Положение штурмбанфюрера СС Шольца было более чем щекотливое. С одной стороны он должен был благодарить судьбу, за то, что она, уничтожив абсолютно всех его сослуживцев, пощадила только его одного, с другой, цена подарка судьбы была чрезмерно высока. Новое начальство смотрело на его чудесное спасение с очень большим недоверием. Рассказать же всю правду Шольц боялся. Последствия могли быть непредсказуемы. Обычно в военное время, когда грохочут взрывы, и каждый день может стать последним, любое следствие проходит очень быстро. По времени оно занимает ровно столько, сколько необходимо чтобы довести подследственного из его камеры до ближайшей стенки. И не сносить бы ему головы, если бы ни помощь русского, который подтвердил, что начальник лагеря запретил как следует допросить шпиона, а напротив, приказал уложить его в отдельную палату и относиться к нему, как к герою. Разгром лагеря и освобождение заключённых штурмбанфюрер полностью перевалил на своего бывшего начальника, благо он был мёртв. Внедрение своего человека в партизанский отряд, который позволил без всяких потерь уничтожить разведроту, штурмбанфюрер естественно целиком и полностью приписал себе. Справедливости ради надо отметить, что это было почти правдой. Тем не менее, результаты расследования уничтожения рудника были отправлены в Берлин для принятия решения. Сослуживцы штурмбанфюрера до прихода решения из столицы избегали общения с Шольцем. Поэтому бывший заместитель лагеря с нетерпением ждал своего русского, чтобы хоть с кем-то поговорить.
Русский пришёл к Шольцу поздно вечером. Он без приглашения сел за стол и тяжело вздохнул.
- Устал? - спросил его Шольц.
- Как собака, - ответил тот.
Штурмбанфюрер собрал на стол и поставил перед гостем рюмки.
- Шнапс будешь?
- Лучше водку, - ответил гость. - Запах унюхают, проблемы могут быть.
Шольц достал водку и сел рядом.
- За что будем пить? - спросил гость.
- За встречу, - ответил штурмбанфюрер. - Помнишь, когда мы первый раз встретились?
- Ещё бы? Ваши из гестапо тогда к нам в НКВД, вроде как, на стажировку приезжали.
- Да, мы ведь тогда почти союзниками были.
- Мне этот союз боком вышел.
- Что так?
- Когда война началась, всех кто с вашими контактировал быстро по лагерям распихали. Я каким-то чудом проскочил. На фронт отправили простым политруком.
- А почему проскочил? Разве служить в лагере хуже, чем на фронте?
- Да не служить. В лагеря все в качестве зэков пошли.
- Круто! У нас тоже не церемонятся. Ещё не известно, что там в Берлине решат.
- Обойдётся. В одну воронку снаряд дважды не попадает. Если сразу в расход не пустили, значит считай пронесло.
- Дай ты Бог!
- А у тебя из-за этой командировки в Россию неприятностей не было?
- Наоборот. Во-первых, я благодаря этому неплохо говорю по-русски, а во вторых после стажировки в НКВД посылали в гестапо, а не в вермахт.
- А на руднике как оказался?
- Я ведь до войны на горного инженера учился. Вот по специальности и определили.
- Это хорошо, что именно сюда определили, а то бы ваши меня только за одно, что я политрук в расход пустили.
- И причём сразу же. У нас директива есть: всех коммунистов и евреев расстреливать сразу же.
- Выходит ты мне жизнь спас?
- А ты мне. Что бы я теперь делал если бы ты меня с того построения не выдернул?
Политрук вдруг громко рассмеялся.
- Ты что? - не понял штурмбанфюрер.
- Я вспомнил, как ты в арестантской робе с нашими зэками бежал. И как тебя не раскололи с такой откормленной физиономией?
- В такой суматохе кто же заметит? Да, разыграли всё, как по нотам.
- Недавно у нас случай был… Весь отряд пьяный валялся: приходи и бери голыми руками.
- С чего это?
- Командиру полковника присвоили за уничтожение рудника, а шпиону, которого вы расстрелять не успели - героя Советского союза. Хотел предупредить тебя, да из отряда выйти не смог. Представляешь, одним ударом со всеми сразу и покончили бы!
Штурмбанфюрер задумался. Чувствовалось, что в этой грандиозной, но несостоявшейся операции его что-то не устраивало.
- А зачем торопиться? - спросил он.
- Не понял. Да за такую операцию как минимум крест железный положен.
- Зачем брать один крест, если можно взять два? Ну, уничтожим мы весь отряд сразу, а дальше что? На фронт, или другой отряд ловить? Так это ещё неизвестно, как там всё сложится. А здесь всё уже накатано. Тебя никто не подозревает, да и мне от твоей работы только плюс. Кромсай себе отряд по кусочкам, а там глядишь, и война кончится. Наши-то уже под Москвой стоят, да и Петербургу недолго осталось. Я слышал, в Астории уже меню по случаю взятия города составляют.
- Хитрый ты Ганс.
- Никакой я не хитрый. Просто, как и все люди, хочу жить. Вот и всё.
- Ты бы сдал чего-нибудь, а то меня в разведку скоро посылать перестанут.
- Это можно.
Штурмбанфюрер достал из стола карту и положил перед гостем.
- Это расписание движения поездов с военными грузами.
- А тебе своих не жалко? - спросил политрук. - Ведь они все погибнут.
- А тебе своих?
- Они мне уже не свои.
- Честно говоря, для меня третий рейх, как для тебя коммунизм. Давай лучше о вашем командире поговорим. У тебя есть к нему подходы?
- Нет. Осторожный он больно. Трёх человек к себе только подпускает.
- Кто такие знаешь?
- Один ваш недорастреленный, второй какой-то блатной, а третий бывший НКВДшник.
- Ну, так тебе и карты в руки. Ты же тоже из этой конторы. Ворон ворону глаз не выклюнет.
Глава 3
Именно карты стали той основой, которая сблизила доселе совершенно незнакомых людей.
После тяжёлых боевых подвигов, группа бойцов собиралась возле костра и резалась в карты вплоть до самого отбоя. Заводилой был неизменно лучший разведчик отряда Пётр. Кроме способности приносить в отряд сведения о противнике, которые никому добыть не удавалось, Пётр обладал ещё одним качеством: он был неуязвим. В какие бы опасные рейды ни ходили разведчики, они неизменно возвращались целыми и невредимыми, если в их группе был Пётр. А если группа и попадала в переделку, то те, кому посчастливилось быть рядом с Петром, всегда выбирались из неё самым непонятным образом. Заговорённый - звали партизаны его за глаза. Да и как можно такого назвать по-другому? Естественно, что бойцы тянулись к такому, надеясь, находясь с ним рядом, получить хоть немного удачи, которая ниспускалась ангелом-хранителем Заговорённому. Была и ещё одна причина: Пётр частенько из немецкого тыла приносил бутылочку - две шнапса и во время игры, тайком от командиров, игроки прикладывались к этому чудесному напитку. Надо ли говорить о том, что с Петром были все откровенны? Ну, перед кем похвастаться своими победами, как ни перед ним? Бывало, конечно, что и приврут для красного словца, а бывало, что и лишнего ляпнут, особенно после шнапса. Да разве в этом есть грех? Нельзя же, в самом деле, совсем никому не верить?
Карточные игры стали такими популярными, что на них приходил даже Кузьма - правая рука командира. И хотя игрок он был никудышный, партизаны всегда ждали лейтенанта и без него не начинали. Во-первых, начальство скромно промолчит, если игроки задержатся после отбоя, а во-вторых, если со шнапсом попутают, то скидка будет: шутка ли сказать - с самим заместителем командира отряда пили. Правда, языком направо и налево при Кузьме не чесали - побаивались, но к шнапсу прикладывались - не стеснялись.
- На что играешь сегодня? - спросил старый партизан Петра, сдавая карты.
- На роту, - ответил тот.
- На целую роту? Не много ли хватил?
- Я своё слово держу.
- Чего там роту, бери уж лучше батальон! - засмеялся молоденький парнишка. - Всё равно никто не проверит.
- Уж чья бы корова мычала, а твоя молчала! - оборвал его Пётр. - Тебя в разведку не посылают. Сидишь у своей рации, как крыса штабная!
- Это я-то крыса штабная!? Да мне командир доверяет, может быть больше, чем тебе. Кто первый узнал, что ему полковника присвоили? Я, а не ты. Вот и выходит, что мне доверие больше. А ещё я знаю, что…
Радист увидел Кузьму, подходящему к костру, и осёкся.
- О чём спор? - спросил лейтенант.
- Пётр обещал роту Фрицев положить, - пояснил старый партизан, - а молодой не верит. Говорит, что болтать все, что угодно можно, всё равно никто не проверит, вот и нашла коса на камень.
- А если я проверю? - неожиданно предложил Кузьма.
- Вот это дело! - оживился Пётр. - Тогда ты, - он кивнул в сторону радиста, - шапку свою перед всеми съешь.
Партизаны дружно засмеялись.
- Ты ещё выиграй у меня, - обиженно пробубнил радист.
- Это дело не хитрое.
Карты, будто ждавшие приказа к началу атаки, как молнии замелькали в руках раздающего и легли перед игроками. Как ни старался радист, как ни пыжился, но масть не шла. Игра закончилась. Пётр довольно потёр руки и ехидно подмигнул радисту.
- Ну что? Чья взяла? Готовь шапку, скоро обедать будешь.
- И здесь тебе везёт! Неужто ты и вправду заговоренный?
- А ты как думал?
- Однако отбой скоро, - Прервал Кузьма.
Бойцы стали расходиться, а у костра остались лейтенант и Пётр.
- Что это за рота? - спросил Кузьма.
- В разведке узнал. Завтра роту высылают для прочёсывания леса.
Пётр достал карту и разложил её перед Кузьмой.
- Они из казарм выйдут, пройдут вдоль болота, а потом выстроятся в цепь и начнут прочёсывание.
- Ну и что? Ты предлагаешь нам тоже в цепь построиться?
- Дело в том, что они по болоту гуськом пойдут. Если поставить пять автоматчиков, - Пётр показал пальцем места на карте, - то у них только один выход - утонуть.
- А информация достоверная?
- Кто ж знает. Я просто подслушал разговор двух офицеров.
- Ты по-немецки понимаешь?
- Понимаю. До войны приходилось общаться.
- А если они тебя заметили и дезу тебе подсунули?
- А зачем?
- Ну, чтобы выманить партизан из леса и накрыть их.
- Каких партизан? Для этой вылазки всего пять автоматчиков надо. А потом, они же не знают, где засада будет. Даже если это деза, нам ничего не угрожает. Посидим в засаде, да вернёмся ни с чем.
- А когда они пойдут?
- Не знаю. Надо с ночи в засаду залечь.
- Ты командиру своему докладывал?
Пётр отрицательно помотал головой.
- Не успел. Дело секретное. Хотел доложить, когда все угомоняться.
- Считай, что уже доложил.
- Так точно…!
- Тихо, - прервал его Кузьма. - Я с тобой пойду. Через три часа выступаем. Вон туда подходи. - Лейтенант показал на кусты, растущие вдоль оврага. Я с тремя автоматчиками подойду.
Пётр залил костёр и направился в свою землянку. Бурный день закончился, отряд погрузился в сон.
Однако в командирской землянке не спали.
- А тебе-то, зачем это понадобилось? - недоумевал командир.
- А кому ещё? Неужели ты не понимаешь, что он не с проста около меня трётся?
- Вот он и загонит тебя в ловушку.
- Не думаю, что эта охота на меня идёт.
- А на кого же?
- На тебя.
- На меня?
- Так точно. Подходы к тебе ищут. Он к тебе, а я к нему. Такой случай упускать нельзя.
- Ты думаешь, Фрицы для этого целую роту подставить не пожалели? Они же все погибнут!
- Эти гады никого не жалеют: ни своих, ни чужих, - вмешался Василий. - Насмотрелся я - звери, а не люди!
- Нет, наши, конечно тоже не ангелы, но до такого им далеко. Это надо же, сто человек положить, чтобы только в доверие втереться! - удивился Ферзь.
- Да по мне хоть бы они всех положили - нисколько не жалко. Так ты даёшь своё добро, командир? - спросил Кузьма.
- Даю. Давай только мы ещё один отряд пошлём, на всякий случай. Мало ли?
- Полностью исключается, - замотал головой Кузьма. - Если заметит, считай всё дело насмарку.
- Тогда давай я с тобой пойду, тебе же нужны ещё три автоматчика? - попросился Ферзь. - Всё спокойнее будет.
- Нет, нет, - оборвал его полковник. - Политрук должен быть уверен, что Кузьма ничего не подозревает. Поэтому автоматчики должны быть совершенно посторонние люди.
Оберштурмфюрера СС вызвали к командиру поздно вечером. Он зашёл в кабинет и привычно выкинул вперёд правую руку.
- Хайль Гитлер!
- Хайль! - ответил ему штурмбанфюрер. - Подойдите к карте.
Оберштурмфюрер послушно подошёл к столу.
- Завтра после завтрака возьмёте свою роту и прочешите вот этот квадрат. - Штурмбанфюрер очертил круг на карте. - Пойдёте через болото до вот этой балки, после чего выстроитесь в цепь и приступите к выполнению задания.
- Разрешите вопрос, господин штурмбанфюрер?
- Задавайте.
- Зачем идти через болото по узкой тропе, если можно подойти отсюда, - оберштурмфюрер провёл пальцем по карте.
- А чем вам этот маршрут не нравится?
- Здесь мы можем быть атакованы с флангов. На узкой тропе мне не развернуть роту в боевой порядок. А вот здесь противник не сможет нас атаковать на марше.
- Какой противник? Вы что белены объелись, господин оберштурмфюрер? Противники на фронте, а здесь бандиты. Вы поняли - бандиты, а не противники, и вам выделяется целая рота!
Штурмбанфюрер вопросительно посмотрел на своего подчинённого и спросил:
- Вы что боитесь?
Оберштурмфюрер даже опешил от этого вопроса. Обвинение в трусости грозило куда большими неприятностями, чем встреча с партизанами.
- Как вы могли такое подумать, господин штурмбанфюрер?
- Да? А я уж было начал сомневаться истинный ли вы ариец. Короче, операция носит гриф "совершенно секретно". Все детали согласованы с руководством и пересмотру не подлежат.
Шольц положил перед офицером какие-то бумаги и ткнул пальцем.
- Распишитесь, что вас проинструктировали.
- Офицер, не читая документов, поставил подпись, где показал ему начальник и застыл в ожидании.
- Всё поняли? - строго спросил Шольц.
- Так точно, господин штурмбанфюрер! Разрешите выполнять?
- Выполняйте. И помните о секретности. Никому ни единого звука.
Оберштурмфюрер вытянулся в струнку, опять выкинул вперёд правую руку, крикнул: "Хайль Гитлер", и вышел из кабинета.
Под покровом ночи, когда весь отряд за исключением постов охраны спал, пятеро бойцов покинули расположение лагеря и скрылись в опустившемся тумане. Бойцы, молча, прошли за своим заговорённым разведчиком километра три и остановились. Петр подошёл к Кузьме и спросил:
- Как вам это место? Лучше, кажется, и придумать нельзя.
- Надо рассосредоточится, - ответил Кузьма. - Дистанция двадцать метров.
- Не много? - спросил один из автоматчиков. - Могут обойти с флангов.
- Не обойдут, - Пётр довольно потёр руками. И справа и слева - топь. Единственное, что они могут, так это только ждать, когда их всех расстреляют.
- Начало операции - зелёная ракета, - сказал Кузьма.
Партизаны рассосредаточились и замаскировались. В лесу всё смолкло. Только изредка вдалеке доносился тихий неприятный звук: то болотный газ, вырвавшись наружу, нарушал мёртвую тишину.
Оберштурмфюрер вёл свою роту по заданному маршруту. Его самолюбие было задето. Штурмбанфюрер даже не выслушал его доводов, сославшись, что все детали операции согласованны с руководством. Но доводы молодого офицера СС были не лишены логики. И сейчас, когда рота гуськом шла по узкому перешейку в самом центре непроходимого болота, его точка зрения имела явное преимущество. Если бы начальник не заставил расписаться его в инструкции, оберштурмфюрер несомненно обогнул болото, потеряв на этом часа четыре, зато был бы уверен в безопасности своего манёвра. Сейчас такой уверенности не было. Молодому командиру всё время казалось, что вот-вот из-за кустов раздастся пулемётный треск, и он со своими солдатами бесславно распрощается с жизнью, которая по-существу ещё даже не началась. Опасения усиливались с каждым метром пройденного пути. Офицер уже злился не на начальника, а на себя. Он презирал тот страх, который внезапно овладел им. Презирал, злился, но ничего поделать с собой не мог. И только когда на горизонте появилась заветная балка, страх отпустил его. Оберштурмфюрер остановился и перевёл дух. Рота, следуя примеру своего командира, тоже остановилась. Офицер повернулся к своему помощнику и сказал:
- Слава богу, пришли. У балки устроим привал.
Помощник хотел что-то ответить, но не успел. Откуда-то совсем рядом со свистом взлетела зелёная ракета. Из кустов раздались автоматные очереди и вспышки выстрелов. Солдаты вздрогнули от неожиданности и инстинктивно бросились на землю. Болото подхватывало свою добычу и утаскивало в своё прожорливое чрево. Те, кто лежал на тропе, остались живы, но они не могли даже поднять своих голов, не говоря уже об ответной стрельбе. Пули свистели возле самых ушей и оставалось только лежать и надеяться на милость всевышнего.
Оберштурмфюрер, вероятно потому, что был внутренне готов к такому повороту событий, не сошёл с тропы, он плюхнулся в болотную жижу, где и стоял. Повернувшись лицом вверх, чтобы можно было дышать, он видел, как его рота тонула в болоте. Как офицеру ему не положено было иметь автомат. Единственное оружие, которое он имел, был парабеллум, который против автоматных очередей был также эффективен, как укус комара, против укуса кобры. Офицер потянулся за автоматом, который остался после утонувшего солдата и схватил его за ствол. Этого движения хватило, чтобы потерять то хлипкое равновесие, на котором держалась жизнь. По болотной жиже тело соскользнуло с твёрдой опоры и стало погружаться в смрад преисподни. Туловище ушло под воду и только голова оставалась на поверхности. Оберштурмфюрер уже простился с жизнью, как ноги нащупали опору. Молодой человек начал осторожно ощупывать ногами нечто твёрдое, чтобы спастись и вдруг догадался, что он стоит на утонувших телах своих солдат. Держась руками за болотную траву, не смея пошевелиться, стоя на трупах по-грудь в воде, он беспомощно озирался по сторонам. Оберштурмфюрер видел, как после гибели последнего солдата его роты, из кустов вышел человек и по кочкам перебрался на тропу. Человек осматривал трупы солдат, оставшихся на тропе, и обыскивал их. Что-то знакомое показалось в лице этого человека. Оберштурмфюрер внимательно присмотрелся к нему и узнал незнакомца. Он видел его в штабе ни один раз. Незнакомец общался непосредственно с штурмбанфюрером Вайсом, который никогда не называл его по имени, а всегда употреблял только кличку. Так поступали только с очень засекреченными агентами.
- Политрук! - крикнул оберштурмфюрер и с надеждой посмотрел на агента.
Тот остановился и взглянул на офицера.
- Политрук, помоги, я сейчас утону!
- Политрук!? - послышался ещё один голос.
На тропу вышел ещё один партизан.
- Значит, ты и есть тот самый политрук? - спросил агента партизан.
Автоматная очередь не дала партизану возможности спросить что-нибудь ещё. Тело автоматчика сползло в болото и скрылось под водой.
- Да политрук, но ты зря это услышал, - сказал агент, глядя на пузыри, которые поднимались в том месте, где только что был его боевой товарищ.
- Политрук, помоги, дай руку!