- Николай Данилыч? - удивилась Людмила. - Нет, никто меня не переманивал.
- Вы делаете большую ошибку, что уходите туда, - не слушала её Княгиня. - Согласна, что платить Макаров может побольше, чем я - к нему и пожертвования получше идут, и гранты он получил в Международной ассоциации диаспор. Но вы же молодая ещё женщина, неужели вы хотите засушить себя в расцвете лет? Там ведь мёртвая работа, сплошь бумажная - архивы, книги, переписка. А у нас - живое дело, встречи с интересными людьми, поездки по миру!
Княгиня перечисляла все эти преимущества раскатистым поставленным голосом, будто и не помнила, что Людмила никогда никуда не выезжала и работала не столько с живыми людьми, сколько с их интервью на плёнке. Людмила дождалась паузы и спросила:
- Ольга Николаевна, а почему вы решили, что меня Макаров к себе зовёт?
- Потому что он сам мне об этом сказал, - автоматически ответила Княгиня и спохватилась. - Что, в самом деле не звонил? Тогда я напрасно плохо про него подумала. Так вы не из-за него увольняетесь? Людмила Михайловна, тогда я тем более вас не понимаю!
- Ольга Николаевна, так получилось. Я вдруг поняла, что моё пребывание здесь себя исчерпало, - попробовала объяснить Людмила. Порлучилось туманно, но яснее не получалось. Не рассказывать же начальнице, что ей враз, до тошноты, надоело заниматься работой, которая увиделась скучной и никчёмной, бессмысленной! Да и что бы это изменило? Княгиню вряд ли бы заставило задуматься. До Людмилы вдруг дошло, что та очень себя любит, такую вот - шумную, раскатистую, вальяжную, дворянистую. И что вся деятельность их конторы - всего лишь антураж для Княгини, с которым она красуется на престижных раутах, экранах и страницах, и под который добывает гранты. И что к историческому наследию этот антураж относится постольку поскольку. Получилось на архивах эмиграции имя сделать - вот и славно. Получилось бы на чём-нибудь другом, на помощи вымирающим народностям Африки, к примеру, Княгиня сделала бы на народностях.
- Ну, это не аргумент, - тем временем обрадовалась Княгиня недостаточной весомости слов Людмилы. - Это не повод бросать на полдороге столько важных начинаний. Это у вас временный настрой, который просто нужно перетерпеть. Людмила Михайловна, вы же не девчонка какая-нибудь, вы серьёзная, ответственная женщина…
"Интересно, почему они все - и Княгиня, и Аркадий, пытаясь заставить меня жить не моей жизнью, заводят речь о моей ответственности?" - подумала Людмила, а в слух сказала.
- Ольга Николаевна, это обдуманное решение. Через две недели я ухожу.
- К Макарову? - голос Княгини вдруг высох до хрипотцы.
- Нет.
- А куда?
- Я… Я в школу возвращаюсь! - неожиданно для себя выпалила Людмила, и растерялась окончательно.
- Ну… как хотите, - сказала, помолчав, Княгиня. - Не стану вас больше уговаривать. Можете уйти сразу, как передадите дела.
Когда Людмила вернулась в общий офис, чаепитие ещё не закончилось.
- Ну, что там было? - встретила её вопросом Нина.
- Всё, ухожу, - налила себе чаю Людмила. - Ксения Борисовна, вы извините, что я вперёд вас влезла, само сорвалось.
- Да ладно, я не в обиде, - сказала режиссёр, выуживая изюминку из россыпи крошек, оставшихся от кексов. - Я с ней попозже, через недельку поговорю. Сначала место себе подыщу, а потом и скажу.
- Кто-то нужен Макарову в фонд русского зарубежья, - сообщила Людмила и посмотрела на крошки. - А кексов больше нет?
- Кексы схомячили некоторые граждане, на желудок плечистые, - кивнула Нина на довольного сытого Мишу.
- Может, за шоколадкой сбегать к метро? - засовестился он.
- Не надо, Миша, не беги, Лидуша конфеты принести обещала, - остановила его Людмила и отпила несладкого чая.
- А вот и она, легка на помине! - встретила Нина вошедшую в комнату Лидушу. - Давай сюда свои конфеты, нам чай не с чем пить!
- А с чего ты решила, что я с конфетами? - холодно приподняла бровь Лидуша.
- Что, не с ними? А жаль! - совсем не огорчилась Нина. - Давай, Миха, беги за шоколадкой.
- Дорогие мои, вам не кажется, что пора поработать? - прекратила чаепитие вошедшая в комнату Княгиня. - Людмила Михайловна, что касается вашего ухода, то вы можете покинуть нас сразу же, как передадите Лиде ваши дела. Думаю, мы тут сами справимся. Расчёт получите в понедельник.
- Хорошо, Ольга Николаевна, я к вечеру всё передам, - кивнула Людмила, проходя к своему рабочему месту. Притихший народ тоже расползался по своим местам.
Особо передавать, собственно, было нечего - вставки в сценарий о Ростопчине Людмила уже сделала, и он в любом случае переходил в ведение Лидуши. Оставался фильм о заграничном православии. Работу по фильму Людмила распределила так: расшифровку вчерашнего издевательства над отцом Ферапонтом оставила себе, а удовольствие копаться в архивных съёмках про заграничных православных - Лидуше. Та не возражала, однако весь день смотрела перед собой в мрачной задумчивости, и Людмиле даже показалось, что она тоже обдумывает какое-то сложное решение. "Может, и Лидуша решила уволиться? - предположила Людмила, представив, каким тогда станет лицо Княгини. - Княгиня, бедняжка, решит, наверное, что мы все сговорились и устроили бунт. Может, хоть тогда, наконец, починит этот треклятый видик?"
Видиомагнитофон исправно показывал рябые полосы, из-под которых пробивался заикающийся говорок отца Ферапонта. Впрочем, Людмила и так представляла картинку - взопревшее напряжённое лицо священника достаточно долго находилось вчера перед её глазами, чтобы теперь вспомниться во всех подробностях. В принципе, он говорил хорошие и дельные вещи. И будь это газетная статья, материал бы получился отличный. Но человека-то надо в кадре давать! А что тут давать, если то голос дрожит, то речь сбивается? В результате после трёхчасового мучения с расшифровкой Людмила смогла найти два более-менее приличных куска минуты на три каждый и ещё пару фрагментов по полторы минуточки. Радуйся, отец Ферапонт, не зря маялся, хоть что-то, да попадёт на экран.
Может оттого, что слышала всё по второму разу, а может от сознания, что эта возня - завершающая, но Людмила уже не чувствовала недавней глухой тоски из-за бессмысленности происходящего. Если звёзды на небе зажигаются, значит, это кому-нибудь нужно. Если фильмы Княгини выходят на экран, значит, это кому-нибудь пригодится. Не зря ведь Министерство культуры даёт ей гранты. Интересно, а в министерстве видели хоть один фильм студии "Княгиня-продакшн"?
- Вот, Лида, здесь расшифровка вчерашнего интервью и хронометраж приличных фрагментов, - отдала она кассету Лидуше. - Всё на этом, я дела передала полностью.
- Спасибо, - ответила та и немного помолчала. - Ты сейчас куда, домой?
- Да, домой поеду. Устала с этой расшифровкой, голова совсем тяжёлая.
- На метро поедешь?
- Нет, в метро я, наверное, долго ещё не смогу спускаться, - помотала головой Людмила и ответила на вызов мобильника. - Алло!
- Привет, это я, - сказал Игорь. - Слушай, я не могу ждать до завтра, я соскучился!
- И я тоже, - улыбнулась Людмила. - Что делать будем?
- Терпеть, - вздохнул Игорь. - До вечера. Я тут проковыряюсь часов до девяти. Может быть, потом, часам к одиннадцати за тобой заехать? Ты где будешь?
- Дома, где же мне ещё быть, - Людмила отошла от Лидуши, которая слушала её разговор с мрачным любопытством. Больше слушать было некому - Ксения Борисовна ушла, а Нина с Мишей курили на лестнице. - Я поздно ложусь. Слушай, а у меня новость!
- Хорошая?
- Наверное. Я с работы увольняюсь!
- Умница. Я тобой горжусь. Давай, вечером всё расскажешь!
- До вечера, - сказала Людмила в уже замолчавший телефон и поняла, что опять улыбается во всё лицо.
- Кто это был? - Спросила Лидуша.
- А? Да так, муж звонил, - не стала объяснять Людмила.
- Слушай, я же тебе конфеты принесла! - сказала Лидуша. Она подошла к своему столу, достала из ящика пластиковый пакет и протянула Людмиле - Вот!
Людмила заглянула в пакет и увидела знакомую сине-серебристую коробочку, похожую на сундучок.
- Ты же Нине сказала, что у тебя нет конфет!
- Это не для всех, это только тебе, - мрачно объяснила Лидуша. - Я ведь тебе обещала.
- Спасибо, - сказала Людмила и попыталась достать коробочку.
- Не доставай, дома съешь, - остановила её Лидуша. - А то набегут эти, всё сожрут. Не для них конфеты, для тебя.
- Ну ладно, - не стала спорить Людмила. Лидуша выглядела издёрганно-измученной, и не хотелось её нервировать. Дома, так дома. А ребятам она завтра отвальную устроит, принесёт какой-нибудь тортик или пирог повкуснее.
Москва за окнами автобуса перевалила самый зной, но всё ещё плавилась под горячим солнышком. До дома Людмила добиралась в душном автобусе, заранее смирившись с возможными пробками. Но особых пробок не случилось - видимо, она успела выехать раньше часа пик. Автобус был полон. На соседнем с Людмилой сидении сидел мужчина лет пятидесяти, который кряхтел и возился - страдал то ли от жары, то ли от близости нагого женского тела. Тело принадлежало девчонке, стоявшей над их местами и демонстрировавшей максимум возможной наготы. Её майка заканчивалась примерно на ладонь выше пупка, джинсики - на ладонь ниже. От того, что девчонка тянулась вверх, держась за поручень, её юное гибкое тело выскальзывало из штанов и казалось, ещё чуть-чуть, и совсем выскользнет из низкого пояса. Всем этим своим гибким, юным, обнажённым она сверкала перед носом бедного дядьки, покачиваясь, и на резких торможениях и поворотах чуть ли не прислоняясь к его лицу. Тот кряхтел и ёрзал до тех пор, пока не освободилось место, и девчонка не уселась позади них. А как уселась - вздохнул облегчённо и полез за платком утирать взопревшую плешь.
Сценка вызвала ощущение дежавю. Людмила вспомнила, почему - девчонка чем-то напоминала ту голозаденькую, что шла перед ней в тот вечер, когда она упала в метро. В тот вечер, когда в её жизни появился Игорь. Людмила смотрела в окно и улыбалась. Радостно ей было, словно сбросила она с себя тяжёлый мешок, который тащила неизвестно куда и непонятно зачем. Неудобный, надоевший мешок с мёртвым словом "должна". И теперь, впервые в жизни, она никому и ничего не была должна: ни жить с нелюбимым мужем, ни тянуть лямку постылой работы. "А Сонька?" - пискнул кто-то ответственный, и она согласилась - да, Соньке должна. Должна научить её быть счастливой. А как научит, пока сама не станет, а? "А чем жить теперь будешь? На какие шиши? - не унимался ответственный. - И жить после развода где собираешься, а?" "Решится, всё решится, - успокоила Людмила то ли себя, то ли свой внутренний голос. - Может, и вправду обратно в школу попрошусь. Главное я сделала - захотела изменить жизнь".
Она несла домой это своё настроение: всё так, всё она сделала правильно. И походка, она чувствовала, от этого настроения сделалась упругой, плечи - летящими, а глаза такими, что выпивохи возле овощного павильона, все трое, не сговариваясь, посмотрели её вслед. И один из них, сизоносый дед в сетчатой майке и шляпе в дырочку, сказал.
- Блин, мужики, мне бы вместо моей грымзы такую бабу, я бы не с вами тут бухал, а только возле неё и сидел бы!
Людмила поднялась домой, на свой этаж, прикидывая в уме, что сейчас будет делать: сначала съест что-нибудь на ужин, потом переберёт вещи, потом позвонит Соньке и скажет, что приедет одна, без папы, зато на следующей неделе. Ни к чему откладывать, если она с работы ушла. Завтра съёздит за билетами, не получится поездом - автобусом поедет. Подумаешь, меньше суток в пути! И Аркадий на этот раз очень кстати уехал, не будет ей мешать. С этими мыслями Людмила открыла в дверь и запнулась от неожиданности - муж, который по её расчётам уже должен быть в аэропорту, возился в коридоре с чемоданом.
- Привет. Ты что, не едешь? - спросила она.
- Еду. Рейс отменили, лечу следующим. Через пять минут ухожу, - ответил Аркадий, застёгивая ремень на чемодане. - Я чайник вскипятил, чаю хочешь?
- Хочу.
Людмила разулась, прикидывая, как сказать Аркадию, что едет к Соньке одна.
- Что принесла? - заглянул муж в её пакет. - О, конфеты!
Он раскрыл серебристый картонный сундучок, достал конфету в синем блестящем фантике, развернул, закинул в рот и прижмурился от удовольствия. "Похоже, Лидуша, ты угодила не мне, а моему мужу", - улыбнулась Людмила. Аркадий был тот ещё сладкоежка, способный в одиночку умять полторта или, в два приёма, коробку шоколадных конфет.
- Слушай, вкусные конфеты! Где брала?
- Возле работы, в супермаркете, - не стала уточнять Людмила. Скажешь, что подарили, начнёт выяснять - кто. Скажешь, что женщина - не поверит. Ну их, эти выяснения отношений перед дорогой. И про Соньку она ему не скажет. Поедет, и всё.
Аркадий слопал ещё одну конфету, потом попросту тряхнул коробкой над портфелем, ополовинив её содержимое, а остальное протянул Людмиле.
- На, тебе хватит. Всё, пока, я такси вызвал, наверное, уже подъехало. Возвращаюсь в среду вечером.
Он закрыл за собою дверь, повозился ключами в замках, и тут до Людмилы дошло, что она так и стоит в прихожей, сжимая в руках серебристую коробку с остатками конфет. Пойти, что ли, и вправду чаю выпить с тем, что осталось?
Она прошла на кухню налить себе чаю, но, потянувшись к чайнику, вдруг опять почувствовала запах собственного пота, вспомнила, что весь день так и проходила в несвежей блузке и решила сначала принять душ. В душе она намылилась гелем с тонким цитрусово-смоляным запахом, постояла несколько минут под прохладными струями, вытерлась и, чувствуя себя свежей и лёгкой, под стать настроению, надела домашние штаны, футболку и пошла пить чай.
Кипяток уже остыл, жидкость в чашке, к тому же разбавленная заваркой из чайника, оказалась тепловатой, но ей и так годилось. Людмила достала конфету из коробочки, надкусила - вкус был чуть другим, не такой, как у тех, дачных, купленных Игорем, но всё равно приятно отдавал вишнёвым ликёром - запила тёплым чаем. Съела ещё одну. Посидела немножко, вспоминая сегодняшний длинный день: милиция, опознание, решение уволиться, поджатые губы Княгини, отсутствующий Лидушин взгляд. И вдруг почувствовала головокружение, заставившее ухватиться за край стола.
"Что такое? На солнце, что ли, перегрелась?"
Голова кружилась всё сильнее, как будто она хватила пару бокалов шипучего вина на голодный желудок. С ней однажды так было, в один из приездов в Ставрополь, когда они с подружками выпили за встречу две бутылки шипучки на троих, и она потом лежала на диване, а тот кружился, как маленькая стремительная карусель. "Неужели на меня так ликер в конфете подействовал? Нет, смешно, там ликёра этого с четверть чайной ложки!"
Людмила положила голову на сложенные на столе руки - так было легче. Ей даже звуки от головокружения начали мерещиться - как будто кто-то ковыряется в дверных замках. Она прислушалась. Дверь действительно открывали. "Аркадий! - поняла Людмила. - Вернулся. Опять, что ли, рейс отменили?"
- Аркадий, ты почему вернулся? Рейс отменили? - крикнула она, не поднимаясь с места. Крик получился негромким, слова - невнятными. Аркадий молчал. Потом по коридору прошелестели лёгкие, совсем не мужские шаги и в кухню вошла … она сама. Она сама двухчасовой давности: та же стрижка, та же зелёная блузка, те же бежевые брюки. Людмила поняла, что начались галлюцинации, и крепко зажмурилась, дожидаясь, когда они исчезнут.
Подождала, открыла глаза. Женщина в дверном проёме усмехнулась, пересекла кухню и села напротив. Потом заглянула в сине-серебристую коробочку с конфетами и сказала.
- Тебе разве мама не говорила, что много сладкого есть вредно? Вон, полкоробки конфет враз съела, тебе же плохо будет, деточка!
- Это… Мне… - Людмиле хотелось себе самой, сидящей напротив, что это не она конфеты съела, а Аркадий. И что ей действительно как-то нехорошо. Но тут она узнала женщину напротив. От удивления, что та вдруг оказалась здесь и в таком виде мысли в по-прежнему кружащейся голове сбились в плотный ком, как мокрое бельё в центрифуге. А слова застревали где-то на полпути от мыслей к языку.
- Допрыгалась, гадина? - сказала женщина напротив. - Ты сама меня вынудила к этому. Имей в виду, ты сама меня вынудила убить тебя. Сама.
Глава 17
Работа не очень ладилась. У Игоря день вообще складывался как-то по-дурацки. К гаишникам он умудрился приехать в обеденный перерыв, и почти час пришлось ждать в очереди из мающихся мужиков, которые слонялись по коридору и изучали информацию на стенах. Игорь тоже чуть ли не наизусть выучил все виды штрафов и все типы нарушений. Ещё бы немного ожидания - и запомнил бы, наверное, наизусть расчётные счета, куда деньги слать. Он бы и плюнул, и отложил это дело на следующий раз, но, во-первых, не любил оставлять "незавершёнку", а во-вторых, слишком уж муторно было добираться сюда "безлошадному" - автоинспекция обосновалась чуть ли не в промзоне, по соседству с трамвайным депо. Если не на собственной машине, добираться очень неудобно - ходит только автобус, останавливается чуть ли не в километре, дальше - пешком.
Потом выяснилось, что он всё-таки зря ждал. Нужно было сначала написать заявление об угоне в местное отделение милиции, а потом уже разбираться с автоинспекцией.
Досадуя на зря потраченное время - час на дорогу от дома, почти час маяты в коридоре, да ещё полчаса пути до метро - он отправился в Отрадное, откуда ему уже звонил Санёк. Рассказал, что у клиента появились дополнительные соображения по квартире и, наверное, проводку нужно будет пересчитывать.
Дополнительные соображения оказались тёплым полом. Заказчику непременно хотелось упрятать в бетонную стяжку пола провода, чтобы получился электроподогрев. Нагрузка на сеть от такого подогрева ложилась серьёзная, и те провода и предохранители, которые Игорь выбрал в прошлый приход и которые уже закупил Санёк, теперь не годились.
- У этого твоего бандюка семь пятниц на неделе! - бурчал Игорь, заново осматривая квартиру и прикидывая, как теперь вести проводку, чтобы равномерно распределить нагрузку по фазам. - Не мог сразу сказать! Получается, вот здесь твои орлы зря штробили, и тут тоже. Теперь провод так и вот так пойдёт.