- И потом не пригодится. Сразу после проведения операции отряд приказано передислоцировать. Пойдём по болотам, налегке. Так что зря старался здесь твой арсенал и останется.
- Пускай лежит. Он есть не просит. Кто его здесь найдёт?
- Вы так говорите, будто уже взорвали этот рудник, - прервал их Кузьма. - А там, между прочим, около тысячи пленных, и каждую неделю новых привозят. Вы вместе с ними взрывать собираетесь? Да и вообще… Можно подумать это так просто: пошёл взорвал и ушёл. К этому руднику на пушечный выстрел не подойдёшь.
Против такого аргумента никто возразить не мог. Да и что возразишь? Тут дураку ясно, что с теми силами и вооружением, которыми располагал отряд, рудника не уничтожить. Единственное, что можно сделать, так это положить всех до одного партизан и ещё пленных столько же, а то и больше. Что же касается рудника, то его работу можно сорвать максимум на один день, да и то в лучшем случае.
Именно потому, что и командир, и его помощники прекрасно это понимали, говорить ни о чём не хотелось. В пещере воцарилась гробовая тишина. Каждый думал о чём угодно, только не о полученном задании.
Мы часто думаем, что мозг дан человеку, чтобы обеспечивать жизнь всему телу. Это он даёт команды всем органам и заставляет их работать на своего хозяина. Он повинуется только одному господину - личности и никогда ничего не сделает во вред ему. А как же Александр Матросов, Зоя Космодемьянская, а капитан Гастелло, а Карбышев? Неужели это мозг так защитил личность? Вот теперь и догадайся, кто кому служит: мозг человеку или человек мозгу?
В то время, когда все сидели молча, понимая полную абсурдность задания, мозг каждого, совершенно игнорируя логику своих хозяев, уже приступил к выполнению поставленной задачи.
- Какое сегодня число? - спросил командир.
- Двадцатое марта, - ответил Василий.
- Значит, времени у нас один месяц.
- А что будет через месяц? - не понял Ферзь.
- Представь, что ты служишь на зоне, - вместо ответа обратился к Кузьме Андрей Петрович, - какие бы мероприятия у вас были в день рождения Сталина?
- А причём тут Сталин? - удивился Василий.
- Сталин здесь совершенно не причём. Через месяц день рождения Адольфа Гитлера.
Глаза Кузьмы неожиданно просветлели.
- Я, кажется, понял!
- Что ты понял? - спросил Василий.
- Я тоже ничего не понимаю, - сказал Ферзь.
- Ну, это же так просто! - не выдержал Кузьма. - У них обязательно должно быть праздничное построение с зачитыванием приказов, награждениями и всякое такое…
- Это значит, что в этот день охрана объекта будет сведена до минимума, а весь батальон будет сосредоточен в одном месте! - продолжил Ферзь.
- Такого случая упускать нельзя, - добавил Василий. - Пленных они наверняка по баракам разгонят. Не будут же они вместе с ними праздновать?
- Грохнуть бы их всех на этом построение! - с досадой крикнул Кузьма. - На оставшуюся охрану наших сил хватит. А главное все пленные будут выведены из-под удара. Такой шанс раз в сто лет выпадает.
- Да, красиво всё на словах получается, - сказал командир. - Ещё бы знать, где и во сколько будет построение. Да и этого мало. Охрана хоть и будет уменьшена, всё равно мы не знаем где она.
- Если бы у нас карта была, тогда… - начал было Ферзь, но тут же осёкся.
При этих словах воцарилось молчание. Все взоры устремились на Василия.
- Даже думать забудьте, - прервал молчание Андрей Петрович.
Командир, да ещё во время войны, наделён такими полномочиями, которые и представить себе трудно. Однако приказать прекратить думать не может даже он. Мозг, получив идею, моментально приступил к её реализации и никто на свете уже не способен его остановить.
- Даже если нам удастся его внедрить туда, что само по себе совершенно нереально, - рассуждал вслух командир, - всё равно без обратной связи он ничего не сделает.
- Что касается обратной связи, то здесь проблемы нет, - возразил Ферзь. - Все пленные работают на руднике. Конвой охраняет пленных, а не камни, и после окончания работ там никого нет.
- Ты имеешь в виду тайник? - спросил Кузьма.
- А почему бы и нет?
- Но никто не знает, на каком участке он будет работать.
- Там всего несколько участков. Надо устроить тайник в каждом.
- Есть вероятность, что его обнаружат.
- Связь должна быть только односторонней, - уточнил командир.
- Ну, вот всё и решили, - заключил Василий.
- Ничего мы ещё не решили! Я же только предположил, что мы сможем тебя внедрить, но есть и ещё один сильный аргумент.
- Какой? - спросил Василий.
- Это билет в один конец. Если туда мы предполагаем, что тебя внедрим, то вернуться назад шансов нет совсем.
- Не понял, - удивился Василий. - У вас приказ освободить пленных.
- У меня приказ уничтожить рудник, а пленных освободить по-возможности.
- Вот вы меня и освободите по-возможности.
- Но это же почти верная смерть!
- Это война, - ответил Василий командиру. - Мы рискуем всего одним человеком, а освободить есть шанс тысячу или полторы.
***
Обер-лейтенант Вайс был человеком не робкого десятка. Однако и для него существовали понятия, от которых душа уходила в пятки а руки начинались трястись, как в лихорадке. Это был восточный фронт. Стоило ему подумать о том, что его туда пошлют, начинался самый настоящий припадок. И для этого были веские основания. Все его знакомые, которые попадали туда, переставали существовать. Сначала друзья присылали письма, в которых хвастались своими военными подвигами, потом они писали о погоде, вспоминали довоенные года и несли какую-то чепуху. Вайс знал, что такое военная цензура и понимал, почему его друзей вдруг пробивало на лирику. После этого письма переставали приходить. Человек просто переставал существовать.
Свою службу обер-лейтенант считал подарком судьбы. Он не участвовал в сраженьях, он даже никогда не был рядом с передовой. Более того, Вайсу никогда не доводилось пользоваться оружием. После призыва в армию, его отправили на офицерские курсы, вероятно потому, что он мог еле-еле говорить по-русски. Там была подготовка по стрелковому делу, но когда проводились практические занятия, Вайс заболел. Преподаватель не стал портить карьеру будущему офицеру и выставил ему отметку без результатов стрельб. Обучение на курсах радовала молодого человека. Грешным делом, он надеялся, что за время учёбы война закончится и ему не придётся применять свои военные знания на практике. Но срок обучения на курсах почему-то сократили, а война, которую доктор Геббельс обещал закончить за несколько месяцев, затягивалась, увлекая в свой водоворот всё новые и новые жизни. Учёба, к сожалению, закончилась гораздо раньше, чем военная кампания, но судьба и тогда пожалела молодого лейтенанта. Он единственный из всех выпускников не был отправлен на фронт. Обязанностью офицера была доставка пленных из штабов прифронтовых частей в лагеря. И хотя железных крестов за такую службу не давали, но и возможности умереть за Фюрера не предоставляли. Вайс ценил свою службу и относился к ней трепетно, понимая, что она спасает его от неминуемой гибели. Правда, в последнее время и в тылу стало небезопасно. Партизаны часто совершали свои набеги, но это было на оккупированных территориях, а пленных, как правило, приходилось возить вглубь страны. Последняя поездка была скорее исключением из правил. Пленных надлежало доставить как раз в оккупированную зону. Это был рудник, где добывался никель, необходимый для брони нового танка "тигр". Это обстоятельство не из приятных, но особого волнения обер-лейтенанту не доставляло. Во-первых, поездка была короткой, а во-вторых, баловень судьбы уже привык рассчитывать на проведение и надеялся на свою покровительницу.
Если кто-то из нас, хотя бы раз, сталкивался с превратностями судьбы, знает наверняка: можно благодарить её за благосклонность, можно клясть всеми словами за её коварство и несправедливость, но, ни в коем случае нельзя рассчитывать на неё, а уж тем более надеяться.
На железнодорожной платформе пленных вывели из вагонов и построили. Обер-лейтенант дождался доклада унтер-офицера, взял чемодан с документами и направился к выходу. Наручники, которые лежали на чемодане упали и ушибли ногу офицеру.
- Шайзе! - выругался Вайс, поднял наручники и засунул их в карман.
По инструкции полагалось приковать чемодан с документами к левой руке, но опытный офицер знал, что все эти инструкции пишут штабные писаки, которым и в голову не приходило взять и исполнить то, что они написали. Действительно, ну как можно проехать много часов с одной рукой: ни покурить, ни поесть, ни высморкаться? Да и нужды в этом не было: вот она машина, из окна поезда видна - всего несколько метров.
Вайс вышел из вагона и направился к автомобилю. Неожиданно прогремели взрывы.
- Партизаны! - кричали со всех сторон.
Конвой уложил пленных на землю и занял оборону. На мгновение Вайс оказался за линией обороны. Именно в это мгновение к нему подбежал партизан и направил на него автомат.
- Чего рот раскрыл, Фриц? Чемоданчик-то отдай!
Вайс ничего не понял, что ему сказали, но дуло автомата объяснило всё лучше всякого переводчика. Партизан забрал портфель и скрылся. Вайс вытащил из кобуры пистолет, хотел поразить противника, но выстрела не произошло. Партизаны исчезли также неожиданно, как и появились.
- Документы! - услышал он рядом голос заместителя начальника лагеря.
Вайс растеряно посмотрел на него.
- Оружие! - опять скомандовал эсэсовец.
Обер-лейтенант протянул ему свой пистолет.
- Даже с предохранителя не снят!
Офицеру нечего было ответить.
- Наручники!
Вайс вытащил из кармана наручники и протянул их эсэсовцу. Тот сковал ими руки офицера и сорвал погоны.
- На восточном фронте вы будете воевать в другом звание, - сказал он.
Вот и верь после этого проведению, вот и надейся на него!
Пленных быстро погрузили в автомобили и увезли в лагерь. Там их построили и несколько раз пересчитали. По расчётам выходило, что ни одному узнику не удалось бежать. Среди своих тоже потерь не было.
- Убитых нет, раненых нет, все пленные на месте! - докладывал заместитель начальнику лагеря.
- А что же тогда есть?
- Есть чемодан с личными делами пленных. И его бы не было, если бы этот, - заместитель зло посмотрел на обер-лейтенанта, - сам его противнику не отдал.
- Противник на фронте, а это бандиты, - уточнил начальник.
- Так точно, бандиты! - поправился заместитель. - Всё произошло очень стремительно, и никаких потерь. Просто подарок судьбы.
- Я не верю в судьбу, а тем более в её подарки.
Начальник обошёл строй пленных, внимательно осмотрел их и снова подошёл к заместителю.
- И для чего же бандитам понадобился чемодан?
- Не могу знать!
- Значит, вместе с ним на фронт поедите? - он кивнул в сторону Вайса.
- Виноват! - испугался заместитель. - Им нужны личные дела заключённых!
- Великолепное умозаключение! А то я сам не догадался! Зачем они им? Вот в чём вопрос.
Заместитель опять виновато опустил голову.
- Догадывайтесь, догадывайтесь. И поверьте, чем раньше вы догадаетесь, тем нам всем будет лучше.
Какие меры только ни предпринимал заместитель начальника лагеря, как ни ломал себе голову, чтобы разгадать эту азиатскую хитрость, но так и не мог понять, что он ищет и зачем. И не сносить бы ему головы, если бы нелепая случайность не положила всему конец.
Солдаты, собирая на болоте клюкву, наткнулись на кострище, в котором лежал обгоревший портфель с какими-то бумагами. Они принесли находку в лагерь, и заместитель с радостью побежал докладывать о случившемся начальнику.
- Вот! - положил он перед начальником обгоревший чемодан с остатками истлевших документов. - Им и самим не нужны были эти бумаги. Просто увидели чемодан, хапнули, а потом посмотрели и выбросили.
- Недооцениваете вы противника, - задумчиво сказал начальник.
- Бандитов, - поправил его заместитель, вспомнив, как тот в своё время поправил его.
- Да нет. Скорее всего, это уже противник. Им действительно не нужны были эти документы. Теперь ясно, что им было нужно.
- Что? - непонимающе спросил заместитель.
- Им было нужно, чтобы этих документов не было у нас.
- Зачем?
- В лагере шпион. Они к нам заслали своего агента.
- Зачем? Они здесь все могут быть шпионами. Да и к тому же, какой прок от агента, если отсутствует связь.
- Значит, есть у них связь. Ищи связь и агента. Скоро день рождения Фюрера и не дай бог нам преподнести ему такой подарок!
Уже две недели, как Василий находился в добровольном плену. Две недели партизаны под покровом ночи ползали среди скал рудника и просматривали свои тайники. Всё тщетно. Ни то чтобы записка, не было даже никакого условного значка. Жив он или мёртв? Находится он в лагере, или его перевели в какое-то другое место? Ничего не известно. И вот их терпение было вознаграждено. Сегодня Ферзь принёс маленький клочок измятой бумаги, над которым склонились трое боевых товарища Василия.
- Вот молодец, вот умница! - нахваливал его командир. - Всё указал: вот плац, вот казармы, вот посты охраны, а вот бараки для пленных.
- А это что? - Кузьма показал пальцем на квадратики вокруг плаца на которых что-то было написано мелким почерком.
Командир вгляделся в надписи и радостно ударил себя по коленям.
- Это просто подарок судьбы! Это же склады со взрывчаткой. На каменоломнях без взрывчатки не обойтись. Вот они её здесь и хранят.
- И у каждого склада часовые стоят. Здесь даже мышь не прошмыгнёт, - недовольно заметил Кузьма.
- Зато граната пролетит, если отсюда или отсюда кидать, - Ферзь указал места на карте.
- А про это забыл? Это же вышки они к забору подойти не дадут. Поднимется шум, все разбежаться успеют.
- Если прошумим, то успеют, - вмешался командир, - а если часовых на вышках снимет снайпер, если гранаты попадут точно в цель, если взрывчатка сдетонирует - никто ничего не успеет, накроет всех сразу. Остаётся узнать только время построения.
- Слишком много если, - посетовал Кузьма. - Да и без точного времени ничего не получится.
- Васька пацан правильный, - понадеялся Ферзь, - он справится.
Во взводах партизанского отряда наступил перерыв в боевых действиях. Вместо того, чтобы громить врага везде, где он попадался: взрывать поезда, уничтожать продовольствие, создавать обстановку при которой земля горела бы под ногами захватчиков, партизаны занимались боевой подготовкой, шлифуя своё мастерство в метании гранат и стрельбе из снайперской винтовки. Никто, конечно, не был против боевой подготовки, но всему же есть мера! Бойцов, к примеру, заставляли в полном снаряжении бежать двести метров, после чего они должны были метнуть связку противотанковых гранат без запала на тридцать метров и при этом обязательно попасть в кастрюлю или другую мишень такого же размера. И если боец не попадал, он повторял упражнение до тех пор, пока не падал от усталости. Такого мастерства не то что в партизанском отряде, а в цирке не всегда сыщешь. А стрелковая подготовка? Там и того хуже. Бойца маскировали и заставляли залезть с винтовкой на дерево, где ему нужно было просидеть без движения пять часов, после чего по команде он должен был поразить цель. Естественно сделать этого никто не мог. Уже после часа неподвижного сидения, руки затекали и становились каменными.
Партизаны терпели - война всё-таки. Но прошла неделя, началась вторая, а боевая подготовка не прекращалась. Естественно, по отряду поползли слухи, что командир был ранен, и не просто ранен, а контужен, и не просто контужен, а в голову. Трудно предположить, чем бы всё это закончилось, если бы с уст строгих командиров, как последний аргумент, не слетела всем до боли знакомая фраза: "… по законам военного времени".
Заместитель начальника лагеря Шольц, что называется, рыл носом. Он затребовал из управления копии всех пропавших документов, изучил личное дело каждого пленного. наконец организовал тотальную слежку за всеми, кто передвигался по территории лагеря, были задействованы все стукачи, но результатов не было. Ничто не указывало на то, что в лагере действует шпион. Чувствуя беспомощность своего помощника, начальник лагеря сам подключился к расследованию.
Каждое утро он обходил всех узников и внимательно разглядывал каждого. После очередного такого осмотра, штандартенфюрер вызвал к себе заместителя.
- Ну, что? - спросил он, довольно потирая руки.
- Как всегда, ничего, - ответил тот, пожимая плечами.
- Запомните, друг мой, ни в одной армии мира нет идеотов, которые будут совать свои головы под пули без всякой причины - просто так. Номер 95007!
- Что, этот мальчишка!?
- Именно мальчишка. Посмотрите внимательно его личное дело. Обратите особое внимание на год рождения.
Заместитель раскрыл дело, и не поверил своим глазам. По документам выходило, что заключённому сорок пять лет.
- Они в суматохе подменили заключённого, - продолжал рассуждать штандартенфюрер. - Времени у них не было, и они схватили кого попало. А чтобы мы ничего не поняли, документы уничтожили.
- Феноменально! - воскликнул заместитель. - Как же вы догадались?
Если минуту назад штандартенфюрер был готов разорвать на части своего тупого заместителя, то сейчас подхалимаж поменял всё местами. Он отечески похлопал его по плечу и самодовольно сказал:
- Против опыта не попрёшь!
- Прикажете доставить? - вытянулся перед начальником заместитель.
- А связи? Неужели вам не интересно, зачем к нам прибыл гость с той стороны?
Неожиданно лицо штандартенфюрера стало суровым.
- Следить днём и ночью! О каждом его шаге докладывать мне лично!
- Слушаюсь, господин штандартенфюрер! - Заместитель в приветствие вытянул руку и вышел из кабинета.
Как бы странно это не казалось, но узнать время построения было гораздо труднее, чем составить карту лагеря и заложить её в тайник. Дело в том, что Василий ни слова не понимал по-немецки. Да если бы даже понимал, то всё равно ничего не мог бы услышать. Солдаты всегда находились на приличном расстоянии от пленных и услышать, что они между собой говорят, было совершенно невозможно. Администрация осуществляла связь с заключёнными только через бригадиров и старших по баракам, а те сами ничего не знали. Василий весь превратился в слух. Он слушал всё: и русскую речь, и немецкую, и даже шум взрывов на каменоломне, но всё было тщетно - время неумолимо приближалось к заветной дате, а задание командира рядовой выполнить не мог.
Как известно, упорство рано или поздно, но всегда вознаграждается, если это упорство, конечно, а не праздное любопытство. Однажды ночью, когда все в бараках спали, Василий услышал разговор старшего по бараку со своим приятелем:
- Двадцатого у них в одиннадцать будет торжественное построение, не вздумай из барака выйти, охрана откроет огонь на поражение.