Я не успела ответить, что пока хочу только разведать обстановку, как в приемной раздался настойчивый звонок. Маринка, конечно, заперла дверь, когда мы собрались на совещание у меня в кабинете. Она встала, пробурчав: "Снова к тебе читатели со своими предложениями", и пошла отпирать.
Виктор поднялся и вопросительно посмотрел на меня, что должно было означать: "Ну что, я могу быть свободен?" Поэтому я молча кивнула, и он вышел вслед за Маринкой. Кряжимский закрыл свой склерозник, куда заносил ценные мысли, и собрался подняться, когда в кабинет влетела взволнованная Маринка.
- Там по твою душу, - ей стоило огромного труда понизить голос, - молодой человек с усиками, в цивильном, говорит, старший лейтенант Левченко. Я сказала, что узнаю, на месте ли ты. Будешь с ним встречаться или… - Она повела глазками, предлагая выпроводить незваного посетителя.
- Не надо, - не скрывая досады, ответила я, - это тот, что приезжал на убийство в Инкину квартиру. Придется поговорить с ним. Надеюсь, что он долго меня не задержит. Вы побудете со мной? - повернулась я к Кряжимскому.
Сергей Иванович снова опустился в кресло, пробормотав, что он всегда в моем распоряжении. Никогда не известно, как обернется беседа с представителями закона, поэтому хорошо в таких случаях иметь рядом с собой адвоката или по крайней мере свидетеля. Лучше двоих, конечно, но Кряжимский с его житейским и профессиональным опытом мог вполне заменить не только двоих, но и троих. Поэтому я подмигнула ему и достала из пачки сигарету.
Маринка впустила гостя и нехотя закрыла за ним дверь.
- Здравствуйте, Ольга Юрьевна, - официальный тон Левченко не предвещал ничего хорошего.
- Здравствуйте, Алексей Владимирович, - в тон ему произнесла я и закурила, - садитесь, пожалуйста.
- Спасибо, присяду, - сдержанно улыбнулся он. Не понятно, то ли поправил он меня, то ли случайно перефразировал произнесенный мною глагол.
Он расстегнул свой красно-синий новенький пуховик и опустился в кресло, покосившись на Кряжимского.
- Можете снять куртку, - предложила я, - у нас не холодно.
- Пожалуй, сниму, - сухо согласился он, из чего я заключила, что разговор предстоял не короткий.
- Это мой заместитель, - представила я ему Кряжимского, - Сергей Иванович. Надеюсь, он нам не помешает.
Левченко неопределенно пожал плечами, показывая, что было бы лучше поговорить наедине, но я сделала вид, что не поняла его намека.
- Вот и прекрасно, - улыбнулась я, - не желаете? - пододвинула пачку "Винстона" на край стола, поближе к старлею.
- Спасибо, у меня есть, - лейтенант достал из планшетки небольшую записную книжку. - Мне нужно задать вам несколько вопросов, Ольга Юрьевна, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
- Да, да, - кивнула я, - я вас внимательно слушаю. Только прежде я бы хотела уточнить, ваш визит неофициальный?
- Неофициальный, - вздохнул лейтенант, всем своим видом показывая, что он вынужден это признать, хотя был бы не прочь, если бы наши отношения приняли более определенный характер. - А вы с Людмилой Николаевной Белкиной, вдовой Аркадия Сергеевича Белкина, оказывается, подруги… - Левченко пристально, с едким намеком посмотрел на меня.
- Смотря что вы понимаете под словом "подруги", товарищ старший лейтенант, - спокойно возразила я, решив, что его следует немного осадить, хотя и понимала, откуда ветер дует.
- Именно так назвала вас сама Белкина, когда вчера давала объяснения нашему сотруднику. И вы косвенно подтвердили ее показания, заявив, - он заглянул в записную книжку, - что приехали в дом Людмилы Николаевны по ее приглашению.
- Я не могу приказать кому бы то ни было называть меня своей подругой, - рассуждала я вслух, искоса поглядывая на Кряжимского, - это, как вы сами понимаете, не унижает моих чести и достоинства. Лично я ее своей подругой не считаю, а приглашение в дом было вызвано сугубо деловыми причинами.
- Но, надеюсь, вы не будете отрицать, что знакомы с Людмилой Николаевной Белкиной?
- Нет, - покачала я головой, - этого я не отрицаю.
- И как давно вы с ней знакомы? - воодушевился он.
- Я познакомилась с ней на следующий день после того, как был убит ее муж.
- Зачем вы приходили к ней на квартиру?
"Интересный вопрос, - подумала я, - на который я не обязана отвечать". Но меня не покидала надежда, что я смогу выдержать вежливую форму ответов.
- Я бы не хотела обсуждать эту тему, товарищ старший лейтенант, - сделала я кислую мину. - А зачем вы приехали вчера к ней в дом?
- На этот вопрос я бы тоже не хотела отвечать.
- Ольга Юрьевна, - лейтенант нервно тронул щеточку усов, - отказываясь отвечать на мои вопросы, вы ставите себя в двусмысленное положение.
- Вот как? - во мне закипело негодование. - Объясните, в чем же, с вашей точки зрения, заключается эта двусмысленность?
- Мне показалось, госпожа Бойкова, - с наигранным сочувствием произнес Левченко, - что мы могли бы найти общий язык. Но вы не хотите идти навстречу органам дознания. А двусмысленность вашего положения в следующем. Это вы, Ольга Юрьевна, в сговоре с Белкиной, воспользовавшись вашим знакомством с гражданкой Демьяновой, проникли в ее квартиру, ловко прикинувшись больной, отперли дверь изнутри своей подельнице - Белкиной, чем та и воспользовалась. Она застрелила своего мужа и тяжело ранила его любовницу, а потом ушла. Вы же остались в квартире. Надеялись на то, что никто не подумает на соседку, и вот тут-то ошиблись, Ольга Юрьевна. У нас в органах не одни дураки работают. Так что лучше признаться во всем сразу, раз уж все равно я раскусил ваш злобный сговор с гражданкой Белкиной. Суд учтет ваше чистосердечное признание. Оформим показания как явку с повинной. Я специально не стал вызывать вас повесткой. Воспользуйтесь же этим шансом, признайтесь. Вам сразу станет легче, - увещевал он меня.
Ну, такого я даже от ментов не ожидала! Нет, все понятно, у них план и все такое. Начальник давит, на начальника - еще более важный начальник, но хоть какие-то мозги нужно иметь!
Я смеялась, наверное, минут пять после того, как лейтенант закончил свою прочувствованную речь. Что и говорить, повеселил, Алексей Владимирович, товарищ старший лейтенант! Кряжимский деликатно прикрывал губы и регулярно продирал горло судорожным кашлем, чтобы Левченко не засек его усмешки.
- Алексей Владимирович, - справилась я наконец с охватившим меня возмущением, - даю вам честное слово, что никому, ни одной живой душе я не расскажу о нашем разговоре, если вы мне откровенно скажете, как вам пришла в голову такая бредовая идея? Неужели вы и вправду верите в то, что сейчас здесь нам наплели? Ну, может, вы хотя бы назовете мотив, который меня заставил действовать так, как вы только что поведали, а? Был у меня такой мотив?
- Она могла дать вам денег, - насупившись, произнес лейтенант.
- Я что, похожа на нищую, которая может продаться за несколько грошей, а, лейтенант? Слава богу, на хлеб я себе сама зарабатываю, да и не только на хлеб. Так что этот мотив, как говорил товарищ Штирлиц, не связывается. Другого у вас нет?
- Она могла вас шантажировать, - не сдавался Левченко.
- Вот здесь вы правы, - серьезно сказала я, - могла. Только не шантажировала, потому что нечем меня шантажировать. Это я бы могла шантажировать полгорода и жить припеваючи, или, как сейчас говорят, курить бамбук где-нибудь на Майорке или на Таити - люблю теплый климат. Но я этого не делаю, потому что мне неинтересно шантажировать. Мне интересно докапываться до сути людских поступков и рассказывать о них другим людям, чтобы те, другие, задумывались и становились от этого лучше.
Лейтенант по мере того, как я высказывала свои мысли, становился все краснее и краснее, и когда я завершила свой патетический монолог, сидел передо мной бордовый, как свекла. До него, видно, дошло, как он лопухнулся. Многие варятся в собственном соку, поэтому из-за своей ограниченности или по каким-то другим причинам пестуют первую пришедшую им в голову догадку, превращая ее в идефикс.
Я решила переговорить с лейтенантом только потому, что хотела выведать у него, как продвигается следствие. В общем-то, мне удалось понять, что лейтенант топчется на месте. Не взбодрят ли его шпильки, которые я отпустила в его адрес?
- Если у вас все, Алексей Владимирович… - я посмотрела на часы, давая ему понять, что не намерена больше терять с ним время, - Марина может сварить вам кофе, - попыталась я несколько загладить свою резкость.
- Спасибо, - лейтенант поднялся, взял свой красно-синий пуховик под мышку и направился к двери, - до свидания.
- Лучше уж прощайте, - испытывая разочарование и жалость, вздохнула я.
Глава 9
Через час Кряжимский добыл мне адрес Елены Новгородцевой. Что бы я делала без моего зама и его обширных связей! Решив совместить приятное с полезным, по дороге к Новгородцевой я заехала в небольшое кафе. Как-никак время ланча. Пообедав, поднялась на второй этаж центрального универмага. Вездесущая Маринка сообщила, что в зале номер двадцать два продаются шикарные пуговицы, которые бы отлично смотрелись на моем новом костюме. Его шила мне наша общая знакомая. Костюм предназначался для мартовского торжества. Подумав, что иной возможности посетить универмаг мне в скором времени может и не представиться, я вошла в здание и мухой взлетела на второй этаж.
Определив свое местонахождение, благо у каждого зала был номер, я поняла, что надо преодолеть весьма приличное расстояние, чтобы достичь двадцать второго зала. Я совсем было скисла, представив себе это суматошное кружение, как внимание мое привлекла знакомая фигура, маячившая у одного из прилавков.
- Привет, - улыбнулась я, прерывая беседу Никиты с очаровательной продавщицей, - я думала, вы с семьей.
Похороны Аркадия Сергеевича были назначены на два часа пополудни.
Никита немного смутился, неловко улыбнулся и поздоровался.
- Пуговицы ищу, - беззаботно сказала я, оглядывая ассортимент отдела.
В нем продавалась всякая всячина. Начиная от верхней одежды и кончая ремнями и колготками.
- Тетя мне рассказала о вашем геройском поступке! - просиял Никита. - Неужели это Саша убил дядю?
Белкин захлопал глазами.
- Не думаю, - флегматично отозвалась я, а сама подумала: "Экий невинный одуванчик!"
- Но тетя ска… - удивился Никита.
- Людмила Николаевна, - нагло перебила я этого подкаблучника, - была не в себе. Она готова была обвинить Александра во всех смертных грехах.
- А как ваши дела? - полюбопытство-вал он.
- Вы имеете в виду расследование? - уточнила я.
Никита кивнул и виновато посмотрел на покинутую им продавщицу, которая, стоя в сторонке, недоуменно пялилась на нас.
- Расследование продвигается. Конечно, медленнее, чем бы мне того хотелось. Но дело уж очень запутанное. А вы решили что-то купить? - нахально спросила я.
Не знаю почему, но мне этот субчик был омерзительней злодея Марусева. Было в нем что-то скользкое, чрезмерно приглаженное, рабское.
- Ох, - взглянул он на часы, - простите, мне еще в офис надо, а потом на похороны…
- Конечно, конечно, - облегченно вздохнула я, словно не я, а он затеял этот никчемный по всем параметрам разговор.
- Никита Станиславович, - негромко окликнула его продавщица, жгучая, густо накрашенная брюнетка, - а это?
Она махнула в воздухе какой-то бумажкой.
Никита, который отбежал уже на приличное расстояние, смущенно и благодарно улыбнулся и, приблизившись к прилавку, взял лист и сунул в карман пальто.
При этом он не преминул скосить на меня уважительно-боязливый взгляд. Я ответила ему понимающей улыбкой, мол, все мы такие, беспамятные, и, уже по всей форме простившись с ним, пошла за пуговицами.
Франт еще тот! Шикарное пальто, штиблеты - хоть куда. Только не люблю я эти мужские головные уборы, такие, из норки, сделанные в форме высокого пирожка с козырьком. Веет от них каким-то домовитым старчеством и вялостью чувств.
Ну да ладно, черт с ним! Моя задача - пуговицы. О, я могла бы прочитать целую лекцию о пуговицах и прочих женских аксессуарах! Мне нужны были серые, но не просто серые, а глянцевые, на изящных ножках, средней величины - пуговицы для дамского костюма. Правда, этот костюм в качестве праздничного наряда уже брался под сомнение такой сугубо женственной натурой, как Маринка. Ей бы все крепдешин, шелк, рюшки-завитушки, сентиментальные блузочки, кукольные юбочки, символические шортики, шутливые пояски. Но я-то, я же главный редактор крупного еженедельника, который читает весь наш достославный Тарасов!
Я не претендую на звание синего чулка, избави боже! Но и наряжаться, как семнадцатилетняя девчушка, не имею права. Это дома или еще где-нибудь в неофициальной обстановке я могла бы позволить себе в одежде очаровательную небрежность или юную фривольность.
В зале двадцать два меня ждало горькое разочарование. Пуговицы, которые я уже считала загадочно поблескивающими на моем серо-угольном костюмчике, исчезли. "Кончились", - изображая благожелательность и сожаление, известила меня тучная продавщица с курносым веснушчатым лицом. Вот те на! Постояв минуту в нерешительности, я направилась дальше, присматриваясь к прилавкам - не мелькнут ли на каком-нибудь из них мои заветные аксессуары. Я сделала целый круг - и все безрезультатно. Проходя мимо отдела, где повстречала Никиту, я более внимательно посмотрела на продавщицу.
Что же это, его пассия? На одну ночь или как?
Вот оно, невыносимое женское любопытство. Невыносимое прежде всего для самих женщин - его наивных доверчивых жертв. Мой взгляд облетел развешанные на пластмассовых вешалках пальто, шубы, дубленки. Крючки вешалок были продеты в звенья толстых цепей. Хитро придумано, оценила я искусство частных предпринимателей.
Что же он себе какую-нибудь из фирменного бутика не нашел, продолжала я размышлять на тему странных мужских предпочтений, или с этой проще? Непритязательна, неприхотлива, на все согласна?
Я вышла из универмага и, сев за руль своей "Лады", поехала к Новгородцевой.
* * *
Ехала, в общем-то, я на свой страх и риск, не будучи уверенной, что застану хозяйку дома. Адрес-то мне Кряжимский добыл, а вот номера телефона Елены Вениаминовны у знакомых Сергея Ивановича почему-то не оказалось. Но было обеденное время, и вполне вероятно, что даже если Новгородцева где-то учится или работает, то в эти часы окажется дома.
Я еще раз взглянула на записку с ее адресом: улица Пушкинская, дом номер три. Возможно, это самая коротая улица в Тарасове, протяженностью всего в один квартал, метров триста - не больше. Тихий район, престижные дома, элитные квартиры…
Правда, не все дома там были престижными, а только построенные в постперестроечные времена. Остальные же, еще не выкупленные новыми русскими, все еще заселяли русские старые в прямом и переносном смыслах этого слова.
Дом номер три сразу же бросался в глаза. Нет, не своей высотой - он был переменной этажности, от четырех до шести этажей, - а, я бы сказала, эклектикой. Вообще-то эклектика - это смешение архитектурных стилей, здесь же отсутствовала всякая индивидуальность оформления и проектирования. Рябило в глазах от множества выступов, закругленных и треугольных балкончиков и лоджий, эркеров и карнизов.
Я въехала в миниатюрный дворик, больше подходящий загородному коттеджу, чем солидному многоэтажному зданию, где все три места для парковки авто были заняты. Там стояли серебристый шестисотый "мерин", "бээмвуха" ослепительно белого цвета и темно-бордовый "Вольво", своими мягкими очертаниями напоминавший спортивный болид.
Пришлось давать задний ход и оставлять мою "ладушку" на проезжей части, благо движение на улице было минимальным.
Дверь нужного мне подъезда была железной. Как мне не нравятся эти железные двери! Тем более, когда приходишь к незнакомым людям. Не спорю, в наше неспокойное время за такой дверью чувствуешь себя спокойнее, но я никак не могу смириться с мыслью, что объяснение через домофон не заключает в себе ничего унизительного.
Вздохнув, я набрала на домофоне номер квартиры Новгородцевой и стала ждать.
- Я вас слушаю, - раздался приятный женский голос.
- Здравствуйте, меня зовут Ольга Бойкова, - приступила я к ритуалу приветствия, - я журналист, работаю в еженедельнике "Свидетель". Мне нужно поговорить с Еленой Новгородцевой.
- Сделайте, пожалуйста, шаг назад, я вас плохо вижу, - сказали по домофону.
Вот даже как! У них здесь видеофон! Я шагнула назад и, машинально поправляя прическу, увидела маленький черный глазок видеокамеры.
- А теперь покажите свое удостоверение, - продолжались требования.
Покопавшись в сумочке, я достала удостоверение и протянула его в сторону камеры.
- Так видно?
- Пожалуйста, проходите, четвертый этаж.
Что-то щелкнуло в замке металлической двери, и она приоткрылась. Чудеса! Я потянула за черную шарообразную ручку и вошла в подъезд.
Лифт оказался каким-то импортным. Весь отделан зеркалами и освещен ярким светом. По крайней мере, можно привести себя в порядок. Лифт мягко остановился, двойная зеркальная дверь сдвинулась вправо, и я вышла на площадку четвертого этажа.
Широкий коридор, скорее похожий на холл, живо напомнил мне интерьер гостиницы, причем гостиницы шикарной. Тут были даже пальмы, почему-то считающиеся непременным атрибутом сытости и достатка. Ковровые дорожки устилали пол. Там, где широкий коридор входил в квадратное пространство мини-холла, лежал пестрый ковер, на котором, словно приглашая к неспешной беседе или отдыху в одиночестве, покоились (вот именно что покоились! - такими комфортно-сибаритскими они выглядели) широкий уютный диван и несколько глубоких кресел.
- Да здесь можно жить прямо в коридоре! - усмехнулась я. - И квартира ни к чему!
Я позвонила в квартиру номер восемнадцать. Дверь тут же открылась. На пороге стояла худенькая девушка с фигурой подростка - узкобедрая, стройная, плоскогрудая. Ее короткие черные волосы были зачесаны назад и за уши, как это нынче модно. Волнистые пряди блестели благодаря наложенному гелю. Лицо девушки, тонкое, с едва заметной асимметрией, не выражало ни восторга, ни удивления. Правда, большие темные глаза, влажные и широко распахнутые, смотрели на меня весьма пытливо, но их взгляд не был недоуменным или недовольным. Просто ей было интересно, с чем я пожаловала. Девушка была одета не по-домашнему: в облегающие велюровые брюки и приталенную блузку темно-синего цвета с желтовато-оранжевыми разводами.
- Здравствуйте, - еще раз поздоровалась я, - Бойкова Ольга, - пришлось для вежливости представиться еще раз. А вы - Елена Новгородцева?
- Здравствуйте, - настороженно ответила она, - да, я - Елена. Проходите.
Я повиновалась. Квартира оказалась двухуровневой. На первом этаже располагались гостиная и кухня, на втором - все остальное. Интерьер гостиной оформлен весьма авангардно: максимум мягкой мебели, абстрактные картины, видео- и аудиоаппаратура, стеллажи с книгами и журналами, причудливой формы столик, тонконогие стулья с алюминиевыми ножками исключительно строгих и прямых геометрических контуров.