– Какая же ты... – он не стал договаривать начатую фразу и немедленно перешел к следующей, – повторяю – только я имею доступ к российским банковским счетам отца. Единственного человека, который мог бы за меня заступиться – Донина – убили. И еще эта слежка... Понимаешь, что происходит? Кто-то хочет добраться до российских банковский счетов моего отца!
– Погоди, – неуверенно проговорила Даша, – но ведь следили-то за мной?
– Да? – Васик попытался саркастически усмехнуться. – Тогда почему мы сейчас сидим взаперти – моем квартире? За моей квартирой установлена слежка!
– Но и за моей тоже...
– Ну да! – всплеснул Васик руками. – Потому, что ты мой близкий друг... подруга. Наверное, и за мной следили долгое время, только я этого не замечал. Ну все...
Васик снова мотнул головой и плюхнулся на стул рядом с Дашей.
– Разобрались, – уже спокойнее проговорил Васик, – хотя бы стало понятно – что к чему. А то – как крысы в мешке – тыкаемся во все стороны сослепу и ничего не понимаем. Значит, копают под меня. А ты, Даша, тут ни при чем. Ну, то есть почти не при чем. Ты этим... тем, кто за мной следит, нужна, так сказать, на всякий случай. Чтобы – если что – через тебя на меня можно выйти... Или...
Васик уставился в лицо Даши и минуту тупо смотрел ей в глаза, беззвучно шевеля губами.
– Точно! – прошептал он. – Тебя хотели похитить, чтобы потом у меня потребовать выкуп! Как это я раньше не догадался!
Даша встала со своего стула и сжала пальцами виски.
– Погоди, погоди, погоди, – мучительно наморщившись, пробормотала она, – ты так быстро и так убедительно выстроил свою версию, что я не до конца...
– Да чего тут не до конца! – взвизгнул Васик. – Кто-то хочет захапать бабки моего бати. Сделать это могут только через меня. За мной следят. За тобой тоже. Донина – того, кто реально может за меня заступиться – убивают, чтобы не мешал. А родители мои за границей.
– Стоп! – Даша выставила перед собой несомкнутую ладонь – как бы отгораживаясь от громоздившихся возбужденных Васиковых выкладок.
– Чего? – осекшись на полуслове, спросил недоуменно Васик.
Даша несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы привести свои мысли в относительный порядок потом – спокойно и неторопливо – заговорила:
– Во-первых, с чего ты решил, что этого твоего Донина убили именно из-за тебя? Если предположить, что твоя версия происходящего верна...
– Что значит – предположить?! Я же четко все тебе объяснил! Неужели...
– Не перебивай! – поморщилась Даша. – Если предположить, что твоя версия верна, то все равно остается непонятным – зачем убивать довольно высокопоставленного человека только для того, чтобы тот не смог кому-то помочь? Достаточно было позаботиться о том, чтобы ты не имел возможность связать с Дониным. А убивать... Кстати, что за фирма, где работал твой Донин и какое он там занимал положение?
Васик пожал плечами.
– Да я точно и не скажу, что это за фирма, – проговорил он, – какая-то такая... – он покрутил в воздухе ладонями с растопыренными пальцами, – навороченная коммерческая. А Донин... Ну, знаю, что занимал какую-то важную там должность, а какую именно... Ну, если о его гибели говорят по телевизору, значит – не последнюю.
– По телевизору могут все, что угодно сказать, – заметила Даша, – я тут кое-что вспомнила. Знаешь, недавно читала каку-то газету и там была статья о бывших партийных работниках, о том, что большинство из них быстро приспособиись к новым временам и подались в бизнес.
– Ага, ага, – закивал Васик, – это как мой батя и Донин. Они тоже раньше по партийной линии работали, а потом в бизнес.
– Так вот, – продолжала Даша, – в статье было о том, что не все из таких новоявленных бизнесменов достигали достойных результатов на ниве коммерческой деятельности. У одних, обладающих оборотистостью и старыми номенклатурными связями, это получалось...
– Как мой батя! – снова вставил Васик. – Прямо про него говоришь.
– А у других – это те, у кого старые связи были, – не сбиваясь, продолжала Даша, – а оборотистость, как черта характера, отстутствовала напрочь, те становились просто игрушками в руках молодых коммерсантов. Молодежь отлично понимала новую жизнь и чтобы в ней хорошо устроиться, умело пользовалась связями престарелых пердунов. Ой, извини...
Васик какое-то время озадаченно молчал.
– Ты знаешь, – сказал он наконец, – мне кажется, что Донин и был как это... игрушкой в руках. Он сам мало что соображал в бизнесе, за него молодые... Ну и что, что был? – пожав плечами, проговорил Васик, – но ведь все равно – он человек влиятельный и мог за меня постоять. Значит, мои соображение, это самое... остаются в силе.
– В статье еще говорилось, – добавила Даша, повернувшись к окну, – что таких старых партийцев со связями довольно часто убирают, когда они становятся ненужными или начинают чем-то мешать молодым. Понимаешь?
– М-м... – сказал Васик, – н-ну?
– Донина могли убить из-за дела, к тебе никакого отношения не имеющего, – отчеканила Даша, – хотя версия, которую ты мне изложил, довольно правдоподобна, – подумав, сказала она еще, – просто нужно каждый факт рассмотреть с разных сторон – так меньше шансов ошибиться.
– Конечно! – с готовностью согласился Васик. – И теперь я знаю, что мне делать!
Он выпрямился, свирепо зарычал и сжал кулаки.
– Что? – с тревогой спросила Даша. – Что ты собрался делать?
– То, что должен, – твердо выговорил Васик. – Я вспомнил, что у меня под диваном банка со спиртом стоит. Помяну дядю Васю Донина. А потом разберемся.
Ступая решительно, но нетвердо, он направился в спальню. Даша побежала за ним.
– Может быть, не стоит поминать? – крикнула она ему. – Я ведь тебя знаю.
– Я должен! – эхом отозвался Васик. – Тем более, что у меня голова болит.
Глава 7
– Превосходно! Просто превосходно! – бормотал Карен Степанович, то и дело высовываясь из-за своего гигантского фотоаппарата, установленного на треножнике. – Теперь посмотри налево... Туда, где окно. Да нет! Не просто повернись, а... Как будто ты смотришь в окно, но в то же самое время – видишь меня. Ну, не видишь, а как бы... Знаешь, что я стою рядом. А в окно тебе смотреть вроде как вовсе не нужно, но ты отвернулась, чтобы не смотреть на меня. Понимаешь?
То, что объяснял мне Карен Степанович, никак не поддавалось обработке частью моего мозга, заведующей логическим мышлением. Тем не менее, я прекрасно понимала, о чем он говорит. То есть – не то, чтобы понимала, а интуитивно улавливала его желания и принимала – соответственно – ту и ли иную позу, выгодную для той или иной фотографии.
– А теперь немного вправо! – возбужденно тараторил вошедший в раж Карен Степанович. – Подбородочек повыше. Та-ак... Ну, что ты делаешь?! Зачем задираешь голову! Ага, ага пониже голову, вот так...
Не помню, когда мы с Кареном Степановичем в общении друг с другом перешли на "ты" – как-то потерялся этот момент в пылу съемки, но, нужно отметить, что я восприняла этот переход на другой уровень отношений – довольно спокойно.
– Все! – выкрикнул запыхавшийся Карен Степанович. – На сегодня закончим.
– Как это – на сегодня? – не поняла я. – Ты же говорил, что всего два часа.
Карен Степанович отволок фотоаппарат и треножник обратно за ширму. Потом поднял пиджак, который он час назад, распалившись оттого, что не мог поймать какой-то фокус освещение в каких-то линзах, швырнул на пол.
– Нужен еще один сеанс, – отряхивая пиджак, сказал он.
– Зачем? – снова спросила я. – Мы же столько пленки отщелкали.
Карен Степанович вздохнул и пожал плечами.
– Как-то... не могу я найти, то, что мне нужно, – сказал он, – чувствую, что в твоем лице что-то есть, но не могу этого отыскать. Совсем забыл свое ремесло, – пожаловался он, – уже столько лет работаю по администрационной линии, а ведь начинал когда-то простым фотографом в студии.
Не зная, что мне сказать на это, я вздохнула и присела на стул, который стоял позади меня.
– Устала? – поинтересовался Карен Степанович.
– Немного, – сказала я, – а ты?
Несколько секунд после этого мы молчали. Казалось, и я, и Карен Степанович впервые осознали переход на новый уровень общения. Это "ты" – вырвалось у меня неосознанно. Я совсем не хотела подыграть своему заказчику и тем самым извлечь для себя из нашего профессионального общения какую-то выгоду.
– Ты извини, что я на "ты" перешел, – неожиданно сказал Карен Степанович.
– Ничего, – ответила я, – кажется, это я первая тебя на "ты" назвала.
Карен Степанович снова пожал плечами и уже безо всякого перехода предложил:
– Сходим куда-нибудь, поужинаем?
– К-когда? – растерявшись, только и смогла выговорить я.
– Да прямо сейчас, – сказал Карен Степанович и взглянул на часы, – время подходящее.
Я тоже посмотрела на часы. Время для ужина, надо сказать, было совсем не подходящее. Вот уже час, как ребята из агентства ожидали меня с заказами.
– Я бы с удовольствием, – сказала я, – но мне сейчас придется бежать в мою контору. Я все еще на работе – мне нужно сдать заказы, поговорить с ребятами насчет сценариев и фото.
– Так в чем проблемы? – аккуратно улыбнулся облачившийся в пиджак и оттого ставший снова импозантным и респектабльным Карен Степанович. – Я довезу тебя до твоей конторы, ты сделаешь все свои дела. Сколько это займет у тебя времени, примерно?
– Час... Полтора часа, – от такого поворота событий совсем ошалевшая, пролепетала я.
– Вот и отлично, – снова улыбнулся Карен Степанович, – я подожду.
Наверное, дурацкий у меня тогда был вид – стояла и ресницами хлопала. Как же – директор преуспевающей фирмы пригласил меня – обыкновенного агента по размещению рекламы – в ресторан. К тому же согласен ждать меня в машине полтора часа.
– Твоя контора, если я не ошибаюсь, находится возле метро Щелковского? – спросил Карен Степанович.
Я кивнула.
– У меня тетка там недалеко живет, – объяснил Карен Степанович, – я к ней на полчаса заеду, а потом сразу к вам.
Я рассмеялась.
– Что? – не понял Карен Степанович. – Ты не согласна?
– Согласна, – сказала я, – просто я боялась, что тебе придется полтора часа бесцельно сидеть в машине.
* * *
Через несколько минут мы уже сидели в машине Карена Степановича – приземистом серебристом "Ягуаре". Карен Степанович вел машину молча, сосредоточенно глядя на дорогу перед собой, только иногда адресовался ко мне короткими фразами, почти совершенно ничего не значащими, за исключением вполне понятного желания поддержать еще тлеющую ниточку живого контакта, образовавшуюся между нами в процессе работы в фотостудии.
"Странно, – думала я, – мы ведь знакомы всего... два раза встречались. И разговарили – исключительно на профессиональные темы. А сейчас вот – сидим в машине рядом, как... как муж и жена. Он отвезет меня на работу, подождет, пока я закончу и мы поедем куда-нибудь ужинать".
– Красный свет, – констатировал Карен Степанович, притормаживая у светофора.
Я кивнула, давая понять, что приняла к сведению его высказывание.
"А о чем я буду с ним говорить? – подумала я. – Я же с ним на частные темы не беседовала ни разу. Ни о каких общих интересах я не имею ни малейшего понятия. И это предложение поужинать... Как это я только так легко согласилась? Не в моих правилах. Обычно первое предложение сходить куда-нибудь – приличная девушка должна безоговорочно отклонять. А я... Это из-за неожиданности, наверное. Впрочем, он на это, кажется, и расчитывал. Может быть, мне сбежать от него? Пускай он на работу меня отвезет, а я потом через черный ход и... Нет, неудобно. Он меня ждать будет, а я... Тем более, что Карен Степанович – перспективный заказчик и мне с ним еще работать и работать предстоит. Просто отказаться от ужина? Сказать, что, мол, передумала?
Ладно, лирика все это, – решила я, – зачем мне сомневаться и гадать? Можно просто-напросто проникнуть в его сознание и попытаться выяснить, мотивы его действий, да и вообще – что он обо мне думает".
Я покосилась на своего спутника. Карен Степанович молча вел машину, что-то, впрочем, насвистывая себе под нос.
Я закрыла глаза и сосредоточилась. Когда я, наконец, погрузилась в транс и наладила канал от своего сознания к сознанию Карена Степановича, передо мной стали возникать из розового тумана расплывчатые образа.
Ощущения опасности от Карена Степановича не исходило – это меня сразу успокоило. Но чтобы увидеть что-то конкретное, мне понадобилось еще немного усилий.
В распахнутом передо мной сознании Карена Степановича царил какой-то желто-розовый хаос. Затем цвета сгустились и я увидела комнату, погруженную в альковный полумрак. Клубы розового тумана постепенно трансформировались в сбитую пушистым облаком постель. На постели беззвучно и плавно извивались два тела – мужское и женское.
Черты лица мужчины я разобрала легко – это Карен Степанович собственной персоной. А вот черты лица женщины...
Картинка резко ушла в бок и погасла.
– Заснула? – услышала я голос Карена Степановича где-то далеко-далеко от себя.
Резко открыв глаза, я увидела перед собой – сквозь затемненное стекло автомобиля – входную дверь моей конторы. И вывеску над дверью.
– Заснула? – снова спросил Карен Степанович. – Я смотрю, ты глаза закрыла и вроде дремешь. Устала, наверное, после рабочего дня.
Еще несколько секунд я молчала – пока предмету окружающей меня действительности не обрели свои привычные контуру. Нельзя, нельзя мне, черт возьми, так резко выходить из транса. Последствия, как я уже имела счастье убедиться, могут быть ужасными.
– Задремала, – сказала я и поразилась тому, как хрипло прозвучал мой голос, – задремала, – прокашлявшись, проговорила я.
Карен Степанович глянул на меня несколько удивленно, потом сморгнул и спросил:
– Так мне через час подъехать?
– Ага, – не думая, ответила я, – постараюсь освободиться через час.
"Ну и что, – думала я, вылезая из машины и направляясь к своей конторе, – ну и что, что Карен Степанович прокручивает в уме постельные сцены. Это, как известно, любимое занятие многих мужчин. И тем более – я совсем не уверена, что его партнершей на сеансе виртуального секса, была именно я. А впрочем, что это... Конечно, скорее всего, Карен Степанович представлял, как это он будет со мной. Предвкушал, то есть. Черт возьми, неприятно, когда видишь подобные сценки. Будто насилуют слепленный с тебя манекен. Но куда деваться – человеческую природу не изменишь. Тем более в ее мужском варианте. Вот интересно – если бы я в такой же ситуации пошарила в сознании Васика? Даже думать страшно – что бы я там увидела".
* * *
Вице-президент банка "Пентагра" Семен Абрамович Кац поднял голову и огляделся вокруг.
– Что это такое? – хрипло пробормотал он, тараща воспаленные глаза. – Как это я здесь оказался? Вроде какой-то бар. А, да это "Верго"! Я здесь каждую пятницу бываю. А сейчас... Какой сегодня день недели? Господи, что же это я такое пил?
На столике перед Семеном Абрамовичем стояла пустая бутылка из-под водки и стакан. В стакане что-то плескалось, когда Семен Абрамович, стуча локтями о поверхность столика, тер кулаками глаза.
– Бред, – прохрипел Семен Абрамович, – совсем ничего не помню. Нет, надо кончать нажираться так. Сейчас пятница или нет? Я обычно по пятницам здесь... С друзьями. А сейчас вот проснулся один. Где мои друзья?
Семен Абрамович снова оглянулся по сторонам и вдруг заметил, что обычно всегда полный зал очень дорогого бара совсем почти пуст. Только у стойки сидели две девушки и тянули через трубочки безалкогольные разноцветные коктейли. Впрочем, девушки, кажется, были официантками – приглядевшись, Семен Абрамович различил на них коротенькие переднички.
Прокашлявшись, Семен Абрамович, крикнул что-то нечленораздельное – но с явной просительной интонацией. Одна из девушек тотчас соскочила с высокого стула у стойки и подбежала к столику Семена Абрамовича.
– Чего изволите? – выпалила она тысячи раз произнесенную ей фразу.
Семен Абрамович какое-то время молчал, вспоминая зачем он позвал официантку и что намеревался ей сказать. Девушка терпеливо ждала.
– Какой сегодня день недели? – выговорил наконец Семен Абрамович.
– Вторник, – без удивления ответила девушка. Очевидно, она уже давно работала в этом заведении и четко уяснила себе два главных правила официантки – "клиент всегда прав" и "за все можно заплатить, поэтому ничему в этой жизни удивляться на стоит".
– К-как это?! – каркнул Семен Абрамович. – К-как это вторник? Должна быть пятница... Я ведь по пятницам здесь. Ты меня помнишь?
Девушка кивнула.
– Вы у нас каждую пятницу бываете, – подтвердила она. – С друзьями ии один. Выпиваете и закусываете. Мы вам еще часто такси вызываем, потому что вы под утро не можете набрать номер на своем телефоне. Что-нибудь заказывать будете?
Семен Абрамович минуту переваривал услышанное. Потом он опустил глаза и увидел стакан. Залпом выпил его и сморщился, уткнувшись лицом в рукав.
– Ну а сегодня, – спросил он, – сегодня я когда пришел? И с кем?
– Один вы пришли, – ответила девушка, – вошли уже немного того... То есть – много того. Шатались, еле-еле добрались до столика. Спросили у нас водки, Маша принесла. Вы часок посидели, потом заснули.
– Долго я проспал? – спросил Семен Абрамович.
– Часа два, – сказала девушка, – вы, если покушать хотите, то у нас чахохбили по-тбиллиски есть. Или пельмени...
Семен Борисович сжал виски ладоням и что-то промычал. Потом посмотрел на часы, недоуменно качнул головой.
– Сколько на твоих времени? – снова обратился он к официантке.
– Сколько на ваших – пять минут третьего, – сказала она.
– Ночи?
– Дня, – ответила официантка, – вы к нам утром пришли. А если пива хотите, так я сейчас принесу. Холодное у нас есть – голландское, шведское, немецкое, австрийское... Есть отечественное.
Семен Абрамович невнимательно кивнул головой. Официантка тотчас исчезла.
Семен Абрамович снова посмотрел на часы. Шесть минут третьего. Четырнадцать, ноль шесть. Как могло случиться так, что он – Семен Абрамович Кац, вице-президент банка "Пентагра" – в такое время и в таком ужасном состоянии находиться в баре. В то время, когда ему по всем правилам полагается находиться...
– Стоп! – вслух произнес Семен Абрамович. – А где мне полагается сейчас находиться? В офисе? Какие у меня дела там? И чем я сегодня утром занимался? И где я так накачался, что меня занесло в этот бар и теперь я ничего не могу вспомнить? Что, вообще, происходит такое?
Он замолчал. К нему снова семенила официантка.
– Голландское не успели охладить! – сообщила она. – Может быть, австрийское? Высший сорт – хозяин это пиво прямо из Будапешта выписывает.
Семен Абрамович снова кивнул головой и его оставили в одиночестве.
"Вот так дела, дорогие мои друзья, – ошарашенно подумал он, когда похмельный туман в его голове стал понемногу рассеиваться, – вот приедет шеф из отпуска – он задаст мне. Если кто-нибудь о моем пьянстве протреплется. А найдутся желающие... на мое место-то".