психикой. То, что мы можем вообразить, всегда хуже того, что происходит в реальности. Потому-то мой сержант и считает, что беззащитный штатский, день за днем ожидающий бомбежек и постоянно о них размышляющий, значительно мужественнее любого участника боевых действий.
- Видимо, ваш сержант - весьма своеобразный человек.
- Как и все мужчины в его положении, - ответила Нэнси с заметной неприязнью в голосе.
- Ах вот как!
- М-м!
Джеймс снова усмехнулся:
- А вообще-то что он за человек?
У Нэнси на лице появилась кислая гримаса.
- Самонадеянный хам, считающий, что женщинам не место в армии… По крайней мере не в инженерных войсках… И ни в коем случаем не женщинам с университетским образованием… А уж об офицерском звании для женщин я и не говорю.
- Бог мой!..
Нэнси едва заметно повела плечом.
- Да я бы не возражала, если бы он был только смешон… но, к сожалению, все значительно серьезнее.
Внучка произвела на Джеймса впечатление предельно уверенной в себе женщины, и он задумался, не ведет ли она себя так в его присутствии специально, дабы у него сложилось о ней нужное мнение? А может быть, она попросту ждет от него совета?
- Мне, естественно, никогда не приходилось сталкиваться со столь специфичной проблемой, - заметил он, - но я очень хорошо помню одного весьма крутого сержанта, который взял себе в привычку унижать меня перед другими. Он умел издеваться тонко, в основном с помощью интонации, так что чем бы я ему ни ответил, в любом случае выглядел бы глупо. Вы не можете лишить военного его нашивок только за манеру повторять ваши приказы покровительственным тоном.
- И как вы поступили?
- Отложил в сторонку гордыню и попросил помощи. Через месяц его перевели в другое соединение. И как оказалось, я был не единственным, кому он мешал жить.
- А вот мои младшие офицеры души в нем не чают. Они способны простить ему даже убийство только потому, что, по их мнению, он умеет находить общий язык с людьми. Я чувствую, что мне необходимо каким-то образом справиться с ним. Я получила соответствующую подготовку и, кстати, совсем не уверена, что мой непосредственный начальник более благосклонно относится к женщинам в армии, нежели сержант, о котором я веду речь. Я уверена, он скажет, что если я не выношу жару, то мне лучше уйти с кухни, - она иронически подкорректировала пословицу, - или, скорее, уйти на кухню, потому что именно там место женщинам.
Джеймс уже понял, что внучка выбрала эту тему, чтобы разговорить его, но первоначально, видимо, не собиралась делиться с ним столь многим. Себе же Нэнси объяснила собственную разговорчивость тем, что Джеймс имеет большой опыт армейской службы и прекрасно знает, какой властью в ней обладает сержант.
Джеймс мгновение внимательно всматривался в Нэнси.
- Какое хамство позволяет себе ваш сержант?
- Намеренный подрыв репутации, - ответила девушка подчеркнуто равнодушным тоном, по которому Джеймс мгновенно заключил, что данная проблема ее действительно очень сильно волнует. - За спиной я постоянно слышу перешептывания о шлюшках и проститутках, а как только я появляюсь, немедленно раздается хихиканье. Половина ребят там полагают, что я просто-напросто лесбиянка, которой не мешало бы полечиться, а вторая половина - что я обыкновенная солдатская подстилка, только умеющая хорошо скрывать свои истинные пристрастия. Ну, в общем, обычная галиматья, но, знаете, капля камень точит, и его старания начинают понемногу приносить плоды.
- Вы, должно быть, чувствуете себя очень одинокой, - пробормотал Джеймс.
- Да, наверное.
- А тот факт, что младшие офицеры раболепствуют перед сержантом, разве не свидетельствует о том, что у них у самих есть проблемы? Вы не задавали им вопросов по этому поводу?
Нэнси кивнула:
- Они говорят, что в их отношении к нему нет никакого подобострастия и он реагирует на их приказы в точности так, как должен реагировать старший сержант. - Она пожала плечами. - А судя по его улыбочкам, я заключила, что они потом передавали ему содержание наших с ними бесед.
- И сколько времени продолжается подобное положение?
- Пять месяцев. Его перевели в наше подразделение в августе, когда я была в отпуске. До августа у меня не было никаких проблем - и вот нате! - у меня под носом появляется самый настоящий Джек Потрошитель. В данный момент я в месячной командировке в Бовингтоне, но постоянно прихожу в ужас при мысли о том, с чем могу столкнуться, вернувшись в часть. Если от моей репутации к тому времени что-то останется, это будет самое настоящее чудо. Загвоздка-то в том, что он действительно неплохой военный, выжимает из своих людей все, что можно.
Вошел Марк с подносом в руках.
- Может быть, Марк нам что-нибудь подскажет, - обратился к нему Джеймс. - В армии всегда хватало хамов, но, признаться, не представляю, как можно разрешить подобную ситуацию.