Расплачиваясь у кассы, он окончательно пришёл в себя. И решил, что хватит юлить, словно прыщавый подросток, дёргающий за косичку одноклассницу. Или за что они там, нынешние подростки, их, стриженных, дёргают? Пора уже себе признаться, что Людмила ему нравится. Давно. Возможно, с того самого момента, как выглянула виновато из-за плеча своего надутого индюка-мужа (импотента!) и улыбнулась приветливо, и повела показывать "фронт работ". Он на секунду прикрыл глаза, вспоминая, как его словно обдало теплом и уютом этой - тогда чужой! - женщины. Наверное, так бывший домашний, а теперь помоечный кот помнит тепло и уют дома, откуда его выкинули хозяева, и тянется к этому уюту, и бодает круглой башкой любую с лаской протянутой к нему ладонь… Вот и он готов бодать ладонь, лишь бы приняла и отогрела. И грех, наверное, так думать, но он даже благодарен этой череде неприятностей, которые заставили Людмилу позвать его на помощь. И, спасибо тебе, Господи, у неё муж импотент, и она два года фактически одна. А значит - почти свободна, и у него есть все шансы получить в своё распоряжение и тепло, и уют, и тихую улыбку, и всю эту женщину, рядом с которой он снова чувствует себя живым.
Игорь давил на газ, злясь на заторы плотного в это время движения на МКАДе, и спешил поскорее вернуться и объяснить Людмиле всё, что он про них понял.
- Боже мой, Игорёк, куда же ты столько всего набрал! - всплеснула руками Анна Николаевна, когда он втащил на веранду всю прорву своих покупок. - Это же нам с дедом за месяц не съесть!
- Мы с Людой поможем, - засмеялся Игорь, сгружая пакеты на стол. - Где она, кстати?
- В мансандре сидит, пишет. Ты знаешь, до чего тут Савельич наш дорассуждался? Что Люду хотели в тюрьму упрятать.
- За что?
- За нападение на сценариста этого. О, какая рыба!
- Это форель, мы её на решётке над костром пожарим. Анна Николаевна, вы тут всё разберите, ладно? А мне с Людмилой надо поговорить.
- Поговори, давно пора, - кивнула старушка и поворошила пакеты. - А сахар где?
- Ох, забыл про сахар. Ладно, в другой раз, а пока вот вам компенсация. - И он выудил сине-золотистую коробку с ликёрными конфетами. Открыл, достал несколько штук и пошёл в "мансандру".
Людмила сидела со своим ноутбукам напротив окна, закатное солнце золотило её профиль и каштан волос, убранных со лба за ухо. Но через какое-то время прядь выбилась из-за маленькой округлой раковины и опять повисла на лбу, и Людмила досадливо дунула на неё, разглядывая текст на мониторе. От увиденного веяло таким покоем, что Игорь застыл на лестнице, не торопясь полностью подниматься.
- Ты чего там? - она, наконец, заметила торчащие над полом голову и плечи.
- Вот, конфет тебе принёс, - он протянул прихваченную горсть. - Хочешь?
- Хочу.
Она подошла, присела возле него на корточки, взяла конфету, развернула, кинула в рот.
- М-м-м, вкусные. Обожаю этот вкус, сочетание вишни с шоколадом. А ты почему весь в комнату не заходишь?
- Сейчас зайду.
Захаров смотрел ей в лицо, оказавшееся на одном уровне с его лицом и видел золотые точки в ореховых глазах. Чёлка опять выскользнула из-за уха и повисла прядкой, и он аккуратно отвёл её в сторону, проведя кончиками пальцев по неожиданно прохладному лбу. Людмила замерла и смотрела ему в глаза вопросительно. И он, тоже взглядом, спросил "можно?". Она потянулась ему навстречу и ойкнула, поморщившись.
- Что? - тут же встревожился он.
- Нога. Я совсем про неё забыла!
И тогда Игорь, наконец, поднялся по лестнице, помог ей подняться и сделал то, что так хотел сделать.
Её губы пахли шоколадом и немного ликёром, были упругими и податливыми. И тело, когда она к нему прижалась, тоже оказалось упругим и податливым. И последней его отчётливой мыслью было, что если сейчас же не получит её всю, то он просто умрет от переполнявшей его нежности.
Глава 11
- Слушай, кажется, мы обнаглели и ведём себя неприлично. - Людмила лежала ухом на его груди и слушала сердце. Сердце стучало ровно и наполнено. - Неудобно перед стариками, что они о нас подумают.
- Анна Николаевна подумает, что наконец-то я оказался в хороших руках, - Игорь чмокнул в серединку её ладошки. - А Савельич не знаю, что подумает. Но тоже что-нибудь хорошее.
- Он даже и не ужинал толком, тебя ждал…
- Да? Ну, наверное, уже не ждёт. Слушай, а что он там насчёт тюрьмы говорил?
- А, так, версии строил, зачем меня нужно было представить преступницей. Похже, затем, чтобы на несколько дней упрятать меня в тюрьму. На самом деле, если бы не ты, то так бы и вышло. Пока бы меня Аркадий вызволил…
Она замолчала, будто опомнившись, и Игорь понял, что она думает о муже.
- Мне теперь надо будет подавать на развод…
- Ты уверена? - он постарался скрыть рвущееся ликование.
- Да. Только ты не подумай, что я навязываюсь… Просто теперь я не смогу жить с Аркадием. Врать ему не смогу. А если говорить правду, то надо разводиться.
- А в чём правда, Люд? - он дунул ей на затылок, наблюдая, как разлетаются волосы.
- В том, что я в тебя влюбилась, кажется.
- Что? Как ты сказала? - Игорь приподнялся на локте, и она соскользнула с его груди и уставилась ему в лицо виноватым взглядом.
- Кажется, я в тебя влюбилась, но это тебя ни к чему не обязывает…
- Что значит - "кажется"? Я в неё влюбился, как последний щенок, а ей только кажется! - он затормошил Людмилу, она засмеялась облегчённо.
- Ну, хорошо, хорошо, мне не кажется. Я в тебя влюбилась. Втрескалась. Запала, как говорит моя Сонька. Сонька… Я совсем про неё забыла!
Она застыла, задумавшись, и Захаров почувствовал почти физическую боль, наблюдая, как её глаза опять наливаются виной и раскаянием.
- А как я ей объясню? Она же не поймёт, почему мы расстались. У неё сейчас такой трудный возраст… Это мне Аркадий нелюбимый муж, а ей - родной отец. Что нам делать, а?
Он разозлился.
- Слушай, Люд, ты что, до конца жизни собираешься удобрять чужие клумбы?
- Клумбы? Ты о чём? - не поняла она.
- О твоей жизни. Ты не замечаешь, что ты стараешься жить так, чтобы быть всем удобной, чтобы занимать как меньше места? Ты как будто оправдываешься за каждый свой шаг, будто разрешения у кого-то постоянно просишь! Не замечаешь?
- Нет. А я прошу?
- Просишь. У меня уже голова кругом идёт от смены твоих настроений. Вроде радуешься, и тут же чуть ли не извиняешься, что посмела. Почему так, а? Ты ведь потрясающая женщина: красивая, умная, сексуальная. Что же ты живёшь так, с краешку?
- Не знаю, не думала об этом… А я действительно так живу?
Она помолчала немного, собираясь с мыслями.
- Наверное, ты прав. Знаешь, а ведь раньше я такой не была. Я заводилой росла, постоянно девчонкам игры придумывала. Мы в школу играли, или в показ мод, или в дочки-матери. И так здорово, так интересно было жить!
- А в больничку или в папки-мамки вы не играли? - игриво пихнул её плечом Игорь. - Ну, там, укольчик в попу сделать, спать улечься под одним одеялом…
- Нет, - засмеялась Людмила. - А ты играл?
- Ага. Мне было лет шесть, мама ещё жива была. Мы играли с соседской девочкой по имени Людочка, она была доктором, а я пациентом. И когда она собралась осматривать все мои больные места, в комнату вошла её мамочка. Застукала нас и сказала, что теперь я, как порядочный человек, должен на Людочке жениться. Слушай, она была такая же хорошенькая, как ты. Может быть, это ты и была?
- Нет, точно не я! - засмеялась Людмила. - Я в такие игры никогда бы не стала играть. Мама меня в строгости держала. Я вообще об отношении полов во всех подробностях лет в четырнадцать узнала. Нет, в пятнадцать, когда Танька вытащила из родительской библиотеки "Анжелику" для меня почитать. Я потом несколько ночей о таком принце грезила, как этот Жофрей. А Аркадий у меня первым мужчиной был. И единственным… до тебя.
- Слушай, может быть, это не моё дело, но как вы с ним сошлись? Вы ведь с ним совсем не совпадаете.
- Да так как-то… Он меня почти силой взял. Я на улице ночевала - у нас на Ставрополье ночи тёплые, родители на лето в винограднике кровать ставили, и я там спала. Хорошо, прохладно, цикады стрекочут, листья шуршат… - она улыбнулась мечтательно, вспоминая. - Мы с ним на танцах познакомились. Я на второй курс своего пединститута перешла, а Аркадий в стройуправлении, где папа работал, преддипломную практику проходил. Он как-то пошёл меня провожать, а я млела, что такого кавалера отхватила - москвич, умный, образованный. У калитки вроде попрощались, а он потом ко мне в виноградник залез. Ну, и случилось всё. А папка нас застукал и велел Аркадию на мне жениться, комитетом комсомола пригрозил.
- Да, в то время он за это запросто из института вылетел бы, - кивнул Игорь, поглаживая её по плечу.
- Мог. Только я тогда не понимала, что Аркадий от страха на мне женился. Я вообще все приняла в порядке вещей - если полез ко мне, значит любит. И ещё года три в эту его любовь верила. Старалась вырасти до его уровня, чтобы соответствовать. Всё казалось, ещё чуть-чуть осталось измениться, и я стану достойной этого великого человека.
- А потом?
- А потом поняла, что никакой он не великий. И приняла это. Великий - не великий, он мой муж. Да и Сонька уже у нас родилась, что уже было про любовь думать. Я привыкла к нему, приспособилась. И, оказывается, привыкла и приспособилась жить с краешку. Знаешь, так, чтобы лишний раз не попадаться ему на глаза и не нарываться.
- Он у тебя что, домашний тиран?
- Ну что ты! Скажешь тоже - тиран! Просто Аркадий не сдержан на эмоции. Ну, знаешь, суды, нервное напряжение и всё такое…
- В общем, у вас с ним такое разделение труда: он бьется в падучей, а ты пробираешься вдоль плинтуса. Так?
- Примерно так. А ты откуда знаешь?
- А у меня в детстве соседи так жили, только там наоборот было: жена истерила, а муж по углам прятался. Слушай, и сколько ты так вот с ним отмучилась?
- Двадцать лет, только не надо говорить "отмучилась". Я не мучилась, я жила. И он подарил мне Соньку.
- Прости, я, кажется, перегибаю, - убавил напор Игорь. И вдруг сказал, - слушай, а выходи за меня замуж, а?
- Замуж? - она села в постели в растерянности и потянула к груди, прикрываясь, одеяло. - А Сонька?
- Выходи вместе с Сонькой. Мне очень нужна семья, правда. Я уже намаялся шнырять по помойкам.
- По каким помойкам?
- Это я так, образно. Выходи, а?
- Игорь, для начала я должна развестись с Аркадием.
- Это означает да?
- Да. Я выйду за тебя.
- Ия-хо! - закричал он индейцем и подбросил вверх подушку, и та шмякнулась о низкий потолок. - Тогда пошли вниз праздновать, у нас там вино и конфеты и оладьи кабачковые. И я очень хочу есть. Кстати, учти, тебе достаётся очень прожорливый муж!
Старики ещё не спали, и когда Игорь с Людмилою спустились вниз, держась за руки и сияя глазами, Анна Николаевна выглянула из комнаты, где бубнил телевизор, и сама расплылась в счастливой улыбке.
- Анна Николаевна, у нас праздник! - объявил Игорь. - Мы с Людой решили пожениться, и я предлагаю это отметить.
- Ну, слава богу, наконец-то! - всплеснула руками Анна Николаевна. - Савельич, оторвись от своего ящика, мы тут помолвку празднуем.
- Что, сладилось у вас? - появился в дверном проёме старик. - Ну и славно. Может, мать, нам с тобой доведётся ещё одного внука потетёшкать. Или внучку.
- Внучка у вас точно будет, - пообещал Игорь, вгоняя штопор в пробку бутылки с вином. - У Люды дочка есть, ей тринадцать лет. Зовут Соня. Пока не знаком, но уверен, что умница, вся в маму. Анна Николаевна, а закуска-то у нас на столе будет? А то я есть хочу, как волк и семеро козлят.
- Сейчас, сейчас! - засуетилась старушка. - Савельич, иди, за стол садись, не стой на проходе!
Старик послушно сел поближе к стенке и наблюдал, как на столе появляются тарелки со снедью. Потом с удовольствием поднял бокал за счастье и любовь, выпил и спросил, доставая из коробки конфету и разворачивая яркий фантик:
- А кому понадобилось Людмилу в тюрьму упечь, вы уже додумались? Или нет пока? И что вы с этой историей делать собираетесь, а?
- Савельич, ну что ты за человек! - всплеснула руками Анна Николаевна. - Тебе обязательно надо напоминать про неприятности, да? Сидим так хорошо, а ты тюрьму приплёл какую-то.
- Да я чего, я ничего, - виновато сжевал конфетину старик. - Просто так решил спросить, дело-то странное.
- Странное, Сергей Савельич, - согласился Игорь, - только мы про него потом подумаем, завтра. Да, Люд? А пока у меня есть тост: за то, чтобы все недоразумения поскорее образумились!
Тост Игоря перебил звонок Людмилиного мобильника, и она с досадой взглянула на дисплей. Аркадий?
- Да, Аркадий, я слушаю.
- Привет, ты где? - голос мужа был мрачным.
- Я же тебе говорила - на даче у знакомых.
- Домой приезжай, я вернулся.
- Аркаш, поздно уже.
- Нормально, одиннадцатый час всего. Электрички там ходят?
- Ходят, но я…
- Люда, ты что, не поняла? Я дома, а дом пустой, жрать нечего, жена где-то шляется.
- Ты ведь послезавтра собирался…
- А вернулся сегодня. Давай, приезжай, я жду.
- Аркадий, я… - она хотела сказать, что не приедет, что вообще от него уходит, но трубка уже пищала короткими гудками. - Игорь, мне надо ехать.
- Детка, да куда же ты собралась, на ночь глядя? - охнула Анна Николаевна.
- Мне надо… Игорь, ты меня отвезёшь?
- Я выпил… Ладно, отвезу, пара глотков вина, не страшно.
Людмила засуетилась, собираясь. Как назло, где-то запропастилась расчёска, и Анна Николаевна куда-то убрала её сумку с вещами и забыла куда, пришлось заглядывать в шкаф и под кровати, чтобы найти. Потом Людмила вспомнила, что надо перекинуть написанное с ноутбука на флэшку. Потом Анна Николаевна непременно решила дать ей с собой в дорогу остатки конфет с ликёром и банку малины в сахаре.
Людмилу угнетала эта суета, она хотела поскорее исчезнуть и чувствовала себя то ли самозванкой, то ли обманщицей, которая наплела добрым людям с три короба, и сама поверила. Но по первому свистку супруга возвращается по месту требования.
Это чувство мучило её и в машине, когда она, набравшись смелости, прервала затянувшуюся паузу и спросила.
- Игорь, ты на меня обиделся, да? Ты не обижайся, всё, что я тебе сказала - правда. Только мне объясниться надо с Аркадием, не могу же я так, с бухты-барахты, заявить ему по телефону, что мы расстаёмся.
- Я понимаю, не можешь, - мрачно кивнул Игорь. - Но я успел привыкнуть к мысли, что ты моя женщина. И тут вдруг он заявляет на тебя права. И ты бежишь к нему по первому зову. Сказала бы, что утром приедешь.
- Игорь, ты не понимаешь…
- Не понимаю.
- Если я приеду утром, будет скандал. И я не смогу ему спокойно объяснить, что мы расстаёмся. А я по-хорошему хочу уйти. Объяснить всё хочу, чтобы Аркадий понял. Чтобы не обижался на меня.
- Люд, ты опять хочешь сделать так, чтобы всем вокруг было хорошо. Но так не бывает. Всё равно в такой ситуации есть страдающая сторона.
- Игорь, ну не сердись. Просто мне нужно выбрать подходящий момент…
- Да, я понимаю.
Он довёз её до подъезда, и Людмила чмокнула его легко в щёку и выскользнула из машины. Игорь посмотрел, как она, слегка прихрамывая, дошла до двери, как набрала код на домофоне, как вошла, и поехал со двора. Возвращаться к старикам не хотелось. Почему-то было стыдно, как будто он пообещал им что-то для них важное, да обманул. И он поехал к себе в квартиру.
А Людмила поднялась в свою. Постояла перед дверью, собираясь, как перед прыжком в воду, и решительно принялась отпирать замки.
- Аркадий, я дома.
- Быстро ты добралась, - выглянул из кухни жующий муж. - Близко, что ли, была?
- На Луговой. Меня подвезли. Ты нашёл, чем поужинать?
- Пиццу заказал, не подыхать же мне от голода, пока жена по гостям шныряет. Давай, рассказывай, что тут у тебя без меня происходит.
- Сейчас, мне надо собраться с мыслями.
Людмила прошла на кухню, потрогала чайник - горячий. Налила себе чашку чая и села, задумчиво глядя на ломоть пиццы, сиротливо лежащий среди крошек в пустой плоской коробке.
- Пиццу будешь? - спросил муж.
- Нет, я не голодная…
- Тогда я доем. Ну, рассказывай, куда вляпалась.
- Я не совсем вляпалась… В общем, вчера кто-то ударил по голове нашего сценариста Льва Романовича, и он уверен, что это была я. И милиция тоже думает на меня, потому что кто-то позвонил к ним и сказал, что в квартире труп, и они приехали как раз тогда, когда я туда вошла.
- Да? И почему они тогда тебя не загребли? Пожалели?
- Потому что это сделала не я. И у меня алиби. В то время, когда на Льва Романыча напали, я была на Поклонной горе и подвернула ногу.
- А с чего тебя на Поклонку понесло? - проглотил Аркадий последний кусок.
- Да так, захотелось вдруг у фонтанов прогуляться…
- Поражаюсь, просто поражаюсь твоей несобранности. Решила ехать к сценаристу - так поезжай! А она у фонтанов гуляет.
- Аркадий, ты что? - уставилась на него Людмила. - Если бы я сразу ко Льву Романычу поехала, я бы никому не смогла доказать, что не виновата. Что это не я его стукнула! И меня бы точно забрали в кутузку! - Словечко Игоря выскочило неожиданно.
- Ну, может быть, ума бы заодно там набралась, - хмыкнул муж. - Посидела бы там пару суток, пока я бы тебя не вытащил, делов-то.
- Ты это серьёзно? - не поверила своим ушам Людмила. Она как будто бы увидела его впервые, как будто не было двадцати лет её семейной жизни с этим мужчиной. Красивая седеющая голова с модной стрижкой. Высокий лоб, тёмные, слегка навыкате глаза, крупный прямой нос, аккуратно постриженные усы и маленькая "профессорская" бородка. Из ноздрей торчат волоски, в усах и бородке запутались крошки от пиццы. В вырезе вытянутой майки топорщится седеющая поросль, над семейными трусами нависает круглый живот, ниже - тонковатые кривоватые волосатые ноги. Мужчина был чужим и неприятным.
- Аркаш, - сказала Людмила, - ты меня совсем не любишь, да? Совсем, ни капельки?
- Здрасте-пожалуйста, с чего это тебя на любовь потянуло?
- Аркаш, а давай разведёмся?
- Что? - перестал жевать муж.
- Мы ведь уже давно не любим друг друга. Давай разведёмся?
- Ты с ума сошла? Совсем рехнулась, что ли? Какой может быть развод?
Муж затрепетал ноздрями и сомкнул губы - по всем признакам надвигался ор. Но Людмила продолжала.
- Но если любви давно нет…
- Да что тебя переклинило с этой любовью! Ты что, целка малолетняя, что ли, заладила про эту свою любовь! Какая любовь может быть в твоём возрасте! В твоем возрасте другие ценности, ты можешь это понять своей извилиной, или нет? Дру-ги-е!
- Какие, Аркаша? - спросила она спокойно, никак не реагируя на мужнин крик.
- Чувство долга. Ответственность за семью. Исполнение своих материнских обязанностей, - он перечислял, загибая у неё перед лицом мясистые пальцы, проросшие волосками на средней фаланге. - Этого тебе недостаточно?
- Мне - нет. А тебе? - спросила она всё так же спокойно.