- Так не стой. Иди, присядь сюда ближе, - Легкий разлил по трем стаканам. - С Алексом мы бы помянули былое, но раз он против, тогда уж с тобой - за встречу.
Выпили.
- Что это такое?
- Коньяк.
- А можно еще?
- Пей. Если хочешь, с собой заберешь.
- Что, Легкий, давно его знаешь?
- Кого? Его-то? Ну… Сложно не знать. Пшено как заговорил - так аж остановиться не мог.
Алекс закурил, выпустив дым в высокий потолок. По штукатурке бежали темные трещины - как паутина. Если смотреть долго, она словно опускалась прямо на голову.
Легкий всегда любил тянуть время.
- Ладно, давай к делу. Первым ошибся я, когда решил, что моя вещь у тебя. Конечно, мы могли выяснить это еще в тот раз, когда ты ко мне приходил.
- То есть, выходит, что неправ все же я?
- Не в этом случае.
- Скажи-ка лучше про сарай.
- За это извини. Мы не собирались ее трогать, и не я велел. Хвощ сам. Как брата увидел - так прямо помешался. Когда я узнал, то остановил, но уже поздновато было. Еще накажу его за то, что без спроса суется, не сомневайся.
- Да вы могли ее хоть на лоскуты пустить - мне-то что? Какое мне вообще должно быть до нее дело? - ну сколько же еще терпеливо слушать весь этот бред?
Алекс схватил со стола графин и запустил в окно.
Тощий вздрогнул, Легкий поморщился.
- А ведь я и забыл уже, до чего с тобой непросто. Ты меня совсем не слушаешь.
- Так говори! Что ты хотел мне сказать этой девкой, а? Что я такое, твою мать, упускаю?
- Теперь уже я, похоже, чего-то не понимаю. Ты ведь ее искал?
- Чего? Знать ее не знаю. Где Маруська?
Легкий, похоже, удивился. Отхлебнул из стакана, потер переносицу.
- Так, подожди… Сперва мы забрали эту девку - а вот имя как-то не спросили. Потом ты пришел сюда и кого-то искал. Я решил, что ее. И потому подумал, что моя вещица у тебя. Но затем выяснил, что это не так. Стало быть, я ошибся. И потому, несмотря на всю эту бодягу с моим Пшеном, вернул девку тебе.
- Что ты несешь? Какая еще вещица? Ты договаривался с моей сукой у театра. Сразу после она и пропала.
- Это точно был ты, я помню, - подтвердил Тощий.
- У твоего театра? Возле сквера?
- Ага.
- Вот же… А ведь уже и забыл.
Легкий плеснул себе еще коньяка, выпил.
- Я правда не знал. Иначе и не глянул бы на нее. Тогда я даже не догадывался, что это твой театр. Когда услышал, даже не поверил. Ты - и вдруг театр.
- У тебя тоже прежде лавки не было.
- Да, точно… Ничего с ней не вышло, правда. Мы собирались встретиться в номерах - но она не приехала. Можешь не верить - но только зачем мне врать?
- Всегда есть причины.
- Только не в этот раз. Я был уверен, что ты ищешь здесь именно ту девку, которую привезли мы.
- Если все лажа, Легкий, то я узнаю. Но где тогда Машка, если не у тебя?
- Ее точно нет в овраге… Иначе до меня бы давно дошло.
Алекс глотнул из стакана. Неплохое пойло.
- Можем поискать наверху. У меня человек там присматривает. Что скажешь?
Изворотливый Легкий выглядел виноватым.
- Редкое дерьмо.
- Точно. Но ведь не в первый раз, верно? В расчете?
- Похоже.
- Ну что, за мир?
Чокнулись стаканами.
Единственный след, который казался верным, завел в тупик.
* * *
- Закрой рот! Дай подумать, а?
Алекс снова уставился в пол - ушел в себя. Он явно был раздражен - но Макар ничего не мог с собой поделать.
- Но зачем мне к нему идти? Ведь ты сам говорил, что ничего мне за все это не будет…
Поднявшись со зрительского сиденья, Алекс схватил Макара за ворот и прижал к стене.
- Ты меня достал. Нет, Тощий. Ты пойдешь к своей Червяни. Когда не надо будет ходить - я сам тебе скажу. Не болтай ничего - просто слушай. Только про Маруську чтобы прямо в лоб не спрашивал, ясно?
- Ну да… Ладно. Хорошо, я пойду. Пусти.
- Раз нажрался с утра - за языком теперь следи. Понял?
После прогулки в овраг Макар допил бутылку, которую дал Легкий, а потом приложился и к тому пойлу, что водилось в театре. Так что Алекс не преувеличивал. Как и сестра: она заметила, что лучше бы Макару не продолжать оббивать стены, а проспаться. А мать уже несколько дней и вовсе с ним не разговаривала - с тех самых пор, как их навестили люди Легкого. Сперва сказала, что лучше бы он умер младенцем - а напоследок, что он погубил и свою душу, и их всех заодно. И замолчала.
- Так идите назад в барак, - предложил Макар. В тот раз он тоже был пьян.
Но они, понятное дело, никуда не ушли. Еще бы: мало того, что они жили в театре бесплатно и питались задарма из буфета, так еще и Алекс временами деньжат Макару подкидывал. А он сам на днях их и в игре приумножил. Прав был Колесо: новичку везло.
В общем, если не забивать голову ненужными сомнениями - да и те после утреннего разговора с Алексом порядком ослабли - то жизнь у семьи наладилась. Могли бы и спасибо сказать. Но они все ворчали. И, честно признаться, на душе от слов матери становилось неуютно и беспокойно. Хотя она столько раз Макара проклинала - давно пора бы привыкнуть.
Алексу, понятное дело, о таких огорчениях и заикаться не стоило - только если бы захотелось шибко развеселить. Но поделиться тянуло, и Макар как-то посетовал на домашних Колесу. Тот утешил: бабам никогда не угодишь, что только для них не делай. Мол, и так, и так плохо выйдет. Он вообще серьезно отнесся, предложил из театра в Старый город перебраться:
- Не лучшее у вас там для дитенка место.
Макар, конечно, поблагодарил за заботу. Верно Колесо заметил, да и в целом ему виднее: семья у него хорошая, жена добрая да покладистая. Кажется, они с Аленкой даже не дрались.
Может, и Макаровы бы вдали от театра успокоились бы.
Да только как их убедить переехать? Мать в детстве рассказами об овраге их с сестрой на ночь пугала. Да и сейчас при одном упоминании крестилась. Для нее Старый город - будто ад.
Разве что насильно покидать их в телегу… Алекс, конечно, так бы и сделал. Но у Макара на такое рука не поднимется. Нет, даже думать об этом нет смысла. До чего странные мысли приходят в хмельную голову!
Да и вдруг бы Алекс обиделся, если бы они ушли? Подумал, что Макар не ценит гостеприимство…
Заходя в гостиницу, Макар споткнулся.
- Ну, отец, наделали вы тут у себя порогов, - развязно возмутился он.
Ферапонт сокрушенно покачал голой головой.
- Я к себе.
- Иди уже. Тебя ждут.
Поднимаясь, Макар вцепился в перила. Ступеньки разбегались, точно живые. Приходилось, отдуваясь, ловить каждую.
- Да что тут за лестницы!
На втором этаже он все-таки растянулся. Встал, ругаясь, побрел выше.
Не найдя ключа, принялся ломиться в дверь.
- Откройте! Это я!
Отворилась соседняя.
- Что ты орешь на весь дом, мерзавец?
Макар ввалился в пятнадцатый номер и бахнулся на кровать.
- Да ты пьян в стельку. Два часа за полдень - а уже готов.
- И ничего такого.
- Ну да. Оттого ты на лестнице такой крик и поднял.
- Так неловко по ней ходить, - рассмеялся Макар, вспомнив чудную избу Колеса. Там-то еще пуще шею сломать можно.
- Ладно, Свист, черт с тобой. Я просил тебя разузнать, что там про Митрофановых слышно?
Верно, но Макар о том позабыл.
- Как я вам с ней помог-то, а? Все разузнал, как вы и велели, - нужно бы соврать, но ничего в голову не приходило.
- Да, ты оказался полезен, чего там. Уже в понедельник суд и на каторгу поедет. Бессрочно.
Бессрочная каторга? Вот дела.
- Но мы тут еще кое-кого нашли. Вот и спрашиваю тебя. С кем они знакомства водили? Кто к ним заглядывал? А, может, они на могилу к кому часто ходили?
То привидения, то вот это. Червинский до странности суеверный - поди, больше, чем мать.
- Так да… Ходили. Муж у Матрехи давно помер.
- Очень хорошо. Ты когда-нибудь встречал урода, который крадет трупы с кладбища? Что-нибудь о нем слышал?
- Как это? Он их что - прямо из могил выкапывает? А на кой они ему сдались?
- Неважно. Значит, про такое в овраге молчат.
Вдруг Макара разобрало бесстрашное веселье.
- Да, там о другом больше болтают. Уж который день - а все не угомонятся.
- И о чем?
- Говорят, будто легавые продали украденное и себе в карман положили, - мерзко засмеялся Макар.
- Что ты городишь?
- Да, это только и обсуждают. Мол, надо скинуться всем, раз вам уж так бедно живется.
- Макарка, ты решил шутки со мной шутить? - сыщик поднялся и сделал шаг. Может, и намеревался потрепать, а может, и почудилось.
Несмотря на хмель, Макар довольно ловко перекатился по кровати и встал на ноги. Длинный - едва не уперся в потолок бритой макушкой, весь покрытый следами бесславных схваток.
- Э, не-не… Что такое? Вы сами спросили - я и ответил.
Червинский замешкался и… отступил.
- Всякий бред треплют. Да и что с них, гаденышей, взять? Всех бы перевешать - да виселиц не хватит.
Макар кивнул, щурясь от света. Губы кривились в пьяной ухмылке.
* * *
Бирюлев писал новую статью о невидимых. Начал с самого утра, как проснулся, не дожидаясь понедельника.
Работа местной полиции вдохновляла репортера не в первый раз. Но теперь Бирюлев точно сможет убедить Титоренко к нему прислушаться.
Постучали.
- Входи, Ферапонт.
Дверь скрипнула.
- Заплачу через день, ладно? Сегодня уже не пойду - занят, а завтра банк закрыт, - сказал Бирюлев, не оборачиваясь.
- Добрый день, Георгий Сергеевич.
Червинский?
- Чего изволите, Николай Петрович? - холодно отозвался репортер, скрывая удивление.
- Я как раз был здесь и решил зайти к вам. Неудобно все-таки вышло. Прояснить бы нам кое-что.
- Не утруждайтесь. Или же вы именно поэтому здесь? Хотите устранить и меня? После того, как украли мои бумаги?
- О чем вы, Бирюлев? - сыщик устроился в засаленном кресле. - Какие бумаги?
- О, полно вам… Их больше никто не мог взять.
Бирюлев отложил ручку и повернулся к незваному гостю.
Молча посмотрели друг на друга.
- Уверяю, все обстоит не так, как вам кажется, - первым заговорил Червинский. - Но вы просто не поймете, если я вам расскажу. Я был вынужден…
- Вы о чем? О проданной статуэтке? О тайном визите к госпоже Рыбиной? Или о краже из моего стола?
- Я не заходил в ваш номер. Хотите - верьте, хотите - нет.
- У вас есть ключи.
- Да. От пятнадцатого. Он снимается за счет полиции. Но кто бы мне дал остальные?
- Хм… Позвольте, намекну… Прежде я искал встреч с вами, Червинский, но это время ушло.
- Признаю: визит к вам оказался не лучшей затеей. Однако, я принес и хорошие новости: Митрофанова в понедельник наконец-то предстанет перед судом.
- Вы опять ошиблись: она мне не интересна. Я упорно не вижу связи между прислугой Коховского и убийством отца. А меня - как ни странно - куда больше волнует именно он. Да, а еще мой приятель детства Батурин и украденные бумаги. Не смею задерживать. У вас наверняка дела… в Старом городе либо у Натальи Васильевны.
Бирюлев сделал вид, что вернулся к работе.
- Да, у меня и впрямь есть дела. Сегодня Митрофанова сдала сообщника. Ближе к вечеру мы навестим его логово.
- Вот как? И кто же он?
- Гробокопатель. Похищал тела с кладбища.
Репортер сморщился.
- Отвратительно. Но при чем тут невидимые?
- Митрофанова уверяет, что он - один из убийц. Доброго дня, Бирюлев.
Червинский направился к двери.
- Подождите. К чему вы мне рассказали? Ваши слова непременно окажутся в газете.
- Не возражаю.
- Я хочу поехать туда с вами и сам все увидеть.
- Тогда поспешим.
* * *
Под вечер из полицейского участка двинулись на телеге - хоть и медленно, но зато поместилось больше народу. Отправились в сторону погоста, широко раскинувшегося за пределами города.
На месте дорогу вызвался показать священник из кладбищенской часовни - когда его удалось добудиться. Суетливый, юркий.
- Как же так, господа? Ведь то, что вы сказали - чудовищно! Немыслимо! Разве могло прийти кому-то в голову творить столь бесовское богохульство? - все причитал он, пока полицейские шли по улицам города мертвых.
Его куда больше волновали могилы, чем убийства. Умершие здесь были важнее живых.
Маленькая лачуга гробовщика приткнулась на самом отшибе.
- У вас что, только он работает?
- Так силен, как бык. Им и обходились… Спокойный, трудолюбивый. Не пьет. С ним никогда и хлопот-то не видели! Вы, должно быть, ошиблись.
Толкнули дверь - она легко отворилась. Запахло отвратительно - гнилью и разложением. Священник зажал нос кружевным платком, другую руку приложил к области сердца.
- Боже святый! Прости, господи, что поминаю всуе - но что же там может так смердеть?
Полицейские вместе с Червинским пошли внутрь. Бирюлев не решился. От гнусного смрада и так едва не подгибались колени.
Вместо того он принялся бродить вокруг, не отходя далеко, чтобы не упустить важное. Впрочем, полицейские, набившиеся в лачугу, говорили громко. Бирюлев отлично слышал их брезгливые восклицания.
- Это мышь! Мышь в банке. Ох, тьфу…
- Аккуратнее! Постарайся больше ничего не разбить…
- Червинский! Здесь человеческий череп!
- Рука…
Заслушавшись, Бирюлев оступился. Нога соскользнула вниз, каблук застрял. Пытаясь высвободится, репортер елозил в земле. Оказалось, что он увяз между засыпанным настилом из досок.
Вырвавшись из ловушки, Бирюлев пригляделся и принялся, от нечего делать, отбрасывать землю носком ботинка вдоль линии, начерченной досками.
Поодаль обнаружился деревянный люк.
- Колодец? На кладбище? - вслух удивился репортер.
- Где? - Червинский, который, похоже, как раз вышел на воздух отдышаться, подошел ближе. - Точно. Что там?
Наклонившись, сыщик потянул крышку. Она не поддалась.
- Помогите же, Бирюлев!
Вдвоем они сбросили ее на землю. Понесло сыростью. Червинский лег на живот - прямо на грязь - вглядываясь в темноту.
- Там что-то есть! Принесите фонарь!
Осветив дно пустого колодца, они увидели на земле очертания тела.
- Эй! Ты кто? Живой?
- Ааа… - застонали внизу.
Женщина?
- Надо туда спуститься, - решил сыщик. - Кто полезет?
- Нее… Нет. Темноты шибко боюсь, - открестился ближний из подошедших городовых.
- Есть кто смелый? - Червинский оглядел всю компанию из шести полицейских и Бирюлева. - А, черт с вами, сам полезу. Несите веревку.
Обвязав сыщика за пояс, городовые медленно спустили его на дно колодца. Он долго возился там, что-то бубня.
- Есть! Вытаскивай!
Поднятый на поверхность Червинский держал тощее, грязное тело в ошметках черного платья. Сыщик уложил его на землю.
- И кто тут?
Находка щурилась от света сумерек, прятала лицо руками и почти беззвучно шипела.
- Елена? - с изумлением спросил Бирюлев. - Елена Парижская?
Она дернулась, отняла руку, вглядываясь в Бирюлева светлыми большими глазами. Теперь в ней сложно было признать прежнюю прелестницу - но это точно она.
- Ты убила моего отца, - и что вдруг нашло? Видимо, сказались нездоровая обстановка и события минувших часов. - Бирюлева. Археолога.
- Опомнитесь! Что за ересь вы несете?! Она едва дышит, - резко одернул Червинский.
- Да… Я… - глухо и тихо, но внятно шепнула Елена.
18
Держа в руках зеркало, Елена придирчиво рассматривала свое отражение. Похоже, оно ей не слишком нравилось.
Прежде Червинский видел актрису лишь мельком, но был впечатлен. Теперь же от нее осталась лишь тень прежней - исхудавшая, с глубоко ввалившимися глазами, в больничном платье, без грима, со скромной косой.
Впрочем, то существо, которое сыщик больше недели назад достал из колодца, и вовсе мало походило на человека.
Однако она окрепла достаточно, чтобы кокетничать с полицейскими. За исключением Червинского. С ним она уже несколько дней или вовсе отказывалась говорить, или озвучивала ставшую традиционной реплику:
- Боже, до чего вы жестоки! Я почти месяц провела в жуткой яме. Меня похитили! Я жертва! Вы должны наказать преступника, а не издеваться надо мной вашими ужасными вопросами.
Затем Елена всхлипывала, стараясь не кривиться.
После признания в убийстве Бирюлева-старшего ее в большом секрете привезли в заводскую лечебницу. Если уж актриса связана с невидимыми, то стоило соблюдать осторожность - тут все оказались единодушны. Даже газетчик согласился держать рот на замке.
По просьбе сыщиков койку Елены поставили в отдельную комнатенку, потеснив больничные припасы. Душная, жаркая. Помимо летнего зноя за стенами, ее нагревали лампы - а окон не было: свет пациентке пока не рекомендовался.
Двое городовых круглые сутки сидели под ее дверью. Бочинский обычно составлял им компанию. Вслед за ним и Червинский почти поселился в больнице, не сводя глаз ни с актрисы, ни с напарника.
На второй день Елена заговорила. Рыдая, рассказала, как "мерзкий урод" ходил за ней по пятам, а потом похитил и заточил под землей.
- Почему это случилось со мной? Он должен был меня защищать! - истерично выкрикнула она, захлебываясь в настоящих, лишенных фальши, слезах.
Тюремщик почти не показывался ей на глаза. За все время Елена видела его лишь дважды, мельком, но узнала в нем давнего преследователя.
Она отрицала поругание. Старый сыщик не верил, однако Червинский точно знал, что тут актриса не лжет.
Больше никаких объяснений в тот раз не последовало. Елене сделали укол морфия, и она уснула.
На следующий день Червинский снова наведался к ней - и тогда актриса рассказала об убийстве Бирюлева.
- Вы ведь пришли за мной из-за него?
Сыщик неопределенно пожал плечами. Елена еще не совсем оправилась и толком не понимала, что происходит. Пожалуй, единственная возможность услышать из уст этой дамы правду.
- Да, я хорошо помню старика. Даже его фамилию - Бирюлев. У меня был с собой аптекарский пузырек. Смесь лауданума и хлороформа. Я несколько раз добавляла ее в стакан, но он оставался бодрым. Вот я и вылила все. Потом мы пошли в спальню. Ну, и он вскоре уснул. Я не собиралась его убивать, понимаете?
- Так происходило со всеми?
- Что вы, побойтесь бога! Нет, осечка вышла лишь пару раз.
- Давайте, я назову вам имена, а вы скажете, встречали ли этих людей? Грамс? Рябинин? Коховский?
- Хм… Нет. Точно нет. Последнюю фамилию где-то слышала, но лично не знакома.