- Как же я мог ему помочь, если он был в своём полку, а я в управлении. К тому же в том периоде, о котором вы говорите, я находился в Москве.
- В Москву ты вылетел в день бегства Вронского. Только ты вылетел в столицу на самолёте, а он ехал туда на поезде.
- Ну и что?
- Я знаю, алиби у тебя железное, но дело в том, что в полку находился ещё один человек, бывший уголовник Ферзь. Это он отвёз Вронского на вокзал, а потом набросился на следователя, который проводил обыск у бывшего командира полка.
- И что это доказывает?
- Это ничего не доказывает. Просто можно предположить, что Ферзь связался с тобой, а ты в Москве встретился с Вронским.
- Можно предположить, что мы с вами завтракали вчера вместе с американским президентом.
- Прекрати шутить!
- А что мне остаётся делать, если вместо доказательств мне суют в нос какое-то безликое мнение.
- Дело в том, что это очень авторитетное мнение.
- И что же вы мне теперь прикажете делать?
- Я ничего тебе не могу приказать, я могу только посоветовать.
Генерал замолчал, подозрительно осмотрелся и зашептал Кузьме почти в самое ухо.
- Кому-то вы с Вронским и всей вашей компанией перешли дорогу. И от вас не отстанут, это уж ты мне поверь. Если сейчас против тебя нет доказательств, то завтра они будут. Если их не найдут, значит создадут. Мой тебе совет - убирайся отсюда и чем раньше, тем лучше.
- Как интересно я могу это сделать, вы мне предлагаете дезертировать?
- У меня в Ленинграде есть знакомый. Он служит в прокуратуре. В разговоре он жаловался, что им не хватает прокуроров. Если ко мне придёт запрос о твоём переводе в Ленинград, я возражать не буду.
- Вы думаете, что это поможет?
- Я думаю, что это авторитетное мнение, которое здесь копает под тебя, авторитетно только здесь, а не а Ленинграде.
- Остаётся только, чтобы такой запрос пришёл.
- Остаётся только, чтобы ты согласился. О запросе можешь не беспокоиться. Я надеюсь, ты понимаешь, что погоны офицера НКВД придётся снять.
- Вы предлагаете спрятаться в другом ведомстве?
- Я предлагаю тебе спасти свою жизнь.
Если пути Господне неисповедимы, то пути нас, грешных, неисповедимы тем более. Прошла всего неделя, как подполковник НКВД, перед которым трепетал каждый, пил за победу в своём отделе, надеясь на скорое повышение по службе и присвоении очередного звания, а он уже ехал в поезде не только без присвоения очередного звания, но и совсем без погон. Ехал, как преступник, опасаясь, что люди из организации, которой он служил верой и правдой, в любой момент схватят его и сгноят в лагерях, за то что он посмел защитить своего командира, вина которого состояла только в том, что его родители не были ни рабочими, ни крестьянами.
Колёса поезда равномерно стучали по рельсам, приближая Кузьму к месту назначения, а в голове с такой же частотой стучалась мысль: "За что? Почему одни люди хотят быть выше других? До революции дворянство свысока смотрела на рабочих и крестьян. Теперь рабочие и крестьяне, встав у власти, пытаются не только доказать, что они выше всех, но и уничтожить потомков дворян только за то, что их предки презирали предков теперешних хозяев. А в чём, собственно их отличие? Да ни в чём. И те и другие хотели быть выше друг друга". Кузьма вспомнил, как командир рассказывал сказку из библии про вавилонскую башню. "Как правильно там всё сказано", - думал он. - "Сначала они строят башню, чтобы быть выше, потом перестают понимать друг друга, а потом расходятся по всему свету, а башня рушится. Вот так и я. Сначала мне было всё понятно. Я нисколько не сомневался в правоте партии, теперь сомневаюсь, потому что перестал понимать их. И вот я еду от этих людей чёрт знает куда и чёрт знает зачем. Остаётся только рухнуть самой башне".
Колёса поезда издали какой-то противный скрип, вагон дёрнулся и остановился.
- Поезд прибыл на конечную станцию Ленинград! - раздался крик проводника.
Кузьма вышел из вагона и направился в прокуратуру города.
- Хорошо, очень хорошо, - приговаривал начальник, изучая документы Кузьмы. - Нам как раз нужны такие кадры.
- Я никогда раньше в прокуратуре не работал.
- Освоитесь. Ничего страшного, не сложнее, чем в НКВД.
- Чем прикажете заниматься? - по-военному спросил Кузьма.
- Будете работать в надзорной системе.
- А если конкретней?
- Если конкретней, то будете проверять работу милиции. Начните хотя бы с детской комнаты.
Начальник вытащил из стопки наугад папку и протянул Кузьме.
- Возьмите хотя бы это дело.
- Что там?
- Там мать-одиночка. Работает дворником, воспитывает сына, который ждёт возвращение отца с фронта, а никакого отца, как вы понимаете, нет.
- Почему?
- Банальная история. Мамаша обыкновенная ППЖ, навешала сыну лапши на уши, про героического отца, а тот на этой почве возьми да и выткни глаз совершенно постороннему человеку.
- То есть как?
- Да вот так, взял палку и воткнул в глаз. Такого бы засадить за это годков этак на десять, но нельзя - слишком мал. Единственно, что можно было сделать, это поставить его на учёт в детскую комнату милиции. Вот и проверьте, как милиция наблюдает за, с позволения сказать, ребёнком. Вы же понимаете, какой бандит вырастит из этого волчонка. Заодно и на мамашу обратите внимание. ППЖ или проститутка - разница не большая.
На своё первое задание Кузьма решил идти поздно вечером. Вечер это самое время для шлюх. Кузьма уже составил себе образ этой мамаши. Наверняка, она затаскивала к себе в постель какого-нибудь мужичка, ублажала его, а в это время сынок, чистил карманы у доверчивого любовника. Если взять такую с поличным, есть полное основание лишить эту дрянь материнства и упрятать за решёткой, а ребёнка передать на воспитание в детский дом, подальше от преступлений. Кузьма не мог понять, почему милиция не могла взять с поличным эту шлюху самостоятельно, без вмешательства прокуратуры.
Он подошёл к дому подозреваемой, но по окнам понял, что её нет дома.
- Двор метёт, где же ей ещё быть? - рассуждали прохожие и показывали рукой на дома, где должна была мести двор дворничиха.
Подойдя к указанному месту, Кузьма и там никого не обнаружил.
- У Фонтанки она, - говорила ему сердобольная старушка, - мужа с войны там ждёт.
- А почему там?
- Он после войны обещал туда прийти, вот она каждый день там его и ждёт.
- Не верьте ей, гражданин, - прервал старушку парень с повязкой на глазу. - Ведьма она, чистая ведьма, и отпрыск её такой же.
- А это не он тебе глаз выткнул? - спросил Кузьма.
- Не веришь? Так иди и проверь, он и тебе глаз выткнет. - Парень чертыхнулся и скрылся.
Кузьма решил не обнаруживать себя, а проследить за женщиной издалека. Около двух часов она с ребёнком стояла у дома, но к ней так никто и не подошёл. Женщина взяла ребёнка за руку и направилась домой. Кузьма дождался, когда окна подозреваемой зажглись и направился в квартиру. Он долго думал, в какой звонок нажать. Уж очень хотелось застать преступницу врасплох, однако, осмотрев дверь, понял, что звонить никому не придётся. Замок не был закрыт. Кузьма на цыпочках подошёл к комнате и без стука резко открыл дверь.
Надежды прокурора не оправдались, кроме женщины и ребёнка в комнате никого не было. В полутьме две фигурки, женская и детская, стояли на коленях возле комода и молились. Голова женщины была покрыта платком, и лица не было видно. Скрип двери отвлёк женщину и она обернулась.
- Господи! Пресвятая Богородица, ты услышала меня, - воскликнула женщина.
При этих словах она на коленях подползла к Кузьме и обняла его колени. Такой наглости от шлюхи прокурор не ожидал.
- Ты что, белены объелась?
Но женщина, кажется, не слышала его.
- Слава тебе, Господи, Кузя, ты пришёл!
Услышав своё имя, да ещё в такой уменьшительно-ласкательной форме, прокурор опешил. Женщина подняла голову, и платок свалился с её головы. Прокурор никогда не верящий в Бога, кажется, впервые засомневался.
- Маша? - проговорил он.
- Кузенька, родной, какое счастье, что ты пришёл! Я ведь здесь совершенно одна! Если бы ты знал, как мне тяжело! Бог услышал меня!
- Ты веришь в Бога? - спросил Кузьма.
- А как же? Разве бы ты разыскал меня, если бы не он?
- Да, наверное, без его вмешательства это было бы невозможно.
- Кузьма, скажи мне одно, Николай жив?
- Жив, но…
- Не надо никакого но, - воскликнула Маша, - Я молилась и поэтому он жив.
- Какое это счастье, что я тебя нашёл! - облегчённо вздохнул Кузьма.
- Он скоро вернётся? - осторожно спросила Маша.
Кузьма отрицательно помотал головой.
- Надо подождать, он сейчас в тюрьме.
- В тюрьме?
- Нет, ты не подумай ничего плохого. Он заступился за нашего командира, поэтому и попал в тюрьму.
- Разве командиру что-то угрожало?
- Он барон и штабс-капитан.
- Неужели это ещё не кончилось?
- Как видишь.
- Я буду его ждать. Ждать и молиться.
- Расскажи, а как ты живёшь?
- Живу, как все. Работаю с утра до вечера, а в свободное время молюсь, чтобы Николай живым домой вернулся.
- А что ты на Фонтанке делала?
- Николая встречала. Мы с ним договорились, что он после войны домой придёт. Я ведь раньше на Фонтанке жила. Где же мне его ждать?
Маша неожиданно подбежала к ребёнку, взяла его за плечи и подвела к Кузьме.
- Сашенька, это тот самый дядя Кузьма, который воевал с твоим папой.
- Мой папа жив? - спросил мальчик.
- Жив, - ответил Кузьма. - Надо ещё немного подождать и он вернётся домой.
- Значит, я ему тогда правильно глаз выткнул? - спросил мальчик и обнял маму.
- Не суди и несудим будешь, - ответил ему Кузьма.
В этот день Сашенька был счастлив, как никогда. Во-первых, он никогда не ел столько много и так вкусно, как сегодня. Папин знакомый сходил в магазин и принёс столько еды, что её хватило бы на целый месяц. А во-вторых, Сашенька никогда не видел свою маму такой счастливой, как сегодня. Он обнимал её колени, глядел на её сияющее лицо и слушал, как дядя Кузьма рассказывал о том, как они воевали вместе с папой.
- Значит, и ты пострадал из-за этого? - спросила мама дядю.
- По сравнению с Николаем разве это пострадал?
Ребёнок не понимал о чём идёт речь. Да и для чего? Мама была счастлива, папа скоро должен был приехать, а еды было столько, что и во сне не могло присниться.
- Проверка произведена, - отрапортовал Кузьма начальнику, подавая папку.
- Ну и как твоё мнение?
- Никаких претензий к милиции нет.
- Нет? Ты хочешь сказать, что антиобщественный элемент живёт в нашем городе, а у милиции нет никаких претензий?
- Я не усмотрел у поднадзорных никаких признаков антиобщественного поведения.
- А как же глаз?
- Ребёнок слишком мал, чтобы знать о юридических последствиях содеянного. Он защищал честь и достоинство матери в соответствии со своими внутренними убеждениями. А они у него детские.
- Честь и достоинство? Разве у проститутки есть честь и достоинство?
- Она вовсе не проститутка. У неё действительно есть муж, и он ещё не вернулся с войны.
- Однако документов на этот счёт у неё нет.
- Документов нет, а муж есть. Только что закончилась война. Сейчас у многих нет документов. Что же касается женщин, то на них мужей при всём желании не хватит, Гитлер постарался. Что же прикажете всех шлюхами считать?
- Странно, - удивился начальник, - вы так говорите, будто раньше служили не офицером НКВД, а адвокатом. Впрочем, может быть, это даже и к лучшему. Одним делом меньше и слава богу, Берите новую папку и за работу.
Кузьма взял папку и вышел из кабинета. Начальник посмотрел на папку, которую ему отдал новый прокурор и отложил её в сторону.
- Чтобы НКВДшник так рьяно защищал какую-то ППЖ? - удивился он. - Нет, с этим делом расставаться рано. Здесь есть какая-то тайна. Время покажет, кто из нас прав.
Он выдвинул пустой ящик стола и положил папку туда.
Работа в прокуратуре, конечно отличалась от службы в НКВД, но Кузьма потихонечку привыкал к ней. Начальник, который поначалу казался въедливым и неприятным, привык к новому сотруднику и относился к нему непредвзято. Как-то он остановил Кузьму в коридоре и спросил:
- Кузьма Иванович, а где вы живёте?
- В общежитие.
- Но ведь у вас семья. Что же вы так и будете жить в разных городах?
- Нет, просто мне неудобно сразу площадь просить. Хотел разобраться сначала с делами, а потом уже и с площадью утрясать.
- С делами вы до самой пенсии не разберётесь. Вечно начальник должен за вас об этом думать. Зайдите ко мне и получите ордер на квартиру.
- Квартиру? - удивился Кузьма.
- Квартиру, квартиру. Только с новосельем не забудьте, а то ордера получат, а на новоселье пригласить забывают.
- У меня не заржавеет, - радостно воскликнул Кузьма. - Как только хозяйка с сыном приедет, сразу новоселье организуем.
Хозяйка с сыном не заставили себя долго ждать. Получив от Кузьмы известие, что он устроился, они моментально собрались и приехали в Ленинград.
- Вот это да! - не переставала удивляться жена Кузьмы, осматривая квартиру. - Целых три комнаты!
- А ты как думала, я всё-таки прокурор! Так, что думай Наташенька, как новоселье отмечать будем.
- А сколько народу будет?
- Давай считать: Начальник, заместитель и пять человек из отдела. Все с жёнами. Ну и мы, конечно. Да, ещё Маша будет с сыном.
- Это какая Маша?
- Та самая из нашего полка.
- Они с Николаем тоже здесь?
- Николай ещё не освободился. Она будет только с сыном.
- Как же ты её нашёл?
- Совершенно случайно. Она здесь недалеко живёт. Работает дворником.
Наташа отвернулась от мужа, чтобы он не видел, и поморщилась.
- Кузя, а может быть, потом их пригласим?
- Почему потом?
- Посуди сам: начальники, прокуроры и она - дворник.
- Ну и что, что дворник? А ты кем совсем недавно была?
- Тогда война была.
- Если бы не война, она тоже бы дворником не была. К тому же это мой боевой товарищ, и не пригласить его я не могу.
- Её, а не его, - поправила Наташа.
- Ну, её, какая разница?
- Разница огромная.
- Да ты никак ревнуешь?
- Ещё чего! К дворничихе что ли?
Кузьма серьёзно посмотрел на жену. Так серьёзно на неё он ещё никогда не смотрел.
- Наташка, откуда у тебя это? Неужели ты о людях судишь по их должности? Да эта дворничиха знаешь, сколько жизней спасла, ползая по полю боя в грязи?
- В том то и дело, что в грязи, - брезгливо, но тихо прошептала жена.
- Что, что? Что ты сказала? Я не расслышал!
Жена поняла, что приблизилась к той черте, переступать которую ни в коем случае нельзя.
- Да ничего я не сказала. Я просто для тебя стараюсь. Твои начальники живые люди и всякое могут подумать. Приглашай кого хочешь, мне то что? Только я бы на твоём месте этого делать не стала.
- Давай останемся каждый на своём месте, - строго сказал Кузьма.
- А куда мы гостей посадим? - перевела разговор Наташа на другую тему. - Мебели у нас пока маловато.
- Мебель временно будет казённой, я уже в хозчасти договорился, ну а потом и своей разживёмся.
- Мама, мама! - раздался детский голос из ванны, - что это такое?
- Иди, объясни Ваське, что такое ванна, - засмеялась Наташа.
Она с облегчением вздохнула. Разговор, зашедший так далеко, закончился, однако, женщина, из-за которой ситуация чуть было не вышла из-под контроля, уверенно заняла место в стане её врагов.
Вероятно, все застолья, и новоселье в том числе, проходят по одному и тому же сценарию:
Сначала все чинно сидят на своих местах, внимательно слушая провозглашённые тосты. Затем, согревшись немного от спиртного, начинают вежливо знакомиться с соседями по столу и обсуждать с ними совершенно отвлечённые темы, внимательно следя, чтобы эти темы ни дай бог не смогли хоть как-то задеть собеседника. По мере увеличения процента алкоголя в крови, такое понятие, как тактичность исчезает само собой. Гости уже не помнят по какому поводу они собрались, и начинают говорить о том, что их сейчас больше всего волнует, при этом, нисколько не слушая собеседника и стараясь его перекричать. Эта стадия самая интересная, потому что человек, лишённый тормозов, как бы снимает с себя маску и становится самим собой. Тут бы и определить, кто свой, а кто чужой, но это невозможно, потому что пьян и тот, кто говорит и тот, кто слушает. А пьяный слушатель не способен даже на элементарный анализ и забывает услышанное тотчас, стоит переменить тему разговора. Можно конечно специально не пить, но из этого вряд ли что-нибудь получится. Общество внимательно следит, чтобы масса была однородной и никто не выделялся. Стоит кому-нибудь пропустить тост, как десяток пьяных но зорких глаз заметят это. Как говорится, здесь пощады не будет. Штрафная - такого приговора не удавалось избежать даже прокурорам. Мало того, что нальют рюмку до самого верха, так ещё подбадривают хором: "пей до дна, пей до дна, пей до дна!". И вот уже у приговорённого начинают слезиться глаза и подкашиваться ноги. Всё возвращается на круги своя. Последняя стадия это когда гости не помнят не только зачем они пришли и куда, но не могут даже сказать кто они сами. Тут застолье обычно заканчивается.
Новоселье у Кузьмы не дошло ещё до третей, последней фазы. И гости, и хозяева находились во второй, самой откровенной стадии. Откровенной и глухой одновременно, ибо все хотят высказаться, но никто не хочет слушать пьяные откровения соседа.
Кузьма уже несколько раз пожалел, что не послушал совета жены. Маша, его боевой товарищ, сидела, забившись в угол, и испуганными глазами смотрела на так называемую элиту общества, которая если и отличалась от животных, так только винным перегаром. Кузьма подошёл к Маше и подсел рядом.
- Зря я пригласил тебя, - посетовал он.
- Ну, что ты Кузьма, я же понимаю, что ты обязан их пригласить.
- Я вспоминаю, как мы собирались в нашем полку: я, ты, командир, Николай и Василий. Пили спирт, а не водку, но всегда умудрялись оставаться людьми.
При имени Николай, Маша тяжело вздохнула.
- Ты не ходишь больше на Фонтанку?
- Ты же сам сказал, что надо подождать.
- Я тут кое-что пронюхал по своим каналам.
- Что? - испуганно спросила Маша.
- Ты что так испугалась? Я просто хотел сказать, что ты снова можешь ходить на Фонтанку.
- Правда!?
Маша от радости подпрыгнула на стуле, обняла Кузьму и поцеловала его.
Эта выходка не осталась незамеченной. Наташа прервала свою беседу с женой начальника Кузьмы и глазами тигрицы смотрела на мужа и его собеседницу. Начальник Кузьмы стоял сзади своей жены вместе со своим заместителем и тоже наблюдал эту сцену.
- Степан Егорович, - обратил внимание начальника заместитель, - Вон там видите даму, которая с виновником торжества целуется.
- Она явно не из наших, - ответил тот.