- Если я правильно понимаю, то была сделана попытка ускорить ход событий, так? - мягко сказал суперинтендент. - Ну что ж, ежели так, то с вами все, мистер Смит. Скажите там людям, что мы выйдем к ним очень скоро, вот только закончим осмотр… Это недолго, уверяю вас. И еще, может быть, я вас попрошу подписать ваши показания, если вы не против…
Инспектор Фокс спрятал свой блокнотик и проводил удрученного Клема в коридор.
* * *
- Здесь и чертям тошно станет, что скажете, мистер Аллейн? - заметил инспектор Фокс. - Я оставлю дверь открытой, а то этот проклятый газ… Похоже, это чистое самоубийство, а?
Аллейн задумчиво потер висок пальцем, как это делают люди умные, но не очень решительные…
- Да, все говорит за самоубийство, - пробормотал он. - Но, учитывая все прочие обстоятельства, мы не можем принять эту версию как единственную. Его тут многие не любили - и это тоже важно… А помните случай в "Юпитере"? Вы тогда были?
- Нет, сэр! - отвечал сержант, отрывая глаза от своего блокнота. - Но ведь то было убийство, которое инсценировали под самоубийство, не так ли, сэр?
- Да, точно так. Однако в то время здание имело совсем другую планировку, и так называемая "оранжерея" раньше представляла собой две комнаты. Так вот, в тех комнатах был проведен газ, и в одной из них кран открыли, а огонь не зажгли. Газ, естественно, потек. В другой, смежной, комнате жертва легла прикорнуть и закурила, а через полчаса взлетела на воздух. Конечно, никто не спорит, бабенка была пьяна в дым, но ведь это вовсе не повод, чтобы отправлять людей прямым ходом на небеса… Нам тогда удалось найти следы грима и пару волосков на кране газовой трубы…
- Да, это было неосторожно со стороны убийцы, - кивнул сержант.
- Погодите. Театр надолго закрылся, года на три-четыре, а потом его принял мистер Пул. Переименовал, перестроил тут все внутри, так, чтобы ничего не напоминаю о случившемся… Странно, что это всего лишь вторая его постановка в этом театре.
- Возможно, прошлая история как-то повлияла на мозги этого шизика Беннингтона и привела его к мистическому самоубийству? - важно изрек Фокс.
- То есть некое наваждение? - вставил сержант.
- Не совсем, - величественно повел головой Фокс. - Но тем не менее нечто подобное, хоть и не столь примитивное… Знаете, Фред, актеры ведь такие суеверные люди. И если у этого господина были причины покончить с собой, он именно из суеверия прибег к такому способу…
- М-да, - протянул Аллейн, - и одновременно он мог насладиться перед смертью предвкушением… странно даже назвать так… ощущением того, что его самоубийство с помощью газа привлечет внимание полиции к его собратьям актерам, которые были с ним, прямо скажем, не в лучших отношениях… А тут еще подвернулась газовая плита. Прямо в гримерной…
- Вот именно, - подтвердил инспектор Фокс.
- Ничего не "вот именно"! - вдруг вспылил Аллейн. - Посмотрите, что произошло! Кларк Беннингтон решает покончить с собой - так почему же хоть предсмертной записки не оставить? А ведь для актера это было бы куда как характерно, правда? И потом, он травится газом, при этом создает смертельную угрозу для своего соседа за стенкой - кто там у нас? Перри Персифаль? Не правда ли, довольно гадкий способ уйти из жизни? Вам это не кажется странным?
- Но мы же еще не знаем всех обстоятельств… - закашлялся инспектор Фокс.
- Да! И это самое печальное! А ведь наверняка все лежит на поверхности, только мы пока не можем схватить это… Джибсон, вы что-нибудь обнаружили?
Сержант перелистал свой блокнотик и стал читать официальным голосом, как зачитывают сообщения о кончине главы государства:
- Итак, обнаружено: гардероб. Высокое зеркало. В буфете - парик, румяна, коробочка с надписью "Крем для носа", семь коробочек с гримом и закрытая коробка с порошком. На полке перед зеркалом лежит полотенце. На полотенце - поднос с шестью помадками грима. Рядом - бутылка со спиртным, наполовину пустая. Еще бутылочка, в ней то, что называют "жидкой пудрой". Одна коробочка с порошком перевернута. Похоже, все это собирались использовать в основном для припудривания…
- Интересное наблюдение, - скрывая улыбку, кивнул Аллейн и заглянул под полку. - Так, там ничего нет… Продолжайте.
- Слева от подноса - пачка с тремя сигаретами и открытая коробка с пятью десятками. Коробок спичек. Пепельница. Полотенце, измазанное в гриме. Фляжка с коньяком, полная примерно на одну шестую, и рюмочка, от которой тоже пахнет спиртным. На полу найден только просыпанный порошок и зола от сожженной бумаги. Судя по всему, бумагу спалили в печке. Первоначальный вид бумаги установить невозможно.
- Дальше! - поторопил Аллейн. - Мне не терпится узнать, прав ли я был…
Фокс и Джибсон удивленно уставились на начальство.
Аллейн помахал рукой:
- А, не обращайте на меня внимания. Я сегодня что-то какой-то не такой. Продолжайте же!
Аллейн вдруг присел на корточки и двумя пальцами приподнял плащ Беннингтона, все еще валявшийся на полу.
- Странно, - заметил он. - Тут тоже все обсыпано этим порошком. Интересно, а где висел плащ до того, как оказался на полу? Наверное, вот на этой дверной вешалке? Надо уточнить у костюмера. Нам понадобится Бейли. И Томпсон! Дьявол! Здесь чертова уйма работы для эксперта-химика…
- Я сейчас позвоню в Скотленд-ярд, - успокоил шефа Фокс и вышел.
Аллейн вытащил из кармана лупу, подышал на стекло, протер и стал рассматривать краны на газовой плите.
- Я вижу отчетливые отпечатки, - забормотал он. - Можно сверить с пальцами Беннингтона. И тут же крупицы того самого порошка…
- Порошок тут, кажись, просто сеяли почем зря! - предположил Джибсон.
- Очень может быть. Но мы не можем продвинуться дальше ни на шаг, пока фотограф и эксперт не сделают свое дело. Вы закончили с протоколом, Джибсон?
- Да. Остались только карманы убитого. Там ничего интересного - старый абонемент на ипподром, чековая книжка, ну и тому подобное. На теле, кстати, тоже ничего не обнаружено. Только нижняя сорочка и кальсоны.
- Ну тогда пошли отсюда. Я уже наглотался этого газа до тошноты.
Выходя, Аллейн вдруг остановился в дверях.
- Нет, хотите режьте меня, хотите жгите, но я не верю, что это был несчастный случай, - сказал суперинтендент, глядя на Джибсона. - Ладно… Пойдем встретимся с экспертами.
* * *
После супа, приготовленного Джейко, всем стало гораздо лучше. Правда, Дорси недовольно заметил, что суп приправлен какими-то подозрительными специями.
Возможно, именно этот насыщенный калориями и загадочными пряностями суп вызвал у Мартины прилив сентиментальности. Хотя не исключено, что она просто устала и перенапряглась. Как бы то ни было, после еды Мартина впервые обдумала произошедшее и поняла, что в принципе никого смерть Беннингтона сильно не опечалила… Боже мой, как же он был одинок, мелькнуло у нее в голове, и на глаза навернулись слезы. Ведь он и при жизни не чувствовал ничьей заботы, а тут вот умер, и снова всем все равно. Какая печальная судьба…
Мартина была просто потрясена, когда эти ее мысли вслух и совершенно не стесняясь повторила сама Элен Гамильтон. С невеселой усмешкой, не глядя в лицо Мартине, жена покойного потрепала ее по плечу:
- Милая девочка, не надо пытаться почувствовать то, чего ты не чувствуешь… Я вот давно уже не пробую, даже на сцене во мне больше эмоций, чем сейчас. Я не любила Бена - что кривить душой? Не будем разыгрывать еще один спектакль после премьеры. Просто мы все устали и… скажем так, неприятно удивлены. Не более того. Не стоит утруждать себя надуманными чувствами - их нет…
- Но я любила его! - вмешалась Гая Гейнсфорд, и Дорси нежно сжал ее руку, успокаивая…
- Неужели? - прищурилась Элен. - Ну наверное, раз уж ты так говоришь теперь… Но тогда лучше скрой свое глубокое горе, поскольку твои страдания никто из нас просто не способен оценить по достоинству.
- Ну почему же, Элли? - устало спросил Пул.
Элен протянула руку и (вот это да! - подумала Мартина) погладила Адама Пула по голове.
- Дорогой мой, я так устала, что нет нужды говорить о чувствах. Так что я говорю проще - именно так, как есть… Может быть, я дурная женщина, мелкая, неспособная на высокую трагедию… Может быть. Во всяком случае, если я и способна на какие-нибудь чувства, то только не на любовь. Увольте.
- Ну что ж, - вежливо сказал Джейко, - твои сценические страсти, вероятно, заменяют то, что обыкновенно называют любовью.
Элен раздраженно тряхнула головой.
- Все, что я хочу сказать, это просто практические вещи. Предлагаю не думать о трауре и подобных глупостях, а пораскинуть мозгами, что нам теперь делать. А ты что скажешь, Адам? О чем нам следует подумать в первую очередь?
Адам Пул сел поодаль, Резерфорд рухнул в глубокое кресло в углу и заговорил:
- Полиция опрашивала Клема в… - Резерфорд осекся. - Короче, они его опрашивали. Там два обычных дурня из Ярда. Сержант считает, что я ничем не могу быть им больше полезен и что им все уже ясно. Так что зачем нам вообще напрягаться, Элли? Зачем разводить мелодраму?
- Нам нужно просто обсудить ситуацию, - заметил Пул. - Именно это и имела в виду Элен, и я с ней согласен.
- Какую такую ситуацию? Для нас? Для Бена? Она ясна, как пробка. Он наглотался сильного анестетика, видимо взамен привычного ему бренди, и отбросил сандалии. Для человека, решившего свести счеты с жизнью, он действовал вполне разумно.
- Ох, не надо этого, - простонала Гая. - Не надо грубостей…
Доктор Резерфорд смерил ее взглядом от прелестного личика до прелестных ножек и обратно, но явно не нашел ничего привлекательного для себя. Он скривился и готов был уже выдать какую-нибудь гадость, как Перри Персифаль осторожно откашлялся, а Адам Пул резко бросил:
- Послушай, Джон, я все-таки попрошу тебя никого из нас не задевать!
Гая Гейнсфорд провыла с рыданиями в голосе:
- В конце концов, он был моим дядей, неужели нельзя уважать мои чувства?
- Кому дядя, кому нет, - сказал Резерфорд, - а вам, милочка, лучше всего хорошенько выплакаться. Говорят, со слезами и мочой из организма дурь выходит… И кроме того, ваш дядюшка сыграл с вами прескверную шутку. Вы же сами это прекрасно понимали. Ну ладно, не стану засорять логикой ваши еще не покрытые морщинами мозги. Может вступать хор. Я немею.
- Хорошо бы ты онемел надолго, - заметил Пул. - Итак, Элли, если хочешь знать мое мнение, то Бен избрал этот путь… этот путь в мир иной по нескольким причинам. Ты ведь хочешь, чтобы я говорил все как есть, и я намерен…
- Да-да, - несколько смешалась Элен Гамильтон, - но только не надо…
Мартина видела, как Элен и Адам смотрят друг другу в глаза, и поймала еле заметное движение - Адам покачал головой…
- Итак, говори все как есть, - постановила Элен, глубоко вздохнув.
- Ну так вот, все мы знаем, что весь прошлый год Бен, и без того не слишком веселый человек, пребывал в депрессии. Мы знаем, что его дурные привычки подтачивали его здоровье, его личность и его актерский талант. Думаю, он и сам это отлично понимал. Он был несчастный человек, которому оставалось только с тоской вспоминать прошлое. Мы все видели, что сегодня на премьере он выкидывал такие штучки, которые актеру такого калибра просто неприличны…
Перри Персифаль встрепенулся:
- И я бы хотел добавить, что… - и тут же стушевался, пробормотав: - О мертвых ничего, кроме хорошего…
- Таким образом, мы все знали, что Бен хронически неустойчив и депрессия стала его второй натурой. Я уверен, рано или поздно он все равно сделал бы это. Но мне очень жаль Это трагедия. Бог ему судья, но Бен много страдал. Не знаю, согласитесь ли вы со мною…
- Все это очень убедительно, - усмехнулся Дорси, пристально взглянув на Элен, - если только не произошло чего-нибудь новенького, что могло стать особым мотивом…
Элен не поднимала головы.
- Думаю, Адам прав, - медленно произнесла она. - Он вдруг осознал степень своего падения и был сражен этим. И увы, в жизни он был очень одинок…
- О Господи, Господи! - Гая Гейнсфорд попробовала заломить руки, и этот жест ей, как ни странно, удался. - Я так виню себя, так виню…
Доктор Резерфорд издал громкий стон, словно у него вырывали зуб, но Гая самозабвенно вела свою роль:
- Я так его подвела! И он так переживал из-за этого! Наверное, это было последней каплей в его страданиях!
- Нет, нужно обладать терпением ангела, чтобы слушать этот бред! - не выдержал Резерфорд и было поднялся, но тут в комнату вошел Клем Смит. Он нехорошим взглядом посмотрел на Элен Гамильтон и процедил:
- Они все еще в его гримёрной. Обещают, что не задержат нас надолго.
- Вот бы хорошо! - мученически воскликнул Перри Персифаль. - Хочется надеяться, формальностей будет немного и мы сможем наконец разойтись по домам!
- Во всяком случае, они сейчас придут сюда! - отрезал Клем.
Он взял миску с супом, удалился в уголок и стал быстро есть. Все молча смотрели на него.
- Ну и о чем они тебя выспрашивали? - вдруг встрепенулся Джейко.
- О том, кто чем занимался в тот момент…
- А еще?
- Ну… Кажется, они проявили интерес к тому, как театр ремонтировался…
- И в особенности как были переделаны уборные артистов?
- Ага, - печально кивнул Клем. - Именно.
Повисла пауза, снова нарушенная Джейко.
- Нет ничего удивительного, - заявил он. - Элен уже продемонстрировала нам свою откровенность, да и Адам толкнул речь. Давайте! Пусть каждый, наконец, выскажется… Я со стороны похож на страуса, это верно, но мне бы не хотелось по страусиному прятать голову в песок. Мы все помним о том случае в "Юпитере"… Когда об этом говорит Гая, у меня возникает ощущение, будто открываешь шкаф, а оттуда выпадает скелет… Понятно, что после того прискорбного случая джентльмены из полиции хотят убедиться, что имело место самоубийство. И поскольку мы все также уверены, что произошло самоубийство, нам просто не надо им мешать. Вот и все.
- Здорово сказано, - вставил Пул.
- Похоже, этот случай получит огласку, - поморщился Дорси. - Театр от этого, чувствуется, не выиграет…
- Боже мой, какая там огласка! - воскликнул Персифаль. - Если давно уже пора лечь у себя дома в постель, время ли думать о какой-то там огласке и всякой прочей мещанской ерунде?! Вопрос в том, будем ли мы продолжать постановку?
- А почему бы и нет? - вздохнул Пул.
- Ну хорошо, а вы что думаете, Джей? Насчет роли Бена? - спросила у Дорси Элен Гамильтон.
- Я мог бы взяться за нее, да поможет мне Бог, - тяжело сказал Дорси. - Но кто будет со мной заниматься?
- Я готова поработать с вами в любое время! - Элен подняла брови.
- Ну что ж, отлично.
Мартина почувствовала, что, как только разговор перешел на профессиональные рельсы, лица актеров разгладились и просветлели. Только один Пул, казалось, никак не мог стряхнуть с себя угрюмость. Глядя на него, Мартина вспомнила его карандашный портрет в "оранжерее" - такой же отстраненный, печальный взгляд…
Завязалась оживленная, почти веселая беседа о перепостановке, с новыми исполнителями. Клем Смит, Джейко и Персифаль увлеченно говорили одновременно - каждый свое, - когда Гая Гейнсфорд, одаренная талантом устраивать сцены в жизни, патетически воскликнула:
- О нет, я не могу этого вынести! Господи, как же вы все ужасны!
Беседа прервалась. Овладев на секунду всеобщим вниманием, Гая поняла, что пора быстренько подводить дело к кульминации. Она удачно воспроизвела один раз уже получившийся прием с заламыванием рук и, держа локти наружу, разразилась долгой жалобной тирадой, все время беря на октаву выше, чем следует:
- Вы сидите и говорите о спектакле так, словно ничего не произошло, ровным счетом ничего! Как вы можете! Когда рядом, за этой дверью, лежит еще не охладевшее, можно сказать, свежее тело вашего собрата, о котором вы забыли скорее, чем он успел умереть… И если вы думаете, что я когда-нибудь еще появлюсь в этом проклятом месте, которое вы называете театром, то говорю вам - меня силком не затащишь сюда, в это отвратительное логово. Надеюсь только, что мне сообщат о времени похорон, ибо я здесь, кажется, единственная его родственница…
Все кинулись успокаивать и разубеждать Гаю, но она величественным жестом звезды экрана остановила соболезнующих.
- Вам не следует обременять себя объяснениями, - горько воскликнула Гая. - Наоборот, я слишком хорошо все понимаю…
Она со своей недосягаемой высоты кинула косой взгляд в сторону Мартины и добавила:
- А вы - вы изо всех сил боролись за эту ничтожную роль, так радуйтесь теперь, что получили ее наконец! Но я считаю вас в немалой степени ответственной за то, что здесь произошло…
- Стоп, Гая, дубль отсняли, - криво и недобро усмехнувшись, сказал Адам Пул. - Второго дубля не надо.
- Нет! Вы не сможете заткнуть мне рот! Это было последней каплей, которая довела моего дядю до ужасного конца, и мне все равно, кто об этом знает, а кто нет!..
Пока Гая договаривала свою вдохновенную речь, на сцене незаметно возник суперинтендент Аллейн.