Ей еще не было сорока, и в серых широких брюках, блейзере в тон и белой блузке, расстегнутой не на одну пуговицу, как это было принято, а на несколько, она выглядела чертовски привлекательно. Не было такого агента ФБР, который не хотел бы остаться с ней на ночное дежурство. Ходили самые безумные слухи относительно ее умения обращаться с наручниками. Флоренс Вайола была живым доказательством того, что сексизм неистребим, даже в стенах ФБР. Но Миллнер знал и другую ее сторону.
– Я не это имел в виду! – воскликнул он. – А вот что. – Он разложил на столе выпуск "Вашингтон пост", пододвинул его к собеседникам и указал пальцем на изображение пчелы в названии. – Посмотрите на фотографии на титульном листе. Все лица изуродованы. И так во всем номере!
На лице Келлера отразилось недоумение:
– Какое отношение это имеет…
– …к нашим пропавшим красавицам? – закончил вопрос за своего начальника Миллнер. Из лежавшей на столе папки он вынул верхнюю фотографию и положил ее рядом с газетой.
На ней была изображена татуировка пчелы на загорелой коже.
– Мисс Алабама. Ей это накололи на лбу.
– Такая же пчела, как в "Вашингтон пост"? – удивилась Вайола.
Келлер в недоумении смотрел то на газету, то на лежащую на столе фотографию.
– И что это значит? – наконец пробормотал он и поднял голову, надеясь, что Миллнер подскажет ему.
– Поэтому я и хотел поговорить с вами, сэр. Я понятия не имею. Кроме того, во всем мире погибают пчелы. Я встречался в Бразилии с одним пасечником. Он считает, что это не обычный вирус. С моей точки зрения, эпидемия вызвана отнюдь не естественными причинами.
– Вы хотите сказать, что мы имеем дело с биологическим терроризмом? – В голосе Вайолы послышался испуг.
Миллнер пожал плечами.
– По меньшей мере, с крупным заговором, – задумчиво произнес Келлер.
– Именно этого я и опасаюсь, – заявил Миллнер. – Все взаимосвязано.
Келлер открыл газету, быстро пролистал ее страницы. Найдя фотографию, на которой люди выглядели особенно страшно, он остановился и пригляделся повнимательнее.
– Вы связывались с редакцией "Вашингтон пост", узнавали, что у них там стряслось?
– По пути сюда я разговаривал с заместителем главного редактора, человеком по фамилии Левин. Выражался он очень настороженно и по телефону распространяться не пожелал. Но, похоже, речь идет о вирусе.
– Еще один вирус?
Миллнер перевел взгляд на Вайолу. Похоже, слово "вирус" очень беспокоило ее.
– Компьютерный вирус. По всей видимости, он проник в компьютерную систему типографии, точно они еще не знают. Но "Вашингтон пост" – не единственная газета, которой это коснулось. Судя по всему, есть дюжины других издательских домов, среди них и редакции журналов, где при печати получилась такая же ерунда. Однако затронуло это не весь тираж, а только более поздние допечатки. Некоторые заметили это до того, как издания попали в торговые сети, другие – нет. Вероятно, "Вашингтон пост" не успел вовремя отозвать все экземпляры.
– Что это за дерьмо? Глобальная атака на… что именно? И при чем тут пчелы? – вырвалось у Келлера. Он стукнул ладонью по столу, и сидевшая рядом с ним Вайола вздрогнула. – Что, у пчел в какой-то культуре или религии есть значение, о котором мне ничего не известно? – поинтересовался Уэс Келлер, потирая ушибленную ладонь.
– Пусть кто-нибудь попытается выяснить это, – сухо отозвался Миллнер.
– А мы должны понять, каков истинный масштаб дела, – произнесла Вайола. – Возможно, произошли и какие-то другие события подобного рода. – Она показала на лежащие на столе документы. – Просто пока что мы не уловили связи.
– Вот именно. Нам нужна полная программа. Криминалисты, эксперты в области информационных технологий, особые команды, – поддержал ее Келлер.
Миллнер почувствовал, что напряжение, которое он испытывал во время поездки сюда, постепенно спадает. Реакция директоров подтвердила, что он правильно оценил ситуацию. Нельзя приглашать директора ФБР на личный разговор, если ничего особо важного не произошло. А здесь, судя по всему, все было достаточно серьезно. Хотя какие-то успехи в расследовании им не помешали бы.
– Насколько все плохо с пчелами? – поинтересовалась Вайола.
– Говорят, Альберт Эйнштейн когда-то сказал, что если с лица земли исчезнут пчелы, то человечеству останется жить четыре года, – ответил Миллнер, наблюдая за ее реакцией.
Как и ожидалось, Вайола открыла рот в испуге. Продолжать дальше он не спешил. Пусть эта стерва немного помучается.
– Не переживайте. Судя по всему, Эйнштейн несколько преувеличивал в своем пророчестве. Но вымирание пчел в любом случае будет иметь последствия для многих регионов Земли. Без пчел не будет растений, без растений станет меньше еды. Вот так все просто. Авокадо, вишни, арбузы, киви… Тридцать процентов наших продуктов питания исчезнут, если вымрут пчелы, поскольку, согласно новейшим исследованиям, их производство напрямую зависит от опыления. То есть это нанесет огромный ущерб всемирной экономике. Ежегодный ущерб от того, что пчелы во всем мире перестанут опылять растения, оценивается в триста одиннадцать миллиардов евро. Я слабо представляю себе, какой катастрофой окажется вымирание пчел на этой планете.
На мгновение в комнате стало тихо. Звук работающего кондиционера напомнил Миллнеру жужжание пчел, и ему стало интересно, думают ли остальные о том же, о чем сейчас думал он. Хорошая возможность прояснить свою роль.
– Чем мне заняться теперь? – спросил он, нарушив молчание.
– Отдыхать, – резко заявила Вайола, и на лице ее промелькнула улыбка.
– Отдыхать? – недоверчиво переспросил Миллнер.
– Грег может пригодиться, Флоренс. Это ведь он все обнаружил, – встрял в разговор Келлер.
– Уэс, не забывай, что он на испытательном сроке, – прошипела она, бросив на Миллнера осторожный взгляд, словно надеялась, что он не услышал ее слов, хотя он сидел прямо напротив нее.
– Но он ведь ничего не сделал… – удивился Келлер.
– Что все это значит, Флоренс? – вмешался Миллнер.
Видимо, именно этого Вайола и ждала.
– Грег, после… перерыва… вам пришлось слишком резко взяться за работу. Мексика, Сан-Паулу, Вашингтон. Мне кажется, это чересчур. Отдохните пару дней, а потом снова выходите на работу. Я просто беспокоюсь о вашем… Как бы это выразиться? Ментальном здоровье. – Несмотря на то что ее слова звучали мягко, взгляд был вызывающим.
Миллнер почувствовал, как внутри у него закипает гнев. В поисках поддержки он обернулся к Келлеру, который с тревогой смотрел на него, даже не думая о том, чтобы поддержать. Вместо этого он начал медленно складывать газету, затем вдруг замер, словно принял решение.
– Грег, Флоренс права. Не порите горячку. Похоже, это очень громкое дело и в него вам лучше не соваться. Вы успели заслужить медаль за него. Обнаружили взаимосвязь, и я обязательно укажу это в отчете. Сколько вы уже работаете после перерыва из-за случившегося в Бразилии?
– Месяц.
– И как ваши швы?
– Как мои швы относятся к этому делу? – вопросом на вопрос ответил Миллнер. Он чувствовал, что вот-вот взорвется, а это в данной ситуации ни к чему хорошему не привело бы. – Со мной все в порядке, сэр!
– Уэс, существуют договоренности, – прошептала Вайола, и Миллнер снова прекрасно расслышал ее слова.
На миг Келлер замер, затем поднялся.
– Отдыхайте! – твердым голосом произнес он.
Вайола тоже встала, недвусмысленно давая понять, что разговор окончен. Миллнер поднялся и, словно в трансе, направился к двери. Келлер стоял, спрятав руки в карманы черных брюк, глядя на него со своего места у стола. Вайола смотрела на него вызывающе, опершись на столешницу, словно только что пробежала десять километров.
– А что с девушками? – спросил Миллнер.
– Если они еще живы, их спасут, – ответил Келлер.
– И опять же без вас, – добавила Вайола. – Или мне лучше сказать, что без вас вероятность этого станет значительно выше?
Миллнер сжал кулаки, затем одумался, кивнул и поспешно вышел из комнаты.
Негромко ругаясь себе под нос, он шел к лифтам и вдруг почувствовал, что шрам под бородой зачесался.
Он так и знал, что Вайола не упустит возможности отомстить ему. Снова и снова, и так до конца жизни. По крайней мере, до конца его службы в ФБР. Миллнер огляделся по сторонам и, убедившись, что его никто не видит, быстро вынул две таблетки из пластиковой баночки, которую всегда носил с собой. Проглотил их, не запивая, почувствовал, как они спускаются по пищеводу.
Внезапно зазвонил телефон. На экране высветилась фамилия Келлера.
– Миллнер? – услышал он голос начальника. – Вы уже едете в отпуск?
– Очень смешно. Я стою возле лифтов. Флоренс не может простить мне инцидента в Бразилии.
– Простит, поверьте. А теперь отдыхайте.
На языке у Миллнера вертелся ответ, который он решил оставить при себе.
– Я придумал, куда вам нужно поехать. Отправляйтесь в Лондон, обратитесь в фирму "Вейш Вирус" и поговорите с ними насчет компьютерного вируса.
В который раз за последние двадцать четыре часа Миллнер не поверил своим ушам.
– Я не совсем понимаю вас, сэр.
– Официально вы в отпуске. А неофициально – по-прежнему в строю. Неужели вы действительно думаете, что я откажусь от вас в таком важном деле?
– Но ведь вы только что…
– Иначе Флоренс Вайола выпила бы мне всю кровь. Через пару лет она окажется на моем месте, и не потому, что любит сидеть у меня на руках. Мне тоже нужно быть осторожным. Президент любит длинные ноги, понимаете?
Раздался звонок, извещающий о прибытии лифта.
– "Вейш Вирус"? Это случайно не фирма того миллиардера, который пропал несколько недель назад? – Об исчезновении основателя фирмы он читал в газете.
– Возможно, но он все равно давно уже отошел от дел. Лучше их в вирусах не разбирается никто. Обратитесь к Майклу Чендлеру. Я знаю его – работал с ним над некоторыми проектами. Хороший человек. Я сообщу ему, что вы навестите его.
– Уже лечу. – Миллнер вошел в пустую кабину лифта.
– И не забудьте плавки, – услышал он хриплый голос Келлера в динамике, прежде чем разговор оборвался.
37. Коюка-де-Бенитес
Стоявшая перед ним бутылка была почти пуста. Доктор глядел на червяка, плававшего на дне. На вид тот был целехонек. Если освободить его из бутылки, он вполне может уползти прочь. Но червяк был живым трупом, мертвецки пьяным существом, судьба которого давно была предрешена. Как и его собственная.
В первые дни здесь, в Мексике, доктор еще раздумывал, не ввести ли себе перед сном немного пропофола , обнаруженного в складском помещении с медикаментами. Но его дозировку рассчитать было сложнее, чем дозировку мескаля . Особенно если ты хотел отправить в страну снов самого себя. Жара в бараке была невыносимой, мокрая от пота одежда липла к коже. Каково же приходится девушкам, запертым в тесном подвале под главным домом?
В булькающем звуке, с которым напиток переливался в стакан, было что-то умиротворяющее, и доктор опрокинул внутрь очередную порцию. Водка обжигала горло, не говоря уже о желудке. Или это совесть его мучает? Адское пламя, пожирающее изнутри?
На миг ему показалось, что червяк в бутылке смеется над ним. Но это оказался лишь звук медленно открывающейся двери. Он предполагал увидеть в дверном проеме круглое лицо своего сторожа Тико, который был хоть и не слишком умным, но в целом довольно неплохим парнем. Каково же было его удивление, когда в комнату вошел сам черт. На лице гостя застыла гримаса, в которой доктор еще во время первой встречи с ним здесь, в Мексике, распознал паралич лицевого нерва. Судя по всему, значительное поражение мимических мышц в данном случае было вызвано сильными ожогами. Покрытое шрамами лицо казалось похожим на маску. Когда доктор видел его в последний раз, это был еще статный, даже привлекательный мужчина. Рахмани слышал о той трагедии, но не сумел полностью скрыть собственный ужас при виде этой чудовищной маски.
Старик закрыл за собой дверь и ровным шагом подошел к нему, чтобы усесться на свободный стул. Один стол, два стула, старый проволочный каркас вместо кровати, умывальник и туалет – больше в этой комнате без окон не было ничего.
– Вижу, вы нашли способ справиться с этим, доктор Рахмани, – произнес он, слегка шепелявя.
– Справиться? – Самое время, чтобы под влиянием алкоголя наговорить с три короба. – Это ваш тайный рецепт для омерзительных деяний? – Он сплюнул на пол, глядя на неподвижное лицо своего собеседника, который лишь мягко покачал головой.
– Справляться приходится только тем, кто ни о чем не подозревает. А мне – мне не с чем справляться. Я творю.
– Вы творите? – Доктор Рахмани не смог сдержать презрительной улыбки. Он был слишком пьян. Потянувшись к бутылке, он снова наполнил свой стакан. Теперь червяку было негде плавать. – Вы называете это творчеством? Жестокую расправу над невинными девушками? Да вы безумны! Достойны жалости! Вы ничем не лучше этого червяка в бутылке.
Наверное, его можно заставить совершать ужасные поступки, но быть при этом любезным он не обязан. По крайней мере, доктор на это надеялся. Вот только его тревоги оказались беспочвенными, его слова даже слегка позабавили этого безумца.
– Aegiale hesperiaris , доктор Рахмани. Aegiale hesperiaris .
– Это еще что значит?
– Гусеница! У вас в бутылке не червяк, а гусеница. Вот, посмотрите: там, где вы видите лишь жалкого червя, я вижу гусеницу. Там, где вы подозреваете конец, я вижу начало чего-то нового.
– О чем вы, черт побери, говорите?! – От разговора и водки у доктора шумело в ушах.
– Возможно, я действительно чем-то похож на эту гусеницу, поскольку, в отличие от вас, готов развиваться дальше. Я вижу в нашем существовании лишь временную, промежуточную стадию.
Доктор Рахмани уставился на лежащее в бутылке насекомое. Если присмотреться повнимательнее, можно было подумать, что бледная, похожая на резину кожа гусеницы действительно напоминает кожу лица его собеседника. Потянувшись к стакану, он сделал еще один большой глоток.
– Почему вы так поступаете с девушками? – Когда он поставил стакан на стол, его голос звучал невнятно.
На такой простой вопрос разумного ответа ему не получить. И действительно, казалось, безумец на миг растерялся. Из его вечно приоткрытого рта – еще одно следствие паралича лицевого нерва – потекла тонкая струйка слюны.
– Вы снова видите лишь червя, – наконец прошепелявил он.
– Я вижу только людей, которым вы причиняете боль!
Рахмани испытывал искренний гнев. Подумал об отчаянии, которое терзало его в течение минувших дней. Может быть, ударить его прямо здесь и сейчас бутылкой по голове и тем самым покончить со всем этим? Доктор вспомнил о Тико, о его автоматической винтовке, которую тот всегда носил с собой, и отказался от этой идеи.
– Я причиняю вам боль? – Свистящие звуки в его голосе стали отчетливее.
– Мне и этим девушкам!
– Вы ошибаетесь, милый мой. Это ваша гильдия причиняет девушкам боль. И не делайте вид, будто я говорю нечто удивительное для вас! Вы и вам подобные каждый день вскрывают женские груди и засовывают туда силиконовые подушки. Впрыскивают яд под кожу здоровому человеку. Удаляют плюсневые кости, чтобы пациентки могли ходить на высоких каблуках. Ломают молодым девушкам ноги, чтобы сделать их длиннее. С недавних пор вы кромсаете даже вагины. Это ведь ваша профессия – играть в бога и изменять природу. Разве ваши пациентки не испытывают боли после подобных операций? Сколько их умерло на операционном столе или позже, от осложнений, а, господин доктор Рахмани?
Произнося свою речь, старик поднялся и теперь стоял, склонившись над столом, так что Рахмани ощущал, как с каждым возмущенным словом на него летят брызги слюны. Несмотря на то что сознание его было замутнено алкоголем, он постепенно начал осознавать.
– Вы поэтому делаете все это, мистер Вейш? Из-за вашей жены?
– Не смейте говорить о ней! – Казалось, старик впервые утратил самообладание и проявил истинные чувства.
– У нее был нераспознанный порок сердца. Любой наркоз мог стать для нее последним. И по чистой случайности это произошло именно в нашей клинике! Это подтвердили все эксперты. Поэтому меня и оправдали!
– Я сказал, не смейте говорить о ней! – Старик Вейш смахнул стакан со стола, и тот со звоном раскололся на полу.
– Я не думаю, что ваша жена хотела бы этого! Этим вы ее не оживите!
Старик схватил бутылку, и Рахмани уже представил себе, как она разбивается об пол, но тут Вейш остановился. Словно в резком приступе боли, он замер и снова рухнул на свой стул. Поднес пустую бутылку прямо к лицу, чтобы рассмотреть вблизи лежащую на дне гусеницу.
– Верно. Ее уже не оживить, – произнес он и с грустью покачал головой. Из-за выпуклого бутылочного стекла его левый глаз казался вдвое больше. – Как вы думаете, гусениц убивают до того, как опустить в водку, или бросают их в бутылку живыми, чтобы они утонули в алкоголе, погибнув самым ужасным образом?
– Что? Понятия не имею.
– А если их убивают до того, то существует ли человек, который весь день только тем и занимается, что умерщвляет гусениц? Интересно, как он с этим справляется?
– Мистер Вейш, я не знаю. Но мне действительно кажется, что вам нужна помощь!
– Помощь?
Вейш осторожно поставил бутылку обратно на стол и посмотрел на него. В его глазах на короткий миг мелькнуло что-то вроде грусти. Затем в них вернулся прежний агрессивный блеск, на который Рахмани обратил внимание еще во время их первой встречи.
– Мне действительно нужна помощь, доктор. Причем именно ваша! – Он положил перед собой на стол два густо исписанных листа бумаги.
– Что это такое? – недоверчиво поинтересовался Рахмани.
– Прочтите!
Записки состояли из нескольких абзацев с пронумерованными заголовками. Рядом с каждым числом было написано слово "Мисс", а рядом с ним – название штата.
– Что это такое? – повторил он свой вопрос, хотя уже прекрасно знал ответ.
– План следующих операций. С сегодняшнего дня у нас будет по две операции в день. Нужно подойти к ним более творчески. Я разработал идею для каждой девушки, пытаясь учесть особенности ее физиогномики. Давайте постараемся подчеркнуть именно то, что считалось в них особенно прекрасным. Нам нужно… Как бы так выразиться? Нарисовать карикатуру. Понимаете? Очень важно, чтобы это получилось!
Доктор содрогнулся. Он бегло просмотрел написанный от руки текст, буквы сильно клонились вправо. От прочитанного по коже побежали мурашки.
– Вы больны, – выдавил он из себя. – Что все это значит? Зачем вы это делаете? Мстите за умершую жену? Хотите получить выкуп? Я думал, что вы – человек богатый. Или вам действительно нужно лишь уничтожить меня?