Второй парень, пришедший с верзилой, не долго думая, со всей силой обрушил на голову кривоносого декоративный подсвечник, бессмысленно стоявший на подоконнике гостиничного номера. Два удара, – второй чуть послабее, – по массивному красному затылку с колючим ежиком редких волос на некоторое время лишили его возможности работать головой как внутри таковой, так и используя ее снаружи – в качестве боевого оружия.
Наблюдая эту сцену, я испытал то загадочное состояние души, которое в советские времена называлось чувством глубокого удовлетворения.
Во-первых, оба подручных господина Гончарова были нейтрализованы.
Во-вторых, я воочию убедился в том, что "архитектурное излишество" – поюзанный подсвечник, за наличие которого в номере с меня содрали цену за полулюкс, оказался таки полезным.
Господин Гончаров, быстро отскочил в сторону, к окну и в схватку не вмешивался. Его сощуренные глазки мгновенное оценили обстановку, а тонкие губы плотно сжались. Бой был явно проигран, и мой визитер, натурально, ссыпался.
Впрочем, Федор Николаевич на всякий случай достал из кармана пиждака пистолет – мой пистолет! – и, быстро сообразив, направил оружие не на победителей, а прямиком мне в лоб.
– Гончар! – укоризненно проговорил подымающмйся с пола верзила.
Он отряхнул колени потрепанных полотняных штанов и смерил щупленького Федора Николаевича с высоты своиж двух метров.
– Неужели ты настолько глуп, что будешь стрелять? -спросил парень с недоброй улыбкой. – Ну сделаешь ты пиф-паф, а дальше что?
В дверь номера громко постучали.
– Нельзя! – хором закричали я, Гончаров и двухметровый верзила.
Но наш вопль был проигнорирован.
Дверь уже распахнулась, и в проеме сначала появилась лысая щетка с деревянной ручкой и вслед за ней ее хозяйка -полна меланхоличная горничная.
– Убираться будем? – спросила она, глядя в пустую корзину для мусора, стоявшую слева от входа.
– Нет, спасибо, я только что вселился, – отозвался я с кровати и сделал попытку встать с намерением выставить горничную за дверь.
– Ну и хорошо, – столь же равнодушно произнесла дебелая матрона.
Так и не посмотрев ни на кого из присутствующих, горничная машинально протерла тряпкой косяк и, напевая что-то себе под нос, удалилась.
Теперь можно было продолжать наши переговоры.
– Откуда вы меня знаете? Кто вы такие, черт вас возьми? – затравленно спросил Гончаров, чуть опуская ствол пистолета.
– Кто ж такую сволочь не знает! – ответил верзила, и не спеша подошел к Гончарову.
Парень железной хваткой вцепился в ствол пистолета, не обращая внимания на то, что дуло "Макарова" теперь было направлено ему в пах.
Гончаров решил проявить благоразумие. Он выпустил пистолет и заложил руки за спину.
– Что вам нужно? – настала его очередь спрашивать.
Парень перевел взгляд в мою сторону.
Я уже начал потихоньку перезагружаться и присел на кровать, подложив под онемевшую спину прохладную пуховую подушку.
– Вообще-то, мне нужно, чтобы тебя не было, – ответил парень, продолжая улыбаться и снова повернувшись к Федору Николаевичу. – Как минимум – сейчас в этом номере, как максимум – совсем на земле. Но я готов не торопиться с программой-максимум, а программу-минимум отложить, если у гостя нашего города есть к тебе вопросы.
Забота, конечно, трогательная, но я предпочитаю решать свои дела самостоятельно. А разговор с Гончаровым в любом случае не предназначался для чужих ушей.
– Вопросов у меня слишком много, – развел я руками. -Но я предпочел бы перенести нашу с вами беседу, Федор Николаевич, на потом. Забирайте своих орлов и выкатывайтесь отсюда.
Господин Гончаров недоверчиво посмотрел на меня. В его взгляде мелькнула тень удивления, но он не стал ничего уточнять.
С деланной медлительностью он протопал к своим подручным, распростертым на полу гостиничного номера и потрепал по загривку кривоносого.
– Если живой, то пошли отсюда, – проговорил он вполголоса.
Тот с трудом очухался и для начала попробовал встать на четвереньки.
Осилив это положение, он выпрямился, свирепо озирая спокойных победителей.
Парни стояли плечо к плечу возле входной двери. Их поза выражала спокойную уверенность и готовность, если потребуется, дать немедленный отпор.
Верзила, судя по всему, был главным заводилой в этой компании.
Высоченный парень с рыжеватыми волосами, казалось, сошел с яркого рекламного щита, изображавшего симпатичного баскетболиста.
Его длинные волосы были собраны сзади в узел, украшенный черной лентой. Тот же цвет преобладал и в одежде юноши -черная джинсовая куртка и черный шейный платок поверх шерстяной водолазки.
Приятели были ростом пониже, но в плечах пошире. Один чем-то напоминал молодого Бельмондо, другой был похож на лохматую дворнягу.
Некоторая неухоженность и запущенность волосяного покрова моих избавителей, тем не менее, выгодно контрастировали с тщательно вылизанными проборами охранников Гончарова и его собственной прической волосок к волоску.
Кривоносый помог подняться своему косорылому коллеге, который держался за поврежденную челюсть, мыча, словно молодой теленок.
Федор Николаевич вытер о замшу своего костюма вспотевшие ладони и презрительно посмотрел на свою охрану. Прошептав вполголоса "уволю", он дал знак вываливаться.
На пороге Гончаров вдруг обернулся и, подарив мне прощальный пристальный взгляд, не без некоторого уважения произнес:
– Боюсь, что вы недооцениваете серьезность ситуации, господин Мареев. И мой вам совет на прощание – не доверяйте Леве. Меня он уже предал.
Дверь за ушедшими тихо закрылась, щелкнув собачкой английского замка.
– В номере есть аптечка? – деловито обратился ко мне верзила. – Как вы, вообще?
Я на ощупь проинспектировал свои ребра.
Вроде, эти гориллы умудрились ничего не сломать, только грудина ныла и было немного трудно дышать.
Что же касается лица, то косорылый ограничился одним ударом в челюсть, все остальное досталось моему бедному корпусу.
– Вообще я в порядке, – произнес я не без труда, -все-таки челюсть слева онемела. – Давайте знакомиться или как?
– Иван Сурин, – представился долговязый, не протягивая, однако, руки.
Его взгляд мгновенно перестал излучать сочувствие по отношению ко мне, а лицо словно окаменело, пройдя переход от доброжелательности к настороженности – такому лицедейству обучают на актерских факультетах.
В это мгновение мне даже показалось, что в его глазах я читаю затаенную угрозу.
Я назвал себя, хотя в этом не было большой необходимости – Сурин уже вертел в руках лицензию на частный сыск, выданую на мое имя.
– Я так и думал, – тихо пробормотал верзила. – Легавый.
– Но не в стае, – постарался я смягчить нелестную характеристику. – У вас аллергия на частных детективов или напряг с милицией?
Вопрос остался без ответа.
Сурин сосредоточенно смотрел куда-то поверх моей головы, как бы раздумывая, стоит ли продолжать разговор. Наконец, он решился.
– Ребята, нам с гостем надо пообщаться. Без обид, хорошо? И, вот еще что, Корнет, – обратился он парню, которого я окрестил "Бельмондо", – Ольгу найди, скажи что у нас все тип-тип. А Сашок пока сквер попасет.
Соратники Ивана Сурина поняли все правильно и оставили нас наедине.
Иван уселся напротив, подперев голову руками.
Сначала он молча смотрел мне в глаза, будто пытаясь интуитивно вычислить, что я за птица, а потом напрямик спросил:
– Ольга сказала мне, что призналась тебе во всем. Не подскажешь, с какой это радости ее потянуло на откровенность?
– Наверное, я показался ей симпатичным, – предположил я.
Но, заметив сжавшиеся при этих словах кулаки Ивана, тут же поправился.
– В смысле – заслуживающим доверия. И потом, – добавил я, не без усмешки, – твоя девушка ведь была голодна, а сытый человек обычно искренне благодарен тому, кто его накормил.
Кажется, Иван уловил скрытый в моих словах упрек в его адрес.
Я просек, что Иван – именно тот недавний ухажер Ольги, с которым она связывала возможные перемены к лучшему в своей жизни. А раз так – почему твоя девушка ходит голодной?
– Значит, ты умеешь вызывать доверие, – неторопливо проговорил Иван. – И как же ты им впоследствии распоряжаешься?
Хороший вопрос.
Этот паренек вовсе не так уж и прост, как кажется на первый взгляд.
– Исключительно в интересах моих клиентов, – серьезно ответил я. И это была чистая правда. – А какой-либо личный интерес в моей работе, как ты сам понимаешь, отсутствует напрочь.
– А это? – Иван потер большим пальцем об указательный и средний – интернациональный жест, обозначающий шелест перебираемых купюр.
– А это, – я повторил комбинацию из трех пальцев, -идет мне на жизнь и не более того. Видишь ли, я не авантюрист и не банк данных для шантажистов. Частная жизнь росийских граждан меня волнует только во время работы и только в аспекте обстоятельств дела, которым я в данный момент занимаюсь.
Я извлек из кармана предусмотрительно снятые очки и водрузил их на нос, чтобы лучше видеть глаза парня. Они оказались карего цвета, слегка раскосые и с выгоревшими ресницами.
– Что же касается прошлого Ольги, – продолжил я, – то эта информация для меня не представляет рабочего интереса. Во всяком случае пока.
Мне показалось, что Иван облегченно вздохнул.
– Равно как и сама Ольга, – извини, если я резко выражаюсь, – если бы она не встретилась с одним человеком, котрого я разыскиваю, – прибавил я, видя, что вновь завоевал доверие долговязого.
– Очень хочу поверить, что ты не врешь, – произнес он, сверля меня своими зрачками.
– Так что же тебе мешает? – улыбнулся я.
Иван достал из кармана мой "Макаров" и протянул мне пистолет.
– Будем считать, что мы поняли друг друга, – протянул он мне руку.
– Что касается меня, то я предпочел бы выслушать комментарии к вашему визиту, – уточнил я, пожимая ладонь Сурина. – Вы что – враги с Гончаровым или конкуренты? И почему ты его знаешь, а он тебя нет?
– Конкуренты! – возмутился Иван. – Еще чего! Да такую падаль надо душить уже в колыбели!
– Как бы не спутать младенцев, – вздохнул я. – Уж больно они похожи.
– Это вы в том смысле, что я много на себя беру? -Иван упер большой палец себе в грудь.
Я кивнул.
И был награжден двадцатиминутной лекцией о том, как Иван Сурин понимает житейские принципы.
Если суммировать его довольно патетическую речь, – я уже привык "конспектировать" чужие высказывания, как если бы я составлял отчет для Приятеля, – то основные положения сводились к следующему.
Коммунисты, буржуи, демократия, политика, экономика, современная эстрада и кока-кола – дерьмо.
Человек рождается свободным, но его оболванивают со всех сторон с самого детства, превращая в послушное орудие тех или иных интересов.
Надо найти в себе силы освободиться от этой шелухи, просто жить и быть независимым.
А для этого надо быть сильным и заставить других с собой считаться.
Короче говоря, более-менее знакомый юношеский коктейль из Руссо, Ницше и хиппи.
Но Иван относился к своей программе с полной серьезностью и претворял ее в жизнь как мог.
Сколотив команду единомышленников, он стал грозой здешних хулиганов, вызвав, с другой стороны, неизбежную ненависть у милиции, – органы правопорядка расценивались Суриным исключительно как инструмент подавления человеческих свобод и прав личности и ничего, кроме отвращения не вызывали.
Уже три года балансируя на грани посадки (хулиганство, нарушение обрядка, оскорбление ообщественной нравственности), Иван быстро стал довольно популярной личностью в Тамбове.
Его даже сначала пытались использовать в криминальном бизнесе – сперва предлагали заняться транспортировкой наркотиков, а потом распространением их в молодежной среде. С тем же предложением, только в плане провокации (а может, и нет) к нему подкатывали менты, но Иван наотрез отказался. Хотя сам был не прочь под настроение иногда покурить хорошего плана.
И вот теперь связь с Ольгой стала его наиболее уязвимым местом.
Буквально за уши вытащив девчонку из грязи, Иван крепко к ней привязался, но страх, что кому-нибудь станет известным ее прошлое, не давал ему как прежде спокойно наслаждаться жизнью.
Ведь узнай кто-либо о том, что несколько лет назад его нынешняя подруга ложилась под каждого, кому вздумается -его неформальный "рейтинг" резко упадет вниз, практически до нуля, а этого Иван никак не мог допустить.
Я не стал акцентировать его внимание на том, что здесь он противоречит сам себе.
Ведь если ему так уж плевать на окружающих, – в самом хорошем смысле, разумеется, – то почему его так заботит возможная огласка связи с бывшей проституткой? Не логичнее ли пренебречь общественным мнением?
Но такими элементарными вопросами Иван, как ни странно, не задавался.
Меня, разумеется, интересовали не его мировоззренческие позиции, а господин Воронцов. И тут Иван предподнес мне неожиданный подарок.
– Ольга направила этого шизика ко мне, – удивленно поведал мне Сурин. – Я снимаю квартирку тут неподалеку, получердак-полумансарду в разваливающемся особняке. Туда-то и заявился Воронцов после того, как Ольга с Харитонычем сыграли с ним в дурачка.
Сначала Сурин пытался сагитировать Сергея Воронцова в духе своей жизнестроительной программы, но быстро понял, что тут ему ничего не светит.
– Ну и шизики у вас в Тарасове, – пожаловался Иван. -Этот, которого ты ищешь, никого кроме себя не слышит, хотя и вопросы задает. А вот была у меня еще баба оттуда, так с ней вообще – караул! Вздумала, что я живу как-то не так и решила перевоспитывать. Замучила меня своим рационализмом, пришлось резко с ней обрывать.
По словам Ивана, Воронцов производил впечатление очень любопытного, пронырливого человека, – поэтому он и стал излагать ему свои взгляды, – но любопытство его было особого рода.
– Про шпану, про мафиози, про шваль всякую выспрашивал, – раздраженно вспоминал Сурин. – Будто какой-нибудь твой коллега, только уж больно наивный. Криминальный туризм, -вот как он определил свой визит в Тамбов. Но это уж не по моей части, увольте...
Иван недоуменно развел руками.
– Может, псих, а может – чего и задумал, – резюмировал он свои впечатиления от Воронцова. – А когда стал деньги предлагать, чтобы я его в притон сводил, пришлось послать подальше.
Я начинал всерьез испытывать беспокойство.
Информация о Воронцове пополнялась, но не качественно, а количественно. Все, видевшие его люди в один голос говорили одно и то же – Воронцов интересовался здешней криминальной средой, интервьюируя каждого встречного, казался немного не в себе и не был стеснен в деньгах.
Эти три наиболее существенных момента момента мне очень не нравились.
Ни сами по себе ни тем, что я не мог найти им должное истолкование.
Мысленно пожалев, что со мной нет Приятеля, я продолжил задавть свои вопросы.
– А этот... Федор Николаевич Гончаров – он что -местный авторитет? Бандит, бизнесмен?
Выслушав поток брани по адресу Гончарова, я смог выяснить, что сей господин более известен как Гончар, что он скорее мой земляк, чем Ивана, что Гончар занят отмыванием своих и чужих денег и контролирует несколько поволжских банков.
– Ты рассказывал про него Воронцову? – нащупал я тоненькую ниточку.
– Разумеется, – кивнул Сурин. – Гончар фигура заметная. Но он лишь один из многих...
"Но именно он пришел ко мне", – думал я, продолжая слушать Сурина.
И именно Гончаров хотел узнать, чего мне надо в его владениях, хотя мог бы встретиться со мной и в Тарасове. Гончаров знаком с Левой Охотниковым, сердит на него, озлоблен, по-моему, находится в замешательстве и пытается как-то просянить для себя ситуацию.
Еще два немаловажных момента: Гончаров думает, что меня послал Лева, и ему известно о существовании Лилии Воронцовой.
Сдается мне, что пора звонить домой, Воронцовой и ее спонсору. Хотя бы для того, чтобы выяснить – живы ли еще мои клиенты.
Впрочем, есть еще один способ связи – но это уже для Приятеля.
– Вот еще что, – наморщил лоб Иван. – Этот... шизоид приезжий говорил, что у него тут жена проживает. На Тельмана, если я не ошибаюсь. Оставлял адрес для связи, если я все-таки захочу его сводить в притон или на малину. Вот болван!
– Что-о? – удивился я.
Неужели Воронцов двоеженец? Или они не расписаны с Лилией?
Да нет, ведь Рита Попова по телефону говорила мне, что была свидетелем у Воронцовых на свадьбе, – значит, и в ЗАГСе тоже.
– Ты тот листок часом не выбросил? – спросил я с тревогой.
Иван Сурин порылся в кармане и вытащил свернутую вчетверо бумажку, на которой было начератно карандашом по диагонали:
"Наташа Воронцова. Ул. Эрнста Тельмана, десять".
Фамилия Воронцова было аккуратно зачеркнута и сверху вписано буквами помельче:
"Кузьмина".
– Наверное, его первая жена, – произнес я задумчиво. – Могли бы и предупредить.
Про себя я уже предвкушал, как устрою по телефону разнос Лилии Воронцовой.
Просил же ее рассказать о родственных связях мужа как можно более подробно. Но она лишь ограничилась биографиями родителей, к тому же давно умерших, да рассказывала про какую-то тетку из Семипалатинска. А о первой жене умолчала. Или не знала сама? Ох уж эти клиенты! Только и знают, что сваппить...
Как бы там не было, нужно турбиться, пока я в материале.
Да и Иван за время нашей беседы несколько раз посмотрел на часы, – наверное, спешил к Ольге.
– Да, – добавил Сурин, – Ольга мне еще говорила, что видела Сергея на другой день вместе с худющей бабой.
Глядите-ка! Еще одна женщина! Да у Воронцова их тут целый батальон!
– В выставочном зале музея, где сейчас "митьков" повесили. Ольга была на открытии и видела там Серегу, который вился хвостом возле этой бабы. Ольга прошла мимо, думала -клеит, а он ей что-то про подслушивающие устройства заливает, представляешь? Такая мымра в юбке с драконами, как Ольга описала, – припомнил Сурин. – Она, вроде, в "Гурмане" работает, есть тут такой магазинчик для нуворишей. Так что поинтересуйся, если приспичит.
– Обязательно, – заверил я его и спросил напоследок. – – Скажи, а что, по-твоему, произошло с Харитонычем? Кому мог помешать старик?
– А хрен его знает, чем он помешал Гончару! – тут же вскипел Иван. – Голову даю на отсечение – его братва постаралась.
– Откуда такая уверенность? – поинтересовался я, косясь на дикофон за репродукцией Шишкина, – не закончилась ли кассета?
– А кому же еще? – удивился Сурин. – Да я могу прохронометрировать как это происходило!
По словам Вани, он с Ольгой прогуливался у сквера, когда к ним приблизился довольный Харитоныч – старик собрал сумму, которой на два пузыря хватало и чуть-чуть на хлебушек еще оставалось.
Опасливо косясь в сторону на отогнавшую его подальше от лотка с мороженым продавщицу, – Сурину с его подругой тоже досталось от голосистой бабы, – инвалид поведал Ване с Ольгой, что к нему только что докалывались два типа в кожаных плащах.
Всмотревшись в маячившие неподалеку фигуры, Сурин тут же распознал людей Гончара.