Игорь хотел отвезти Анну Николаевну в городскую квартиру, но та запросилась обратно на Луговую - одной ей в доме ничуть не страшно, а в больницу к Савельичу так гораздо удобнее приезжать, две остановки электричкой, чем добираться на перекладных из самой Москвы. Поэтому он отвёз её обратно на дачу, убедился, что старушка чувствует себя хорошо, и сам поехал в город электричкой.
Наблюдая, как мелькают за окном деревья, он подумал, что уже привыкает обходиться без машины. Хотя, конечно, деньги нужны, и нужны срочно - без колёс ему никак нельзя.
- Алло, Сашок, привет, это Захаров, - сказал он в телефон, набрав номер. - Слушай, тот заказ на электрику в Отрадном ты ещё никому не отдал? Нет? Вот и славно. Слушай, я передумал, я сделаю этот заказ. Да, отлегло. Хрен с ними, с этими козлами. Бог им судья, этим санитарам леса. Только делать буду по повышенному тарифу, мне деньги нужны, у меня "тойоту" угнали и грохнули. Потом расскажу, я сейчас в электричке еду. Давай, завтра к вечеру подъеду, бывай.
Он убрал телефон в карман, переключаясь на вереницу будничных необходимых дел. Так, сначала в ГИБДД заехать, об угоне заявить и справку какую-нибудь взять, чтобы страховку получить за машину. А то он с этими событиями все сроки упустит. Надо же, Савельич - его отец. Родной. И молчал столько лет, чудак. А ему так хотелось назвать его папой, но всё боялся, что не имеет права. Что и так эти люди слишком к нему добры и слишком много для него делают, и если напрашиваться к ним в сыновья, то это как-то уж чересчур.
"Наверное, это у меня в маму, принимать, что дают и не требовать большего, - подумал Игорь. - Интересно, а Стёпка может называть Петрысика папой?" Мысль о сыне вдруг ошпарила кипятком. И он понял, что ему нужно сделать прежде всего.
- Вы к кому? - охранник на входе был молодым и мордастым увальнем. Парень сидел за стойкой перед вертушкой-турникетом и явно скучал от безделья и жирел от монотонной малоподвижности этой работы - охранять подступы офиса от всяческих нежелательных элементов. Желательный или нежелательный элемент Игорь Захаров охранник пока не понял - на налоговика или какого-нибудь проверяющего, вроде не похож, прикид не тот, на коммивояжёра тоже - с пустыми руками пришёл. Вполне возможно, какой-нибудь клиент по делу.
- Я к господину Петрысику по личному делу, - сообщил Игорь.
- Как о вас доложить?
- Доложите, что пришёл Игорь Захаров, один и без оружия, - хмыкнул Игорь.
- Владимир Иванович, - забасил охранник в трубку, - к вам посетитель, Игорь Захарович, говорит, что по личному делу… Да, один, - посмотрел охранник на Игоря.
- И без оружия! - подсказал Игорь.
- И без… Передаю, - охранник протянул трубку Игорю.
- Здравствуй, Владимир Иванович, - сказал Игорь. - Поговорить надо. Про Стёпку.
- Хорошо. Подожди меня, я сейчас выйду.
- Ждать велено, - сообщил Игорь, возвращая охраннику трубку. Потом отошёл к окну, сел на широкий подоконник, посмотрел на строгий знак "НЕ курить!" - сигарета, взятая в красный круг и перечёркнутая наискосок жирной красной чертой, испускала дух в виде клубов дыма - и полез в карман за куревом. Но закурить не успел - открылся видный от окна лифт и из него вышел Петрысик.
- Привет, - Петрысик сделал было движение, словно хотел подать Игорю руку, но потом передумал и от этого как-то неопределённо дёрнул плечом. - А ты изменился.
- Ты тоже, - Игорь разглядывал Петрысика и думал, что всего за год, что они не виделись, Петрысик постарел. Раньше был цветущий и холёный мужик, а теперь, вон, мешки под глазами, и лицо как-то расплылось и обрюзгло. И взгляд стал другим. Будто раньше горели в глазах Петрысика маленькие лампочки, а теперь их либо погасили, либо плотно шторы задёрнули, устроив светомаскировку.
- Пошли, посидим в пабе, - Петрысик мотнул головой к выходу, возле которого старательно сохранял равнодушие на лице мордастый охранник.
Они вышли из офиса, перешли на другую сторону улицы и сели на летней веранде пивбара. Веранда находилась на теневой стороне улицы, была густо увита искусственным плющом и обеспечивала и прохладу, и достаточную отгороженность от остального мира.
- Слушаю вас! - подошла к их столику девчонка-официантка.
- По пивку? - предложил Игорь.
- Нет, нельзя мне пока пиво, печень что-то того… - отказался Петрысик. - Девушка, мне бутылочку "Перье", лимон и какой-нибудь лёгкой закуски, ну, сыра там, оливок.
- Тогда и мне пива не надо, - спохватился Игорь, что и ему пивной дух ни к чему. - Тоже несите воду и какой-нибудь еды.
- Что именно? - приготовилась записывать девчонка. - У нас есть свиная отбивная, ростбиф, острые крылышки гриль…
- Крылышки несите и каких-нибудь овощей, - выбрал Игорь.
- Ты очень изменился, - опять сказал Петрысик, внимательно разглядывая Игоря. - Ещё когда ты мне позвонил вчера… позавчера… Ну, не важно. Ещё тогда я по твоему голосу понял, что ты изменился. Ты выглядишь расслабленным и помолодевшим. Ты что, женился?
- Пока нет, но всё возможно, - не стал уточнять Игорь. - А вот ты что-то не очень похож на счастливого молодожёна и успешного директора преуспевающей компании. Что, тяжела шапка Мономаха?
- Я устал. Ты представить себе не можешь, как сильно я устал. - Петрысик положил на стол руки, безвольно сложив ладони с мясистыми пальцами.
- Отчего же, могу, - просто сказал Игорь. Он вдруг отчётливо, до деталей, вспомнил гонку своей жизни с Викой. Показать, доказать, подтвердить, что можешь, что достоин. - А от чего устал? Меня ненавидеть? Моей компанией владеть? Или с моей женой жить? Кстати, как она?
- Нормально. А ты что, всерьёз думаешь, что всё это - всё ещё твоё?
- Честно? - спросил Игорь, наблюдая, как разгораются глаза Петрысика, нарушая светомаскировку, и прогоняя дурацкую мысль, что стоит ему ответить "думаю", и Петрысик скажет "забирай". - Нет, не думаю. Ты захотел, ты получил. Владей.
- Я и владею, - шторки в глазах Петрысика вернулись на место.
- Пожалуйста, вода, сыр, маслины, овощи! - девчонка-официантка ловко расставила на столе большое блюдо с сырно-оливково-помидорно-огуречным ассорти, тарелки для каждого, положила приборы, поставила по бутылочке минералки, быстро пшикнув открываемыми пробками. Потом добавила тарелочку с нарезанным лимоном и два бокала.
- Спасибо, - кивнул ей Петрыск, отпуская, и продолжил. - Тогда зачем ты пришёл, если тебе ничего не надо?
- Я за Стёпкой пришёл. Вот он - мой. И я хочу, чтобы он помнил, что это я его отец. Я, а не ты. Когда они с Викой возвращаются из Ниццы?
- Вика - через месяц, а Стёпка с нянькой вернулись уже. Затемпературил он что-то, и Вика решила отправить его сюда, чтобы выздоравливал.
- Ты ей сказал, что я хочу видеть Стёпку?
- Нет. А зачем? - пожал плечами Петрысик. - Хочешь видеть, поехали, увидишь.
- А Вика?
- А Вика всё равно в своей Ницце сидит, зачем её спрашивать.
- Тогда поехали! - поднялся из-за стола Игорь.
- Да погоди ты, дай поесть, раз уж из офиса вытащил.
И Петрысик принялся неторопливо накладывать в свою тарелку сыр и овощи, словно, наконец, нащупал, чем можно пронять Игоря и теперь наслаждался этой своей маленькой над ним властью.
И овощи, и принесённые официанткой острые куриные крылышки Игорь смолотил, почти не чувствуя вкуса, еле сдерживаясь, чтобы не подгонять Петрысика и не доставлять ему удовольствия своей суетой.
- Ну, на моей тачке едем? - предложил тот, когда они расплатились и вышли на улицу. - Её охрана знает, а твою останавливать начнут, вопросы задавать.
- Едем, - согласился Игорь.
Охрана их действительно не остановила, загодя подняв шлагбаум на въезде в коттеджный посёлок на Истре. За год с небольшим, что Игорь здесь не появлялся, посёлок приобрёл обжитой и респектабельный вид, приоделся сочной зеленью, выбивавшейся снизу и сверху краснокирпичных заборов, а кое-где и вовсе заплетающей ограду каким-нибудь разросшимся плющом.
"Нет, всё-таки я угадал, когда выбирал место под строительство", - думал Игорь, вылезая из машины и оглядывая участок, куда они заехали с Петрысиком. Над участком поработал кто-то неглупый и с хорошим вкусом: ровные дорожки, выложенные желтоватой плиткой. Слева - заросли каких-то цветов и кустов, оформленные в симпатичные клумбы. Между ними - что-то вроде беседки, увитой чем-то цветущим. Слева - удобный газон с густой травой, посреди которого лежит яркий красно-жёлтый мяч. Чуть в стороне - лёгкие плетёные стол и стулья под парусиновым тентом. Впереди - дом, открывающийся сразу широкой открытой верандой и большими, до пола, окнами-дверями. "И с домом я угадал", - подумал Игорь. Этот проект он выбрал на какой-то архитектурной выставке, среагировав на сдержанную лаконичность линий. Другие проекты напоминали ему кремовые торты или пряничные домики со всеми этими колоннами, башенками, галереями и переходами. А этот дом - светлые стены, тёмно-вишнёвая черепица и в тон ей балясины на веранде, рамы на окнах и проёмы дверей - выглядел одновременно легко, солидно и уютно. Он был именно домом, а не выставкой достижений его хозяина.
- Хорошо тут у вас! - сказал Игорь, оглядываясь. - Цветы везде развели! Неужели Виктория увлеклась?
- Нет, не Виктория. Я тут женщину одну нанял из местных. Она и за домом присматривает, когда нас никого нет. А Вике дом не нравится, она другой хочет. И не здесь, а на Рублёво-Успенском.
- Ишь ты, растёт девушка, - присвистнул Игорь. - Хочет жить рядом с самыми крутыми олигархами, значит. Потянешь домишко?
- Там видно будет, - дрогнул Петрысик обрюзгшей щекой. - А этот дом Вика попросила продать. Интересно, а что же это Стёпки не видно? Стёпка, Наталья Борисовна, вы где? Наверное, на речку пошли погулять. Подождёшь?
- Нет, - мотнул головой Игорь. - Пойду их встречу.
Глава 14
Идти встречать не потребовалось. Калитка в массивных воротах отворилась, и в неё вбежал шестилетний мальчишка, голый по пояс и загорелый до шоколадной коричневости.
- Дядя Вова, дядя Вова, ты маму привёз, да?! - закричал он от ворот.
- Стёпа, Стёпка, да постой ты, не беги, я не успеваю!
Вслед за мальчишкой в калитку прошла полноватая женщина средних лет, одетая в длинный сарафан и соломенную шляпу. Но Стёпка на неё не оглянулся, он бежал по дорожке к дому.
- Дядя Вова, ты маму привёз? Она где, дома? Отдыхает? - подбежал он к Петрысику, едва сдерживаясь, чтобы не помчаться дальше, в дом, и не обращая внимания на Игоря.
- Нет, Стёпа, мама ещё не вернулась, - мягко сказал Петрысик, и присел перед Стёпкой на корточки. Игорь почувствовал ревнивый укол в сердце. - Я к тебе другого гостя привёз. Узнаёшь?
Стёпка досадливо повернулся к Игорю, всей мордахой выражая глубокое разочарование - маму ждал, а она не приехала, а приехал кто-то другой, не важно, кто, если это не мама - и замер, разглядывая его серыми, отцовскими, глазами.
- Ты… папа? - сказал он осторожно.
- Папа, - подтвердил Игорь и тоже присел на корточки и протянул руки. - Иди сюда!
Но сын не кинулся в распахнутые объятия. Он подошёл осторожно, потрогал руки, плечи, нос, хвост на отцовском затылке. А потом повернулся к Петрысику.
- Это папа?
- Папа, Стёпка, папа, - кивнул тот. - Он пришёл к тебе в гости.
- Нет, ты не папа, - Стёпка отошёл на шаг, заложив за спину руки, и помотал головой. - Папы живут с мамами и сынами, - он сделал смешное ударение на "ы", - а не в дальних странах.
- Стёпка, так я не в дальней стране, я вот он, - растерянно пробормотал Игорь, ловя на себе сочувствующий взгляд полной женщины в шляпе, как видно - няньки.
- Но ты не живёшь с нами. Почему?
- Потому что мама так захотела. Она захотела, чтобы с вами жил дядя Вова, - совсем растерялся Игорь.
- Тогда, значит, это он как будто мой папа? - теперь Стёпка смотрел на Петрысика, и Игорь не знал, что ответить.
- Стёпушка, ну что ты, в самом деле, - вдруг вмешалась нянька. Голос у неё был ласковым и напевным. - Так бывает, когда у деток мамы и папы живут отдельно. Вот это - твой родной папа, а дядя Володя - мамин муж. Иди, обними папу, он тебя давно не видел, соскучился.
- Ладно, - кивнул Стёпка, и вдруг подскочил к так и сидевшему на корточках Игорю и обхватил его шею руками и прижался к его груди худым тельцем, а к щеке - нежной ребячьей щекой.
- На самом деле я узнал тебя, что ты мой папа, - зашептал он ему на ухо. - Только мама мне сказал, что ты уехал в дальние страны, потому что там тебе интереснее, чем с нами, и теперь мой папа будет дядя Володя, потому что он живёт с нами, а ты нет.
- Стёпка, я никуда не уезжал, я вернулся, я теперь буду к тебе часто приходить, - сказал Игорь, прижимая к себе родное мальчишечье тельце и чувствуя, как перехватывает горло.
- А почему раньше не приходил? - строго отстранился сын.
- Мама не разрешала, - опять растерялся Игорь.
- А, - принял объяснение Стёпка. Видимо, в силах матери было разрешить и не разрешить очень многое.
- Стёпа, пойди, покажи папе свою комнату, свои игрушки, - предложил Петрысик, и мальчишка обрадовано потащил отца на свою территорию.
Территория впечатляла: комната сына - светлые обои в зверушках, шкафчик из светлого дерева, кровать вторым ярусом, внизу - письменный стол с компьютером, телевизор с дивиди-приставкой - была буквально завалена разным хламом, от которого рябило в глазах: конструкторы, роботы-трансформеры, целый парк автомобилей, какие-то кислотного цвета конструкции, ядовито-розовые и ярко-зелёные. Хлам обосновался у стены напротив входа и первым делом завладевал вниманием входящих. У Игоря голова кругом пошла от этой пестрятины.
- Слушай, Стёпа, а зачем тебе столько игрушек?
- А, мама покупает, - отмахнулся он, - и гости на день рождения подарили. Только я с ними не играю, они глупые. Во, смотри!
Сын разыскал в куче игрушек поросёнка. Тот стоял на задних лапах-ногах, свесив вдоль тельца передние лапы-руки, был вполне нормально розовым, разве что морда его была какой-то унылой, а в круглых, слегка выпученных глазах Игорю увиделись отсветы безумия. И тут Стёпка на что-то нажал, и поросёнок вдруг затрясся, переминаясь с ноги на ногу, и голова его вдруг начала вращаться, мячом перекатываясь по груди-плечам-спине, а тельце принялось исторгать какую-то дурацкую песенку с неразборчивыми дребезжащими словами. "Пляска святого Витта" - мелькнуло у Игоря, хотя он точно не знал, что это за пляска такая. Вроде бы, эпилепсия. Вид у поросёнка точно был нездоровый.
- Смотри, папа, он пьяный! - Стёпка смеялся и прыгал рядом с припадочной игрушкой.
- Стёп, давай его выключим, - тихо попросил Игорь. - А ты где пьяных-то видел?
- А, у нас тут гости были, и один дяденька так танцевал, а мама смеялась, и говорила, что он уже пьяный. А ты почему ко мне на день рождения не пришёл? - вдруг сменил тему сын, и до Игоря дошло, что гости с пьяным дяденькой веселились, похоже, по случаю Стёпкиного дня рождения.
- Я собирался. Я даже подарок приготовил, - почти не соврал Игорь. Он действительно весь май приглядывался к детским игрушкам, прикидывая, что бы такое можно было подарить шестилетнему мальчишке. И даже почти решил, что - яркий автомобильчик с педалями - и даже дозвонился до Вики. Но та сказала холодно, что у её сына всё есть, и вообще они весь май проведут во Франции. - Но мама сказала, что вы уезжаете из Москвы. Я так и думал, что вы до сих пор заграницей. Хорошо, дядю Володю встретил, и он меня сюда привёз. Ты уж извини, что с пустыми руками.
- А, ладно, - извинил Стёпка. - А ты умеешь лошадок рисовать?
- Лошадок? - Игорь не успевал за сменой его мысли. - Немножко умею.
- Нарисуй мне, нарисуй! - сын взял его за руку и потащил к письменному столу. - А то у Натальи Борисовны лошадки не получаются!
Он достал из ящика стола альбом для рисования и раскрыл.
- Вот, видишь!
На альбомном листе красовалась кособокая симпатичная зверушка, похожая то ли на крысу, то ли на собаку.
- Это лошадка? - предположил Игорь.
- Да, - кивнул Стёпка. - Правда, не похожа? Нарисуй мне лошадку!
- Я, вообще-то, тоже не художник, - вдруг испугался Игорь. Лошадей в своё время он рисовал много и охотно - вдруг, лет в двенадцать напала на него такая страсть, и он изводил полностью подобные альбомы, срисовывая в них из книг и с плакатов лошадиные головы, гривы, изгибы шей, упругие узлы мышц, стремительный разлёт копыт. Он рисовал лошадей лет до восемнадцати, а потом как-то сразу перерос своё увлечение. Вернее, появились другие интересы, и его стали волновать совсем другие изгибы и упругости. И теперь Игорь смотрел на чистый лист бумаги, вспоминая свои детские ощущения. Вспомнил…
- Дай карандаш.
Он взял у сына карандаш и, не задумываясь и не примеряясь, провёл на листе первую линию. Потом ещё одну, ещё…
- Ух ты! - восхищённо выдохнул над ухом Стёпка. На рисунке скакал конь. У коня была длинная гибкая шея, маленькая точёная голова с острыми ушами и развевающейся гривою, мощная грудь, красивая спина, тонкие в лодыжках ноги, которые легко несли это ладное лошадиное тело. - Красивая лошадка! А какого она будет цвета?
- А это ты уже сам решай, - Игорь смотрел и удивлялся, насколько хорошо у него получилось. Рука, будто вспомнив, сама всё нарисовала. - Я нарисовал, а ты раскрашивай.
- А давай, лошадка будет красная, а ещё травка и солнышко…
Стёпка утащил альбом на свободное место, положил на пол, рассыпал рядом карандаши, плюхнулся на живот и вскоре уже водил по бумаге красным карандашом. А Захарову отчаянно захотелось курить.
- Стёп, ты порисуй пока, я сейчас вернусь, ладно?
Сын кивнул, и Игорь вышел из комнаты, а потом - на террасу у дома.
Петрысик сидел у стола на газоне под тентом и тоже курил.
- Ну, как вы там? - спросил он Игоря, и тот подошёл и сел на соседний стул.
- Рисуем. Слушай, зачем вы с Викой покупаете ему эти жуткие игрушки? От них ведь у взрослого человека крыша съедет! А тут - ребёнок.
- Да ладно тебе, игрушки, как игрушки. Гости ему надарили на день рождения, - Петрысик рассеянно посмотрел на окурок и бросил его в траву. - Слушай, а вы со Стёпкой очень похожи, просто одно лицо. Всегда мечтал, чтобы у меня был сын, и он был бы на меня похож.
- Ну, так вперёд, ты человек семейный, - хмыкнул Игорь.
- Вика не хочет больше рожать.
Петрысик замолчал, затягиваясь сигаретой, потом выпустил дым и повернулся к Захарову.
- Вика говорит, что и Стёпка был ошибкой. Слушай, Захаров, а ведь она хочет его отправить в Англию.
- Зачем? - оторопел Игорь.
- Учиться. Вика узнала, что в Англии есть частные школы с полным пансионом, где детей принимают с семи лет.
- Что? - Игорь поперхнулся затяжкой и закашлялся. - Она хочет сдать Стёпку в интернат?
- Ну, если можно назвать интернатом заведение, которое стоит двадцать тысяч евриков в год, то - да.
- Нет, вы что, так нельзя! Этого нельзя делать! - подался к Петрысику Игорь. Он даже охрип, стараясь донести до него весь кошмар принятого Викой решения. Эти спальни, эти классы, и кучки мальчишек, и казённая тоска от того, что всё общее, все на виду и нет своего, только своего угла, личного пространства, куда без приглашения не сунется никто посторонний. И хотя этот кошмар и будет приправлен определённой роскошью - берут же они за что-то двадцать тысяч - и британским английским, он всё равно останется кошмаром.