Александр Сергеевич моментально развернулся к Татьяне Павловне и щёлкнул при этом каблучком. Он вопросительно посмотрел, а потом резко повернулся к ней спиной и больше не поворачивался.
- Ну, что? Видела?
Даша от удивления даже раскрыла рот.
- Вот это да!
Неожиданно Татьяна Павловна побледнела.
- Господи, что же я старая дура наделала?
- Что с вами, Татьяна Павловна? - испугалась Даша. - Вам плохо? Пойдёмте, я вас на улицу выведу.
Даша вывела завуча в школьный садик, усадила на скамейку и стала своим платочком обмахивать уже красное лицо Татьяны Павловны.
- Даша, поклянись передо мной, что ты никому не скажешь, про то, что только что узнала!
- Клянусь, но что вы так испугались?
- Да не клянусь, а клянусь по-настоящему.
- Клянусь, - серьёзно повторила Даша.
- Смотри, Дарья, если соврёшь и проболтаешься, я руки на себя наложу.
- Да что вы такое говорите, Татьяна Павловна?
- Сама-то подумай, если он дворянин и до полковника дошёл в Красной армии, а сейчас в школе учителем работает, значит, у него есть основание скрывать своё прошлое?
- А может быть он до полковника не в Красной армии, а в Белой дошёл?
- Ты на возраст его посмотри. Мог он в Белой армии до полковника дойти?
Даша внимательно подумала и отрицательно замотала головой.
- А вдруг он преступник и скрывается?
- Ты что мелишь-то? Я правильно тебе определила кто он?
- Правильно.
- Так вот можешь мне поверить: этот человек не может быть преступником, он может быть только героем.
Даша посмотрела по сторонам и испуганно прошептала:
- Клянусь, честное комсомольское.
Татьяна Павловна сморщила лицо, как будто она только что проглотила лимон, и брезгливо махнула рукой.
Даша ещё раз осмотрелась по сторонам, приблизила свои губы к самому уху завуча и прошептала:
- Ей богу, никому не скажу.
- Вот это другое дело, - ответила Татьяна Павловна.
Женщины поднялись со скамеечки и направились в школу, где всё уже было готово к празднованию столь долгожданного праздника.
Если всю работу по подготовке праздника взяли на себя женщины, то сам праздник должны были везти мужчины. Историка пожалели из-за его преклонного возраста, а вот к Александру Сергеевичу не было и не могло быть никакого снисхождения. Он, единственный кавалер в школе обязан был не только станцевать с каждой, но и обязательно выпить с каждой за победу. И хотя крепких напитков в школе не было, такого количества вина, которое пришлось на скромную персону учителя русского языка, вполне хватило, чтобы он к концу праздника еле ворочал языком.
- Позвольте меня, позвольте вас, позвольте я, - еле-еле пытался Александр Сергеевич что-то выговорить Даше, - одним словом…
- Одним словом, позвольте я вас провожу домой, - засмеялась Даша.
- Нет, это я вас, - попытался спорить Александр Сергеевич.
Может быть, он и смог победить в этом споре, но подвели ноги. Они как то неестественно дёрнулись, и тело сползло на стул.
- Пора домой, - услышал он ласковый голос Даши. - Где мы живём?
- А я не знаю, где я живу.
- Ничего страшного. Всё равно пора в кровать.
Женщина помогла подняться своему кавалеру и как санитарка, выносящего с поля боя совершенно неподвижного, но ещё живого бойца, вывела из школы учителя русского языка.
И хотя и Даша и Александр Сергеевич преподавали в советской школе, и хотя Даша была комсомолкой, этого было совершенно недостаточно, чтобы самый главный и самый сильный закон природы, согретый к тому же изрядной порцией вина, не начал действовать.
Проснувшись рано утром, Александр Сергеевич обнаружил себя в чужой кровати, совершенно нагим, вместе с такой же, как и он, учительницей биологии. Учительница потянулась, просыпаясь, и одеяло соскользнуло с её прекрасного тела с бархатной кожей.
- Гутен морген, - сказал Александр Сергеевич.
Даша открыла глаза и улыбнулась.
- Ты не боишься? - спросил Александр Сергеевич, глазами показывая на её обнажённое тело. - От этого иногда случаются дети.
- Нет, - ответила она.
- Почему?
- Во-первых, потому, что я очень хотела бы иметь от тебя ребёнка.
- А во-вторых?
- А во-вторых, ты был вчера в таком состоянии, что при всём желании никакие дети случиться не могут. Кстати, ты не возражаешь, что я с тобой на ты?
- Теперь-то уж чего? - усмехнулся гость.
- В таком случае, я пойду готовить завтрак.
Даша встала, накинула халат и вышла из комнаты.
Александр Сергеевич потряс головой и постарался вспомнить, как он оказался в этом доме. Даша давно нравилась учителю русского языка, ему всегда нравились женщины смелые и решительные, но чтобы настолько… И даже при таком раскладе он, не задумываясь, сделал бы ей предложение, если бы не его документы. Школьный учитель каждый день заглядывал в почтовый ящик и ожидал увидеть там письмо от Кузьмы. Увы, ящик был пуст, а действовать от имени и фамилии совершенно постороннего человека, ему не хотелось.
В комнату со сковородкой и чайником вернулась Даша.
- Кушать подано, ваше благородие! - шутливо сказала она.
От этих слов повеяло далёким и счастливым детством. Ваше благородие, ваше светлость, казалось, что эти слова остались в далёком прошлом, казалось, что их уже никогда не услышать, и вот они звучат при таких неожиданных обстоятельствах. Даша, сама того не подозревая, подарив своему гостю эту минутку блаженства, сразу стала для Александра Сергеевича во сто крат ближе и милее. Она в одночасье превратилась в существо, без которого он уже не мыслил себя. Он обмотался простынёй и сел за стол.
- Не можешь вспомнить, как ты попал ко мне? - спросила хозяйка.
- Ты просто читаешь мои мысли.
- Можешь не ломать себе голову, это я затащила тебя к себе.
- Воспользовалась ситуацией?
- Нисколько. Просто ты был неспособен назвать свой адрес.
- Неужели я до такой степени напился?
- К тебе нет никаких претензий, ты вёл себя настоящим героем. Посуди сам: в школе всего двое мужчин. Ну не с историком же нам пить за победу? Он уже не молод и не выдержал бы.
- А я?
- Ты сломался, когда был у меня дома. Я посадила тебя на кровать, и тебе стало плохо.
- И поэтому ты раздела меня догола?
- Именно поэтому. Ты устряпал не только себя, но и меня.
- О Боже!
- Не переживай, к вечеру высохнет. Я уже всё выстирала. А до вечера нам и в таком виде будет неплохо.
- А почему ты не переоделась?
- Ходить одетой, тогда как твой гость вынужден лежать в чём мать родила, это не по-товарищески. - Даша улыбнулась и захихикала. А что тебя, собственно, не устраивает? У меня в комнате тепло, бельё твоё настирано. Или тело моё настолько уродливо, что на него противно смотреть?
- С телом всё в порядке. От него глаз не отвести.
- Ну и смотри, сколько хочешь.
- Меня волнует нравственный аспект.
К этому времени завтрак был съеден и собеседники, сидя за столом, просто разговаривали. Услышав мнения гостя о своём теле, Даша, как бы случайно, задела рукой за халат и оголила то, от чего, по словам Александра Сергеевича невозможно было отвести глаз.
- Ты считаешь, что женщина безнравственна, если хочет иметь ребёнка от мужчины, который её нравится? Я же не обманываю этого мужчину, и в ЗАКС его не тащу. Мне нужен только ребёнок.
- Только ребёнок, а мужчина?
- Здесь необходимо, чтобы не только я любила мужчину, но и мужчина меня.
Даша запнулась и покраснела.
- Вот дура! Всё-таки проболталась. Знала, что женщины не должны говорить этот первыми, а ляпнула.
- Странно, - задумчиво произнёс Александр Сергеевич, - в мире всё перевёрнуто вверх ногами: желание женщины иметь ребёнка считается безнравственным, признание в любви и то имеет свой регламент.
Почувствовав, что Александр Сергеевич не только не осуждает её, но даже поддерживает, Даша посмотрела на гостя с надеждой.
- Так как ты относишься к моему предложению?
- К какому?
- Как к какому? Зачать ребёнка.
- Когда?
- Да хоть прямо сейчас!
Александр Сергеевич, даже закашлялся от такого неожиданного предложения.
- Прямо сейчас?
- А что время тянуть?
- Ты просто не оставляешь мне выбора.
Даша просияла от радости, сняла халат совсем и бросила его на пол.
Нет никакой необходимости долго рассказывать читателю, как Александр Сергеевич съехал из общежития, в котором жил, и перебрался к Даше. К тому же, быстро и не получится, ибо он не съехал, а испарился оттуда, исчез, будто его там никогда и не было, будто он и не мог там находиться, будто он испокон веков жил у Даши и вместе с Дашей. Так думали Даша и Александр Сергеевич, но у окружающих на этот счёт было своё мнение.
О, если бы в мире было всё так просто! К сожалению, мы совсем забыли про регламент, где прописано абсолютно всё: где жить, что есть, с кем спать, в чём ходить, о чём говорить и так далее и тому подобное. А если учесть, что это не просто граждане, а учителя, которым доверено воспитывать советское будущее, то тут и говорить не о чем, здесь всё должно соответствовать моральному кодексу строителей коммунизма, а если в этом кодексе чего и нет, так на то есть бюро комсомола, партком или на худой конец начальник.
- Мне директриса сегодня всю плешь переела. Целый час меня воспитывала. Хоть из школы увольняйся, - жаловалась вечером Даша Александру Сергеевичу.
- Что так?
- Я видите ли виду аморальный образ жизни. Мне, как комсомолке, не пристало жить с любовником.
- То есть они хотят, чтобы комсомолки с членами ВЛКСМ жили?
- Ты смеёшься, а мне не до смеха. Не сегодня завтра на бюро комсомола вызовут.
- Неужели они на своём бюро будут обсуждать, кто с кем спит?
- Представь себе, будут.
- Господи! И что же они от тебя хотят?
- Они хотят, чтобы мы либо поженились, либо расстались.
- Не понимаю, почему это хотят они? Это должны хотеть мы.
- Должны мы, а хотят они.
- Да затравить они кого хочешь могут. Давай оформим наши отношения, только попозже.
- Когда?
- Не знаю.
- Ну что ж, если ты согласен стать моим мужем, то между нами не должно быть никаких секретов.
- А у нас есть секреты?
- Есть. Я догадываюсь, почему ты сейчас не можешь жениться на мне.
Александр Сергеевич вопросительно посмотрел на Дашу.
- Потому, что ты не Смирнов, не Александр Сергеевич и не учитель русского языка. Верно?
- Верно, - послышался тихий шёпот. - Ты должна знать, с кем хочешь соединить свою судьбу. Я барон Вронский Андрей Петрович, штабс-капитан царской армии, во время войны возглавил партизанский отряд. Когда отряд соединился с нашими войсками, его переформировали в полк, а я стал его командиром, а потом кто-то снова заинтересовался моим прошлым. Вот так я и оказался Смирновым Александром Сергеевичем, сыном потомственного рабочего, никогда не служившим в армии. Теперь ты знаешь мою тайну и можешь принимать решение.
- Своё решение я приняла, когда затащила тебя в свою кровать, и от него не отступлюсь. Но и ты, принимая решение, должен знать мою тайну.
- И у тебя есть тайна?
- Я была на линии Монергейма.
- Ты воевала в финскую?
- Я оказалась там совершенно случайно и пробыла на войне всего один день. Когда наши пошли в атаку, я оказалась среди наступающих. Финны открыли шквальный огонь, и мы залегли. Лежать пришлось целый день, а было тридцать градусов мороза. Когда нас отбили, уцелело только треть полка.
- Что было потом?
- Потом меня отправили в госпиталь с воспалением лёгких и обморожением конечностей. На этом моя война и кончилась.
- И в чём же здесь тайна?
- Тайна в том, что я отморозила там не только конечности. Я считала, что вылечилась полностью, но недавно я забеспокоилась, что до сих пор не беременна и пошла к врачу.
- Что сказал доктор?
- Понимаешь, у меня никогда не будет детей. - Даша пальцем показала себе на низ живота. - Там у меня отморожено всё. Я пустая, понимаешь? Вот теперь решай ты.
- Я тоже всё решил. А, что касается детей, я думаю, ты не права. Детей даёт Бог.
Свадьба двух учителей была сыграна в школе с особым размахом. Особенно были рады комсомольские и партийные лидеры. Ещё бы, с их плеч гора свалилась. Совсем недавно они готовились к разбору персональных дел своих сотрудников. Шутка ли сказать, нравственное разложение среди учителей. Таких надо гнать поганой метлой из школы. Но если их выгнать, то кто будет учить детей? Учителя и так работают за троих, а если двоих выгнать? Нет, тут без скандала не обойтись, в райкоме сразу бы всё узнали, и тогда - прощай карьера. Правда в райкоме и так всё знают - мир не без добрых людей, но это всё на уровне сплетен. Никаких оргвыводов никто ещё не делал и уже, слава богу, не сделают. А если даже и сделают, то это всё равно в плюс пойдёт. Ведь эта свадьба, а, следовательно, и наставление на путь истинный двух заблудших душ, есть ничто иное, как отличная работа партийных и комсомольских органов. Зря, конечно, что молодожёны наотрез отказались выбрать свидетелей из парткома или бюро комсомола. Жених выбрал себе историка, а невеста эту старомодную Татьяну Павловну, ну да и на том спасибо.
Историк, польщённый столь высоким доверием со стороны Александра Сергеевича, всё норовил провозгласить тост за молодых. Однако пока он высказывал свою мысль, гости не выдерживали и выпивали так и недослушав тост. Тогда историк прибег к хитрости.
- За Сталина! - провозгласил он самый короткий тост, и строго осмотрел всех гостей.
Никто, конечно, не понял, почему в свадьбу надо было пить за Сталина, но спорить никто не решился, напротив, выпив за генералиссимуса, каждый почтительно поклонился историку, выказывая ему особое почтение. А ему только этого и надо было.
Татьяна Павловна крутилась около невесты и всё время шептала ей что-то на ухо.
- Дашенька, я так рада за тебя! - говорила она.
- А ведь всё это произошло с вашей лёгкой руки, - отвечала ей невеста. - Помните, как мы отмечали день победы? Тогда всё и началось.
Татьяна Павловна наклонилась к самому уху невесты и прошептала:
- Ты ведь теперь баронесса, Дарья!
- Больше двух говорят вслух, - сделал им замечание секретарь парткома, - о чём это вы?
- Вам это не надо знать, - тут же ответила Татьяна Павловна, - это наш маленький женский секрет.
Праздники утихли, а вместе с ними утихли и рьяные борцы за коммунистическую нравственность. Правда, кое-что в этой свадьбе борцам было непонятно. Так невеста, став женой, почему-то оставила свою девичью фамилию. И хотя этот поступок и выходил за регламент, но он по сравнению с сожительством без регистрации был таким невинным, что им свободно можно было пренебречь. Затихли и пересуды вокруг двух учителей, и снова жизнь потекла по своему привычному руслу. Однако, если кто-то считает, что это русло ровное и тихое и если дети в школе маленькие, то и их проблемы небольшие, то он сильно ошибается. Драмы и трагедии, которые разыгрываются в детских коллективах, порой бывают гораздо сильнее и жёстче, чем у нас взрослых. Заметить такую драму бывает очень сложно. Это под силу только педагогу с большим опытом.
Как-то после уроков, сидя в учительской, Татьяна Павловна спросила Дашу:
- Это не твой мальчонка рядом с учительской стены подпирает?
Даша тут же встала и вышла в коридор. Вернувшись, она развела руками.
- Никого нет.
- Значит, убежал уже. Этот мальчик с твоего класса.
- Наверное, просто так стоял.
- Просто так, милочка, даже прыщик не вскочит. Если стоит, значит надо ему очень.
- Если надо, значит подойдёт и спросит.
- Спросит? А ты, милочка, возьми и спроси у товарища Сталина, когда у нас карточки отменят. Война то уже кончилась, зачем они нужны?
- Ну, вы Татьяна Павловна и скажете!
- Вот видишь, тебе страшно у самого товарища Сталина спрашивать. А ведь мы, учителя, для наших учеников стоим также высоко, как для нас товарищ Сталин. И им тоже иногда страшно у нас что-то спрашивать.
- Вы считаете, что ему нужна помощь?
- Даже не сомневаюсь в этом.
- Спасибо, Татьяна Павловна, я обязательно посмотрю за ним.
Прежде чем задавать ребёнку вопросы, Даша решила понаблюдать. Действительно, после звонка все дети из класса выбегали в коридор и играли, а Игорь Миронов бежал к учительской, облокачивался на стену и стоял так до самого звонка на урок. После уроков он первым вбегал в раздевалку, забирал своё пальтишко и убегал. Семейное положение Игоря мало отличалось от остальных детей. Он жил с бабушкой и также как и все ждал возвращения своих родителей с войны. К сожалению, родителям Игоря не суждено было вернуться. Бабушка давно получила на них похоронки, но ребёнку об этом так и не сказала. О том, что Игорь сирота знали все, кроме самого Игоря. Понаблюдав за ребёнком несколько дней, Даша решила поговорить с ним.
- Игорёк, а почему ты с детьми не играешь? - спросила она как-то, выйдя из учительской.
Ребёнок вытаращил свои глазёнки на учительницу и смотрел на неё с такой надеждой, что у Даши мурашки побежали по коже. Он видимо очень хотел ей что-то сказать, но по какой-то причине не делал этого. Уголки глаз стали постепенно наполняться слезой, капельки набухали, и наконец, не выдержав своей тяжести, скатились по щекам. Мальчик резко отвернулся и убежал, так ничего и не сказав.
Вечером, сидя за ужином, Даша делилась впечатлениями по этому поводу со своим мужем.
- Представляешь, у него такие глаза! Я сама чуть не заплакала, когда заглянула в них.
- Вероятно у него большие неприятности, - предположил Александр Сергеевич.
- Только он почему-то не хочет со мной поделиться своим горем.
- Не хочет, потому что не верит.
- Что же я должна сделать, чтобы он мне поверил?
- Поверить ему, только и всего.
- Как же я буду верить, если не знаю в чём дело?
- А зачем тебе знать, в чём дело?
- То есть как это зачем?
- Можно не знать - достаточно чувствовать. Представь, что тебе также тяжело, как и ему, тогда сразу поверишь, а он соответственно поверит тебе.
Даша стала обдумывать, что сказал ей муж, но до конца так и не поняла. "А как же я его пойму, - подумала она, - если для этого нужен не разум, а чувства".