- Ладно, с Юрой разобрались. Теперь Сажин. Я так поняла, что у вас с ним тоже нет будущего. Что он как был одержимым своими идеями и планами Вадиком Сажиным, таким и остался. И это при том, что он всерьез увлечен тобой.
- Для семейной жизни мне нужен другой мужчина, - вырвалось у меня.
- Надеюсь, кандидата пока еще нет?
- Нет.
- Ладно, и с Вадиком, считай, тоже разобрались. Теперь давай разбираться с тобой. Расскажи мне в подробностях все то, что ты видела в этой квартире, еще раз, обстоятельно. И о Марине, и о чемодане.
- Да я как бы тебе все рассказала.
- И? Какой вывод сделала?
Я сказала ей, что убийцей считаю Лизу Воронкову, что верю Саше Паравиной, что у нее наверняка проверенные источники информации.
- Стало быть, ты перестала внушать себе, что ты - убийца. И что теперь будешь делать?
- Наверное, надо будет намекнуть Мишину, который продолжает делать вид, что он расследует это дело, чтобы он его закрыл. Да?
- Не знаю… Но согласись, что для Лизы эта схема действий, эта подготовка, планирование убийства, да и мотив - как-то сложно, непонятно… Где Лиза, а где, скажем, твоя консьержка? Откуда у Лизы ключи от твоей машины? Все слишком уж закручено… К тому же зачем Лизе было убивать Голта, если он приходил к ней почти каждый день?
Я не могла рассказать ей о Фиме и результатах его работы. А потому она никогда не узнает о разговоре Воронкова с дочерью, в котором он обещает ей всяческую поддержку.
- Предлагаю тебе забыть весь этот кошмар, поскольку если кто и убил Сергея, то уж к тебе все это не имеет никакого отношения. Это я к тому, что, даже если предположить, что убийца остается на свободе, ты все равно можешь продолжать жить спокойно и заниматься своими делами. А потому, прошу тебя, просто абстрагируйся, проведи похороны, вытерпи все это, а потом уезжай.
- Ты специально для этого приехала?
- Я же вижу, что ты неспокойна, что у тебя полна голова тараканов! А еще я хотела сказать тебе, что знаю про вас с Юрой. Не могла больше молчать. Хотела услышать твое мнение и сказать, что я всегда буду за вас, за тебя и Юру. И приму любое ваше решение. Вы - единственные близкие мне люди.
- А у тебя как дела? Что с Валентином?
- Вообще-то завтра мы подаем заявление в ЗАГС. - Она зарделась. И этот румянец так шел ей, что я не выдержала и поцеловала ее в щеку.
- Катя, моя ты дорогая, как же я рада за тебя!
- Я тоже чувствую себя хоть и по-новому, в каком-то непривычном для себя качестве, но он любит меня, и мне на душе как-то тепло, хорошо…
- Это и есть счастье.
- Да, я что пришла-то еще. Сегодня мы с Валентином устраиваем званый ужин у меня дома. Для тебя и Юры. Он пораньше закроет кафе. Хотим посидеть тесной компанией. Я приготовлю форель, будет грушевый пирог по новому рецепту. В девять. Придешь?
- Спрашиваешь! Конечно, приду!
Мне вдруг захотелось тоже семейного ужина, но только у меня дома. И чтобы были Юра, Катя, Валентин.
- Все, у меня полно дел!
Она ушла, даже и не подозревая, что своим визитом подогрела во мне все мои противоречивые чувства: желание найти убийцу Сережи, желание поговорить с Лизой Воронковой, желание вернуть Александру Борисовичу рисунки Жорж Санд и Мюссе, желание встретиться и заняться любовью с Юрой. Желаний накопилось так много, что я, чувствуя, как мозг мой закипает, что мне душно и как-то нехорошо, встала под прохладный душ.
15
Ближе к вечеру заехал Мишин. Просил прощения, что не смог разговаривать утром, объяснил, что в связи с делом Голта у него конфликт с начальством, настаивающим на закрытии дела.
- Но на каком основании? Что, нашли убийцу? - удивилась я.
- Многое указывает на то, что вашего мужа, Наталия Андреевна, убила Лиза Воронкова. Но я вам ничего не говорил. Да я вообще впервые в жизни настолько откровенен, что выдаю все наши тайны. Мы живем в обществе, где многое и многие взаимосвязаны, и где-то там, - он поднял палец кверху, - не хотят, чтобы я и дальше занимался этим расследованием. Есть один человек, ну просто негодяй, которого подозревают в убийствах двух молодых учительниц, и ему достаточно просто подкинуть несколько улик из дела, чтобы повесить на него и убийство Голта, и только вы можете либо дать этому делу ход, либо заставить следствие искать истинного убийцу, то есть будете настаивать на том, чтобы арестовали Лизу. Вы платили мне большие деньги, я старался изо всех сил помочь вам найти убийцу вашего мужа, но на меня так давят сверху, вплоть до увольнения! Я не знаю, что мне делать.
- А вы сами как считаете? Лиза действительно могла спланировать это убийство? Вы допрашивали ее? А что показала экспертиза? Пистолет, отпечатки пальцев… Они есть на руле в моей машине, той, что украл в Лобанове Перов?
- Нет, ее отпечатков нет. Присутствуют следы вашей подруги Екатерины Рихтер, ее племянника Юрия, ваши, Сергея Яковлевича, но следов Лизы нет. Но она могла быть в перчатках, сами понимаете. Алиби у нее нет, мотива как будто бы тоже. Однако…
- Что однако? И из пистолета, что вы обнаружили в ее квартире, тоже, я так думаю, никто не стрелял.
- Не стрелял.
- Ничего не понимаю.
- Думаю, я не сказал вам. Мы проверили все его разговоры на всех его пяти телефонах. В основном звонки были рабочие, он разговаривал с режиссерами, продюсерами, актерами. Но незадолго до смерти ему звонила Лена Юдина, это вы знаете. А последний звонок как раз Лизы Воронковой. Телефон, с которого ваш муж с ней разговаривал, а это было уже после того, как вы уехали в Улитино, исчез вместе с остальными. Думаю, что все эти телефоны Воронкова надежно спрятала.
- Бред. Разговаривал он с ней ночью, и что?
- А то, что она могла позвонить ему, а потом приехать, заставить его открыть гараж, вывести машину и отправиться на ней на место преступления, чтобы потом отвезти его труп в Лобаново.
Все это звучало крайне неубедительно.
- Хорошо, я вам так скажу. Ее отец подозревает, что она убила Голта. И очень переживает по этому поводу. Возможно, она сама ему что-то рассказала.
- Вот теперь что-то проясняется. А Юдина?
- После того, как нам стало известно время смерти Голта, мы проверили алиби Юдиной - в ту ночь она была дома, вместе с родителями. К ним заходил брат мужа, приносил ведро с земляникой и видел Лену. Словом, это не Юдина. Мои люди разговаривали с оператором турфирмы: ваш муж, Наталия Андреевна, действительно собирался отправиться с Юдиной в Дубровник, у них остался даже автограф Голта на свежем журнале "Ориентир-Туроператор". С чего бы это ей убивать любовника, с которым они сразу же после его гастролей в Париже собирались в Дубровник?
- Значит, все-таки Лиза. А разве у нее нет алиби? - Я все еще продолжала цепляться за невиновность Лизы, не желая верить в подлость Александра Борисовича Воронкова. Кто бы знал, как мне хотелось ощущать себя объектом обожания и желания!
Я жалела, что не могу рассказать следователю о Марине и ее ночной поездке на Павелецкий вокзал. Иначе пришлось бы рассказывать и о моей пропавшей подушке. И о следах крови на полу в гардеробной. Все эти факты наверняка вызвали бы подозрение у Мишина, и кто знает, может, он и усомнился бы в виновности Лизы.
Но я промолчала. Кто знает, что там было на самом деле.
- Так что скажете, Наталья Андреевна? Одно ваше слово - и дело будет закрыто, а в тюрьму сядет настоящий убийца, но только не имеющий никакого отношения к убийству вашего мужа. Просто в обществе на одного преступника станет меньше. Он будет изолирован!
- Да он ведь и так будет изолирован… - Я не знала, какое принять решение. - Саша, пожалуйста, дайте мне время.
- Хорошо. Я понимаю вас.
Мне хотелось сделать для него, уставшего и чувствовавшего себя перед всеми обязанным, что-нибудь хорошее. Да, к сожалению, следователей не выбирают, и мне достался Мишин. Не очень внимательный, не очень талантливый. Однако даже если бы он был гениальным следователем, все равно не все в нашем с ним деле зависело бы от него. В его системе многое зависело от руководства, каких-то частных интересов. Вот Лиза, к примеру, яркое тому доказательство. Единственная дочь Воронкова. Кто знает, что пообещал он высшему начальству за то, чтобы Лизу оставили в покое? Может, дом в Париже? Или в Монте-Карло? Или виллу на Багамах? Да за это можно такой придумать хитроумный план по обвинению в убийстве Голта совершенно невиновного человека, не говоря уже о настоящем преступнике!
Я вынесла ему конверт с деньгами, протянула.
- Все равно - спасибо за вашу работу. С вами я чувствовала себя в безопасности почему-то. Хотя знала, что я-то тут ни при чем.
Мишин ушел. Я чувствовала себя опустошенной.
Чтобы не наломать дров, не совершить глупостей, я решила в тот день вообще не выходить из дома. И по возможности не отвечать на телефонные звонки. Разве что реагировать на рабочие.
Вот я и отреагировала. Часа через два после ухода Мишина, когда я, зарывшись в простыни, все еще спала, глуша сном свои впечатления и желания, тяжкие мысли и безумные планы, мне позвонил Жорж, шеф-повар из "Мопры". Он звонил крайне редко, и каждый раз я напрягалась, слушая его голос с приятным европейским акцентом: пожар?
Но, слава богу, никакого пожара не случилось. Однако Жорж сказал мне в страшном волнении, что Олечка уволилась, а для него, человека, привыкшего считать работящую и контактную Олю своей правой рукой, это было сродни катастрофе.
Оля написала заявление об уходе, оставила свой поварской колпак и фартук на кухне, помахала всем рукой и ушла.
Без объяснения причины. Я спросила Жоржа, быть может, она выглядела расстроенной, все-таки, когда мы виделись с ней последний раз, она была немного не в себе, тяжело переживала разрыв со своим мужем. У меня даже промелькнула мысль, что Оля могла в отчаянии, находясь в депрессии, сделать что-нибудь с собой. И была удивлена, когда услышала, что Оля выглядела вполне довольной жизнью. Что ж, она могла найти себе новое место работы, подумала я с грустью и разочарованием. Вроде бы я платила ей хорошо, не знаю, что могло случиться. Или же ее веселый и счастливый вид был началом истерики, глубокого погружения в депрессию.
Я решила позвонить Вадиму, спросить, в каком состоянии он оставил Олю вчера, когда провожал. Как она себя вела, о чем говорила, может, делилась какими-то планами. Но телефон Вадима был выключен. Я позвонила Оле. "Вне зоны действия сети". Вот где она? Что с ней?
Я позвонила Фиме, рассказала об Оле, попросила разыскать ее. Не могла же я сидеть без действия, когда мой работник попал в беду! К тому же я могла элементарно предотвратить эту самую беду. Сколько женщин отправляются в мир иной из-за козлов-мужиков!
Время приближалось к восьми часам, мне пора было собираться к Кате. После душа я причесалась, уложила феном волосы волнами, накрасилась ярко, надела красное платье до середины колена, черные туфли на каблуках. Ну и брильянты - сережки, кольца, брошь. Конечно, я наряжалась для Юры. После того, что я услышала на той записи от него, и чувствуя, что он где-то в глубине души готов отказаться от меня из-за своих дурацких (а может, и не дурацких) принципов, я испытала чувство, похожее на тоску перед вынужденным прощанием. Да, скорее всего, мы с ним расстанемся, но не сейчас, возможно, когда я выберу себе мужа.
Сегодня же вечером подразню его этим красным платьем с декольте, пусть любуется моей грудью, мечтает, страдает.
Я никогда не приходила к Кате с пустыми руками. Поэтому выбрала подарок к этому первому их с Валей семейному торжеству. Подумала, что итальянская ваза из настоящего муранского стекла придется очень даже кстати - Катя очень любит цветы и часто покупает их для себя. А уж теперь, когда в ее жизни появился Валя, цветов, возможно, будет больше! Но первый букет для этой самой вазы я собиралась купить немедленно, по пути к Кате, в круглосуточном цветочном магазине. Можно было, конечно, заказать по интернету, но заказ мог прийти с опозданием. А я запланировала заехать еще в один магазин, купить что-нибудь к столу.
Ровно в восемь пятнадцать я вышла из квартиры, спустилась вниз и, помахав постукивающей спицами Марине, сидящей за стеклянной перегородкой, вышла на улицу.
Как хорошо вечером, ни тебе жары, ни запаха гари, горячего асфальта. Благодать!
- Добрый вечер!
Я обмерла. Александр Борисович появился передо мной, как в кино о призраках. Возник из вечернего синего воздуха. Я вдруг подумала, что в моем сознании существует как бы два Воронкова. Первый - тот, который уважал мою любовь к Жорж Санд, и ценил мой талант ресторатора, и, быть может, видел во мне прежде всего женщину. И второй - отец убийцы моего мужа, покрывающий преступление, совершенное больной дочерью (любовницей Голта).
Сейчас же увидела перед собой третьего Воронкова - красивого, импозантного, хоть и крупноватого мужчину с горящим взглядом.
- Наташа, ты не представляешь себе, как же я рад тебя видеть!
Он обращался ко мне на "ты" так, как если бы мы были с ним знакомы сто лет. На этот раз он был без цветов.
- Откуда вы знали, что я выйду из дома?
- А я и не знал. Я собирался подняться к тебе.
- Марина бы не пустила.
- Пустила бы. - Он едва заметно усмехнулся. Да, вероятно, он принадлежал к числу тех людей, перед которыми распахиваются любые двери. - Ты куда?
- На свидание.
- А может, в ресторан? Я столик заказал.
- Да? Надо же! Какая самоуверенность!
- Ты можешь позвонить и отменить свидание?
Я вдруг представила себе выражение лица Кати, встречающей нас с Воронковым на пороге своей квартиры. Удивление, недоумение, любопытство, разочарование? Как она отреагирует на такой поворот? На такую компанию? Вот я бы на ее месте, не зная всей ситуации, сочла бы за честь принимать у себя такого человека, как Воронков.
А Юра? Как поведет себя он? Подумает, что я пришла дразнить его не только красным платьем, но и новым любовником? Воспримет это как мое желание отомстить ему за его нерешительность? А что, очень даже неплохо.
- Честно говоря, я направляюсь к своей подруге Кате, на ужин. Она выходит замуж.
Можно было и не уточнять, но мне хотелось, чтобы он понял, почему я такая нарядная.
- Хотите составить мне компанию?
- С величайшим удовольствием!
Мы отправились на его машине, заехали в цветочный магазин, купили букет из бледно-розовых кустовых роз, огромный, роскошный, затем заглянули в армянский магазин на Тверской, купили закусок, вина (за все платил, разумеется, Воронков) и подъехали к дому Кати ровно в половине десятого, то есть с опозданием.
В подъезде мы миновали консьержку, полусонную старушку, коротающую свое рабочее время перед маленьким телевизором. Дом был обычный, не такой элитный, как у меня, но с очень активными жильцами. Увидев меня, узнав, консьержка кивнула мне головой и снова уставилась в экран.
Мы поднялись, я позвонила в дверь. Мне открыл Юра. Увидел меня, и его щеки мгновенно начали покрываться розовыми пятнами. Он разволновался.
- Привет! Знакомьтесь - Александр Борисович Воронков!
- Юра, - он улыбнулся одними губами, пожимая большую ладонь моего спутника.
Появившаяся за спиной Юры Катя не смогла справиться с удивлением и остановилась, словно налетев на невидимую преграду. Затем заставила себя улыбнуться.
- Очень приятно! Проходите, пожалуйста! Все остывает!
Валя Трушин приподнялся со своего места во главе накрытого стола, чтобы поздороваться с нами. Его вытянутое, красивое, породистое лицо осветила искренняя улыбка. Он-то ничего не подозревал и воспринял мое появление в обществе солидного господина как дань уважения его первому ужину в доме своей беременной невесты. И, конечно же, он волновался.
Александр протянул хозяйке букет, за цветами и Кати-то не было видно!
Я вспомнила про закуски, попросила Юру разобрать пакеты.
Выжимая сок из половинки лимона на жареную форель, я слушала болтовню мужчин, бросая осторожные взгляды на Катю. Я видела, что она была недовольна. Что ей нужно было, я так и не поняла. То она сватала меня за Сажина, то хотела пристроить к своему племяннику (вернее, племянника пристроить ко мне). Но я знала, чувствовала, что она, действуя, быть может, за моей спиной, хотела мне одного - тихого семейного счастья. Нормального мужа. И Сажин, и Юра, в сущности, могли бы составить мне пару.
Поначалу за столом было как-то напряженно, но после вина и вкусной еды настроение у всех, кроме Юры, поднялось. Валя и Александр нашли много общих тем, в основном говорили о политике, но как-то смехом, не серьезно. Мы с Катей обсуждали наши ресторанные проблемы, но тоже как-то легко, весело. Уж не знаю, как случилось, но сидевший рядом со мной Юра задел рукавом мой бокал с красным вином, и оно пролилось мне на платье. Я бросилась в ванную комнату, досадуя на то, что Юра все это подстроил, поскольку на правах виновника этого маленького происшествия он пошел за мной, хотя и притормозил перед дверями в ванную комнату. И когда я замыла платье, промокнув сухим полотенцем, и вышла из ванной в коридор, Юра тотчас, пользуясь тем, что поблизости никого не было, умыкнул меня в темную кладовку, где принялся осыпать поцелуями. Я чувствовала себя как школьница, которую тискают на переменке в темной раздевалке. Уж не знаю почему, но меня буквально распирал смех! И в этой идиотской ситуации, понимая, что Юра хочет от меня одного - узнать, какие отношения связывают меня с моим спутником, холеным господином в костюме стоимостью как весь "Цахес", я решила для начала увидеть его лицо, глаза. Кладовка была мне знакома, в свое время я помогала Кате, едва она въехала в эту квартиру, расставлять там багаж, а потому я знала, где находится выключатель. Потянувшись рукой к нему, я, думаю, нечаянно ударила по лицу Юру, тот поймал мою руку и принялся целовать, бормоча что-то типа "Как же я соскучился!". Я хотела отпрянуть от него, боясь, что он, разозлившись, поступит так, как поступают все нехорошие мальчики, желавшие пометить девушку особым знаком собственника - засосом. Но позади меня оказалось нечто, возможно, пачка старых газет на полу или стопка картонок, словом, я взгромоздилась на эту невысокую и зыбкую конструкцию на своих каблуках и, чтобы не упасть, попыталась нащупать в темноте края полок, чтобы удержать равновесие. И тут мне на голову что-то упало. Не тяжелое, но объемное, что ударило меня по носу и щеке… Ситуация переставала быть комичной. Надо было срочно выбираться из кладовки, что я и сделала, все же сумев нащупать выключатель. Вспыхнул свет, я, зажмурившись и боясь, что за мной следом мог пойти Воронков, вытолкала Юру из кладовой. Опустив голову, я подняла сумку Кати. Старая сумка с имитацией крокодиловой кожи, мягкая, желтовато-коричневая. Она была набита чем-то мягким и легким.
Мне повезло, мой нос выдержал удар, и крови не было. Я вернулась за стол, думая о своем. Юра объяснил свое долгое отсутствие тем, что раскладывал на кухне мороженое.
Александр, сидящий по другую сторону, часто поглядывал на меня, словно пытаясь поймать мой взгляд.
- Можно тебя на минутку? - вдруг сказала Катя, приглашая меня взглядом выйти из комнаты.