- Боже милостивый, дай мне терпения докрасить эту мокрую курочку! - вздохнул Джейко. Но тут Гая выпростала руки из-под покрывала, стукнула кулачками по ручкам кресла, и с полочки над зеркалом свалилась открытая баночка белил. Белила выплеснулись, и прямо на месте лица мисс Гейнсфорд в зеркале появилась большая белая клякса.
- Ну вот! Разве вам не правится ваше отражение! - воскликнула Гая фразу из роли и заревела в полный голос…
Через пять минут Джейко вышел из ее комнаты, оставив рыдающую Гаю Гейнсфорд на попечение Дорси, который прибежал в полуодетом виде, услыхав громкие причитания… Джейко, не глядя ни на кого, прошел мимо вереницы распахнутых дверей гримерных. Удивленный Беннингтон крикнул ему вслед:
- Что случилось, Джейко? Кто это так верещит?
- Сам подумай! Будь пока у себя! - бросил француз не оборачиваясь и сунулся в комнату к Пулу.
Адам Пул развернулся в кресле. Боб Крингл застыл над ним с полотенцем в руках.
- Ну? Что такое? - спросил Пул. - Это Гая так завыла в твоих жестоких руках?
- Смейся, смейся! Она выпала в осадок. С ней никто не может сладить - ни я, ни Дорси, ни родная мать… Она отказывается выходить на сцену.
- Где Джон? Это он ее довел?
- Не знаю. Не думаю. Он зашел в театр час назад и сразу же слинял. Обещал быть без пяти семь.
- Может, Бен попробует ее урезонить?
- Какое там! Бена она вообще не желает видеть! Я поражаюсь тому, какие огромные запасы жидкости в такой, в сущности, худощавой девице - она льет слезы не переставая уже четверть часа, и не похоже, что скоро прекратит. Бен тут не поможет.
- Хорошо бы он услышал это от нее сам. - Пул глянул на Джейко, встал и вышел в коридор. Теперь рыдания Гаи перемежались диким истерическим хохотом. Из своей гримерной Элен Гамильтон спросила:
- Как думаешь, Адам, мне пойти к ней?
- Лучше не надо! - мрачно ответил Пул.
Некоторое время Пул провел в гримерной Гаи Гейнсфорд, откуда вперемешку с рыданиями иногда доносился сдавленный голосок Гаи, как автомат, повторявший:
- Нет, нет, нет… Не пойду, не пойду, не пойду…
Выйдя от Гаи, Адам Пул направился к Элен Гамильтон. Та была уже одета и загримирована. Мартина с посеревшим лицом стояла рядом с примадонной.
- Извини, дорогая, - сказал Адам Пул Элен, - но боюсь, тебе сегодня придется как-нибудь обойтись без костюмерши.
Прошел мальчик-рассыльный, повторяя:
- Осталось полчаса, господа актеры. Будьте готовы. Осталось полчаса, господа актеры…
Пул и Мартина посмотрели друг другу в глаза.
- Ничего, вы справитесь, - проворчал Адам.
Глава 6
Представление
В десять минут восьмого Мартина стояла за кулисами у выхода на сцену. Она была одета в костюм, принадлежавший раньше Гае Гейнсфорд, и Джейко наскоро прошелся по ее лицу макияжной кисточкой. Дорси, Персифаль, Элен, Адам, Клем Смит, даже костюмеры и рабочие сцены пожелали ей успеха.
Напутствия звучали так искренне и тепло, что Мартина воспрянула духом и почти не боялась своего первого выхода.
Только вот в горле у нее так безумно першило, словно ее недавно вырвало. И еще - что-то случилось со слухом. Звуки и голоса снаружи долетали до Мартина как сквозь туман, зато гулкое биение своего сердца и шуршание складок жесткого накрахмаленного платья так и отдавались в ушах.
Перед самыми глазами Мартины, на двери, на той самой двери, в которую ей предстояло сейчас пройти, висела табличка "Акт 1. Картина 2-я". Чуть дальше Мартина видела кусочек сцены и суфлерскую будку, где сидел, склонясь над текстом, ассистент режиссера. Отсвет огней рампы легко овевал лицо, словно теплый ветерок. Мартина была совершенно одна за кулисами. И душа ее затаилась в ожидании, в смутном предчувствии.
Ей надо было достойно пройти это испытание, крепко и точно войти в роль. И теперь Мартина уже почти ощущала себя той девушкой, которую должна сыграть. И все-таки ее не отпускал страх. Что, если она провалится?
В конце коридора показался Джейко, и Мартине страстно захотелось еще раз поговорить с ним, чтобы француз хоть немного утешил ее. Но Джейко, словно уловив мысли девушки, остановился поодаль, не глядя в ее сторону.
"Мне надо прислушиваться к действию, - сказала себе Мартина. - Я плохо слушаю. Неизвестно, на каком они сейчас месте. И потом, боже мой! Я ведь даже не знаю, в какую сторону открывается эта дверь! Как же я выйду на сцену? Буду дергать ее туда-сюда?" У нее заныло под ложечкой.
Мартина почувствовала, что за спиной кто-то стоит. Это был Пул.
- Надеюсь, вы в порядке? - улыбнулся он. - Дверь открывается на сцену. Валяйте, толкайте ее смелее. Ваш выход.
Мартина даже не слышала грома аплодисментов, которыми в лондонских театрах всегда приветствуют артиста, вышедшего на замену в последний момент, без объявления в программке. Она была на сцене и уже жила искусственной жизнью пьесы.
* * *
Доктор Резерфорд угрюмо сидел в своей ложе, навалившись на перила и подложив руки в перчатках под подбородок. Он был грузен и зловещ, как бык перед атакой на матадора. Один из театральных критиков, склонясь к уху приятеля, заметил вполголоса, что Резерфорд напоминает ему Минотавра, которому принесли в жертву невкусных людей…
Большую часть первого акта Резерфорд провел в полном одиночестве, перед этим заявив в конторе, что у него нет ни малейшего желания обсуждать по ходу дела, как испоганили его гениальную пьесу в этом вшивом театре. Однако к концу первого акта к нему в ложу поднялся Боб Грантли и тихонько стал рядом. Грантли посматривал время от времени в партер, отмечая реакцию зала, затем переводил пытливый взгляд на Резерфорда. Доктор сидел совершенно неподвижно, как каменное изваяние, и это было плохим признаком. Резерфорд явно недоволен. Даже заговаривать с ним не хочется - нарвешься на гнусные оскорбления…
На сцене находились Кларк Беннингтон, Перри Персифаль и Дорси. Они разыгрывали долгую бурную мизансцену, предваряющую выход Элен.
Роберт Грантли, стоявший за Резерфордом, думал, как, в сущности, сильно проявляется на сцене истинное актерское "я" - все они: и Беннингтон, и Персифаль, и старый Дорси - все они вносили в свою игру частички себя, и как ни крутись, какие ни придумывай "режиссерские" находки, истинная личность актера не поддается гриму… Тут Грантли оборвал свои философские размышления, потому что на сцене произошло следующее.
Пока Перри Персифаль произносил свою реплику, повернувшись к залу, Беннингтон за его спиной грубо спародировал его жест и заметно кивнул Дорси - дескать, давай, смейся… Зал громыхнул хохотком, Перри удивленно обернулся и встретил гримасу полнейшей невинности на лице Бена. В зале снова засмеялись. Это была явная клоунада.
Грантли посмотрел на драматурга.
- Что-то новенькое, а? - прошептал он. - Что это они вытворяют?
Но Резерфорд не удостоил его ответом, только плотнее сжал свои массивные руки в перчатках, лежащие на барьере ложи.
Выход Элен Гамильтон зал встретил бурными аплодисментами, которые с каждым сказанным ею словом возобновлялись. Зрители явно получали удовольствие от одного лишь присутствия мисс Гамильтон на сцене.
Ну все, теперь почти все, подумал Боб Грантли. Остаются только сам Адам и девчонка.
Он тихонько подвинул себе стул и присел позади Резерфорда. Грантли хотелось поделиться ощущениями. Пригнув лицо к глыбообразному плечу Джона Резерфорда, он пробормотал:
- Все идет здорово, правда, Джон? Теперь, кажется, будет выход этой девчонки?
На сей раз Резерфорд ответил, но почти не разжимая губ и не поворачивая своей бычьей головы. Он пробулькал утробным голосом:
- Сейчас самое дерьмо-то и попрет, будь я проклят!
- Пардон, док! - отшатнулся от него Грантли и дальше уже не высовывался со своими замечаниями. Он стал обдумывать следующую задачу, а именно - каким образом убедить Резерфорда зайти в антракте в контору, выпить с двумя важными спонсорами, от которых не в последнюю очередь зависело материальное благосостояние театра.
Грантли все еще размышлял на эту тему, когда боковая дверь распахнулась и на сцену вышла молоденькая коротко стриженная шатенка.
В зале захлопали. Грантли тоже отдал дань традиции. Резерфорд сидел недвижно, будто сундук.
Кульминация прошла как по маслу, Адам произнес свои слова, Мартина - свои, слаженно, элегантно, и через пять минут занавес опустился, обозначив конец первого акта. Шквал аплодисментов обрушился, словно шум тропического ливня… На сцене уже погасли огни, а восторг зрителей все не стихал.
- Как сыграно, а? - снова попытался завязать беседу Боб Грантли. - Какая молодчина девчонка! Да и Адам был великолепен, как всегда!
Слегка разойдясь, Грантли даже отважился хлопнуть доктора по плечу.
Но Резерфорд оставался сидеть в позе каменного идола. Грантли понял, что с доктором что-то неладно… И все-таки, уже взявшись за ручку двери, он обернулся к Резерфорду.
- Послушайте, Джон, - начал он, пытаясь придать голосу ласковую небрежность. - Тут к нам в контору зайдет выпить по бокалу пара важных птиц, которые…
Резерфорд наконец развернулся и посмотрел на Грантли нехорошим немигающим взглядом.
- Нет, Боб, спасибо, - проронил Резерфорд так тяжко, словно только что сжег свою любимую рукопись.
- Джон, это тот самый случай, когда важен просто сам факт того, что вы выпьете глоток виски в компании с ними. Поверьте, Джон, от вас ничего не…
- Заткнись! - оборвал его Резерфорд. - Я пойду за кулисы! Мне малоинтересна выпивка с малозначащими в искусстве личностями - будь они хоть Рокфеллерами, хоть Ротшильдами. Все равно, Боб, спасибо за приглашение. Если мне захочется, я выпью с актерами.
И Резерфорд, поднявшись, двинулся к двери.
- А все-таки вам понравилось, - вставил Грантли.
- Мне? Понравилось? Что мне тут могло понравиться, скажи на милость?
- Но уж девчонка-то пришлась вам по душе?
- Девчонка хороша. Тут я не спорю. Я собираюсь сказать ей это лично. Пока, Боб, не отвлекай меня.
Джон Резерфорд вышел из ложи, и Грантли услышал, как грузные, уверенные шаги быстро загрохотали по темной лестнице вниз.
* * *
Пробравшись в служебные помещения, Резерфорд попал в причудливый, калейдоскопичный мир декораций, созданный Джейко. Рабочие подносили на сцену и расставляли разную мебель. Резерфорд не без труда миновал хитрые приспособления и картонные панели и добрался наконец до внутреннего коридора, где уже кипела обычная суета театрального антракта. Взад-вперед носились костюмеры, гримеры, ассистенты, и несколько раз Резерфорда аккуратно прижимали к стеночке со словами "Пардон, сэр, нельзя же занимать собой весь коридор…".
Резерфорд заметался, не видя в полутьме, куда идет. В это время мимо него прошел мальчик-рассыльный, повторяя: "Второй акт, господа актеры. Будьте готовы. Второй акт…"
- Свет! - крикнул запаренный Клем Смит, выныривая из люка в полу.
Цепочка за цепочкой стали загораться огни сцены. Опущенный занавес придавал декорациям еще более странный вид, чем задумал их Джейко - все, казалось, происходит по ту сторону реальности… Впрочем, рабочие не обращали на эту экзотическую красоту ни малейшего внимания и, отряхивая брюки, равнодушно разбредались по местам.
- Прошу всех освободить сцену! - важно объявил Клем Смит, деловито глядя на часы. Парень, поднимающий занавес, стал взбираться в свою железную клеть в углу, за кулисами.
- Осталось шесть минут! - раздался голос ассистента режиссера.
Клем собрал листки с текстом и направился через люк в суфлерскую будку:
- Все готово! Актеры, прошу на сцену!
Дорси и Персифаль заняли свои позиции.
Элен Гамильтон подошла к сцене вплотную и остановилась, свободно положив руки на бедра. Из полутьмы бесшумно выплыла неясная фигурка и робко приблизилась к Элен.
- Мисс Гамильтон! - негромко позвала Мартина. - Я сейчас не буду на сцене, так что помогу вам при быстром переодевании, не беспокойтесь…
Элен обернулась к девушке. Мгновение она молчала, словно пытаясь разглядеть Мартину, и вдруг широкая ласковая улыбка вспыхнула на лице примадонны. Она легонько обняла Мартину и прошептала:
- Деточка! Глупышка ты моя!.. - Она поколебалась, а потом добавила: - Я нашла себе нового костюмера…
- Как? Нового костюмера?
- Джейко. Он самый лучший костюмер из всех, какие только были у меня…
Подошел Адам Пул. Элен взяла его под локоть и промурлыкала:
- Ну, что скажешь? Наша Мартина, по-моему, просто великолепна в своей роли!
- Так держать, Кэйт! - усмехнулся Пул. - Пока все - тьфу-тьфу, не сглазить…
В его взгляде, направленном на Элен, было и дружеское участие, и страсть, и, как показалось Мартине, благодарность…
Появился заплутавший Резерфорд.
- Ага! - хрипло воскликнул он. - Вот вы где, красавица! Я вас тут ищу, ищу, никак не пробьюсь сквозь эти идиотские декорации - по-моему, у Джейко талант сооружать баррикады… Пока что вы играли недурственно, милочка, то есть могло быть много хуже, если учесть, что раньше вы почти не выходили к рампе. Но когда начнете свою следующую сцену, запомните совет старого Джона и ни в коем случае не…
- Нет уж, Джон, прекрати! - в один голос воскликнули Элен Гамильтон и Адам Пул. - Не трогай ее сейчас!
Резерфорд вытаращился на них, и Пул легонько подтолкнул Мартину прочь. Она пошла к себе по коридору, а Резерфорд, уже совсем другим голосом, рявкнул:
- А где этот шутник? Этот клоун погорелого цирка? Вы видели, что он вытворяет на сцене? Да еще на премьере! Нет, если я до него доберусь, от него останется не слишком много, чтобы положить в гроб!..
- Заканчивайте! - нервно проговорил Клем Смит. - Сейчас поднимется занавес!
- Слышал, Джон? - Пул похлопал Резерфорда по плечу. - Иди к себе в ложу, после поговорим.
Занавес, шелестя, пополз вверх. Начался второй акт.
* * *
Все произошедшее вслед за тем почти не оставило следа в памяти Мартины - в таком она была душевном напряжении, такой невероятный экстаз пережила. Впоследствии она вообще не была уверена, что выходила на сцену во втором и третьем актах. Мартина, вероятно, двигалась, как загипнотизированная, как лунатик, не воспринимая ничего, кроме пьесы, - пьесы, которая стала словно частью ее существа.
Это наваждение продолжалось вплоть до того самого момента, как Мартина отыграла и вышла со сцены. После ее ухода действие еще продолжалось, Мартина на ватных ногах прошла к началу коридорчика и встала у самой стены. Чуть поодаль толпились ассистенты, гримеры и костюмеры. Джейко, скрестив на груди руки, застыл неподалеку от суфлерской будки. Мартина медленно приходила в себя…
Появились отыгравшие Перри Персифаль и Дорси и заговорили с ней.
- Милая, вы были просто прелестны! - восхитился Перри. - Просто после первого акта я был так зол, что не мог сразу вас поздравить.
Мартина глянула на него - Перри действительно весь дрожал от обиды и, наверное, от ярости. Она как сквозь туман вспомнила оскорбительный жест Беннингтона и грубый смех зала в первом акте.
- Но ничего, - добавил Перри. - Но крайней мере, это все проясняет. И я стану действовать. Действовать!
Он повернулся и устремился прочь по коридору.
Мартина чувствовала, что ей самое время пойти и смыть грим. Хотя краски было немного - можно бы обойтись и парой салфеток. Беда в том, что своей гримерной у Мартины не было и она пользовалась комнатой Гаи Гейнсфорд. Это было ужасно неловко. Пока она раздумывала, к ней подошел Дорси.
- Отличная работа, малышка, - величественно произнес седовласый актер, положив ей руку на плечо. - Очень, очень убедительно!
Мартина поблагодарила его и, поддавшись неожиданному порыву, робко спросила:
- Мистер Дорси, скажите, а Гая еще здесь? Наверное, мне надо что-нибудь сказать ей, как вы думаете? Я просто не знаю, как это положено делать, и не представляю, что она может чувствовать… Как мне подойти к ней?
Дорси изучающе посмотрел на Мартину.
- Гая сейчас в "оранжерее", - протянул он. - Наверное, поговорить с ней стоит, но только попозже. Не сейчас. А вообще, очень мило, что вы о ней беспокоитесь…
- Я только хотела с вами посоветоваться - я ведь не знаю обычаев…
- Всегда и обо всем спрашивайте у меня! - поклонился Дорси и прошествовал вслед за Персифалем.
Джейко прошел мимо вместе с пиротехником, увидел Мартину, и все лицо его расплылось в широкой расслабленной улыбке. Он взял ее лапки в свои ручищи и очень нежно поцеловал их. Мартина зарделась.
- Твое личико светится ярче новенького пятака! - шутливо воскликнул он. - Иди-ка к себе в комнату, пока тебя не расстроил кто-нибудь. Сохрани свое хорошее настроение хоть на полчаса… Сейчас тут будет буча… Иди, я зайду через пару минут.
Джейко приложился глазом к секретной дырочке в занавесе, откуда он всегда наблюдал за действием, и поднял руку, давая пиротехнику сигнал приготовиться. Рабочий поднял заряженный пугач.
Мартина прошла по коридору к себе, и вдруг ей навстречу вышел Беннингтон.
- Постойте-ка, мисс Тарн! - Он поймал ее за рукав.
Мартина с испугом глянула на него. Грим усугублял и без того злобное выражение лица Кларка Беннингтона. Губы его были лилово-красными, складки крыльев носа подчеркнуты темным карандашом. Везде: на лбу, на щеках, на верхней губе - выступили мелкие бисеринки пота.
- Я только хотел сказать вам… - начал Бен, но тут грохнул пугач и Мартина непроизвольно ойкнула. Беннингтон криво усмехнулся и продолжил: - Когда я вас увидел на сцене, я понял, что вы на своем месте. Нечего вас винить. Вам выпал шанс, и вы его ухватили… Гая и Адам в один голос уверяли меня, что вы готовы были вообще уйти из театра, только вас не отпустили… Не знаю, возможно, это было чертовски честно с вашей стороны. Но мне, в сущности, все равно…
Беннингтон говорил довольно бессвязно, Мартина не могла понять, куда он клонит.
- Короче, я хотел вас предупредить, чтобы вы не гадали, из-за чего я… - он снова сбился, дыша ей в лицо перегаром. - То есть не подумайте, что я…
Бен приложил к своему пылающему лицу ладонь. Джейко подошел к Мартине сзади, крепко взял ее за локоть и потащил.
- Скорее к себе, - процедил француз. - А тебе, Бен, надо бы припудриться, что ли… Пардон-пардон.
Беннингтон развернулся и исчез в своей комнате. Джейко буквально насильно втолкнул Мартину в гримерную, а сам прошел к Беннингтону. Мартина услышала, как Джейко сказал:
- Послушай, Бен! Хоть немножко следи за собой! У тебя физиономия мокрая, как губка…
Потом Джейко зашел к Мартине. Стоя за спиной девушки и глядя в зеркало, он несколько раз провел кисточкой по ее лицу, доводя, как он выразился, образ до полного совершенства. В коридоре послышались голоса Перри Персифаля и Дорси. Ну да, вспомнила Мартина, ведь сейчас всем предстоит выходить на поклоны - и ей!
По коридору прошел мальчик, выкрикивая: "Господа актеры, на выход! Финальный занавес! Господа актеры, на выход…"
- Пошли? - кивнул Джейко Мартине.
За кулисами уже собралась вся компания: актеры, рабочие сцены, ассистенты… Заканчивалась финальная сцена с участием Адама Пула и Элен Гамильтон. В этой развязке и таилась суть замысла Джона Резерфорда, так что сыграть надо было очень точно.