- Это не мог быть Кремон! - воскликнула я. - Кремон сейчас в цирке!
- Не знаю, не знаю, где тебе померещился Кремон…
- Но ведь там же был человек! Он там заперся и искал камушки!
- Успокойся ты наконец. Тот, кого я там нашел, к этому воровству не имеет отношения.
- Вот это интересно!!!
- Я думаю, сегодня или завтра Кремовская признается, что камушки к ней вернулись, и вся суета вокруг Любы закончится, - сказал Гаврилов, стряхивая мои руки.
- Так там была Кремовская? Ничего не понимаю…
- Нет, просто я нажал одну кнопочку, и наше дело правое, мы победим! Я вовремя сказал кому надо, что все в порядке, что я лично это гарантирую, что именно я нашел в овсе коробку и потерял сережку, а потом я же отдал все Кремовской! - торжествующе объявил Гаврилов, и я почувствовала, что дело пахнет какой-то опасной глупостью. - Видишь, я ни тебя, ни Любу не стал подставлять. И очень вовремя нажал кнопочку!
Его зациклило на этой кнопочке! Он так радовался, будто не выбивал дверь в надежде поймать преступника, а получил звание народного артиста! Но при всем при том он не проболтался, кого обнаружил у Любани, и проконтролировал, действительно ли я ушла или села в засаду. Пришлось уйти. А он вернулся в гостиницу - чинить дверь Любане.
Всю дорогу я ломала голову - кто же там был. Если дверь так легко открывается, то запереться изнутри мог кто угодно. Надо было срочно мчаться в цирк и посмотреть, кого из шести подозреваемых нет на месте!
Но в цирке меня на входе поймал директор. И погнал работать. А когда я потребовала кофе, галантно предложил угостить меня и повел в цирковой буфет. Этого мне только недоставало! Я теряла драгоценное время. У меня и так форы было минут пять, а тут еще топай под конвоем в буфет!
В буфете обедали Костанди. Обедали мирно и обстоятельно. Судя по очереди, они тут торчали уже не меньше пятнадцати минут. Была там и Рубцова - но Кремона не было. Был дядя Вахтанг. Была Любаня с джигитскими конюхами. Теперь, на прощание, они накрепко помирились. Ворвался прибабахнутый Яшка.
Наши глаза встретились. Он? Не он? Вид у него был взъерошенный. Может ли быть такой вид у человека, только что шарившего в чужом чемодане?
Неторопливо вошел Салават, за ним - Анвар. Оба посмотрели на очередь, обменялись фразами на незнакомом языке и вышли. Откуда они пришли? Из-за кулис? С улицы? И если бы Гаврилов застукал у Любани джигита, стал бы джигит выслушивать его речи или просто шарахнул чем-нибудь тяжелым и выскочил?
Гаврилов был прав - как начнешь подозревать всех встречных и поперечных, обязательно полезет в голову какая-то чушь.
Мы с директором выпили кофе, я еще расколола его на булочку с изюмом, и пошли работать дальше, но работы не получилось. Пришел Кремовский жаловаться, что его контейнеры во дворе зажали какой-то машиной и он не может все утро до них добраться. Директор позвонил по внутреннему, дал соответствующее распоряжение, но Кремовский остался в кабинете и стал хвалить мебель.
- Мне тоже пора кабинетик себе присмотреть, - улыбаясь, сказал он. - Сколько же можно колесить?
- А тигров на кого бросишь? Или на мясо сдашь? - шутливо спросил директор.
- Тигры старенькие, им на пенсию пора, - опять улыбнулся Кремовский. - Теперь мне или тигрят брать, или в кабинет садиться.
- Рановато ты с круга сходишь, - поддел директор.
- Да разве я схожу? Жизнь сгоняет. Поездить я поездил, заграницу посмотрел, а теперь пусть молодежь старается. А я стар и беззуб, - при этом Кремовский показал в улыбке изумительно ровные зубы.
- Чем же тебе, больному, помочь? - спросил директор. - Разве добрым словом?
- Доброе слово и кошке приятно, - ответил Кремовский. Они посмотрели друг на друга, и я поняла, что весь этот разговор - не шутка.
- Погоди, Валера, это обдумать надо, - сказал директор. - Это все не так-то просто.
- Ты меня знаешь.
- Знаю. Ступай, вытаскивай контейнеры. Вечером зайди, что-нибудь придумаем… Ты ведь уже пенсионер?
- Пенсионер!
Цирковые уходят на пенсию лет в тридцать семь - тридцать восемь. Это кошмар какой-то - Вейнерт пенсионерка! А к ней, когда она в темных очках, мальчишки липнут! От этой пенсионерки все тащатся!
Кремовский опять улыбнулся директору, на всякий случай улыбнулся и мне. И ушел.
А я наконец закончила все навязанные директором дела и выскочила из цирка на свободу! И хотела до начала представления прогуляться по магазинам и купить Любане прощальный подарок. И еще тортик, чтобы сегодня вместе отпраздновать ее отъезд и начало новой жизни, ведь завтра не получится.
В фойе я увидела такую странную парочку, что вылупила глаза. В цирк входили Кремовский и Кремон. Один - одетый с иголочки, море обаяния, голливудская улыбка, а другой - сплошные потуги на приличный вид, море обаяния и голливудскую улыбку. Его бы в бане помыть как следует, подумала я. Причем Кремовский был уже одет совершенно по-летнему, а Кремон парился в кожаном пиджаке. Они оживленно обсуждали какие-то московские дела - то ли Кремон кого-то не застал в главке, то ли Кремовский, а может, и оба.
Причем благодушие было крупными буквами написано на их лицах.
Это совершенно не вязалось с гавриловскими домыслами. Но я уже поняла, что у Гаврилова с логикой туго. Вот прикрыть плечом, выбить дверь, работать уникальные трюки - это он может.
А на представление я собралась вот почему. Это, в сущности, было последнее приличное представление в сезоне. Завтра, правда, их три, но дневное и в четыре часа - детские, их работают по неполной программе. Клоуны делают "детские" репризы, артисты пропускают самые сложные трюки. И имеют на это полное право: при чуть не сорока представлениях в месяц надо экономить силенки. А вечернее будет и вовсе скомканное - Костанди должны до ночи снять свою вертушку из-под купола, а там одних растяжек восемь штук, кто-то еще не захочет опаздывать на поезд, и все номера понесутся в диком темпе.
И я действительно получила удовольствие.
И Костанди в голубых костюмах носились под куполом, как черти, и Яшка не завалил ни одной комбинации, и Буйковы, когда били шариками о шахматную доску, выстукивая мелодию ламбады, ни разу не сфальшивили. Это так забавно и трогательно - двое старичков, она в старинной широкополой шляпе и длинном платье, он в каком-то диковинном пиджаке с парчовой бабочкой, так старомодно играют в четыре руки на ксилофоне, танцуют вальс, стучат по хрустальным бутылочкам на веревочках, - и вдруг эта ламбада! Зрители чуть ли не вопят от восторга. Это Буйков хорошо придумал.
Я люблю Буйковых. И мне страшно жаль, что я никогда их больше не увижу. Артисты возвращаются лет через пять, а то и больше. А они через пять лет уже будут на пенсии…
Даже когда выехал на паре вороных Гаврилов, я не думала о том, что за кулисами он наверняка накричал на Любу и что у него затяжной конфликт с Хрюшкой. Сейчас, сидя в последнем ряду директорской ложи, я любила их всех прощальной любовью - и Яшку, и Костанди, и Буйковых, конечно, и Гаврилова, и Вейнерт, и джигитов, и клоунов Витьку и Сережку, хотя они мне одно время проходу не давали…
А потом я побежала на конюшню, но оказалось, что Любаня уже справилась без меня. Она задала сена всем, кроме Хрюшки, - Гаврилов запретил. Он решил наказать жеребца именно таким образом. Но я не могла допустить, чтобы при мне мучили Хрюшку. Как только Любаня занялась седлами, я стянула и кинула ему тоже охапку сена. Он, увидев, что ее тащу, с тихим всхрапыванием ткнулся мордой мне в руки. Хрюшку я тоже больше не увижу… Я опоздала к Любане, потому что смотрела второе отделение - тигриный аттракцион. Кремовские были эффектны. По-моему, они показывают не столько тигров, сколько себя. Легко представить, какой красавицей в молодости была Кремовская.
Я думала, что мы пойдем в гостиницу, но как-то так получилось, что склеилась компания - Валера, Эдик, мы с Любаней, Надя, электрик Генка Еськов, еще джигитские конюхи, и мы набились в шорную, и откуда-то взялась бутылка, и вскрыли мой тортик. Когда я опомнилась, то как раз успела бегом на последний троллейбус.
Дома продолжался бойкот.
Я умылась, постирала бельишко и легла спать.
* * *
Обычно в воскресенье утром мы с мамкой убираемся. Она после глухонемого завтрака взялась пылесосить. Я потащила во двор выбивать коврик и половики. Этот коврик никаким пылесосом не проймешь.
Когда я вернулась, она мыла пол в комнате. Я взялась мыть пол в ванной, на кухне и в туалете. Словом, прокопошились полдня. Причем молча! Без единого слова! Это уже становилось смешно. Я не понимала, кто из нас дитя неразумное - я или она.
Потом я постирала теплые свитера, чтобы упаковать их на лето, вытащила два платья с короткими рукавами и нагладила их. Она, как выяснилось, без меня припаяла курицу к сковородке - у нас есть такая глубокая сковородка с крышкой, в ней очень хорошо тушить курицу. И вот она на кухне молча отдраивала сковородку, да еще с такой яростью, как будто меня обрабатывала жестяной мочалкой.
Ну и прокопошились мы часов до пяти. В пять я решила, что семейный долг выполнен и можно уходить. Она опять ни слова не сказала. И я понеслась в цирк за Гавриловым. Он обещал вместе со мной сходить на рандеву к генеральской дочке - ну так пусть идет!
Но я каким-то непостижимым путем оказалась в цирке без двадцати шесть. Где я болталась тридцать пять минут - не знаю и никогда не узнаю. Часть дороги я прошла пешком - это да. Сделала крюк и прогулялась по цветочному базарчику - имело место. Но чтобы потратить на это столько времени? Еще стояла в очереди за мороженым, там и всего-то было человек семь… М-да, мороженое… интересно, сколько в нем калорий?
Я влетела в фойе, и тут меня перехватил директор. Я удивилась - чего он тут делает в воскресенье? Оказалось, у него междугородние переговоры. Естественно, он звонит не из дому, а из цирка! И он арестовал меня, потому что я забыла купить заграничные конверты, а он подумал, что у меня не было денег, и непременно хотел дать мне два рубля на эти конверты.
Он завел меня в кабинет. Я уже дергалась, потому что время поджимало. И пока он доставал кошелек, и искал в нем рублевки, и вручал их мне, явилась Костенька.
Эта Костенька - наше наказание. Ее зовут Константина. Она из староверов, как мне объяснили, а они любят давать этакие странные имена. Нашей Костеньке уже за пятьдесят, а разговорчива она - как весь остальной цирк, вместе взятый. Правда, информацию она выдает странную. Недавно остановила Рубцову и рассказала, что ехала в трамвае с известным киноартистом, и он ей подмигивал. Когда Костенька описала внешность и рассказала сюжет фильма, в котором артиста видела, выяснилось, что это Ален Делон.
Работает Костенька уборщицей. И вот вошла Костенька с кожаным пиджаком в руках и с места начала очередной монолог - о том, что она чужого никогда не присвоит. Попутно Костенька попыталась пожаловаться на соседей, которые в очередной раз у нее что-то сперли, но директор прервал это дело и спросил, что у нее за пиджак.
- А нашла, - беззаботно ответила Костенька. И с полуслова продолжала кляузу на соседей.
С трудом мы выяснили, что Костенька нашла пиджак еще до начала представления, но не в зале или около, а в администрации. Она пошла с этим пиджаком за кулисы, но никто не признался. Тогда она решила, что директору лучше знать, как быть с приблудным пиджаком.
- Очень просто! - сказал директор. - Сейчас мы пошарим по карманам, найдем какие-нибудь документы и сообразим, кто хозяин.
Он сразу выгреб на стол содержимое двух наружных карманов и одного внутреннего. Образовалась куча бумажек, грязных платков, трамвайных и прочих билетов. Я в эту дрянь не вглядывалась, а только отступила к дверям кабинета, чтобы скорее смыться.
- Юля! - позвал вдруг директор. - А ну-ка, девочка, беги за Кремовской! Живо, живо! Ты, Костенька, стой, не уходи!
Я побежала. Был как раз конец антракта.
Кремовская безумно удивилась, что ее перед самым выступлением вызывает директор, но делать нечего - она попросила инспектора манежа потянуть время, пока она не вернется, и прямо в золотом фраке побежала в администрацию. Хотела бы я так бегать!
Мы влетели в кабинет, и директор протянул Кремовской на ладони маленькую брошку из золотого кружева с красным камнем в середине.
- Галина Константиновна, простите… не ваша?
- Моя! - ответила Кремовская. Я тоже уставилась на брошку.
В той коробке, которую сунули в бочку с овсом, этой штучки не было!
- Поздравляю, хоть что-то нашлось! - сказал директор. - Сам не знаю, как это меня осенило, что брошка - ваша! Золото?
- Золото, платина и рубин, - объяснила Кремовская, показывая на блекло-серебристые завитушки в золотом узоре. - Вот отсюда вынули?
- Отсюда, - и директор потряс пиджак, как будто надеялся, что из него вылетит еще какая-нибудь блестяшка из платины с рубинами.
- Я этот пиджак уже где-то видела… - с намеком сказала Кремовская. Повинуясь ее взгляду, директор полез в портмоне и вынул оттуда удостоверение в потертой обложке и пачку десяток. Он открыл удостоверение и взглянул на Кремовскую.
- Можете не говорить, - сказала она. - Все понятно… Я же говорила, что они все трое спелись - этот коллективный дядя… Вахтанг, или как его… мой великовозрастный приемный сынок и та девица… Люба, да. Звоните в милицию. Деньги-то у него откуда? Он же два дня по всему цирку побирался, как последняя попрошайка!
Я выскользнула из кабинета и понеслась за кулисы.
Нужно было срочно взять Гаврилова и нестись к генеральской дочке.
Но на конюшне его не было. Я поднялась в гримерную - дверь заперта.
- Чего ты носишься? Он в медпункт пошел блокаду делать! - сказал Анвар. Блокада - это было серьезно. Значит, он боится не отработать последнее представление без новокаиновой блокады. Наверно, пятка окончательно треснула. И я со злорадством подумала, что надо слушать умных людей и просто выезжать верхом на Хрюшке, а не пижонить стоя. Кремовский прав - от этого великое искусство не пострадает.
Дверь медпункта оказалась заперта. Я с полминуты размышляла, что бы это значило. Заморозили Гаврилову ногу или не заморозили? А потом поняла, что еще секунда - и я безнадежно опоздаю на свидание. Генеральская дочка подъедет на своей "девятке", никого не обнаружит, хмыкнет и уедет.
Вся надежда была уже на такси. Выбегая из цирка, я опять натолкнулась на Кремона. Этот человек занимал слишком много места. Ни с кем из программы я так часто не сталкивалась, как с Кремоном, который приехал в город на несчастную неделю и болтался даже не столько в цирке, сколько вокруг него.
И, конечно же, Кремон меня остановил. А все потому, что к секретарю принято обращаться с самыми неожиданными вопросами, чаще всего - дурацкими.
- Послушайте! Где у вас стол находок? - с потугой на юмор спросил Кремон. Возможно, я сделала глупость, но впопыхах даже не подумала, что в такой ситуации, наверно, лучше соврать.
- Ваш пиджак в кабинете у директора! - выпалила я. - Его еще днем нашли!
- Директор один? - быстро спросил Кремон.
- Нет, у него Кремовская!
Тут Кремон попятился и даже махнул на меня рукой, будто отгонял привидение.
Мне некогда было ждать, что он еще скажет. Я увидела такси с зеленым огоньком и выскочила с поднятой рукой на проезжую часть. Когда такси разворачивалось, я посмотрела - Кремон быстро шагал прочь от цирка.
Тут я поняла, что уезжать, не найдя Гаврилова, я не имею права. Что он должен знать, как развернулись события, и про брошку с рубином, и про Кремона. А ведь он обещал, что нажал какую-то кнопочку и Кремовская немедленно признается, что драгоценности ей вернули! Черт бы побрал его кнопочки! Надо было самой посмотреть, кто там ковырялся в Любанином бельишке!
А такси тем временем уносило меня подальше от цирка.
Генеральская дочка Ирина тоже опоздала. Мы подъехали одновременно.
- Здравствуйте, - сказала я. - Вам мой дядя звонил… он не мог прийти… у него нога разболелась…
- Здравствуйте, - ответила она. - Ну, пойдем, посмотрим, где эта ваша штучка.
Она пошла вперед, я за ней. Чувствовала я себя отвратительно. Хотя она сказала мне только эти слова - здравствуйте, ну, пойдем… Может, если бы что-то съязвила, мне стало бы легче.
Я смотрела на нее сзади, когда она поднималась по лестнице. У нее были стройные ноги и модные туфли. Хорошие туфли у меня тоже есть, а босоножек нет, и я поэтому в такую жару парюсь в туфлях и в колготках. Она таких проблем не знает.
Мы поднимались невозможно долго. И я успела за это время мысленно выругать запропавшего Гаврилова, вспомнить про блокаду и забеспокоиться - так сделали ему ее или не сделали? И от этих мыслей о Гаврилове даже как-то полегчало. Я прямо почувствовала, как из униженно-покорного лицо стало озабоченным. В самом деле, есть ведь у меня и другие заботы, кроме этой блестяшки!
Она впустила меня в квартиру и в комнату.
Я немедленно подошла к окну и убедилась, что права, - у него в подоконнике есть щель, и в эту щель завалилась корзинка вместе с цепочкой. Я не смогла подцепить ее ногтем, генеральная дочка дала шпильку, и я вытащила драгоценность.
Генеральская дочка взяла ее двумя пальцами и стала рассматривать, а я в это время рассматривала саму генеральскую дочку.
Ей было по меньшей мере тридцать лет.
То есть по возрасту она вполне подходила Макарову.
И я подумала - ну да, конечно, в тридцать лет женщина уже успевает что-то нажить, машину там или положение в обществе, или кандидатскую защитить. Она обскакала меня только потому, что родилась лет на пятнадцать раньше! Вот ее единственное сомнительное преимущество! Посмотрим, чего я добьюсь в тридцать лет!