- Зачем его отправлять в интернат? Стёпка ведь не сирота!
- Не сирота. Но очень похож.
Петрысик загасил окурок и мрачно взглянул на Игоря:
- Тебе сын не нужен. Вике он тоже мешает. А я хочу Стёпку усыновить.
- Что?! - рванулся к нему Игорь.
- Сядь. Послушай. - В голосе Петрысика прозвучала такая усталость, что Игорь справился с порывом схватить гада за грудки и опустился на место.
- Если я усыновлю Стёпку, я смогу влиять на Викины решения. Пока же она единолично распоряжается его судьбой. А ты устранился.
- Я не устранился. Меня устранили, - глухо напомнил Захаров, вытаскивая новую сигарету - прежняя улетела в траву, когда он вскакивал. - Вы устранили, ты и Вика.
- И ты гордо усох! - хмыкнул Петрысик. - Утонул в своих соплях и переживаниях!
- Петрысик, ты что, дурак? Вы с Викой меня через колено переломили и выбросили. Какие, к чертям, сопли, я чуть не спился, я повеситься хотел! Я считал себя кругом виноватым! Вы с ней всё придумали и обстряпали, а я год, целый год, думал, что сам, своими руками пустил всё под откос! Я не устранился - я умер!
- Но теперь-то ты ожил? - дёрнул углом рта Петрысик, и Игорь подумал, что если кто из них двоих и похож на покойника, так это он, Петрысик. - А раз ожил, то давай решать, кто за Стёпку отвечает, ты или я.
- Я отвечаю. - сказал Захаров. - Я ему отец. И я хочу видеться с сыном и участвовать в его жизни. А Вике передай, что если она будет мешать, я подам в суд.
- Подавай, - согласился Петрысик. - Я хорошего адвоката порекомендую, он специализируется на семейном праве. Аркадий Богатов, может, слыхал?
- Что-то знакомое… - попытался вспомнить Игорь.
- Зверь мужик. Он нашему соседу, Додику Абрамяну, помогал с четвёртой женой разводиться. Додик в восторге! Прежние бабы общипывали его как миленького, а от этой он отделался отступными в двести тысяч евро и квартирой в Париже. Додик меня с адвокатом, кстати, в Париже и познакомил - встретили, вдруг, этого Аркадия в клубе одном на Монмартре. У меня где-то визитка его валяется, позвони, я найду.
* * *
Звонка от Игоря Людмила прождала весь день. Не то чтобы сидела сиднем и страдала - нет, конечно, кто бы ей такую роскошь предоставил. Просто ожидание его звонка было неким фоном дневных дел. А дела навалились кучей. Княгиня заполучила в свои руки какого-то монаха из зарубежной православной церкви и устроила срочное с ним интервью, по своему обыкновению всех поставив на уши: и режиссёра Ксению Борисовну, и оператора Евгения Иваныча, и её, Людмилу. Монаха звали отец Ферапонт, завтра после обеда он возвращался к себе в Бостон, и нужно было успеть его записать.
Имя было архаичным, и Людмиле представлялся дряхлый седой старец. Однако Ферапонт оказался нестарым, лет тридцати пяти, мужчиной с рыжеватыми пушистыми волосами, стоявшими венчиком над ранними залысинами. У Ферапонта было круглощёкое лицо с умными серыми глазами под интеллигентной тонкой оправой очков и негромкий приятный голос, которым он на хорошем русском языке обсуждал с Княгиней о чём, собственно, будет их интервью. Людмила сначала присутствовала при беседе, отмечая для себя основные акценты, чтобы потом, при расшифровке, проматывать лишнее и зря не тратить время. Это оказалось непростым делом. Княгиня, похоже, сама не очень чётко представляла, о чём можно расспросить монаха. Она по своему обыкновению просто воспользовалась возможностью записать что-нибудь, что получится, а потом уже посмотреть, куда это что-нибудь приспособить. А Ферапонт всё уточнял, чего именно от него ждут, делал какие-то записи на чистом листе бумаги и всё пытался выстроить нить беседы.
В конце концов, Княгине это надоело, и она потащила Ферапонта в Бальную залу - парадную комнату их особняка, с высоким, расписанным фресками потолком, стрельчатыми окнами в буфах легких занавесей и бронзовыми люстрами с хрусталём подвесок. Режиссёр с оператором уже выстроили кадр - так поставили стул для отца Ферапонта, что окна, занавеси и люстры позади него образовали летящий глубокий фон. Людмила посмотрела на получившуюся картину и подумала, что с этой точки Бальная зала похожа на католический храм. А отец Ферапонт в своей черной с глухим воротом рясе - на католического священника, который забыл прицепить белый воротничок. Княгиня уселась напротив монаха, возле камеры, так, чтобы самой не быть в кадре. И, покачивая ногой в полуснятой дорогой туфле, начала задавать вопросы в своей обычной сумбурной манере.
- Отец Ферапонт, скажите, можно ли сказать, что русская православная церковь за рубежом сохранила души своей паствы в неприкосновенной первозданности заветов наших предков?
Ферапонт, мигом растерявшись от внимательного чёрного глаза камеры, напористого взгляда Княгини и от попыток понять вопрос, начал отвечать, вспотел и попросил воды.
- Людмила, принесите воды, пожалуйста, - распорядилась Княгиня, а монах схватил листы, как студент шпаргалку, и начал там что-то вычитывать. - Отец Ферапонт, расслабьтесь, пожалуйста. Говорите всё, что придёт в голову. Потом мы всё, что отсняли, расшифруем, нужное возьмём, ненужное оставим. Вы будете выглядеть в самом лучшем свете, я вам гарантирую!
- Но я могу быть уверенным, что я увижу своё выступление прежде, чем оно станет достоянием гласности? - затравленно взглянул на Княгиню монах, видимо, уже жалевший, что согласился на интервью. - А то, знаете ли, владыка…
- Конечно же, о чём вы говорите! Мы же с вами уже это обсудили, и с владыкой всё будет согласованно! - прижала руки к груди Княгиня, а Людмила поспешила за водой, понимая, что ей предстоит расшифровывать интервью часа на три, не меньше. И хорошо, если получится выудить оттуда минут пять связной информации.
Монаха писали не три часа, а два с половиной, дважды делая перерывы. От них отец Ферапонт выбрался еле живой, даже не оставшись на чай. Видимо, рад был поскорее убраться.
- Очень несобранный человек, - прокомментировала Княгиня, передавая Людмиле кассету с записью. - Всё время ждал наводящих вопросов, как будто ему самому сказать нечего. Посмотрите, пожалуйста, что из всего этого можно выудить.
- Я завтра с утра посмотрю, - пообещала Людмила, - а то уже пять вечера, не буду начинать.
- Ну, хорошо, пусть будет завтра, - разрешила Княгиня. - Только не затягивайте, а то я уже с телевидением договариваюсь, что мы для них фильм сделаем минут на двадцать о православии в русском зарубежье. Потом, кстати, поройтесь в наших архивах, поищите что-нибудь на эту тему.
- Ладно, - вздохнула Людмила. Рыться в архивах означало пересмотреть все их старые записи - серые "бетакамовские" кассеты полностью забили полки одного из шкафов. Сначала ей предстояло пересмотреть бумажечки с описаниями, приклеенные к каждому футляру. Потом, если на бумажечках мелькнёт что-нибудь подходящее к теме - порыться в компьютерных файлах с расшифровками содержимого кассеты. И уж если в расшифровках окажется что-либо пригодное - смотреть на кассете, прохронометрировав нужные куски. Только где же кассеты-то смотреть, если у них магнитофон барахлит?
Вопрос задать было некому, Княгиня уже унеслась по своим делам. И Людмила почувствовала, как ожидание звонка от Игоря, служившее фоном сегодняшнего дня, вдруг вышло на первый план. И оказалось, что ей больше невмоготу жать, позвонит он или нет, и думать, отчего не звонит. Неопределённость тяготила, и она собралась с духом и набрала номер на мобильнике, заранее приготовив эдакую бесшабашную интонацию: "Привет, как дела, всё ли у тебя в порядке?"
- В настоящее время абонент не доступен. Вы можете оставить свое сообщение после гудка, - вежливо предложил голос в трубке. И она выдохнула, смирившись с неизвестностью, и пошла домой.
Аркадий был дома, сидел за компьютером. Услышав, что жена открывает дверь, вышел её встречать.
- Привет. Устала?
- Привет. Вымоталась слегка. Ты ужинал?
- Нет, тебя жду. Покормишь?
- Покормлю, наверное. Посмотрю, что есть в холодильнике.
Людмила прошла на кухню, заглянула в морозилку, пытаясь вспомнить, осталось ли рыбное филе, или они его уже съели. Филе осталось, и она запихнула его размораживаться в микроволновку, сообразив, что приготовить. Сделает быстрый пирог с рыбой, и суп сварит картофельный, Аркадий любит такой. Как раз за час и управится.
Она делала привычные дела - чистила лук и картошку, разводила кефиром муку - и чувствовала себя заводным механизмом, автоматом, который движется по давно заданной и кем-то написанной программе. Механизм под названием "верная супруга". Автомат по имени "здравомыслящая женщина". Ну, случился у автомата сбой в программе, потребовал он развода, жизнь свою, видите ли, решил изменить. Сбой - перезагрузка - отладка программы. Вот она, твоя жизнь.
Пирог уже подрумянивался в духовке, Людмила уже бросала нарезанный укроп в готовый картофельный суп, когда зазвонил её мобильник.
- Алло! - сказала она в трубку, мигом перестав чувствовать себя автоматом с программой. Звонил Игорь.
- Люда, привет, это я! Представляешь, телефон разрядился, зарядник дома остался. Добрался, включил - сразу же эсэмэска пришла, что ты звонила. У тебя всё нормально?
- У меня - да.
- С мужем поговорила?
- Поговорила.
Она отвечала односложно и мучилась от этого. Ей казалось, что ответы слишком холодны, и Игорь подумает, что она на него обиделась. А она нисколько не обиделась, просто физически ощущала, как прислушивается к её разговору Аркадий, и ей не хотелось давать волю эмоциям.
- Ты не можешь сейчас говорить? - догадался Игорь. - А выйти ко мне можешь?
- Да, могу. Куда и во сколько?
- А давай через часок возле твоего метро встретимся. У меня сегодня столько событий, хочу тебе рассказать.
- Ладно, договорились, - согласилась Людмила, улыбаясь в пространство.
Сохраняя эту улыбку она накрыла на стол, позвала мужа:
- Аркадий, иди, ешь, всё готово!
Он вошёл сразу же, как будто стоял в коридоре и ждал, пока позовут. Сел за стол, зачерпнул супу и спросил.
- Кто звонил?
- Да так, по делу. Нужно будет с одним человеком встретиться.
- С мужчиной?
- Аркадий, не начинай.
- Я не начинаю. Я напоминаю, что ты дала мне две недели.
- Я помню.
Людмила возила ложкой в супе, придумывая повод уйти из-за стола. Сидеть рядом с мужем было тяжело. И тут, словно в ответ на её желание, зазвенел городской телефон. Она выскользнула в коридор и взяла трубку.
- Да, алло!
- Люд, это я, Варвара.
- А, привет! Тебе Аркадия?
- Нет, я тебе звоню. Знаешь, я сейчас у Димы в деревне, мы медитировали, и я посмотрела твою ситуацию. Люда, события, которые с тобой происходят в последнее время, не случайны. Ты на переломе своей жизни. Ты меня слышишь?
- Слышу, - ответила Людмила, мысленно подбирая слова, чтобы завершить разговор и не обидеть Варвару. Золовка опять блажила.
- Я увидела, что тебе вредит человек из близкого окружения. Я не поняла кто, мужчина или женщина, но уловила, что какая-то история из прошлого потянулась по линии твоей судьбы.
- Варь, спасибо тебе, конечно, что заботишься, но у меня сегодня был такой изматывающий день…
- Люда, я не шучу. Всё очень серьёзно, - перебила её Варвара. - Дима ощутил, что ты ходишь по краю, что ты вот-вот можешь завершить своё земное воплощение, не решив кармических задач. Конечно, ты можешь к ним вернуться в следующей реинкарнации, но, думаю, лучше тебе всё завершить в этом круге. Будь осторожна.
- Хорошо, Варя, я буду.
- Я завтра к вечеру вернусь в город, приду к тебе, и мы проработаем ситуацию вместе, ладно? Я вижу беду, и хочу её отвести.
- Ладно, Варенька. Ты позвони, когда соберёшься, чтобы я дома была, ладно?
Людмила тряхнула головой, прогоняя слова Варвары, застрявшие в голове наваждением. "Странная всё-таки у Аркадия сестра! Даже не знаю, что лучше: такая забота, или прежнее холодное презрение", - подумала она. Потом решила, что забота всё-таки лучше и пошла собираться на свидание с Игорем.
Глава 15
Его высокую худощавую фигуру Людмила заметила издалека. Захаров стоял, небрежно привалившись задом к гранитному барьеру, огораживающему подземный переход. И сердце её вдруг так забухало в груди, так захотелось сразу же ринуться к нему через дорогу, что она даже подосадовала на автомобили, мчавшиеся перед ней вереницей и несколько минут не оставлявшие просвета для рывка.
Наконец дорога освободилась, и она побежала к Игорю, но потом поняла, что выглядит смешно, сдержала шаг и подошла к нему почти спокойно.
- Привет!
- Здравствуй! - он потянулся к ней и поцеловал в щёку, и сердце её опять заколотилось, а коленки ослабли.
- Какие у нас планы? - выдохнула Людмила, справляясь с волнением.
- Уже не помню! - признался Игорь, придерживая её за талию и глядя в глаза. - Увидел тебя - всё из головы вон. Одна мысль осталась. Поедем ко мне, а?
- Поедем! - решилась она.
Игорь взял её за руку и пошёл ловить машину, не отпуская, словно боялся, что Людмила куда-нибудь исчезнет. Возле них тормознула белая "Волга", и лысоватый водитель блеснул золотым зубом:
- Куда, командир?
- На Живописную, - наклонился к окну Игорь.
- Триста! - определил таксу лысоватый.
- Садись, - открыл Игорь дверцу, Людмила скользнула на заднее сиденье, и он, обойдя машину, тоже уселся сзади и опять взял её за руку.
- А почему ты не на своей машине? - спросила Людмила тихонько, когда водитель отъехал от обочины и перестраивался в потоке машин, выбираясь к повороту.
- А у меня её угнали, - беспечно ответил Игорь и вспомнил, что так и не зашёл в ГИБДД.
- Ой, - огорчилась Людмила. - Может, ещё найдётся!
- Да какой там найдётся! - включился в беседу водитель, поглядывая в зеркало, чтобы видеть их лица. - Кому это надо, машину в угоне искать! Какая-то хоть машина была?
- "Тойота".
- Ну, эту точно не найдут! Небось, ей уже в каком-нибудь гараже номера перебивают!
- Нет, не перебивают, - огорчил водителя Игорь. - Она уже нашлась.
- Что, неужели менты расстарались? - недоверчиво поглядел в зеркало водитель.
- Нет, не менты, - не стал уточнять Игорь. - Слушай, друг, а как ты нас везёшь? Ты точно улицу услышал? Нам на Живописную.
- Услышал я тебя, услышал. Так короче и пробок меньше, - опять взглянул на них в зеркальце водитель. - Я, между прочим, Москву как свои пять пальцев знаю. Все улицы знаю - ночью разбуди, скажу, как раньше называлась, и как сейчас называется.
- Вы таксистом работали? - вежливо уточнила Людмила.
- Нет, пожарным. У нас нормативы были по времени, мы все маршруты назубок учили. Двадцать лет в пожарном расчёте оттарабанил, пока по инвалидности не списали.
- А что с вами случилось? - посочувствовала Людмила.
- Да, баллон газовый рванул! - объяснил водитель, сворачивая на очередную улицу. - Пожар тушили на складе, я его выкатить хотел, а он уже нагрелся и рванул. У меня, как после фронта, вот здесь, - он постучал себя по груди, - осколок. Вот тут, - теперь он постучал по левому виску - титановая пластина.
- Почему… титановая? - удивилась Людмила, соображая, разыгрывает их водитель, или нет.
- Врачи такую поставили, - охотно объяснил водитель. - Мне же осколком в голову попало, мозг задело, операцию в нейрохирургии делали!
- И что, без последствий? - хмыкнул Игорь. Лично он был уверен, что мужик сочиняет.
- Ну какое там, без последствий, - опять глянул тот на них в зеркало. - Инвалидность первой группы, отправили меня на пенсию. Потому что кому нужен пожарный с тридцатью процентами зрения? Ни-ко-му!
- А когда зрение восстановилось? - сочувственно спросила Людмила.
- А оно и не восстановилось! - радостно сообщил водитель. - Левый глаз не видит совсем, правый - на шестьдесят процентов.
- А как же вы… За рулём?
- А вот так! - он притормозил у светофора, пережидая красный свет. - Цвета различаю, силуэты тоже. А по Москве я и с закрытыми глазами проеду. Говорю же, знаю город, как свои пять пальцев!
- Игорь, я боюсь, - шепнула Людмила, прижимаясь к Игорю. - А вдруг он в кого-нибудь врежется?
- Не врежется! - он обнял её за плечи и потёрся носом о макушку. - Я точно знаю, что с нами не может случиться ничего плохого. И так слишком много событий, хватит уже.
Одноглазый инвалид-пожарный, действительно, довёз их быстро и без приключений. Людмила забыла о нём сразу же, как они поднялись в квартиру Игоря. Слишком много у них там было занятий, чтобы помнить что-то и думать о чём-то ещё, кроме собственных рук, губ, горячих тел и взаимного восторга слияния, узнавания и абсолютной ясности: это - мой мужчина, это - моя женщина.
- Ты знаешь, я весь день ждала твоего звонка, - вспомнила Людмила, когда они уже лежали рядом и дышали в унисон, возвращаясь из своей общей дали. - Ты утром сказал, что тебе не до меня, и весь день не звонил. И я решила, что у нас с тобой была просто интрижка, и что мне и дальше надо жить, как жила. И так мне тоскливо стало! Представляешь, раньше жила - и ничего. А теперь - словно меня на казнь приговорили.
- Дурочка, - Игорь поцеловал её в макушку. - Никуда тебя не приговорили. Но у меня, действительно, столько днём всего случилось, что на какое-то время стало не до тебя.
- Машину угнали, да? - вспомнила Людмила.
- Да фигня это, машина. Хотя обидно, конечно - только-только страховка закончилась, новую сделать не успел. Её угнали почти сразу, как я вчера вечером домой приехал. Угнали и в хлам разбили. И сами погибли. А старики сюжет по телику увидели, машину узнали и решили, что это мы с тобой убилися.
- Какой ужас! - ахнула Людмила.
- Анна Николаевна - мне звонить, у отца сердечный приступ…
- У отца?
- Да. Савельич мой отец, представляешь? Он в больнице перед нами с мамой Аней в грехах покаялся. Он любил мою маму, хотел жениться… И женился бы, если бы не арест. Поэтому он и разыскал меня в интернате. А признаться боялся, потому что у Анны Николаевны слабое сердце.
- С ума сойти! - Людмила села и обхватила колени. - Про вас кино можно снимать!
- Во-во, я как раз и чувствовал себя героем какого-нибудь индийского фильма! - согласился Игорь. - А потом я встретился со Стёпкой.
- С сыном? - поняла Людмила.
- С сыном. Петрысик, хоть и сволочь, но, видно, что-то такое понял про жизнь, раз помог мне Стёпку увидеть.
- А кто это, Петрысик?
- Долгая история… Ладно, слушай.
И он рассказал ей всё, с самого начала.
- Наверное, этот Петрысик не слишком счастлив от того, что сломал тебе жизнь, - задумчиво сказала Людмила.
- Наверное. В общем, он мне подсказал отсудить свои родительские права и даже адвоката порекомендовал. Имя такое знакомое, не вспомню, где слышал… Аркадий Богатов.
- Аркадий? - Людмила уставилась на Игоря во все глаза. - Он рекомендовал тебе Аркадия?
- Чёрт, точно, ты же Богатова! - Игорь вспомнил, где слышал фамилию. - Значит, придётся другого адвоката искать.
- Он попросил у меня две недели, - сказала Людмила, чувствуя, как портится настроение. - Сказал, что попробует восстановить наши отношения.
- А ты?
- А я дала ему эти две недели.
- Зачем, Люда, зачем?