[8]
Служба безопасности ГДР, которую все называли Штази, представляла собой наиболее мощную из подобных организаций восточного блока. В относительных цифрах, то есть на душу населения, она была больше советского КГБ в десять, а по некоторым подсчетам даже в тридцать раз.
На момент падения ГДР в Штази было сто две тысячи сотрудников и примерно полмиллиона так называемых внешних сотрудников - стукачей, информаторов, внедренных агентов, провокаторов, не считая обычных сплетников. И это в стране с семнадцатью миллионами населения… Когда режим рухнул, был разрешен доступ к базам данных Штази. Оказалось, у них хранились личные дела шести миллионов собственных граждан плюс миллиона иностранцев.
Но Лиску и его компаньонов из западных разведок интересовали вовсе не эти сведения. Они хотели знать имена своих истинных врагов. А эти имена хранились в архивах Hauptverwaltung Auf klarung, ХФА, главного разведывательного управления на Норрманненштрассе, 22 в Восточном Берлине, где работало четыре тысячи двести восемьдесят шесть сотрудников. Руководил управлением легендарный Карла, генерал-лейтенант Маркус Вольф.
Немецкая аккуратность, как известно, граничит с педантизмом, и особенно сильны они по части регистрации разнообразной информации. В ХФА, как считалось в ЦРУ, среди всего прочего хранились около пятидесяти тысяч фамилий людей, помогавших тайной полиции ГДР в ее, как это называлось, "иностранных делах" за многие годы, - от профессиональных шпионов до вечно сомневающихся "сочувствующих". Для удобства все базы данных были внесены в компьютер. Это означало, что Лиске с помощниками не придется ворошить десятки тонн папок, что было бы почти невыполнимой задачей. Вся нужная информация была на большой катушке магнитной ленты, но не настолько большой, чтобы не уместиться в обычном портфеле или даже в мундире, если хозяин этого мундира будет хорошо простимулирован.
Лиска из собственного опыта знал, что почти всё и всех можно купить за деньги. А здесь шла речь - без всякого преувеличения - о власти над пятьюдесятью тысячами людей, причем людей не с улицы. От того, кем они были и чем занимались, зависело существование сотен миллионов людей - как в положительном, так и в отрицательном смысле. За такое знание не жалко никаких денег, решил Лиска.
К сожалению, эта мысль посетила не его одного. Многие рассуждали точно так же - в первую очередь в организации, к которой он принадлежал и сам. Поэтому в ЦРУ началась обычная бюрократическая неразбериха, а когда дым рассеялся, на поверхности осталась ответственная группа из трех человек, уполномоченных властью и деньгами, группа экспертов, главной задачей которых было поддерживать иллюзию полезности и хорошее настроение, проектная группа, которой, собственно, и предстояло выполнить работу, и несколько вспомогательных групп, отвечающих за координацию оперативных мероприятий. Лиска возглавлял одну из таких групп: одна цель, несколько человек, реальный (в кои-то веки!) пакет с деньгами и, разумеется, наивысочайший уровень секретности. Другими словами, все было как обычно, и, как обычно, проекту присвоили код: "Операция Роузвуд".
Упала Берлинская стена, и вместе с ней как карточный домик рухнула Штази. Внезапно все стало можно продать, и, чтобы урвать хороший кусок, важно было успеть первым. Продавцы сами разыскивали покупателей. В конце ноября 1989 года некий офицер Штази, не особенно высокого ранга, но работающий там, где надо, взял компьютерную ленту с фамилиями всех работавших на ГДР шпионов и отнес к своему русскому приятелю из КГБ. Ленту самолетом переправили в Москву, так что теперь продавцы из Штази и КГБ могли спокойно встретиться с покупателями из ЦРУ и обговорить условия сделки. Во вторник 5 декабря ударили по рукам и обменяли базу данных на доллары, партнеры отметили успешное завершение переговоров русской водкой и русским же шампанским.
Катушка с базой данных досталась ЦРУ очень недорого, чему Лиска не особенно удивился. Он был ребенком во время войны, подростком участвовал в Венгерском восстании и собственными глазами видел, что человеческая жизнь иногда не стоит и ломаного гроша. Здесь, по крайней мере, заплатили по сотне долларов за голову, подумал он и сочувственно покивал.
В тот самый вечер, когда майор Сенс за ужином в своей квартире в Пренцлауер-Берге подавился кофе, Лиску тоже пригласили на ужин, поданный на тысячу километров севернее на вилле в фешенебельном стокгольмском пригороде Юрхольм. В отличие от Сенса пить кофе ему не пришлось. Впрочем, он легко с этим примирился, понимая, что его ожиданию приходит конец. С хозяином виллы он был знаком с начала шестидесятых. Сейчас тот работал в шведском правительстве, где официально занимался вопросами науки и развития, однако по сути был советником премьер-министра по безопасности.
Отношения его с Лиской нельзя было назвать безоблачными. В первые годы их знакомства отношения эти были настолько запутаны, что малейшее официальное их расследование могло бы привести к тяжелым последствиям не только для них самих, но и для их шефов и интересов наций, которые они представляли. Сейчас положение было совсем иным. Русский медведь был в глубоком нокдауне, рефери уже досчитал до восьми - это обстоятельство очень упрощало общение Лиски с ответственным за безопасность правительственным чиновником. "Короче говоря, у шведов уже нет повода дрожать за свою шкуру", - так сформулировал Лиска генеральную линию большой политики в беседе со своим начальством в Лэнгли.
Хозяин и гость собирались посвятить вечер изысканной еде, хорошему вину и приятной беседе о минувших временах, светлом будущем и сегодняшней политической ситуации, но не успели они сесть за стол, как у хозяина зазвонил красный телефон. В ту же минуту в дверь постучал шофер Лиски, он же телохранитель, и после этого речь шла только о работе. Оба они, и хозяин, и гость, занимались, казалось бы, различными делами, и все же дела эти были тесно связаны.
На прощание хозяин процитировал Черчилля, правда, с поправкой: "Что проку, если тебя предупредят, если ты не в состоянии себя защитить?" Лиска уехал в американское посольство, где снимал небольшой офис, и провел всю ночь в разговорах по телефону и прогулках от стола до телевизора и обратно. Poor bastards, подумал он, имея в виду те пятьдесят тысяч, чьи жизни только что пошли с молотка. Жалко подонков.
Часть IV
Другая жизнь
21
Осень 1999 года
Вопрос, поставленный начальником оперативного отдела полиции безопасности Бергом, звучал так:
- Можешь себе это представить, Ларс?
Могу ли? - подумал Юханссон. - Могу ли я себе это представить?
- Могу, - сказал он.
Так все и началось.
В Шведской полиции безопасности после убийства премьер-министра, случившегося в феврале 1986 года, произошло немало событий. Убийство повлекло за собой целый ряд проверок и комиссий, но даже не это было главным. В организации существовала годами выработанная технология выскальзывания из подобных ситуаций. Причем каждый следователь с минимальным инстинктом самосохранения понимал, что действовать надо в высшей степени осторожно, - в этом состоял один из принципов работы тайной полиции.
Когда речь шла о вещах, которые были секретны просто потому, что это лежало в их природе, необходимо было приложить все старания, чтобы не скомпрометировать в высшей степени важную для общества деятельность, не дать врагу в руки этот козырь и таким образом не нанести вред национальному благосостоянию. Поэтому реакция на проверки и упреки вылилась в обычную смесь мероприятий чисто косметического характера и небольших кадровых перестановок. Все в соответствии со старым правилом "и волки сыты, и овцы целы". Эстеты получили душевное успокоение, а те, кто жаждал крови, - фунт мяса.
Чтобы "подчеркнуть сугубо гражданский и демократический характер" деятельности организации, она сменила имя и стала называться отделом безопасности Центрального полицейского управления, или, как все ее теперь называли, СЭПО. Из тех же соображений СЭПО получила большую независимость, чтобы уравнять статус начальника шведской тайной полиции с его зарубежными коллегами, была введена должность генерального директора, и, наконец, перетасовали несколько должностей в высшем бюрократическом эшелоне, а один из сотрудников был демонстративно уволен, правда, зарплату ему сохранили.
В то же время происходили и другие события, имеющие гораздо более далеко идущие последствия, и важнейшим из них, разумеется, был развал Советского Союза и восточного блока. Существовавший с незапамятных времен русский отдел, который, если грамотно посчитать, пожирал больше половины бюджета СЭПО, ныне представлял лишь бледную тень себя самого, и, если бы не творческий подход и находчивость начальника оперативного отдела Берга, вся организация могла бы тихо почить: противник признал свое поражение, бороться было больше не с кем.
Берг, без сомнения, был самым выдающимся руководителем оперативного отдела за всю его историю. Главный противник исчез, река обмелела, однако он не растерялся и мгновенно нашел другие занятия - ситуация на Балканах, международный терроризм, правые экстремисты, защита Конституции и, как подарок, - убийство Улофа Пальме, пробудившее интерес к профессии телохранителей.
Уже в год падения Берлинской стены в отделе личной охраны в СЭПО работало больше народа, чем в бывшем русском отделе, и с тех пор спрос на телохранителей неуклонно рос. Заметные персоны вдруг почувствовали, что им, как никогда раньше, угрожает опасность. Хорошо это или плохо, но для тайной полиции это было как манна небесная. В общем, дела шли бы недурно, если бы не появились и другие источники беспокойства.
Угроза шведской демократии исходила теперь не слева, а справа. Казалось бы, ничего сложного: поверни голову - и вся недолга, но проблема заключалась в историческом наследии холодной войны, скопившемся в архивах СЭПО. Сотни человеко-лет работы были потрачены, чтобы выявить и зарегистрировать сотни тысяч граждан Швеции, чьи политические взгляды отклонялись влево от социал-демократического правления. Печальная, конечно, история, и все же ее можно было бы и похоронить, если бы не другая сторона медали.
А другая сторона заключалась в том, что политическая верхушка времен холодной войны постепенно исчезала с арены. Многие из тех политиков поумирали от старости, другие уже давно были на пенсии. Однолетки убитого премьер-министра доживали последние дни в коридорах власти. Поэтому десятилетиями проверенный механизм взаимных услуг правительства и тайной полиции вдруг засбоил.
Груз вины прошлых лет никуда не делся, с моральной точки зрения он только увеличился, но уже не существовало нанимателей, которые могли бы помочь отбиться от неприятных вопросов, и тайная полиция оказалась крайней. Вся система прогнила, считал Берг. Прогнила морально, и к тому же показала себя глубоко несправедливой к нему и его товарищам, которые честно выполняли свою работу.
В довершение ко всему у этой медали существовала еще и третья сторона. Пришедшие к власти люди, не имеющие отношения к печальной истории с регистрацией взглядов, оказались, естественно, широко представлены в старых архивах СЭПО шестидесятых-семидесятых годов - эпохи всеобщего радикализма. Берг прекрасно это знал, потому что ему неоднократно приходилось играть роль пожарного, когда на высокие посты выдвигались люди, живущие ныне в другое время и другой жизнью. И благодарности ждать не приходилось - заткнись и надейся на лучшее.
Именно с этого он и начал разговор с Юханссоном, и реакция была вполне предсказуемой.
- Если ты хочешь, чтобы я выносил твой мусор, тебе лучше обратиться к кому-то другому, - насторожился Юханссон.
- Боже упаси! - замахал руками Берг. - Приборкой я займусь сам. Я хотел бы, чтобы ты начал за чистым столом.
А я, подумал он, только и делаю, что прибираюсь за другими. Довольно несправедливо.
- Мысль красивая, - сказал Юханссон. - Начнем новое тысячелетие за пустыми письменными столами.
- Это едва ли не самое главное, - подчеркнул Берг, понимая, что Юханссона одолевают сомнения.
- Значит, вот почему ты нашел представителя поколения-шестьдесят восемь, - улыбнулся Юханссон.
- Ну-ну, - поморщился Берг. - Ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
- А что думают наверху? - спросил Юханссон с неподдельным интересом.
- Правительственная канцелярия считает, что выбор превосходный. Надеюсь, ты понимаешь, что такими назначениями занимается правительство. Так вот, я говорил с государственным секретарем - ты, по-моему, встречался с ним, помнишь, в той неразберихе после убийства Пальме, - и мы пришли к полному согласию.
- Это успокаивает, - внутренне усмехнувшись, сказал Юханссон. Времена меняются, подумал он. - А что говорит генеральный? Все же именно он начальник полиции безопасности.
- Генеральный директор? - с нескрываемым удивлением переспросил Берг. - С генеральными директорами никогда никаких проблем не было, - сообщил он.
Как их ни называй: генеральные, гениальные, не совсем гениальные или совсем негениальные, при Берге их сменилось пять, но он решил об этом не напоминать. Юханссон сам посчитает, если припрет.
- Как руководитель оперативного отдела ты уполномочен возглавлять всю работу. Правительство относится к тебе с большим доверием, - серьезно сказал Берг.
Польстить мне легко, подумал Юханссон.
Они долго говорили о предстоящей службе: Юханссон хотел поставить все точки над прежде чем принять решение. Он не политик, а полицейский. Его дело - ловить преступников и сажать в тюрьму, пока они не наломали еще больше дров. Единственное, что привлекает его в новой должности, - возможность заняться, наконец, настоящей оперативной работой.
Здесь-то все в порядке, уверил его Берг. К тому же и политики, и руководство, и сам Берг придерживаются того же мнения.
- Думаю, работа тебе понравится. Ты наверняка будешь приятно удивлен. Я знаю, что коллеги из "открытого" сектора много чего про нас говорят, но к этому надо относиться соответственно. - Берг уверенно покивал головой. - Это работа для настоящего полицейского. Такого, как ты, да и я.
Настоящий полицейский, подумал Юханссон. Вот, оказывается, как это называется - настоящий полицейский.
Потом перешли к практическим деталям. Повышение в должности? Конечно. Зарплата? Естественно, выше, поскольку и должность выше, и ты же знаешь, что в "закрытом" секторе люди получают больше, чем обычные полицейские.
Возможность подбирать сотрудников? Конечно. А кто же еще будет этим заниматься? Берешь работу, значит, ты - босс, и этим все сказано.
Оставался еще один деликатный вопрос.
- А как долго ты собираешься оставаться?
- Если хочешь, могу уйти завтра, - слегка улыбнулся Берг.
Если бы мог выбирать, ушел бы сегодня, подумал он, но, разумеется, не выдал своих тайных мыслей.
- Я-то рассчитывал, по крайней мере в первое время, на экскурсовода. - Юханссон тоже улыбнулся.
- Это пожалуйста. Я даже надеялся, что ты об этом попросишь.
После стольких лет что значит неделя или две, подумал Берг.
Юханссон кивнул. Ему показалось, что Берг плохо выглядит.
- Вот так обстоят дела, - вздохнул Берг. - Можешь себе это представить, Ларс?
- Могу, - сказал Юханссон.
Так все и началось.
Вечное заместительство Юханссона закончилось. Теперь он был уже не "Мädchen fur Alles" - так сказать, "прислуга за все", которого правительственная канцелярия и полицейское руководство выдергивало каждый раз, когда кто-либо из начальства садился в лужу или просто выбрасывал полотенце. Теперь у него была солидная должность начальника оперативного отдела в организации, которая на полицейском шведском называлась "закрытый" сектор, причем с точки зрения широты полномочий лучшего места просто не было.
Сам он, впрочем, об этом не думал: занимался подбором ближайших сотрудников, "свободного ресурса", как он его определил. Его лучший друг Бу Ярнебринг взялся ему помочь: сам Юханссон давно не работал в оперативных группах, поэтому был уверен, что за это время выросло немало способной и энергичной молодежи, которую он попросту не знает. С помощью друга он набрал с десяток молодых толковых ребят, и только одно омрачало картину: сам Ярнебринг категорически отказался перейти к нему на службу.
- Мне накладная борода не пойдет, - сказал он. - К тому же я начинаю стареть.
- Дай знать, если передумаешь, - попросил Юханссон.
Все мы не молодеем, подумал он.
- Пока не передумал. Ты мне лучше скажи, что с тобой произошло?
- О чем ты?
- Сколько лет мы знакомы? Мы же познакомились в школе полиции?
- Тридцать лет, - сказал Юханссон.
- Если память мне не изменяет, ты на курсе был самым красным, вернее сказать, единственным красным. Ты же хотел упразднить тайную полицию?
- Раз ты так говоришь, значит, так оно и было, - согласился Юханссон.
Тридцать лет, даже больше тридцати, подумал он.
- Помнится, ты говорил, что такая организация, как полиция безопасности, несовместима с демократическими и справедливыми правовыми органами. Если бы тебя спросили в то время, не собираешься ли ты работать в охранке, могу себе представить результат…
- И что бы я, по-твоему, сделал? - спросил Юханссон, хотя прекрасно знал ответ.
- Дал бы спрашивающему по морде.
- Возможно, - пожал плечами Юханссон.
- И поскольку ты никогда не был особенно силен по части подраться, пришлось бы вмешаться и мне.
- Конечно, - согласился Юханссон. - Я бы только на это и рассчитывал.
- А сейчас ты у них чуть ли не главный! Что же с тобой произошло?
- Сейчас новые времена… - сказал Юханссон.
Будем надеяться, лучше прежних, подумал он.
- Не верю, - заявил Ярнебринг. - Другие времена - это я еще могу согласиться. Но не новые.
22
Осень 1999 года
Само собой, прежде чем решиться на такой резкий поворот в карьере, Юханссон посоветовался с женой. Десять лет назад он, прожив пятнадцать лет после развода холостяком, решил кардинально поменять свою жизнь и, едва миновала неделя страстной любви, сделал предложение. С одиночеством, которое он привык считать своим естественным состоянием, было покончено. Иногда, правда, он тосковал по прежней жизни - после чересчур бурных объяснений или когда ему просто хотелось побыть одному.
Она согласилась, хотя все, что он мог ей предложить, - руку и сердце. Но Ларс Мартин Юханссон умел отличить важное от неважного, поэтому к созданию и укреплению "брачных уз", как он это называл, отнесся в высшей степени серьезно и энергично, хотя иногда это было нелегко. Или так: это не всегда бывало легко, но ведь никто не сказал, что мы, люди, должны жить легко. Когда мы совершаем серьезные поступки, это влечет за собой серьезные последствия - так он считал. Вот и женитьба - как раз такой случай.
- И что ты по этому поводу думаешь, старушка?
- А ты сам что думаешь? - ответила жена вопросом на вопрос с интонацией, которую он терпеть не мог. - Это ведь не я иду в тайную полицию, - добавила она, улыбнувшись и с совсем другой интонацией, которую он очень любил.
- Если бы он пришел с таким предложением двадцать лет назад, я бы вышвырнул его вон, - сказал Юханссон.