- Что? - он тоже вдруг успокоился. - А, я понял. Ты на меня обиделась, да? Обиделась, что у тебя неприятности, а я уезжаю всё время и не могу тобою заниматься. Но ты же знаешь, у меня очень важная работа, и клиент последний попался очень хлопотный. И потом, я же знаю, что ты вполне самостоятельная женщина, что ты со всем справляешься сама…
- Аркаша, в этом-то и дело, - она перевела дыхание, застывшее от вдруг понятой ею картины. - Я все эти годы сама, всё время сама, без тебя. Ты редко бываешь дома, ты не замечаешь дочери, ты почти не даёшь нам денег, и мне всё время приходится выкручиваться.
- А, так ты из-за денег! Ты затеяла этот скандал из-за денег! - взревел Аркадий, и Людмила поморщилась от его зычного голоса. - Не знал, не думал, что ты настолько меркантильна!
- Я не меркантильна, просто мне не всегда хватает моей зарплаты. Сонька растёт, ей нужны джинсы и ботинки… Впрочем, зачем я тебе это объясняю, - прервала она сама себя. - Аркадий, я вполне серьёзно говорю - я подаю на развод.
- Люда, да ты что… Людочка …
Он вдруг подошёл к ней и сграбастал её руку и начал мять нежно и даже поцеловал, оставив на тыльной стороне ладони влажный след.
- Мы же с тобой столько лет прожили. У нас Сонька растёт. Или ты из-за секса? Но ведь ты сама говорила, что тебе он уже не нужен. Ну, хочешь, любовника заведи.
"Уже завела!" - мимолётно подумала Людмила, и её аж передёрнуло от этой мысли. Игорь не совпадал со словом "любовник". То, что произошло с ними сегодня в мансарде, не вязалось с пошлым и сальным словом "любовники". А то, что происходит сейчас у них с Аркадием, с чем вяжется? С душным бременем под названием "супружеский долг"? И тогда кто из них что кому должен?
- Аркадий, ты меня как будто не слышишь, - сказала она, отнимая руку. - Я не хочу больше с тобой жить. Я подаю на развод.
- Ну и дура. - Он тяжело сел на скрипнувший табурет. - Останешься ни с чем. Квартиру я тебе не отдам, можешь судиться. Останешься без мужа и без жилья. И без дочери - я расскажу Соньке, что ты нас обоих бросила. Что её мамаше к сорока годам шлея под хвост попала, и она захотела любви и свободы.
- Аркадий, не надо так говорить, - поморщилась Людмила, понимая, что в его словах есть доля правды.
- А ты прекрати блажить. В общем так, утро вечера мудренее. Давай спать ложиться, может, к утру тебя расклинит, и ты выбросишь из головы эти свои разводные настроения.
- Хорошо, мы поговорим об этом позже.
Людмила встала из-за стола и привычно пошла стелить мужу на диване. Себе постелила в Сонькиной комнате и часа два ворочалась без сна. Ситуация казалась тупиковой. Она полюбила другого мужчину, но связь с Аркадием оказалась гораздо прочней, чем она думала. Почему-то ей и в голову не приходило, что муж её не отпустит, что вцепится в неё мёртвой хваткой и постарается удержать. Неужели он её всё-таки любит? По-своему, очень странною любовью, но - любит? И что же ей теперь делать, как быть?
Игорь тоже думал, как ему теперь быть. Холостяцкая квартира в этот раз показалась ему противной до тоскливости. Не то, чтобы она была загажена-захламлена, нет. Это в первое время, когда ему не хотелось ни жить, ни быть, он умудрился собрать такие завалы из старых газет, грязных носков, пустых бутылок и мятых коробок из-под замороженных обедов, что самому приходилось лавировать между ними, натаптывая особые тропы в мусоре. Потом, когда воля к жизни вернулась, Игорь вынес весь хлам на помойку и дал себе слово больше так квартиру не загаживать. Слово держал, и теперь в комнате, на кухне, в ванной и в прихожей всё было чисто и прибрано, как в солдатской казарме. И уюта было примерно столько же. Он ворочался в кровати, сначала представляя, как бы изменилась квартира от одного присутствия Людмилы. Потом - о чём она сейчас говорит со своим индюком Аркадием. Потом он подумал, что у этого Аркадия на Людмилу больше прав, и что он сейчас требует от неё исполнения какого-нибудь супружеского долга… Хотя, она же сказала, что он импотент… Хотя кто их знает, этих импотентов, может его как раз сейчас и разбирает на почве стресса… Она ведь наверняка ему уже сказала… А он решил использовать последний шанс… Не дурак же он отпускать такую женщину… И они… Думать о том, чем именно они занимаются, и как Аркадий использует свой последний шанс Игорь уже не смог. Он встал с кровати, нашарил сигареты и вышел курить на балкон. Курил, пока воображение не угомонилось и, утомившись, не попросилось спать.
А потом ему приснилась Людмила. Она сидела за прутьями решётки, которые тянулись от пола до потолка. Он понял, что это камера, что её всё-таки посадили в тюрьму.
- Игорь, - строго спросила она, подходя к решётке и хватаясь за прутья тонкими пальцами, - ты выяснил, кому это понадобилось?
- Твоему мужу, - вдруг ответил он, и понял, что так оно и есть. Это Аркадий захотел упечь её в тюрьму, чтобы она не смогла уйти к нему, к Игорю.
- И что нам теперь делать? - теперь её голос перестал быть строгим и звучал беспомощно.
- Жить, - сказал Игорь и начал раскачивать прутья, чтобы они сломались, и Людмила вышла на волю. Прутья раскачивались и дребезжали.
Он проснулся и понял, что это звонит мобильник. Анна Николаевна, второй час ночи.
- Алло, Анна Николаевна, что случилось?
- Игорёк, ты жив, у тебя всё в порядке? - в тревоге прокричала она.
- Конечно, я спал уже. Что случилось?
- Сейчас по телевизору показали аварию, там твоя машина разбита! Водитель погиб!
- Анна Николаевна, это не я, я в порядке!
- Игорёк, Савельич сюжет смотрел, так переволновался… Савельич, ты что? Серёжа, что с тобой? Сергей!
Трубка зашуршала отдалёнными стуками и шорохами - видимо, Анна Николаевна бросила её, не отключив, - и Игорь понял, что случилось что-то серьёзное. Быстро оделся, выскочил во двор и почти не удивился, не найдя свою "тойоту" во дворе под окнами. Выскочил на улицу, поймал ночного бомбилу - молодого азербайджанца на раздолбанном "Жигулёнке".
- Куда нада, брат-э?
- На Луговую надо, срочно! Штуку плачу.
- Дорога зна-эшь? - спросил бомбила, возбудившись от "штуки".
- Знаю, покажу, - сел в машину Игорь. В салоне воняло бензином. - Давай, жми, у меня машину угнали.
- Она там-э?
- Она не там, она в хлам. Да и хрен с ней. Жми, братан, кажется, у меня Савельич умирать собрался.
- Савэльч? Это кто-э?
Игорь подумал, как объяснить бомбиле историю его отношений со стариками, и решил не объяснять.
- Отец. Отец у меня там умирает. Жми, братан.
Глава 12
Ещё пару минут - и он бы разминулся со "скорой". Но - успел. Машина только-только собиралась отъезжать от участка, когда раздолбанный "жигулёнок" выскочил ей навстречу и притормозил возле ограды.
- Держи, братан, спасибо, - Игорь сунул водителю купюру и выскочил к медицинскому "Форду", откуда выглянула Анна Николаевна.
- Игорь, Игорёк, мы здесь!
- Что случилось? - Он забрался в салон и сел возле носилок, на которых лежал бледный Савельич. Глаза его были закрыты, нос и скулы заострились, и Игорю на мгновение показалось, что перед ним покойник.
- Острый сердечный приступ, - строго сказала молодая врач в бирюзовом костюме. - Вы кто больному будете?
- Сын, - ответил Игорь, решив и ей не объяснять все сложности его взаимоотношений со стариками. Савельич дрогнул закрытыми веками и издал невнятный стон.
- Серёжа, Серёженька, потерпи, - Анна Николаевна наклонилась и положила руку ему на лоб. - Сейчас уже приедем.
"Скорая" привезла их в больницу в Лобне, и Савельича долго держали в приёмном покое, заполняя какие-то бумаги. Потом его подняли на верхний этаж, а им сообщили, что состояние больного тяжёлое, но стабильное, что дежурный врач назначил все необходимые уколы, а утром придёт завотделением, который лично осматривает таких вот больных, и точно скажет, что и как.
- А как же он там один будет лежать? - всполошилась Анна Николаевна. - Возле него подежурить надо.
- Вообще-то, пока не обязательно, - уставшая фельдшерица, оформлявшая бумаги, сняла очки и потёрла глаза. - Приступ ему сняли, дали снотворного, он проспит часов пять. Если хотите, кто-то один из вас может подежурить. Хотя, я думаю, вам лучше домой уехать. А завтра приходите к девяти.
- Анна Николаевна, может, и вправду пойдём? - тронул Игорь за локоть совершенно измотанную старушку. - У вас у самой такой вид - можно класть рядом с Савельичем. Поехали, куда вам ночь тут сидеть, с вашим-то сердцем. Поехали, а утром я вас отвезу.
Сказать оказалось сложнее, чем сделать. Ночной городок словно вымер, и только минут через двадцать Игорю удалось изловить припозднившегося таксиста, который согласился отвезти их на Луговую по двойному тарифу.
- Блин, я так разорюсь на этих такси. На своей кататься дешевле получается, - буркнул он, расплачиваясь уже возле дома.
- Игорёк, так что у тебя случилось? - спросила Анна Николаевна, когда он помог ей вылезти из машины и, придерживая под локоток, повёл к дому. - Почему твою машину по телевизору показывали? Там авария на мосту на Мнёвники случилась, страшная очень, три машины столкнулись, и твоя среди них, вся искорёженная.
- Анна Николаевна, точно моя?
- Да, там номер крупно показали. Савельич как увидел, так за сердце и схватился. Этот корреспондент сказал ещё, что в машине ехали мужчина и женщина и они погибли. Савельич стал кричать, что это вы с Людой, что зря ты выпивший сел за руль. Я тебе кинулась звонить, а он - на пол сползать, и губы синие.
- Угнали мою "тойоту", Анна Николаевна. Наверное, сразу, как поставил, и угнали, раз успели до моста доехать и там грохнуться. Не я там был, угонщик убился.
- Спасибо, господи, что отвёл беду, - быстро перекрестилась Анна Николаевна и поцеловала его в лоб, взяв обеими руками за голову. - Жить долго будешь, Игорёк, раз мы поверили, что ты погиб. Но испугались мы очень сильно, что тебя потеряли. Я думала, сама рядом с Серёжей лягу.
Остаток ночи Игорь провёл в мансарде. Рухнул ничком на кровать и впал в беспамятство, на какие-то доли секунды удивившись, что всего несколько часов назад на этой самой кровати он плавился от нежности и страсти. Из беспамятства сна на рассвете его вытащила Анна Николаевна, деликатно хлопавшая по плечу.
- Игорь, Игорёк, семь часов уже, нам надо к Савельичу ехать. Просыпайся.
Он с трудом заставил себя открыть глаза, выползти во двор и окончательно пришёл в сознание только после того, как окатился холодной водой из ведра. Потом наскоро слепил какой-то бутерброд, захлебал его чаем, заставил что-то сжевать и Анну Николаевну, и они пошли к электричке, так как после вчерашних расходов денег у него осталось совсем чуть-чуть.
Савельич встретил их почти молодцом. Заострённость черт, напугавшая Игоря ночью, прошла, бледность тоже отхлынула, да и губы утратили синюшный оттенок. На прединфарктника - завотделением, встретив их в холле, сказал, что у старика прединфарктное состояние - он не походил. Но, тем не менее, датчики какие-то тянулись от его груди к небольшому монитору на тумбочке.
- Ну, Савельич, и напугал же ты нас, - сказал Игорь, присаживаясь возле кровати и как-то очень естественно переходя со стариком на ты, словно имел на это полное право после ночных волнений.
- Выдумал тоже, с сердцем фокусничать, - добавила Анна Николаевна, садясь на второй стул. - Это я у нас в семье сердечница, это мне надо нитроглицерин сосать. А я тебе вчера скормила все запасы.
- Игорь, Аня, я должен объяснить, - медленно проговорил старик.
- Да что уже тут объяснять, мы всё поняли, - взяла его за руку жена.
- Поняли? И ты меня простила? - повернул он к ней голову.
- Да за что же тебя прощать? Какие-то ворюги угнали у Игоря машину и сами же за это поплатились, в аварию попали. А нас с тобой напугали до полусмерти. Что же тут прощать?
- Ты не знаешь, - сказал Савельич. - Игорь, а ты знаешь?
- О чем, Сергей Савельич?
- Ты сказал вчера "отец".
- Ну да, сказал. Не надо было?
- Надо. Я твой отец.
- Конечно, Савельич. Вы с Анной Николаевной давно уже мне как родные, - начал соглашаться Игорь, но старик остановил его взглядом.
- Анечка, постарайся меня понять и простить, - повернулся он к жене. - Игорь, я должен тебе рассказать… А то вот так прихватит в следующий раз, помру и не успею… Игорь, твоя мама, Люсенька Захарова, и я… Мы… В общем, ты мой сын. Ты на самом деле мой родной сын.
В наступившей тишине стало слышно, как прибор отсчитывает биение сердца Сергея Савельича. Игорю показалось, что это удары его собственного сердца бьются в черепной коробке, отдаваясь в висках.
* * *
Людмила проспала почти до девяти. Она бы ещё с часок, наверное, прихватила, но в комнату вошёл Аркадий с телефонной трубкой в руке.
- На, поговори с дочерью.
- Сонечка? Соня, доброе утро! - сказала Людмила хриплым спросонья голосом.
- Это не я соня! Это ты, мамочка, у нас сегодня соня-засоня, - зазвенела в трубке дочь. - Мы с бабушкой уже успели кур покормить и огурцы с грядки собрать, и смородину, а ты там, в своей Москве, ещё спишь!
- А что мне ещё тут делать, грядок же нет с огурцами, - улыбнулась Людмила. - Как вы там с бабушкой?
- Ой, отлично! Уже вишня поспела и абрикосы тоже. Я почти всё дерево объела. Жалко, что вы с папой только через две недели приезжаете, абрикосы уже отойдут.
- С папой? - не поняла Людмила. Причём тут Аркадий, он ведь не хотел никуда ехать, она одна к дочери собиралась. И не через две недели, а через три, после своего дня рождения.
- Ну да. Он мне рассказал, что вы решили твой день рождения здесь отпраздновать. Вот здорово! Вы молодцы, что так придумали. А мы с бабушкой тогда тоже сделаем тебе сюрприз. Знаешь какой?
- Какой? - засмеялась Людмила. Тоже мне сюрприз, сразу же рассказывает!
- Мы накроем стол во дворе и позовём всех твоих подружек. И тётю Таню, и тётю Марину и тётю Валю Сучкову позовём… Ой, мам, а знаешь, что мне вчера Сашка Сучков сказал? Что я клёвая герла! Вот дурак, да, мам?
- Ну почему сразу - дурак? Может, он тебе так в любви объяснился.
- Нужна мне его любовь сто лет! Мам, приезжай скорее, у меня столько новостей!
- Хорошо, Сонюшка, я постараюсь, - улыбнулась она в трубку.
- Ну всё, пока, мам, я бабушке трубку отдаю!
Людмила ещё несколько минут поговорила с матерью, получив полный отчёт, что делает и с кем дружит Сонька. И только нажав отбой, поняла, что сделал Аркадий. Позвонил дочери и сказал, что они вместе к ней приедут. Оба. Вдвоём. Как будто не было вчерашнего разговора и её слов о разводе.
- Поговорили? - заглянул в комнату муж. - Тогда прошу к столу, кушать подано!
- Что? - оторопела Людмила. О чём это он? Что значит - кушать подано? До сих пор в этом доме кушать подавала только она. А если не успевала во время, выслушивала пространные претензии и нотации на тему плохой жены.
Накинув халат, она вышла на кухню и остолбенела. На столе стояли два прозрачных бокала с апельсиновым соком, две тарелки с толстыми кусками омлета и блюдце с нарезанным ломтями помидором.
- Аркадий, что это? - ошарашено спросила Людмила.
- Завтрак. Могу я приготовить завтрак для любимой жены?
- До сих пор думала, что не можешь.
Она осторожно, будто не веря своим глазам, присела к столу, отломила вилкой кусочек омлета, попробовала.
- Ну, как? - Аркадий сиял, предвкушая похвалу.
- Вкусно, - осторожно похвалила она, хотя омлет был пересолен и слегка отдавал горелым.
- Вот. Специально встал пораньше и всё приготовил, - муж тоже сел на своё место и начал есть. - Решил тебя удивить.
- У тебя получилось. - Людмила отломила ещё кусочек. - Почему ты сказал Соньке, что мы вдвоём приезжаем к ней через две недели? У тебя же были другие планы?
- Я их изменил. Могу я изменить свои планы, если моя семья накануне краха?
- Можешь, только это ничего не меняет. - Людмила отодвинула тарелку и посмотрела на мужа. - Я больше не хочу с тобой жить. Я развожусь.
Она отстранённо наблюдала привычную картину: вот его ноздри затрепетали, а губы стали собираться в предгрозовую гримасу. Сейчас начнёт орать. И вдруг Аркадий выдохнул и сказал. Не проорал, а именно сказал:
- Люд, дай мне две недели. Давай поживём ещё две недели, потом съездим к Соньке, а потом вернёмся к этому разговору.
- Аркадий, я не передумаю.
- И всё равно, мне нужны эти две недели. Я должен знать, что я сделал всё, что мог. Пожалуйста, я тебя прошу.
Просящий о чём-то муж был столь же необычен, как и муж, приготовивший завтрак. Их вчерашний разговор явно вызвал в нём какие-то процессы, и теперь Аркадий старался что-то доказать, в чём-то убедить. И было бы неправильно лишить его этих попыток. И Людмила сдалась.
- Ладно. Но потом я подаю на развод.
Чувствуя себя неловко от тона, в котором проходил их разговор - Аркадий был непривычно тихим и необъяснимо сдержанным, и это сбивало с толку - она быстро привела себя в порядок и побежала на работу. Попыталась войти в метро - не смогла. Подзабытый было ужас поднялся такой волной, что затряслись пальцы и до тошноты пересохло в горле. Пришлось идти на автобусную остановку.
В автобусе было тесно и душно. Он тащился раздражающе медленно, торча по нескольку минут на каждой остановке, цедя пассажиров через турникет по одному. Потом на четверть часа застрял в пробке на выезде на Кутузовский проспект. На том, что раздражена, Людмила поймала себя, только выйдя из автобуса и перебираясь к другой остановке через дорогу, чтобы ехать дальше, к центру. Однако, успел Игорь её разбаловать за эти дни, катая туда-сюда на личном транспорте! Надо ему позвонить.
Его номер она набрала, усевшись в полупустом троллейбусе, который весело побежал по Кутузовскому проспекту, точно так же цедя пассажиров на остановках, но почему-то в несколько раз быстрее.
- Игорь, привет, это я!
- А, Люда, здравствуй, - его голос был каким-то чужим и отстранённым, словно он разговаривал с ней из какой-нибудь Канады или Америки. - Ты извини, но я не могу сейчас говорить.
- А когда сможешь? - спросила она, чувствуя, будто налетела с разбегу на стену.
- Пока не знаю. Я позвоню тебе. Пока.
- По-ка, - сказала Людмила уже замолчавшей трубке. Мир за окнами троллейбуса терял краски. Выцветал, как старый застиранный халат.