- Спать будешь здесь. Придется тебя привязать. Что-нибудь затеешь - сначала выстрелю, потом извинюсь. В нашем положении не до церемоний.
Он казался воплощением покорности. Я снова связал ему руки; Макс стоял молча, неподвижно. Я подвел его к мешкам, он опустился на колени. Я запер дверь хижины и спрятал ключ в карман. Он мог выбраться из избушки, лишь сорвав мешки с окон, но я услышал бы треск ткани, если бы Макс решился на такой шаг.
Мы с Ведой ушли в дальнюю, изолированную комнату. Дверь между комнатами мы оставили приоткрытой. Я с ног валился от усталости. Вечер выдался насыщенный; я вспомнил матушку Отис, сдувающую седую прядь, ее остекленевшие глаза.
- Как твой бок?
- Нормально. Немного жжет, но это пустяки.
Я сидел на краю кровати, пока она раздевалась. Потрясающая фигура Веды волновала меня даже сейчас, когда моя голова была занята Максом.
- Что произошло у него дома? - спросила она, надевая через голову ночную рубашку.
Когда прелести Веды скрылись за тонкой тканью, в комнате стало гораздо скучнее.
- Ничего интересного. Старуха действительно оказалась алкоголичкой. Я напоил ее, и она отключилась. Письмо лежало под подушкой. Его содержание - настоящий динамит. Я сжег листки.
- Старуха способна узнать тебя?
- Наверно, нет. Она здорово накачалась.
Веда легла на нижнюю койку.
- Как мы с ним поступим?
Мы говорили шепотом, чтобы Макс нас не слышал. Атмосфера в хижине изменилась. С появлением Макса избушка перестала быть нашим домом, она превратилась в новое убежище.
- Подержим его здесь. Что еще мы можем сделать?
- Он видит, что ты отпускаешь усы.
Веда посмотрела на меня не мигая; мышца на ее щеке подергивалась.
- Нам придется постоянно следить за ним. Он все испортил, правда?
- Да.
Я начал раздеваться.
- Майк бы убил его. Отис не заслуживает иной участи. Он притащился сюда, чтобы шантажировать нас. Макс бы нас не пощадил. - Веда отвела глаза в сторону. - Никто не узнал бы.
Я в тишине залез на верхнюю койку; когда я потянулся, чтобы задуть свечу, Веда сказала:
- Только так мы обеспечим свою безопасность. Он меня пугает, Флойд.
- Выбрось эту идею из головы.
- Ладно.
Я опустил руку и коснулся кисти девушки. Она была сухой и холодной.
- Не думай об этом. Мы ничего не можем сделать. Нам осталось ждать всего неделю. Потом мы тронемся.
- Он выдаст нас полиции. Все уверены, что мы в Мексике. После его заявления облава возобновится.
Она была, конечно, права.
- Может, стоит взять его с собой. Мы могли бы отправиться в Мексику. А там мы бы его отпустили.
- Ты шутишь, да? Тогда ты никогда не докажешь, что ты не убивал Бретта.
Я подумал об этом. Если полиция узнает о том, что мы в Штатах, мне не удастся разоблачить Гормана.
- Это верно.
Мне вдруг захотелось, чтобы Веда лежала рядом.
- Ты не поднимешься ко мне?
- Не сейчас. Рана немного болит. Завтра вечером, дорогой.
- Ладно.
Я уставился в темноту; мне стало одиноко. Нас словно разделял невидимый барьер. Мы слышали, как Макс переваливается с боку на бок, устраиваясь поудобнее. Один раз он застонал. Я не испытывал к нему жалости.
- Я бы не хотела навсегда остаться в Мексике, - внезапно сказала Веда.
- Тебе и не придется. За год все забудется.
- Год - это слишком большой срок. Ты не сможешь найти утерянные нити. Через год тебе не удастся доказать, что Бретта убил Горман.
- Ну и положение у нас, а? Я не убивал Бретта, но меня считают его убийцей. Прикончив Макса, я смогу убедить присяжных в том, что я не виновен в смерти Бретта. Но чего я добьюсь? Чтобы доказать, что я не убийца, я должен им стать. Замечательно, правда? Хорошо, пусть я убью Макса. Кроме нас двоих, никто об этом не узнает. Мы собираемся жить вместе. Если я стану убийцей, наши отношения изменятся. Сначала мы можем этого не заметить, но в конце концов нам не удастся обмануть себя.
- Да. Ты не должен убивать его.
Мы вернулись к тому, с чего начали. Замкнутый круг, и никакого выхода.
- Обожди, что-нибудь придумаем.
- Он может умереть от болезни.
- Это пустые мечты. Он еще сорок лет проживет, судя по его внешнему виду.
- Да. Вдруг с ним произойдет несчастный случай…
- Вряд ли. Он человек осторожный. Нет, так мы ни к чему не придем.
Макс захрапел.
- Он-то ни о чем не тревожится. Спит как младенец.
В ее голосе прозвучала злость.
- Постарайся заснуть. Мы можем так всю ночь проболтать.
Я лежал в темноте и ломал голову, пытаясь отыскать выход из ситуации, но не находил его. Если мы отпустим Макса, он выдаст нас, чтобы получить вознаграждение. Если мы будем держать его здесь, нам придется постоянно следить за ним, и в любой момент он может выкинуть какой-нибудь фортель. Если мы уедем, оставив Макса здесь, полиция схватит нас через день-два. Меня охватило отчаяние: задачка не решалась. Я услышал тихий плач Веды, и у меня не нашлось мужества утешить ее. Темнота стала густой, душной. Храп Отиса раздражал меня; когда я наконец задремал, мне приснилось, что Веда перешла на сторону Макса. Всякий раз, когда я глядел на них, они таинственно улыбались; это я лежал на мешках в прохладной комнате, а Макс с Ведой находились в дальней, изолированной. Я слышал, как они перешептываются, и знал, что они собираются убить меня.
Я вдруг проснулся, замерзший и встревоженный. Уставился в темноту. Мое сердце билось отчаянно. Мне стало страшно оттого, что я не услышал, как храпит Макс. Я опустил руку, чтобы дотронуться до Веды, но пальцы нашли только теплую подушку. Я замер; вдоль моего тела прокатилась ледяная волна.
- Веда? - тихо позвал я, садясь. - Ты здесь?
Из соседней комнаты донеслись чьи-то шаги. Я соскочил с койки, схватил фонарь, который я держал под подушкой. Осветил нижнюю койку: она была пуста. Заскрипела доска. Я бросился к револьверу. Дверь, ведущая в проходную комнату, была закрыта. Вечером я оставил там щель. Я обратился в слух, держа оружие в руке и направив луч на дверь. Она начала открываться. Я снял револьвер с предохранителя; волосы на моем затылке встали дыбом.
В дверном проеме появилась Веда.
- Что случилось? Что ты делала? - выдавил из себя я.
Она ничего мне не ответила и не спеша направилась в мою сторону; руки ее висели безвольно. Она скорее плыла, чем шла; тонкая ночная рубашка придавала Веде сходство с привидением.
Я увидел ее закрытые глаза. Она двигалась во сне. Лицо Веды было спокойным, безмятежным; спящим телом девушки руководил разум. Я ощутил ее легкое дыхание. Сейчас Веда была прекрасней, чем когда-либо. Она скользнула мимо меня и легла на койку. Некоторое время я смотрел на Веду, затем подошел к ней и осторожно накрыл девушку одеялом.
- Теперь все будет хорошо, дорогой, - сонным голосом пробормотала она. - Мы можем не волноваться.
Мои внутренности превратились в лед; когда я направился к двери, ноги мои начали подгибаться. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Я прислушался, боясь войти туда. Ветер раскачивал деревья. Дрожащей рукой я направил луч фонаря в дальний от меня угол.
Макс лежал в луже крови, хлеставшей из красного пятна, расположенного над сердцем. Там торчало что-то короткое и черное.
Я одним махом пересек комнату и склонился над Максом. Веда вонзила в него нож. Вид у Макса был умиротворенный, счастливый. Он умер во сне; по его лицу я догадался, что смерть была легкой и мгновенной.
Не помню, как долго я стоял над ним. Убийство! Если Макса найдут, мне придется либо отвечать за это преступление, либо объяснить, что его совершила Веда. Но кто мне поверит? Свидетелей нет. Убийца - либо я, либо она. Вот бы обрадовался Редферн, если бы узнал о смерти Макса! Но Веда не убивала Отиса. Даже сейчас она не догадывалась о его кончине, хотя удар был нанесен ее рукой. Я не мог сказать Веде, что она убила Макса. Я боялся травмировать любимого человека. Я решил похоронить Макса до ее пробуждения и любой ценой скрыть от девушки правду.
Я вытащил нож из раны. Кровь хлынула еще сильней.
Я пробрался во вторую комнату и взял мою одежду. Веда лежала неподвижно, на губах ее играла улыбка. Я тихо закрыл за собой дверь. Не зажигая лампы, оделся при свете фонаря. Налил себе виски. Я старался не глядеть в сторону Макса. Меня бросало в дрожь при мысли о том, что я буду вынужден касаться его.
Спиртное придало мне сил. Я подошел к углу, где находилась стойка с инструментами. Взяв лопату, нечаянно опрокинул стойку.
Я услышал голос Веды:
- Кто там?
Дверь распахнулась, и на пороге показалась Веда. Лицо ее было бледным, в глазах застыл испуг. Она смотрела на меня. Я почувствовал, что по моему лицу бежит пот.
- Все в порядке. Ложись и спи.
- Флойд! Что случилось? Чем ты занят?
- Не вмешивайся! - Я выдал голосом свой страх. - Уйди отсюда. Не мешай мне!
- О, Флойд…
Она посмотрела на лопату, которую я держал в руке, и ее глаза округлились. Веда быстро повернулась к Максу, но он лежал в темноте и не был виден.
- Что ты делаешь?
- Не твое дело, Веда! Оставь меня.
- Что ты сделал?
- Ну, хорошо. - Я бросил лопату на пол. - Был ли у меня выбор? Не впутывай себя в эту историю. Вот все, о чем я тебя прошу. Я обойдусь без твоей помощи.
Она подошла к лампе и зажгла ее. Руки Веды не дрожали, но лицо девушки было белым, как свежевыпав-ший снег. Кровь Макса, на которую падал слепящий свет ацетиленовой горелки, казалась неестественно яркой.
Веда сдержала крик. Она долго смотрела на Макса, потом тихо произнесла:
- Мы же решили не делать этого.
- У нас был иной путь?
- Если его когда-нибудь найдут…
- Знаю. Не надо мне это объяснять. Ложись на койку. Ты не должна становиться соучастницей.
- Нет, я помогу тебе.
Ее голос звучал решительно; у меня сдали нервы.
- Оставь меня! - закричал я. - Только тебя тут не хватает!
Она бросилась в спальню, хлопнув дверью. Я дрожал, как осиновый лист. Даже глоток виски не помог мне. Не глядя на Макса, я шагнул в темноту, прихватив лопату.
На улице шел дождь. За последние несколько недель с неба не упало ни капли. Надо же было ему начаться именно в эту ночь. Я обвел взглядом округу. Ни огонька, ни подозрительного шороха, только завывание ветра. Заброшенная хижина - идеальное место для убийства.
Пройдя к навесу, я положил лопату на заднее сиденье "бьюика", подъехал к двери хижины. Макса следовало похоронить где-нибудь вдали от избушки. Его последнее путешествие будет долгим.
Я вернулся в хижину. Веда, уже успевшая одеться, склонилась над Максом.
- Ты что делаешь, черт возьми?
- Не сердись, Флойд.
Я подошел к ней.
Она завернула труп в одеяло и связала концы. Теперь Макс казался безобидным узлом с бельем, ждущим отправки в прачечную. Она выполнила работу, которая внушала мне ужас.
- Веда!
- Ну, хватит! - раздраженно произнесла она, шагнув в сторону.
- Дальше я справлюсь один. Ты не должна принимать участие в этом.
- Я не могу оставаться тут одна. Какое это имеет теперь значение? Думаешь, кто-то поверит, что я тут ни при чем?
Мы посмотрели друг на друга. Ее неподвижный взгляд тревожил меня.
- Ладно.
Я взял Отиса за плечи, она подхватила ноги. Вынося Макса из хижины, я вспомнил его бледную, худую, бедно одетую сестру.
Макс такой легкомысленный. Он мог попасть в беду.
Что ж, теперь ему ничего уже не грозит.
Мы поехали по предгорью сквозь дождь и темноту. Макс лежал в багажнике на резиновом коврике. Пока я рыл землю, Веда сидела в машине. Я работал при свете фар и постоянно чувствовал на себе ее взгляд. Я выкопал довольно глубокую могилу. Когда мы опускали в нее Макса, одеяло развязалось; мы увидели лицо Отиса. Оно запечатлелось в моей памяти. Я отпрянул от ямы. Макс с глухим стуком упал на влажную землю.
Мы долго возились под проливным дождем, закапывая могилу, укладывая дерн. Если дождь будет идти всю ночь, решил я, к утру не останется никаких следов; Макса никогда не найдут.
Назад мы возвращались промокшие, озябшие и усталые. Говорить нам было не о чем, мы ехали молча. Смыв кровь с пола хижины и с резинового коврика, лежащего в багажнике, мы тщательно проверили, не осталось ли от Макса каких-то вещей. Я обнаружил под столом его бумажник. Там лежали какие-то документы, но мне не хотелось к ним прикасаться, и я сунул бумажник в карман. Других предметов, принадлежащих Максу, в хижине не было, и все же Отис словно находился с нами. Я буквально видел его стоящим у двери, сидящим с разбитым лицом на стуле, улыбающимся, лежащим на мешках с ножом в груди.
- Я жалею о том, что ты сделал это. - Слова вырвались из Веды, она больше не могла держать их в себе. - Больше я ничего не скажу на эту тему, но я бы все отдала, чтобы Макс был жив.
Я мог ей ответить, но промолчал. Еще одно преступление ничего не меняло в моей жизни. Так мне, во всяком случае, тогда казалось. Другое дело Веда. Мои слова могли ее погубить.
- Не будем говорить об этом. Выпьем кофе. Тебе стоит переодеться.
Ставя чайник на огонь, она сказала:
- Его будут искать?
- Вряд ли. Никто не знает, что он отправился сюда. Если его станут разыскивать, то скорее всего на побережье. К заявлению его матери серьезно не отнесутся. Он не Линдсей Бретт.
- Мы можем остаться здесь?
- Да.
Она вздрогнула.
- Я бы предпочла уехать отсюда. Мне чудится, будто он здесь.
- Понимаю. Я испытываю такое же чувство. Но мы должны остаться. Нам некуда ехать. Здесь мы в безопасности.
Когда мы допивали кофе, уже начинался рассвет. Я подумал о длинном дне, ждавшем нас. О тех тайных мыслях, которые мучили меня и Веду. Я вдруг осознал, что отныне все изменилось. Веда считала меня убийцей Макса; я знал, кто истинный преступник. Да, все стало другим. Женщины - забавные создания. На них нельзя полагаться. Любовь - вещь хрупкая. Если Веда разлюбит меня, моя жизнь окажется в ее руках. А вдруг это уже произошло? Меня охватила тревога. Мое положение существенно ухудшилось.
Следующие три дня все, что мы создали, рушилось на наших глазах. Начался этот процесс с мелочей. Мы вдруг обнаружили, что нам не о чем говорить; беседа текла с трудом, мы насиловали себя; наш образ жизни не давал тем для обсуждения. Подобных проблем не возникает у любящих людей. Мы говорили теперь о дожде, о том, достаточно ли у нас продуктов; я спрашивал, не подбросить ли дров в печь, просил заштопать мой носок. Веда не поднималась на мою койку, да я и не хотел этого. Эта сторона жизни перестала нас интересовать. К тому времени, когда я заканчивал топить печь, расположенную в проходной комнате, Веда успевала раздеться и лечь в свою постель. Я старался не смотреть на Веду, когда она снимала с себя свою одежду. Я догадывался о чувствах, которые она испытывала. Как-то я коснулся Веды, и она вздрогнула; больше я не дотрагивался до нее. Макс не оставлял нас ни на минуту. Нам не удавалось выбросить его из головы. Напряжение нарастало с каждым днем; казалось, для взрыва хватило бы одной искры. Но искры не было. Мы оба старались не допускать ее появления.
Ночью, задув свечу, я вспоминал, как Веда плыла по комнате с закрытыми глазами, как божественно она тогда выглядела. Веда лежала внизу; я знал - она тоже думала обо мне. Она, похоже, пыталась представить, как я крадусь с ножом к несчастному бедолаге, чьи руки были связаны. В конце концов, наверно, я стал казаться ей кровожадным чудовищем.
Вот о чем я размышлял, подкладывая дров в печь перед сном. Веда ушла в спальню; я слышал, как она раздевается. Я запер входную дверь, погасил лампу и выждал несколько минут, прежде чем отправиться в дальнюю комнату. Веда уже лежала на своей койке, повернувшись лицом к стене. Вот до чего мы дошли; ей было неприятно смотреть на меня.
- Спокойной ночи, - сказал я, поднимаясь на свою койку.
- Спокойной ночи.
Плохи мои дела, подумал я. Совершенно чужая Веда. Лицо мертвого Макса. Улыбающийся Горман. Кошмар наяву.
Не знаю, долго ли я спал. Внезапно я проснулся. После смерти Макса у меня нарушился сон; малейший шорох заставлял меня вскакивать с постели. Я услышал чьи-то шаги. В темноте ничего не было видно. Мое сердце забилось чаще; по спине пробежали мурашки. Слезая с кровати, я подумал о Максе; меня начало трясти. Снова шаги, чье-то дыхание. Я нажал кнопку фонаря.
Я едва не столкнулся с ней. Она стояла возле меня с закрытыми глазами. Черные волосы обрамляли спокойное сонное лицо Веды; им нельзя было не залюбоваться. Я шагнул в сторону. Сердце мое выпрыгивало из груди. В руке Веда держала нож. Она коснулась моей постели. Замахнувшись, Веда вонзила лезвие в одеяло, под которым минутой раньше лежал я.
- Теперь все будет хорошо, дорогой, - произнесла она, и уголки ее рта тронула еле заметная улыбка. - Ты обретешь покой.
Она легла на свою койку, укрылась одеялом, замерла. Ее дыхание было ровным и спокойным, как у здорового ребенка.
Я направился в проходную комнату. Стараясь не шуметь, подложил дров в печь. Потом сел возле огня, надеясь унять дрожь.
Я больше не заснул в эту ночь.
Глава пятнадцатая
Когда солнце поднялось над холмами, я пошел в спальню за моей одеждой. Я понял, что Веда уже вставала, поскольку окно было распахнуто. Веда лежала на койке, откинув одеяло. Говорят, что от любви до ненависти - один шаг. События истекшей ночи нанесли серьезный удар по моему чувству. Я боялся Веды, а страх порождает ненависть. Я поглядел на Веду, она повернула голову в мою сторону. Глаза ее лихорадочно блестели.
- Я не слышала, когда ты проснулся, - тихо сказала она.
- Я не шумел. Что-то не спалось.
Я взял свою одежду. Я чувствовал, что конец близок. Мы созревали для открытого разрыва.
- Не вставай, - сказал я. - Еще рано. Я сварю кофе.
- Нам, кажется, пора поговорить.
Я не сказал ей о том, что я пришел к тому же заключению.
- Обожди пять минут.
Пока грелась вода, я оделся и приступил к бритью. Рука моя дрожала, но мне удалось не порезаться. Готовя кофе, я налил в стакан немного виски и выпил его.
Я вернулся к Веде; она уже успела причесаться, завязать волосы шелковой лентой и свернуться калачиком на койке. Выглядела Веда не лучшим образом: черты ее лица заострились, она побледнела. В глазах появилась не понравившаяся мне задумчивость.
- Дождь кончился, - сказал я, - небо чистое.
Мое замечание было просто верхом наблюдательности и остроумия: солнце слепило нам глаза сквозь открытое окно. Я произнес первую пришедшую на ум фразу, лишь бы не молчать.
Она взяла кружку с кофе, стараясь не смотреть на меня.
- Сядь, пожалуйста.
Неужели еще пару дней назад мы любили друг друга? Голос может поведать вам больше, чем выражение лица, надо только уметь слушать. А я слушал очень внимательно. Обманывать себя дальше не было смысла.
Я сел подальше от Веды. Наши души разделяла непреодолимая пропасть.
- Помнишь, что ты сказал насчет Макса? - внезапно спросила она.
- Я многое говорил.
- Ну, о том, что все изменится.
Я хмуро потягивал кофе. Вот с чего она начала.