Маша не заметила, как дошла до своего дома. Они с Сашенькой остановились у забора с колючей проволокой и стали рассматривать пленных, работающих на стройке. Один высокий немец подошёл к забору, просунул через проволоку руку и подал ребёнку гильзу.
- Русиш киндер, бери! Это свистулька.
Саша вопросительно посмотрел на маму.
- Это маленькая игрушка. Кляйне. Ферштейн? - продолжал пленный.
Маша посмотрела на гильзу, на немца, а потом на здание своего дома. За фигурой немца возвышалась коробка фасада с пустыми глазницами окон. Кроме внешней стены от здания ничего не осталось. Лицо девушки осунулось и стало серым, глаза ввалились куда-то внутрь и потускнели, она вся задрожала и закричала:
- Мама!
Ноги подкосились, и Маша потеряла сознание. Теперь она почти ничем не отличалась от тех серых людей. Теперь и она могла считать себя хозяйкой города и коренной ленинградкой.
Сознание вернулось от резкого запаха. Опыт службы в медицинских частях не прошёл даром. Маша моментально поняла, что происходит. Кто-то натирал ей виски нашатырным спиртом. Она сама так часто делала, когда хотела привести раненого в сознание. Делала много раз, а на себе испытала впервые. Голова действительно прояснилась, и глаза сразу начали искать сына. Он сидел рядом с ней и испугано смотрел на мать.
- Вот и молодец, - услышала она чей-то голос, - Вот и умница. Надо сначала всё выяснить, а потом уже и в обморок падать.
Маше вдруг стало стыдно за своё поведение. А действительно, чего это она развалилась?
- Может быть жива твоя матушка, - опять услышала она голос. - Не все же погибли. Всё проверять нужно. Война ведь.
- А где проверить? - спросила Маша у старика, который натирал ей виски.
- В жилконторе, где же ещё?
Маша хотела встать, но ноги и руки не слушались. Всё тело колотилось, как в лихорадке.
- Полежи, полежи, внучка. Сейчас я тебя чайком горячим напою.
Маша хотела спросить дедушку кто он и как его зовут, но не решилась. Она вспомнила, как перепутала маленькую девочку со старушкой. Дедушка, как будто услышал её мысли.
- А я дворником здесь служу. В доме, откуда тебя принесли вообще никого не осталось, стало быть, выходит, что та территория тоже моя. Ты мне, я гляжу, во внучки годишься, а сынок твой, стало быть - правнуком. Бог взял, Бог и дал.
- Что, что? - не поняла Маша.
- Я, говорю, жить то есть где, али нет?
Маша отрицательно помотала головой.
- Стало быть, у меня и будете жить. А зовут то как?
- Маша. А сына Сашенька.
Старик чуть не поперхнулся после этих слов. Он внимательно посмотрел на своих гостей, отошёл в угол своей коморки и стал усердно молиться. За что именно благодарил Бога дворник, Маша так и не догадалась, потому что до её слуха доносились только отдельные неразборчивые фразы.
- Слава тебе, Господи! Слава тебе Богородица, заступница наша! Спасибо, что услышала мя, спасибо, что вернула мне их!
Маше хотелось узнать, кого это вернула Богородица дедушке, но Сашенька ей не дал дослушать молитву.
- Мама, а что дедушка делает?
- Молится.
- А что такое молиться?
- Я тебе потом объясню, - прошептала Маша сыну.
Дворник закончил молиться и подошёл к своим гостям.
- Я продедушка твой, - погладил он Сашеньку по головке, - зови меня дедом Макаром.
Он отвернулся от мальчика и посмотрел на Машу.
- Ну, а тебе, стало быть, я дедом буду.
Маша открыла рот, чтобы что-то сказать, но Макар опередил её.
- Ты обживайся здесь, внучка, а я сейчас по соседям пробегусь, по сусекам поскребу и, стало быть, ужинать будем.
Не успела Маша и глазом моргнуть, как дед Макар исчез. Девушка с интересом стала разглядывать комнату, которая так неожиданно стала её жилищем.
Комната метров двадцать была обставлена старинной дорогой мебелью, которая никак не сочеталась с должностью её хозяина. Впрочем, что с кем сейчас может сочетаться? Война она и есть война, всё перепутает и концов не найдёшь. Профессор запросто может оказаться дворником, а заключённый, как её муж, правой рукой командира полка.
На комоде Маша увидела фарфоровых слоников и фотографии. Она непроизвольно улыбнулась. Такие слоники были у её мамы. Девушка взяла одну из фотографий и стала рассматривать её. В центре был изображён дед Макар, справа маленький мальчик, а слева девушка лет двадцати. Женщина с мальчиком привлекли особое внимание. Дело в том, что девушка была, как две капли воды, похожа на Машу, а мальчик на Сашеньку.
В коридоре послышался шум. Маша поставила фотографию на место. Дверь распахнулась, и на пороге показался молодой парень.
- Здрасте вам, - сказал он, глядя на Машу. - Вот значится вы какая.
- Что значит, какая?
- Макар уже всей улице поведал, что Богородица ему внучку с правнуком вернула.
- Какую внучку?
- Внучка у него с правнуком здесь погибли, а он каждый день по три часа на коленях стоял и молился, чтобы их ему назад вернули, ну и на этом деле повернулся немного. - Парень выразительно покрутил пальцем у виска.
Незваный гость без приглашения зашёл в комнату и сел за стол.
- Этот Макар вообще странный тип, - продолжал парень. - От голодухи молодые мёрли, как мухи, а он уже девятый десяток разменял и всё живёт. Вот только тронулся маленько и всё.
Маше вдруг стало до слёз обидно за дедушку. Теперь она поняла, за что он благодарил Богородицу. Этот грубый и наглый хам, который, наверняка в жизни никого не пожалел, вдруг разозлил её. Захотелось вцепиться ногтями в эту наглую морду и расцарапать её, или, по крайней мере, наговорить этому ничтожеству кучу гадостей.
- Ну почему же тронулся? - спросила она. - Нормальный человек.
- Да какой же он нормальный, если он своими собственными руками похоронил внучку и правнука, потом молился Богородице, чтобы та их вернула, а сегодня сообщил, что так и случилось.
- А ты что же не веришь этому?
- Да разве нормальный человек этому поверит?
- А для чего ты пришёл сюда? Не для того, чтобы проверить?
Парень понял, что попался в капкан.
- Да я…, просто мне…, одним словом…
- А ведь ты, наверняка, комсомолец.
- Ясное дело.
- Комсомолец, а пришёл сюда проверять, вернула Богородица нас Макару или нет.
- Кого это вас?
- Нас, внучку деда Макара и правнука.
Парень испугано посмотрел на Машу.
- Ты же видел нас раньше, ну до смерти. Посмотри внимательно.
Маша подошла к парню поближе и скинула с головы косынку.
Парень посмотрел на неё и привстал со стула. Он побледнел, и губы его затряслись.
- Ну, что, бывает? - не отставала от него Маша.
- Свят, свят, свят, - вырвалось у парня. Он непроизвольно начал креститься.
- А ведь я пойду в комитет комсомола и расскажу, как ты крестился при мне.
Парень вскочил со стула и, как ошпаренный, бросился к дверям. В коридоре послышался звук падающих вёдер и чертыханье. В комнате снова стало тихо и уютно. Маша подошла к комоду и снова взяла в руки фотографию. "Бывает же такое!" - подумала она.
- Это моя внучка Машенька и правнук Сашенька, - услышала она сзади голос деда Макара. - Они от голода умерли.
Маша обернулась и посмотрела на деда.
- Я каждый день молился, чтобы Богородица вернула их мне. Вот ты и появилась. Сравни их с собой и твоим сыном - одни лица. И имена тоже совпадают.
- Я уже обратила внимание.
- А, что ты с этим сделала? - дед кивнул головой в сторону двери. - Он бежал будто чёрт от ладана.
- Ничего не сделала. Сказала, что я твоя внучка, а Сашенька твой правнук, а ещё, что мы к тебе вернулись, потому что так Богородице было угодно.
Дед сначала заулыбался, а потом рассмеялся.
- Да, перепугала ты его, нехристя этого! У него даже поджилки тряслись.
- А пусть в следующий раз не говорит, что ты чокнутый. Да и что я ему не так сказала? А если так, то дело вовсе не во мне, а в Богородице. - Маша хитро посмотрела на деда, улыбнулась и добавила: - стало быть.
- Всё так внученька, истинно так. Только ты с этим Мишкой поосторожнее будь. Опасный он человек.
- Чем?
- Ни во что не верит: ни в Бога, ни в чёрта, ни даже в свой коммунизм. Мне иногда кажется, что он даже себе не верит. А когда человек не верит, то он, стало быть, хуже зверя.
Дед задумался о чём-то, но быстро вернулся к действительности и продолжил:
- Ведь если верить, то и чудеса случается. Взять хоть войну эту. Всю Европу немец под себя подмял, всех под ружьё поставил. А у нас что было? Самолёты фанерные, танки "КВ", да ещё одна винтовочка на троих, что с гражданской войны осталось и всё? Нет не всё. Ещё вера в победу была, сильная вера. Что же мы все чокнутые?
- Мой муж в начале войны в окружение попал. Их всего четверо было. У них даже пистолета не было, только одна вера, а к концу войны из четырёх партизан целый полк вырос.
- С мужем то что? - осторожно спросил Макар.
- Не знаю. Сколько не писала в полк - никакого ответа.
- А ты верь, Машенька, тогда наверняка вернётся.
Макар хотел ещё что-то сказать, но его взгляд остановился на ребёнке.
- Ты смотри ка мальчонка то уснул. Намаялся, стало быть, за день. Давай, внучка, и мы укладываться будем. Ты с сынишкой занимай эту комнату, а я в соседнюю пойду.
- Так у тебя не одна комната?
- Сейчас в Ленинграде не только комнаты - квартиры пустые стоят. Столько людей полегло.
- А если хозяева вернутся?
- Не вернутся. Я же сам их на Писаревку свёз.
- Что? - не поняла Маша.
- Я говорю не вернутся. Как же им вернуться, если за них никто не молился?
Дед что-то пробормотал себе под нос, перекрестился и вышел из комнаты.
Такие большие изменения в жизни, а главное такие неожиданные, свалили не только маленького ребёнка. Стоило Маше присесть на кровать, чтобы сообразить, как обустроить новое жилище, как голова её закружилась, глаза заволокло какой-то пеленой, и девушка провалилась в глубокий и крепкий сон, где не было разрушенных домов, рядом с внуком возилась мама, а в комнате пахло махоркой, которую цедили Николай и дед Макар, ремонтируя кроватку для Сашеньки.
Наверное, только в грёзах, можно увидеть и даже ощутить состояние полной гармонии. На то они и грёзы, чтобы человек мог хоть немного передохнуть от непосильных задач, наваленных на него судьбой, набраться сил, решить все эти задачи, да ещё и ближнему помочь, подставляя под его проблемы хотя и девичье, но всё-таки плечо. Увы, но как бы не хотелось оставаться в плену этих сладких грёз, они заканчиваются. В гармонию уюта и блаженства неожиданно стали вмешиваться какие-то голоса:
- … То есть, как это выдать? На основании чего? - говорил незнакомый голос.
- А вот так вот, взять и выдать. На основании вашего революционного сознания.
- Ну, ты загнул Макар! Эти времена давно прошли. Теперь на всё нужен документ. А какой у неё документ?
- А у тебя какой документ был, когда тебя практически мёртвого ко мне принесли?
- Так ведь война.
- Это она у тебя кончилась, а у неё нет. Да и насчёт революционного сознания я что-то не понял. Схожу сегодня в райком партии, пусть мне старику растолкуют.
- Что растолкуют?
- Пусть растолкуют, когда оно кончилось.
- Ты это брось, Макар, я ведь это так сказал.
- Короче выписывай на неё и мальца ордер и всё тут. А то и вправду в райком пойду.
- Чёрт с тобой, дед. Твоя взяла. Пусть приходит, выпишу ей ордер.
- Это с тобой чёрт, а со мной Бог, - заворчал Макар. - Я вот ещё что хотел сказать: вы на меня два участка навалили, так вот мне помощник полагается, её и оформишь.
Голоса стихли, но гармония была уже разрушена, глаза открылись.
Время, как известно, течёт быстро, меняя всё на своём пути. И вот уже не Макар, а Маша метёт два двора. Сашенька уже пошёл в школу, а старый дед уже не выходит на улицу. Радостные возгласы соседей, встречающих своих мужчин с фронта, становились всё реже и вскоре совсем прекратились. Все, кто выжил, вернулись домой. И только одно осталось неизменным: маленькая женская фигурка каждый вечер стояла на набережной реки Фонтанка у дома 53 и ждала своего мужа. Рядом всегда крутился мальчик. Перед тем, как женщине уйти, он всегда заглядывал ей в глаза и спрашивал:
- Мама, а почему папа сегодня опять не пришел?
- Скоро придёт, Сашенька. Вот закончит свою войну и придёт.
Однако время меняет всё. Эта процедура, казавшаяся вечной, не выдержала испытанием времени и была изменена. Однажды на свой вопрос мальчик услышал не мамин, а мужской голос. Это был голос того самого парня, Мишки, от которого дед Макар в своё время предостерегал Машу.
- Да никогда он не вернётся!
- Почему? - спросил мальчик.
- Потому, что твоя мать ППЖ.
Машины губы задрожали. Она опустилась на колени и разрыдалась.
- Ты, что сделал!? - закричал Сашенька на незнакомого дядю.
- Да ничего я не делал. Я же не виноват, что твоя мать чокнутая.
Ребёнок затрясся в ярости. Он схватил палку, валявшуюся на земле и ткнул ей дядьку прямо в глаз. Тот не ожидал такого от ребёнка и поэтому не сумел отразить удар. Почувствовав сильную боль и осознав, что глаза больше нет, парень заорал так, как будто в городе снова объявили воздушную тревогу.
В отделении милиции дежурный долго не мог составить протокол. Описав происшествие, милиционер, перечитывал своё сочинение и рвал бумагу.
- Что ты мучаешься? - спросил милиционера офицер, вошедший в дежурную часть.
- Не знаю, как лучше написать.
- А что она натворила?
- Не она, а мальчик. Потерпевший обозвал его мать походно полевой женой, а ребёнок таким образом защитил честь своей матери.
- Жаль, - сказал офицер.
- Конечно, жаль. Доктор сказал, что глаз потерян.
- Жаль, что этому гаду два не выкололи, - уточнил офицер.
Дело по этому происшествию замяли, но Сашеньку на учёт в детскую комнату милиции поставили.
Дед Макар редко поднимался с кровати. Иногда он собирался с силами, вставал и обходил свои владения. Вот и на этот раз, шаркая ногами, он обошёл свои апартаменты, вышел в коридор и открыл двери в комнату Маши.
В дальнем углу, напротив комода на котором стояли фарфоровые слоники и раньше были расставлены фотографии деда Макара, на коленях стояла Маша и, глядя на икону богоматери, усердно крестилась. До слуха Макара донёсся нежный голосок его названой внучки.
- Господи, боже наш милостивый, и ты пресвятая дева Мария, верни мне мужа моего, раба твоего Николая. Если погиб он за Родину нашу, воскресите мужа для жены, а отца для сына. Услышьте меня, ибо нет, кроме вас, у меня на земле боле заступников.
Маша наклонила свою голову к комоду, коснулась лбом иконы и зарыдала. Макар, молча, отошёл от комнаты и тихо прикрыл дверь. Шаркая своими тапками, которые больше походили на лапти, он снова направился к себе.
- Ну вот и ладненько, - бубнил он себе под нос, - вот теперь всё правильно. Стало быть, теперь он точно к ней вернётся.
Макар обошёл свою комнатку, расставил все вещи на свои места и подошёл к иконе.
- Ну вот и всё, - сказал он себе, крестясь. - Стало быть, теперь всё сделал.
Он снова лёг в постель, укрыл своё тело одеялом, перекрестил лоб, что-то прошептал и умер.
Глава 8
Кузьма не просыхал уже неделю. После того, как по радио объявили, что война кончилась, весь отдел НКВД во главе со своим начальником, видимо решил выиграть войну у зелёного змея. Уничтожив все запасы спирта у себя, чекисты вынуждены были отступить в расположения армейских частей, где спиртное было не только своё, но и трофейное. Противник, видимо, не собирался сдаваться, и офицеры решили вырвать победу штурмом. Они уничтожали спиртное везде, где только могли его видеть. Никто не сомневается, что зелёный змей наверняка выиграл бы эту схватку, он уже находился в одном шаге от победы, но командиры, которые неизвестно каким чудом умудрились сами выйти из этого пьяного штопора, положили конец этой нечеловеческой братоубийственной бойне. Солдаты растащили офицеров по подвалам и отпаивали их там рассолом, не давая встречаться друг с другом до тех пор, пока они полностью не протрезвеют.
- Товарищ подполковник, - обратился сержант к Кузьме, - вас генерал к себе вызывает.
- Какой генерал?
- Ваш начальник, какой же ещё?
- Когда вызывает?
- Уже третий день, как вызывает.
- Тогда надо идти.
Кузьма постарался привести себя в порядок, но видя, что опухшее лицо никуда не денешь, махнул рукой и, качаясь, вышел из подвала.
Генерал долго ходил вокруг подполковника и рассматривал его опухшую физиономию.
- Да, товарищ подполковник, вы прямо как после боя.
- Так точно! - выкрикнул Кузьма, не понимая, хвалит его начальник или ругает.
- Что, так точно?
- Виноват. Служу трудовому народу!
- Да ты я вижу, ещё не протрезвел.
- Так точно, товарищ генерал!
- Что так точно?
Подполковник подозрительным взглядом осмотрел кабинет генерала, подошёл к шефу ближе, и тоном с которым обычно нищие выпрашивают у церкви на пропитание, проскулил:
- Иван Петрович, миленький, всего сто грамм. Говорить не могу, челюсть трясётся, зубы лязгают.
Генерал укоризненно покачал головой, открыл сейф и достал бутылку с мутной жидкостью. Он наполовину заполнил ей стакан и пододвинул его подполковнику.
- Ты уж извини, у меня только самогонка. Спирт ещё вчера закончился.
Кузьма опрокинул стакан. Его взгляд моментально стал сосредоточенным, а руки перестали трястись.
- Спасибо, товарищ генерал. Жизнь мне спасли, не меньше.
- Это ты в точку попал, Кузьма. Я действительно вызвал тебя, чтобы жизнь твою спасти.
Кузьма сразу кончил шутить и стал серьёзным.
- Ты помнишь вашего командира партизанского отряда, Вронского?
- Конечно, помню.
- Ты ведь в отряде его правой рукой был?
- Было дело. Мы тогда с ним большие дела делали!
- Я бы не советовал сейчас вспоминать о ваших делах.
- А что случилось? Я ведь после соединения отряда с нашими, был направлен в управление и ничего не знаю о командире.
- Вот только не надо этого. Никакой он тебе не командир.
- Да что же случилось?
- Случилось то, что Вронский дезертировал из своего полка.
- То есть, как это дезертировал? Зачем ему это надо?
- Значит, было надо. Ты знал, что он бывший белый офицер?
- Это все знали. Он и не скрывал это. Лично я в этом не вижу ничего предосудительного. До революции не было Красной армии. К тому же воевал он хорошо. Правительство даже присвоило ему звание полковника.
- Против немцев воевал хорошо. Но кроме них есть ещё американцы и англичане.
- Вы хотите сказать, что он перебежал к ним?
- Не знаю я куда он перебежал. Против него заведено дело. Он обвиняется в антисоветской агитации и пропаганде.
- Он!?
- Да причём тут он? Никуда он не денется. Если дело завели, значит сядет. Дело в тебе, а не в нём.
- Во мне? А я то здесь причём?
- Есть мнение, что именно ты помог Вронскому бежать.