* * *
В конце концов я узнала ее телефон. А звонил Гаврилов, потому что я категорически отказалась. Я не представляла себе, что скажу ей. И поэтому он устроил мне настоящий допрос. Не знаю, понял ли он, что там, в макаровской комнате, происходило на самом деле. Но это, в конце концов, уже не так важно.
- Позовите, пожалуйста, Ирину Логвинову, - сказал официальным голосом Гаврилов. И она ответила, что Логвинова у телефона.
- Здравствуйте, Ирина, - продолжал Гаврилов. - Я звоню вам по довольно странному делу. Видите ли, речь пойдет о Николае Макарове, извините, но я случайно оказался в курсе ваших дел и забот… Ближе к делу? Ладно. Видите ли, у меня есть племянница, своеобразная девица, да… Семнадцать лет, и все такое… Она там, в театре, в каком-то клубе состоит… знаете? Ясно…
Он прикрыл трубку и прошептал мне: "Она от вашего клуба в нечеловеческом восторге!"
- Ну вот, Ирина, извините, я не знаю, как по отчеству… Хорошо. Моя племянница и еще две такие же театралки были в гостях у Макарова. Да, втроем… Наверно, ему было просто неловко послать их к чертовой бабушке, извините… И племянница забыла там одну довольно ценную вещь - золотой кулон. Откуда я знаю? Баловались девчонки, меряли по очереди, не заметили, как оставили где-нибудь под чайником… А этот кулон племянница взяла дома без спроса. Естественно, обнаружили, скандал, рев, все такое… Она - в театр, а Макаров уехал на съемки. Тогда она побежала ко мне. Извините, уже пришлось кое-когорасспросить, чтобы выйти на вас… Ведь вы нам поможете? Нужно только попасть в комнату к Макарову и взять кулон… да, конечно, только в вашем присутствии!
Я поняла, что у нее действительно есть ключ от квартиры, и на меня накатили противоречивые чувства: с одной стороны, это было великолепно, а с другой - значит, у них с Макаровым все очень серьезно… И теперь хоть ясно, почему его за полгода трижды показывали по телевизору.
Пока я маялась противоречиями, Гаврилов договаривался насчет встречи. И оказалось, что это возможно только в воскресенье, потому что мы чудом застали Ирину у телефона - ее ждет машина, и она со съемочной группой через десять минут выезжает в какой-то колхоз на два дня. Гаврилов пробовал клянчить, но бесполезно. На том они и расстались.
- В шесть часов возле макаровского дома, - сказал мне Гаврилов. - Запомнила?
- Запомнила… - и тут я поняла, что ни за что на свете не останусь наедине с этой Ириной. Лучше пусть корзинка так и лежит на подоконнике. - И вы тоже успеете. Как раз между представлениями.
- Переодеваться и разгримировываться? - недовольно спросил он. - Еще чего выдумала.
Для этой процедуры вполне хватит одного человека. Можно подумать, он гримируется! Так - сунет палец в красный грим и пошлепает по щекам. Макаров утверждает, что этот актерский грим по девяносто копеек делают на собачьем сале. У меня тоже есть такая коробка, только я им не пользуюсь, мою рожу румянить незачем. А как пользуются остальными цветами, я просто не знаю.
- Нет, - убежденно сказала я. - Не пойду одна.
- Пойдешь.
- Нет.
- А ну-ка, говори прямо, - сходу врубил он, - чего вы там не поделили с этой Ириной Логвиновой?
Я онемела. Это было прямое попадание. И молчала, пока он не понял, что другого ответа на этот вопрос не будет.
- Значит, боишься одна? - спросил Гаврилов.
- Нет… Просто не пойду.
- Дура девка, - беззлобно сказал он. - Ну, возьми с собой кого-нибудь из подружек. Тех, с кем ты там была.
Этого только недоставало!
- Нет. Пойдемте вместе, а? Я не могу взять их с собой.
- Чего-то ты финтишь, - заметил Гаврилов, - следы какие-то заметаешь… племянница! В шесть? До семи справимся?
- Справимся! - завопила я. - Это же на подоконнике! Возьмем и уйдем!
- А если этой штуки нет на подоконнике? - вдруг спросил он. - А если ваш Макаров нашел ее и сунул куда-нибудь от греха подальше? Что мы тогда будем делать?
Я развела руками. О такой возможности я не подумала.
- С тобой все ясно… - буркнул он. - Ты всегда впутываешься во всякие дурацкие истории или это - первая?
- Первая, - честно призналась я. - И хотелось бы, чтобы последняя. Она мне уже надоела.
- И мне хотелось бы.
Я его понимала. Чем бы ни кончилось милицейское расследование, обнаружится, что вещички взял кто-то из программы. Имя, звание - это уже неважно. Важно, что до воровства унизился артист. Раз уж на то пошло, то и дядя Вахтанг - бывший артист. То есть для Гаврилова - человек его круга, более того - его касты. Это безумно неприятно. Неприятно выяснить, что человек, рядом с которым живешь в цирковой гостинице, да еще вместе переезжаешь из города в город, - вор, ворюга. Даже если знаешь, что вряд ли с ним когда-нибудь вместе будешь работать, то… И тут я вспомнила Кремона.
- Я сегодня Кремона видела! - выпалила я ни к селу ни к городу. - Он с нашей Рубцовой кофе пил в стояке напротив!
- Врешь! - оживился Гаврилов.
- Ей-богу, не вру! Я его по снимку узнала! И еще слышала, о чем они говорили! Он репетирует уникальный номер - джаз на моноцикле! У него уже костюмы заказаны, и музыка, он хочет через наш цирк заказать реквизит.
- Ясно… - пробормотал Гаврилов.
- И если все это так, то ему срочно нужны деньги, и вы были правы, когда говорили, что он имеет к краже прямое отношение…
- В том-то и дело! - воскликнул Гаврилов. - Ты же сама говоришь - если все это так. Он этот джаз на пьедестале в виде шляпы уже десять лет готовит. И костюмы десять лет назад уже были заказаны, и музыка… Всей этой истории - аккурат десять лет. Он артист разговорного жанра, понимаешь?
- Вот оно что… - я даже скисла. - Вообще-то мне сразу не понравилось, что он с утра поддатый…
- Это для него нормальное явление, - объяснил Гаврилов, - по крайней мере, когда он в простое. Деньги ему действительно нужны, но не на номер. Про больную жену он никому рассказывать не станет. Такой он заковыристый человек. Разве что дяде Вахтангу. Выпьют бутылку водяры на двоих и начнут вспоминать прошлое и жаловаться на болячки. Они тогда вечером, наверно, тоже были под градусом. Чтобы Сашка Кремон встретился с дядей Вахтангом и не поддал - такого быть не может.
- Наверное, - согласилась я. - Он очень уж дико махал руками.
- А к Рубцовой приставал с байками, чтобы перехватить двадцатку, - продолжал Гаврилов. - Это в его духе. Ну и куда же он потом девался?
- А он в бухгалтерии сидит, ждет, пока уйдут Кремовские.
- У него что, дела в цирке?
- Откуда я знаю? Он только не хочет встречаться с Кремовскими.
- Знаешь, это все как-то связано между собой, - задумчиво сказал Гаврилов. - То, что он не хочет больше видеть Кремовских, и то, что Кремовская скрывает возвращение побрякушек.
- Очень может быть, - дипломатично ответила я. Все-таки по части логики у Гаврилова было слабовато. Он скорее практик, чем теоретик. Вот рассекретить генеральскую дочку - это у него здорово получилось. А держать в голове все детали той странной истории с драгоценностями было выше его сил, да и моих, наверно, тоже. Во всяком случае, я сразу видела его ошибки. Кремон не хочет видеть мачеху, потому что уже успел с ней поругаться, и только. Я и восемнадцати лет не живу на свете, а знаю, что пьющие люди рассуждают очень примитивно. И мотивы их поступков - до такой степени на поверхности, что один алкаш убил собственную бабушку. Оказалось - ему просто нужно было взять ее кошелек с деньгами. И тогда я поняла, что люди бывают разные. Для меня убийство бабушки ради кошелька - белиберда какая-то, а для него любовь к недосягаемому образу - еще большая белиберда, и никогда мы друг друга не поймем. Он - одноклеточный и мыслит соответственно, а я многоклеточная, за что и расплачиваюсь.
- Ну, тогда я пошел, - вдруг вспомнил Гаврилов. - До вечера.
- Вы в гостиницу?
- Сперва - обедать, потом - в гостиницу, подремать. И у меня там книжка хорошая лежит, Яшка дал. Пикуль, про Потемкина.
- "Фаворит"?
- Она самая. Пока.
Он вышел из приемной, и я опять села за работу. Но день выдался какой-то нерабочий. Во-первых, я не выспалась, зевала и делала ошибки в каждой строчке. А во-вторых, всем вдруг понадобился директор. Вейнерт пришла к нему жаловаться, что перед выступлением джигитов одну лошадь постоянно ставят за кулисами возле ее реквизита, тринки с золотыми звездами и на позолоченных ногах. Тринку все время сдвигают к стенке, она трется, ноги гнутся, позолота летит к черту. А инспектор манежа от нее, Вейнерт, отмахивается. Буйковы пришли узнать, не изменилась ли у них разнарядка, они в Москве хлопотали, чтобы изменилась, они хотят в тот коллектив, где работает одна из дочек. Эдик пришел получить выговор - он вчера зазевался и не вовремя убрал с манежа реквизит от клоунской репризы. И, конечно, это было уже не впервые. Дирижер оркестра сцепился с супругами Костанди из-за темпов. И вся эта компания галдела у меня в приемной, совершенно не давая работать.
Я выключила машинку, заперла стол и вышла. У меня было скромное намерение - пока они галдят, сходить попить кофе в цирковой буфет. Я бы и попила, но вдруг увидела дядю Вахтанга. Он шел по фойе к выходу, но как шел?
Он крался и озирался!
Конечно, это все было не настолько уж комично - ну, пробирается по фойе пожилой человек, которому не хочется с кем-то встречаться. Может, этот пожилой человек еще и выпивши - тогда ему не хочется встречаться с директором, замом и прочим начальством. Но когда дядя Вахтанг через двери для зрителей выбрался из цирка, меня словно черт дернул выглянуть в окно, у нас здоровенные окна в фойе, от пола до потолка. И что же я увидела? Одновременно с дядей Вахтангом из служебного входа вышел Кремон и стал вертеть головой. Вдруг он увидел что-то этакое, выкрикнул не слышное мне слово и устремился в погоню.
Тогда я, естественно, выскочила через ту же дверь, что и дядя Вахтанг. На улице я столкнулась с Кремоном.
- Извините! - сказал он и понесся дальше. Я поняла - он преследует дядю Вахтанга. Но какого черта?
Маневр дяди Вахтанга тоже был ясен - за углом у нас здоровенный универмаг, и, раз уж к остановке вовремя не подали автобус, дядя Вахтанг хочет нырнуть в толпу. А потеряться в нашем безумном универмаге - плевое дело. Там прилавки и секции выстроены в виде художественного лабиринта. И не захочешь, а заметешь следы.
Кремон тоже исчез за углом. Он, наивный, еще не знал нашего универмага.
Но эти-то чего не поделили?
Я, соображая, вернулась в цирк, встала в очередь за кофе и пошла звать Любаню. Она как раз копалась в сундуке со сбруей.
- Циглю велел пристегнуть, - мрачно сказала она. - А он хоть спросил - есть у нас эта цигля? Сколько с ним работаю, ни разу ее не видела. Вот разве приспособить?
Она вытащила из кучи длинный ремень, уже здорово потертый.
- Приспособь! - ответила я. - А то он навернется. Ты же видишь, как он теперь хромает. Хрюшка дернется, он наляжет на больную ногу - и кранты.
- Сама знаю.
- Я очередь в буфете заняла. По кофейку?
- По кофейку!
В буфете мы обнаружили неожиданное явление - чету Кремовских. Пить и есть здесь они считают ниже своего достоинства - наверно, пришли кого-то искать.
- А все-таки он интересный мужик, - шепнула Любаня, показав глазами на Кремовского. - Посмотри, опять на нем новый костюм! С ума сойти можно - у него же этих тряпок больше, чем у нас с тобой вместе взятых. А какие фирмовые тряпки!
- Вкус у него есть, - согласилась я, - только очень может быть, что это не его вкус, а ее. Она его одевает так, как ей самой нравится.
- Но ведь ему к лицу, - сказала Любаня. - Во - рубашка к глазам, голубая, полоска на галстуке - к костюму…
- Женский почерк чувствуется.
Но я тоже посмотрела на Кремовского с интересом. Все-таки он похож на Макарова… или был похож. А для меня это много значит. Сейчас я видела его в профиль - и, ей-богу, сходство то возникало, то исчезало. Правда, Макаров одевается куда как проще. Ничего, женится на генеральской дочке - она его приоденет…
От этой мысли мне стало кисло.
Но тут уж я ничего не могла поделать. И Светка с Алкой тоже.
Попив кофе, я вернулась к себе в приемную. Там уже остались одни Буйковы. Они подарили мне шоколадку.
Шоколад мне противопоказан, он еще калорийнее, чем булочки. Но мне стало вдруг так грустно из-за Макарова, что я не могла удержаться. Стресс всегда отступает перед калориями.
Видя мою пасмурную физиономию, Буйковы осторожно спросили, не случилось ли чего, здорова ли я, и вообще. Они добрые, душевные, и хотела бы я, чтобы моя родная мать, увидев, что я хожу, повесив нос, спросила, здорова ли я. Она в таких случаях гонит меня выносить мусорник или мыть посуду.
И меня осенило.
- Очередная чушь, - ответила я. - Задержалась у подруги, не смогли вызвать такси, пришлось переночевать. А мама не верит, что я была в компании. Она бог весть что думает и сейчас явится разбираться в цирк.
- Почему же в цирк? - удивился Буйков.
- Потому что мы были в цирковой гостинице, - объяснила я. - А для нее что цирковая гостиница, что притон пьянства и разврата - одно и то же. Я не придумываю, это ее слова.
- Всякое бывает, - уклончиво сказал Буйков. - Ритуля, поможем девочке? Прикроем ее своими широкими плечами?
Он приосанился. В эту секунду я безумно любила его. Он мне годился в дедушки, но ведь дедушек тоже любят! У меня их два. Одного я вообще никогда в жизни не видела, а второй приезжал к нам три года назад, и что-то у них с мамкой никакой семейной идиллии не получилось. Да и какая там идиллия, когда пришлось жить в одной комнате втроем. А меня те дед и бабка даже никогда к себе не приглашали.
- Прикроем, - согласилась Рита Степановна. - Скажем, что Юля была у нас, пила чай и слушала наши истории. А потом мы ее уложили спать. Так, Юленька?
Я от радости даже не смогла ответить, а только закивала, как Санька, когда он попрошайничает.
- Когда твоя мама должна прийти? Сейчас? - спросил Буйков. - Ну, попробуем ее подождать. Немножко времени у нас еще есть. А если не дождемся - пусть подойдет перед представлением, мы ей все подробно обрисуем.
И они уселись рядом с моим столом, он - напротив, а она - возле меня.
- Но это еще не все, - сказала Буйкова. - У тебя еще какое-то беспокойство. Ну, давай, рассказывай. Я же вижу.
- Любаня, - призналась я. - Я сама не своя из-за Любани. Ее же подозревают, у нее эту сережку чертову нашли! А я знаю, что она ничего не брала!
- И мы знаем, - поддержал Буйков. - Милиция в конце концов разберется. Конечно, нервотрепка… Но Любаня еще день, ну, два подергается - и все выяснится. А Кремовской каково? Одним махом - все золото, все камни! Еще удивительно, что ее утром в больницу не увезли.
- Каким это утром? - удивилась я. Я же точно помнила, что истерика с Кремовской случилась вечером, но что она взяла себя в руки и кое-как, на транквилизаторах, отработала аттракцион. А чтобы на следующее утро с ней что-то случилось - я впервые слышала.
- Во вторник утром, - сказала Рита Степановна. - Ведь мы все про эту кражу знали, можно сказать, заранее.
Рот у меня сам собой открылся.
- Что ты пугаешь девочку! - воскликнул Буйков. - Дай лучше я сам расскажу. Смотри, ребенок побледнел!
Рита Степановна осторожно похлопала меня по щекам.
- Этот ребенок так просто не побледнеет, - сказала она. - Смотри, какие щечки хорошие, розовые! И грима не надо.
- Да, розовые! - кислым голосом проныла я, - Их со спины видать, эти розовые, они в зеркало не влезают!
Буйков расхохотался.
- Девчонки внушили? - сразу сообразил он. - А ты их, дур, больше слушай! Они такой румянец никакой косметикой не сделают.
Но я не стала набиваться на комплименты, а с нетерпением смотрела на Буйкову.
- Ну да, заранее, - повторила она. - Поэтому и на представление опоздали. Мы же договорились с Кремовскими одним самолетом лететь, дневным. Они обещали о билетах позаботиться. А когда мы их тете позвонили во вторник утром - спросить, когда встречаемся, тетя и говорит - да они давно улетели! Им, говорит, звонили и что-то такое сказали, что они занервничали и сразу собрались. И в аэропорт. Поскольку больше о себе знать не давали, то, наверно, улетели.
- И я говорю Ритуле, - вмешался Буйков, - это не иначе их предупредили, что в городе Кремон появился! Вот они и затрепыхались!
- А вы откуда знали, что это из-за Кремона?
- Да он же раз в год обязательно к Кремовской приезжает наследство делить! - усмехнулся Буйков. - У них такая семейная традиция. Только обычно Кремовская к этой встрече готова, а тут опростоволосилась - бриллианты в цирке, а она - в Москве. На дневной самолет мы, конечно, не попали. Прилетели уже в среду, а весь цирк гудит. Ритуля побежала к Кремовской, а та, оказывается, чуть на тот свет не отправилась.
- Ну что ты пугаешь! - накинулась на него Буйкова. - С чего ты взял, что на тот свет? Просто Галина перенервничала, и Валерик из аэропорта, когда приземлились, ее чуть ли не на руках домой доставил. Она его умоляла, чтобы он немедленно шел в цирк и забрал коробку с драгоценностями, а он - нет, я тебя в таком виде не оставлю. Лекарствами ее отпаивал. Потом она задремала, проснулась утром, слабость страшная. Он ее опять лечил, ни за что не хотел уходить. Сказал - да пропади они пропадом, эти блестяшки, твое здоровье дороже! Ну, вот они и пропали… Тоже, конечно, развлечение для пожилой женщины - ночью на самолете летать… Удивляюсь, как она после всего этого аттракцион отработала.
- Его бы и Юля отработала. Конечно, если бы рискнула войти в клетку, - сказал Буйков. - Животные старые, сами знают, что делать. По-твоему, Галина с Валериком подготовили хоть одного тигра? Все еще Кремовского работа.
- Миленький, ты неправ, - начала было Буйкова, но дверь кабинета открылась, выскользнул красный, как мак, Эдик, а директор привстал из-за стола и помахал рукой - мол, кто следующий, входите! И Буйковы поспешили к директору.
- Когда мама придет, пусть подождет нас, - шепнул мне Буйков. Он помнил, что обещал мне помочь. А у меня ноги под столом сами плясали - я должна была нестись к Гаврилову и рассказать ему новости.