Лигси вкратце пересказал ему наиболее важные подробности визита. Как и следовало ожидать, он ни словом не обмолвился о визитной карточке и приглашении мистера Ридера.
– Дело швах, – заявил Лигси, закончив рассказ. – У старины Ридера нюх, как у ищейки. Он спросил, для чего мы оставляем дыры в кирпичах. Мне еще никогда не приходилось иметь дела с сыщиком…
– Не приходилось, говоришь? – злобно оскалился его собеседник. – А кем был тот водонос, что поднимался к нам на палубу у Грейвсенда давеча ночью? Или почему я выбросил за борт полцентнера отличного товара, а? Идиот! Да у нас таких парней на борту не меньше полудюжины, и каждый из них в сто раз умнее Ридера. Он просил тебя рассказать ему что-либо?
– Нет, – без запинки ответил Лигси.
Джо Аттимар ненадолго задумался, а потом сказал:
– Поднимаем якорь. Я не собираюсь ждать это голландское корыто.
Вздох облегчения, который вырвался у Лигси, был слышен, наверное, и на корме баржи.
Визит Ридера стал кульминацией целой череды следственных действий, которые он предпринял на протяжении нескольких дней. Отправив краткий отчет в Скотленд-Ярд, сыщик поехал к себе домой, на Брокли-роуд, и, поворачивая с Луишем-хай-роуд, догнал Джонни Саутерса. Джонни был не один.
– Мы с Анной как раз говорили о вас, – сказал молодой человек, замедляя шаг и пристраиваясь рядом с неспешно вышагивающим мистером Ридером. – Вы не могли бы уделить нам пять минут?
Ну что тут поделаешь? Мистер Ридер провел их в свою большую, старомодно обставленную гостиную, втайне надеясь, что заявленная консультация не коснется неисповедимых путей юных сердец.
Как выяснилось, они собирались пожениться.
– Отцу Анны уже все известно, и он повел себя ужасно благородно, – сообщил Джонни, – и я хочу, чтобы вы об этом знали, мистер Ридер.
Мистер Ридер пробормотал полагающиеся случаю поздравления. После этого вопрос любви и брака был отложен.
– И Десбойн тоже повел себя ужасно благородно. Я сам рассказал Анне о неприятной сцене, свидетелем которой вы стали, он не сказал ей ни слова. Он написал Анне письмо с извинениями и прислал извинения мне. Кроме того, он предложил мне очень хорошую должность в Сингапуре, если только я захочу ее занять, – он ужасно богат, и его предложение звучит заманчиво.
– Мне оно вовсе не кажется таковым, – решительно возразила Анна. – Я ценю щедрость Клайва, но не думаю, что Джонни должен отказываться от государственной службы, если только не подвернется что-нибудь получше здесь, в Англии. Я хочу, чтобы вы переубедили его, мистер Ридер.
Мистер Ридер перевел унылый взгляд с одного на другую. Мысль о том, чтобы убеждать кого-то сделать то, в чем сам он не разбирался, приводила его в смятение. Он вполне отдавал отчет в своих недостатках в качестве наставника молодежи. Джонни Саутерс нравился ему, как нравился любой достойный молодой человек. Он полагал Анну Уэлфорд настоящей красавицей. Но даже сочетание этих двух факторов не заставило его преисполниться энтузиазма.
– Меня не нужно ни в чем убеждать, – заявил, к его облегчению, Джонни. – У меня есть еще один туз в рукаве – одно крупное дельце. Я сейчас не имею права рассказывать о нем – говоря по правде, меня настоятельно просили не делать этого. Если оно выгорит, вопрос о работе в Сингапуре отпадет сам собой. В общем-то, я не ожидаю никаких сложностей. Проблема заключается в следующем, мистер Ридер: если бы вам предложили долю в процветающем предприятии, которое может превратиться в нечто очень крупное, если вложить в него душу и сердце, вы бы согласились?
Мистер Ридер возвел очи горé и вздохнул.
– Гипотетические допущения неизменно вызывают у меня предубеждение, мистер Саутерс. Быть может, как-нибудь в другой раз, когда вы сочтете возможным посвятить меня в подробности своего дела, я и смогу посоветовать вам что-либо, хотя, должен признаться, никогда не считал себя человеком, способным давать… э-э-э… сто́ящие советы.
– Вот поэтому я и хотела повидаться с вами, мистер Ридер, – тут же закивала головой Анна. – Я ужасно беспокоюсь из-за того, что Джонни намерен оставить государственную службу ради какой-то химеры, и хочу, чтобы он поговорил с вами об этом. Мне не нужны его тайны, – в глазах девушки мелькнула тень улыбки, – потому что самые важные из них мне известны и так.
Мистер Ридер беспомощно огляделся по сторонам. Он чувствовал себя загнанным в ловушку и погрязшим в сетях унылой семейной жизни. Говоря по правде, ему было ужасно скучно, но, обладай он более пылким темпераментом, мог бы даже сорваться на крик от отчаяния. Он уже жалел о том, что догнал этих влюбленных голубков, которым, судя по всему, некуда было время девать, как жалел и о том, что они не обратились в одно из тех периодических изданий, что содержат целый штат советчиков специально для молодых и влюбленных, не знающих, как сделать карьеру. И потому он испытал прилив острого счастья, закрывая дверь за их маленькой тайной и переходя к исключительно серьезному делу заваривания чая к позднему ужину.
В течение следующих нескольких дней у мистера Ридера хватало многочисленных забот, однако факт добавления Джо Аттимара к списку его личных врагов, даже знай тот об этом, не относился к их числу.
В тюрьмах дюжины стран сидели люди, не питавшие к нему, мягко говоря, особых симпатий. Мейстер из Гамбурга, продававший казначейские билеты Соединенных Штатов Америки по весу, как картошку, Лефер, искусный фальшивомонетчик итальянских лир, Монсатта, специализировавшийся на азартной игре на бирже, мадам Пенса из Пизы, долгие годы бывшая главным распространителем фальшивых денег в Восточной и Южной Европе, Ал Селински, подделывавший ценные бумаги, Дон Лейшмер, печатавший французские франки погонными милями, – все они прекрасно знали мистера Ридера, по крайней мере по имени, и ни у одного из них не нашлось для него доброго слова, за исключением Монсатты, который отличался широким кругозором и либеральными взглядами и мог абстрагироваться от собственных несчастий.
К мистеру Ридеру потоком шли письма и послания, иногда – из самых неожиданных и своеобразных источников. Любопытно, что бо́льшую часть его корреспондентов составляли женщины. И среди них было множество записочек самого неловкого или даже нескромного свойства.
Его имя часто упоминалось в делах, которых слушались в Олд-Бейли. Ему самому нередко доводилось стоять на месте для дачи свидетельских показаний, являя собой скорбное и несчастное зрелище, и свидетельствовать в своей мягкой и почтительной манере против преступников самых разных мастей, но главным образом фальшивомонетчиков.
Его часто называли то экспертом, то частным детективом, то банковским служащим. В каком-то смысле все это было справедливо, но не совсем. Судьи и некоторые адвокаты знали, что он оказывает услуги публичному обвинению. Поговаривали, что неофициально он обладает статусом и влиянием старшего офицера полиции и уж наверняка получает щедрые гонорары не только от Ассоциации банков, но и от правительства, но никто не представлял в точности, чем именно он занимается. Счет у него был открыт в банке "Торквей", управляющий которого был его личным другом.
Но конечным итогом его мимолетных появлений в суде стала уверенность здравомыслящих и умных женщин в том, что он – именно тот человек, которому следует поручить надзор за мужьями и добычу улик их супружеской неверности. Деловые люди обращались к нему с просьбами получить сведения о частной жизни своих партнеров; процветающие промышленные концерны предлагали ему щедрые комиссионные; но подобного рода деятельность отнюдь не прельщала мистера Ридера, и он собственноручно, с соблюдением всех правил орфографии и пунктуации, писал длинные ответы, в которых объяснял, что не является частным детективом в общепринятом смысле этого слова.
Посему он ничуть не удивился, когда спустя четыре дня после его разговора с Джонни Саутерсом получил письмо, отправленное из квартиры на Парк-лейн, в котором его просили оказать услугу. Первым делом он взглянул на подпись и с некоторым трудом расшифровал ее как "Клайв Десбойн". Поначалу имя это, хотя и смутно знакомое, ни о чем ему не сказало, но потом он вспомнил ссору, свидетелем которой стал, и сообразил, что это противная сторона в злосчастном конфликте.
Письмо было напечатано на машинке и гласило следующее:
… Уважаемый сэр!
Ваш адрес стал мне известен совершенно случайно благодаря тому, что мисс Уэлфорд однажды вечером показала мне ваш дом, когда я наносил ей визит. Сейчас я оказался в довольно-таки щекотливом положении и хотел бы прибегнуть к вашим услугам, дабы выпутаться из него с наименьшими потерями. Поскольку дело касается Саутерса, с которым, полагаю, вы знакомы (мне стало известно, что вы были свидетелем одного постыдного эпизода, в коем я повинен больше него), я решил, что вы, быть может, не откажетесь повидаться со мной. Прошу вас отнестись к моей просьбе как к профессиональному заказу и назначить за его выполнение свой обычный гонорар. Я буду в отъезде до вечера пятницы, но дело пока что не требует особой срочности. Если бы вы соблаговолили принять меня где-нибудь после десяти в пятницу, я был бы вам чрезвычайно признателен .
Искренне ваш …
Первой мыслью мистера Ридера было достать чистый лист бумаги и написать вежливый, но твердый отказ во встрече с мистером Десбойном, каким бы стесненным ни оказалось его положение. Но, не успев написать и нескольких слов, он вдруг ощутил один из тех внезапных порывов, которые иногда снисходили на него, словно по наитию, направляя на путь истинный, и призадумался. В итоге он отослал молодому человеку лаконичную телеграмму, в которой давал согласие на его предложение.
День, на который была назначена встреча, выдался для мистера Ридера нелегким и хлопотным. Скотленд-Ярд совершил два важных открытия: ранним утром полицейские окружили небольшой гараж на севере Лондона, в котором обнаружили почти 400 фунтов марихуаны, а затем провели обыск и в одном из особняков Вест-Энда, где в большом количестве были найдены героин и кокаин.
– Похоже, мы вышли на след одного из главных распространителей заразы, – сообщил Гейлор. – Мы взяли баржу под наблюдение и намереваемся арестовать Аттимара, как только он поднимется на борт.
– Где она сейчас находится?
– Неподалеку от Гринвича, – ответил Гейлор.
Сунув руку в карман, мистер Ридер выудил оттуда конверт. Бумага была грязной и захватанной, а почерк – небрежным и неразборчивым. Он достал оттуда столь же неприглядное письмо и положил его на стол перед Гейлором.
… уважаемый сэр, я гатов подилиться с вами кое-какими свединиями. Загляну к вам в субботу утром. Друг.
Гейлор покрутил в пальцах конверт, на котором стоял почтовый штемпель Гринвича.
– Он сомневался, стоит ли вообще отправлять его: конверт несколько раз вскрывали и заклеивали снова. Я полагаю, это Лигси; его настоящее имя – Уильям Лиггз. Осужден не был, но подозрения в отношении его имеются. Будете встречаться с ним?
– Если он вообще придет, – отозвался мистер Ридер. – Многие из этих джентльменов, готовых поделиться нужными сведениями, в последний момент склонны отказываться от этой идеи.
– Быть может, уже слишком поздно, – заметил Гейлор.
Именно в конце этого тяжелого и утомительного дня мистер Ридер вернулся к себе в квартиру, совершенно позабыв о встрече, которую назначил столь опрометчиво. Не успел он переступить порог, как зазвенел дверной колокольчик, и только тогда он с горьким сожалением сообразил, что лишил себя часа заслуженного отдыха.
Мистер Десбойн пояснил, что приехал к нему прямиком из своего клуба, где принял ванну и переоделся после долгой поездки на запад Англии.
– Мне крайне неловко беспокоить вас в столь поздний час, мистер Ридер, – с извиняющейся улыбкой заявил он, – но я чувствую себя главным злодеем из драматического спектакля, и самолюбие заставило меня приложить все силы к тому, чтобы исправить положение.
Мистер Ридер беспомощно огляделся по сторонам в поисках стула. Обнаружив таковой, он указал на него, и мистер Десбойн придвинулся к столу, за которым сидел сыщик.
Он оказался мужчиной лет этак тридцати трех или тридцати пяти, симпатичным, с очень приятным и открытым лицом и серыми глазами, в которых таилась добродушная насмешка.
– Вы видели драку? Бог ты мой! Ну и удар у этого малого! Я, конечно, получил по заслугам, пусть и не очень много, честно говоря. Я вел себя с ним крайне грубо. А потом как дурак ударился в другую крайность и предложил ему работу в Сингапуре. Разумеется, он согласится на нее, так что теперь я готов любой ценой отказаться от своего предложения.
Мистер Ридер с удивлением взглянул на него, и в ответ молодой человек рассмеялся, но в смехе его звучала горечь.
– Похоже, вы считаете это странным? В общем, я склонен к импульсивности, из-за чего и попал в тупик. Причем в тупик куда более безвыходный, чем полагал изначально, потому что мне ужасно нравится Анна Уэлфорд, а вот я ей ужасно не нравлюсь. Так что Саутерс оказался в положении счастливого соперника, и что бы я теперь ни сказал или ни сделал, все будет выглядеть подозрительно. Вот что самое ужасное!
– Но почему вы хотите отменить назначение? – спросил мистер Ридер.
При этом он мог бы добавить, что, если ему не изменяет память, предложение уже было отклонено.
Клайв Десбойн заколебался.
– В общем, это долгая и неприятная история.
Он встал со стула и принялся расхаживать по комнате, сунув руки в карманы брюк. На лицо его набежала туча.
– Вы помните вечер нашей драки? Не думаю, что он так уж прямо и отпечатался у вас в памяти. Все началось с того, что я сказал нашему другу что-то такое, когда мы выходили из ратуши. Очевидно – о чем я узнал только впоследствии – снаружи Саутерса кто-то поджидал. Но в суете нашего маленького недоразумения – которое началось еще в городском совете, кстати, – Саутерс не встретился с этим человеком, который или последовал за ним на Луишем, или опередил его, придя туда первым. Должно быть, он видел и нашу драку. Когда я тем вечером вернулся домой, портье в холле спросил у меня, приму ли я какую-то сомнительную личность, но я, будучи не в настроении видеть кого-либо, отказался. Через несколько дней меня остановил на Пикадилли какой-то тип, которого я принял за попрошайку – очень упитанного и крепкого, да, но ведь все попрошайки таковы. Он начал с того, что заявил мне, будто видел драку, и добавил, что может рассказать о Саутерсе кое-что интересное. К тому времени я уже немного успокоился, но все равно собирался отделаться от него. Но мнимый попрошайка проявил настойчивость, и я пригласил его к себе. Он пришел тем же вечером и поведал сногсшибательную историю. Он сказал, что его зовут, – Клайв Десбойн нахмурился, – надо же, его имя вылетело у меня из головы, но я вспомню, только немного погодя. Он был штурманом или помощником шкипера баржи, принадлежащей человеку по имени Аттимар…
– Лигси? – предположил мистер Ридер, и его собеседник кивнул.
– Точно, Лигси. Не буду пересказывать вам всего, иначе это растянется до бесконечности, к тому же, я не хочу надоедать вам так, как он наскучил мне. Словом, они возят какую-то контрабанду на барже вверх по реке, а сам Аттимар – первостатейный мошенник. Поначалу я не поверил в эти небылицы, хотя, судя по некоторым деталям, очень похоже, что он говорил правду. В общем, что-то они там тайком привозили на барже, а Саутерс незаконно оформлял это "что-то" через таможню.
От изумления мистер Ридер замер с открытым ртом.
– А теперь я скажу вам правду. – В голосе Клайва Десбойна прозвучала искренность. – Я захотел поверить в эту историю. В глубине души я терпеть не могу Джонни Саутерса – я бы солгал, уверяя вас, что это не так. Думаю, любой на моем месте испытывал бы к нему те же чувства. С другой стороны, я хотел поступить благородно. Я заявил тому типу, что он лжет, но он поклялся, что говорит правду. Он полагает, что полиция намерена арестовать Аттимара, а когда это случится, Аттимар расколется, говоря его же собственными словами. А ведь я уже успел рекомендовать Саутерса на очень важную и ответственную должность в Сингапуре, и, естественно, если эта история выплывет наружу, я будут выглядеть совершенно по-дурацки. Против этого я ничего не имею, – негромко добавил он, – но я не желаю, чтобы Анна Уэлфорд вышла за этого человека замуж.
Мистер Ридер задумчиво потянул себя за нижнюю губу.
– Вы знакомы с Аттимаром?
Молодой человек покачал головой.
– Не могу сказать, что я знаком и с Лигси, но если он сдержит обещание, то я познакомлюсь с Аттимаром завтра утром.
– И в чем же состоит его обещание? – полюбопытствовал мистер Ридер.
– Он говорит, что у Аттимара имеются документальные подтверждения – он выразился по-другому, но смысл был именно таким, – и что сегодня ночью он проберется в дом Аттимара, чтобы раздобыть их.
И вновь мистер Ридер надолго задумался, невидящим взором глядя перед собой.
– Когда вы видели его в последний раз?
– В то утро, когда написал вам или, точнее, в то утро, когда вы получили мое письмо. – Молодой человек в отчаянии всплеснул руками. – Что бы ни случилось, теперь Анна будет думать, что я самый отвратительный…
В это время зазвонил телефон. Мистер Ридер, пробормотав извинения, поднес трубку к уху. На лице его не дрогнул ни один мускул. Он лишь спросил:
– В котором часу? – И после долгой паузы обронил. – Да.
Когда он положил трубку на рычаг, Десбойн продолжил:
– Я намерен увидеться с этим Аттимаром…
Мистер Ридер покачал головой.
– Боюсь, вы не сможете увидеться с Аттимаром. Сегодня вечером, между девятью и десятью часами, он был убит.
Была уже половина первого ночи, когда такси доставило мистера Ридера на улицу Шедвик-лейн, которая буквально кишела народом. У ворот дома выстроился полицейский кордон, но Гейлор, поджидавший мистера Ридера, провел его во двор.
– Мы обследуем реку баграми и сетью в поисках тела, – пояснил он.
– Где было совершено убийство? – спросил мистер Ридер.
– Пойдемте внутрь, – угрюмо предложил инспектор, – и вы перестанете задавать ненужные вопросы.
Глазам мистера Ридера предстала весьма неприятная картина, хотя вывести его из равновесия было нелегко. В маленькой гостиной царил настоящий хаос: мебель была перевернута и разбита, а стены забрызганы красным. Но угловой столик почему-то уцелел. На нем стояли два бокала с виски: один полный, а второй полупустой. Рядом с ними на клочке бумаги лежала недокуренная сигара.
– Убийство было совершено здесь, после чего тело подтащили к краю пристани и сбросили в воду, – сказал Гейлор. – Улики налицо. В нашем распоряжении оказались многочисленные бумаги, а на каминной полке мы обнаружили письмо от человека по имени Саутерс, Джонни Саутерс. Обратного адреса на нем нет, но, судя по почерку, это человек, имеющий образование. В девять двадцать сегодня вечером к Аттимару пришел гость, молодой человек, которого он впустил через калитку и которого видели выходящим из дома без двадцати пяти минут десять, то есть буквально через десять минут после первоначального появления.
Гейлор открыл кожаный чемоданчик и достал оттуда дешевые смятые серебряные часы, которые явно были раздавлены чьим-то каблуком. Стекло треснуло и разбилось, а погнутые стрелки показывали девять тридцать.