Если не считать, что он выглядел и вел себя так, словно ему в задницу вставили еловый сук.
- Наплюй, - сказала жена. - Просто я поняла, что он не мой тип. Что здесь странного?
- Ничего, - согласился Юханссон.
Со мной тоже такое бывало, вспомнил он.
- Со мной тоже такое бывало, - сказал он вслух и улыбнулся.
- Значит, говорили, что он утонул. А вы уверены, что это правда? - с любопытством спросила Пиа.
- О боже! - Юханссон вдруг разозлился. - Или ты объяснишь, в чем дело, или давай сменим тему. Я ведь уже сказал: я слышал, что коллега Вальтин утонул, когда отдыхал в Испании, причем слышал краем уха… Я с ним и пересекался-то редко. Этого достаточно?
- А ты не думаешь, что его могли убить?
- Убить? - удивился Юханссон. - С какого перепугу его должны были убить?
- Ну-у, как тебе сказать… - Жену его тон не смутил. - Если учесть его бывшую работу и все такое прочее…
Это всё, наверное, старые детективы, которые она читает, подумал Юханссон, не собираясь делиться с ней своими мыслями.
- Я перебираю все возможные мотивы, - вместо этого, ухмыльнувшись, сказал он, - и не могу найти ничего разумного. Разве что он не заплатил своему портному вовремя, но это вряд ли имеет отношение к его бывшей работе.
- Я тебя поняла, - сказала Пиа и тоже улыбнулась.
- И что скажешь?
- Что самое время сменить тему.
Она не просто красива, с ней и разговаривать интересно. Она еще и не глупа, в который раз решил Юханссон. Не успев прийти на работу, он позвонил Викландеру и попросил оказать ему еще одну маленькую услугу: когда Викландер будет говорить с Перссоном и с другими, с кем должен сегодня встретиться, заодно узнать, что произошло с бывшим обер-интендантом полиции Клесом Вальтином.
- Вальтин? - Викландер явно удивился. - Это тот хлыщ, который утонул на Майорке?
- Именно он. Он уволился через пару лет после убийства Пальме, а потом вроде бы утонул в Испании.
- Обязательно спрошу, - пообещал Викландер. - Шеф считает, что он имеет отношение к нашему делу?
- Ни под каким видом! - с чувством ответил Юханссон. - С какого боку?
Я интересуюсь им по чисто личным причинам, а по каким - не твое дело, подумал он.
- Будет сделано.
Интересно, что задумал шеф, мысленно поинтересовался Викландер.
32
Воскресенье, 2 апреля 2000 года
В восемь часов утра Хольт позвонила своему шефу Ларсу Мартину Юханссону, чтобы получить разрешение продолжать разработку Хелены Штейн обычным путем, ставшим для нее вполне привычным за десять лет работы в следственном отделе: наружное наблюдение, прослушивание телефонов - традиционный балет, в результате которого, как правило, что-нибудь да вылезет на поверхность. Сидеть и щелкать по клавиатуре или с головой зарыться в папки с документами могут и другие - Лиза Маттеи, к примеру. Она это любит, и к тому же умеет лучше, чем кто-либо другой.
Не в пример вчерашнему дню Юханссон взял трубку только после третьего сигнала и был, если это только возможно, еще более лаконичным, чем в первый раз.
- Доброе утро, Хольт, - проворчал он. - Чем могу служить?
- Мне бы хотелось начать наружное наблюдение за Хеленой Штейн, - сказала она.
Только бы он не подумал, что я выслуживаюсь, подумала она. Звонки по утрам в выходные - не чересчур ли?
- Забудь, - вежливо буркнул Юханссон. - Пока не докажешь ее присутствие в квартире Эрикссона и не приведешь мне как минимум три веские причины для размышления.
Без церемоний, подумала Хольт.
- И телефон ее тоже забудь, - отрубил он.
Несмотря на полное неумение вести светский разговор, Юханссон, очевидно, обладал даром чтения мыслей.
- Спасибо, шеф. От всей души надеюсь, что не причинила вас особого беспокойства в воскресное утро, - подчеркнуто светским тоном произнесла Хольт.
Куда деваться от тебя и таких, как ты, с горечью подумала она.
- И никуда ты от меня не денешься. Если хочешь хороший совет, запомни: на меня и таких, как я, эти штуки не действуют. - Он повесил трубку.
Ничего себе, подумала Хольт. Он и в самом деле ясновидец. Мне ясно одно: надо торопиться.
Мартинес тоже увязла в бюрократическом болоте. Ни одного из дежурных экспертов из криминалистического отдела СЭПО на месте не было: все уехали по какому-то в высшей степени важному делу такой неописуемой секретности, что никто даже не пожелал сообщить, когда можно ждать их возвращения в здание управления на Польхемсгатан.
Дежурного криминалиста в Стокгольмском отделении полиции поймать тоже не удалось: в отделе просто никого не было, во всяком случае, трубку никто не поднял, а значит, никакой информации насчет того, когда и с кем можно будет поговорить, получить не удалось.
Под конец она позвонила в отдел полиции Центрального района.
- Меня не спрашивай, - раздраженно отозвался комиссар. - Один черт знает, где они, как всегда, шляются.
- Большое спасибо за помощь, - сказала Мартинес с выражением.
Мудила стоеросовый, подумала она, кладя трубку.
И Хольт, и Мартинес пришлось подчиниться судьбе. Чтобы чем-то заняться, они составили общество Маттеи. Та была в демонстрационном зале, сидела перед компьютерами в проекторной, куда они для надежности перенесли все относящиеся к делу материалы. В стороне от мониторов на столе лежала аккуратная стопка толстых папок. Маттеи была весела, как птица. Она пообещала после ланча показать им новые программы ("если они вас интересуют, разумеется"). Хольт подумала, что во всем можно найти положительные стороны, и решила просмотреть еще раз все дело об убийстве Эрикссона. Что делала Мартинес, сидя за своим компьютером, неизвестно, однако можно было предположить, что она шерстит внутреннюю сеть полиции безопасности, максимально эффективно используя временный доступ.
Юханссон посвятил день общению с женой Пией. В минуты хорошего расположения духа он называл ее Живчик-Пифчик, впрочем, только когда она тоже была в соответствующем настроении.
Они встретились почти пятнадцать лет назад. Она проходила по делу о загадочном самоубийстве: какой-то американский журналист, как утверждали, покончил с собой, выбросившись из окна пятнадцатого этажа.
Юханссон заинтересовался этим делом не столько из профессиональных, сколько из личных соображений: он принимал участие в опросе свидетелей, и Пиа ему очень понравилась - ее внешность, манера себя держать и разговаривать. Это беспокоило его, потому что она понравилась ему куда больше, чем следовало. В этом вопросе Юханссон придерживался в высшей степени старомодных принципов: к женщинам, которых он встречал по службе, он относился не как мужчина, а как полицейский. Даже если они были только свидетелями.
Когда вся история с журналистом разъяснилась (не самоубийство, а самое настоящее убийство), он попытался вновь завязать с ней знакомство, на этот раз не как полицейский, а как мужчина, но она явно была занята чем-то (или кем-то) другим. И хотя он не спрашивал, чем (или кем) именно, ему все было понятно без слов. Он отодвинул воспоминания о ней куда-то в глубины подсознания, в компанию людей, которые, наверное, могли бы занять важное место в его жизни, но не получилось, потому что он не делал никаких усилий, чтобы это произошло. Иногда он думал о ней, особенно когда одиночество, к которому он вроде бы стремился, вдруг становилось тягостным… Тогда он вспоминал о ней с тоской, которая подпитывалась не тем, что произошло, а тем, что могло бы произойти.
Через несколько лет, когда Юханссон уже почти о ней забыл, он внезапно наткнулся на нее в продуктовом магазине рядом со своим домом. Подарок судьбы, решил он и ошибся, потому что, несмотря на свои легендарные детективные таланты, он даже не предполагал, что эта счастливая случайность была вовсе не случайностью.
Примерно за месяц до этого события Пиа, которая тоже часто вспоминала Ларса Мартина Юханссона, причем по тем же причинам, по которым он вспоминал ее, прочитала большое интервью с ним в вечерней газете и тут же решила, что пора навести порядок в личной жизни. Она прекрасно понимала: если она сама ничего не предпримет, никакого прогресса в этой области ожидать не приходится. Внезапный импульс… впрочем, не такой уж внезапный, если учесть, что она уже не раз ловила себя на том, что часто думает о человеке, которого видела всего два раза в жизни, и к тому же в служебной обстановке.
Она быстренько разузнала его адрес и навела справки, действительно ли он одинок, по крайней мере в формальном смысле слова - то есть приемлемо одинок. Затем вычислила, в каком именно магазине он скорее всего покупает продукты, и, поскольку сама жила на Сёдере, стала ходить за покупками именно туда. Когда она зашла в магазин уже в пятый раз, терзаясь опасением, что ее проект - просто глупость, она увидела Юханссона, в глубокой задумчивости стоящего у мясного прилавка.
- Что будем делать сегодня? Как насчет хорошей прогулки? Погода ничуть не хуже, чем вчера, - сказал совершенно довольный жизнью Юханссон, выдавливая сок из грейпфрута.
- А как насчет того, чтобы вернуться в койку? - полусонно спросила Пиа. - Тут и обдумаем.
- Ну что ж, - согласился он. - Это тоже идея. Тебе сока сейчас налить или потом?
- Потом. - Пиа внезапно проснулась и глянула на него с интересом.
- Потом так потом. - Юханссон протянул руку и погладил ее тонкую шею.
После ланча, второй день подряд состоявшего из суши, Хольт, Мартинес и Маттеи собрали уже ставший ритуалом военный совет.
- У меня начинает кое-что складываться насчет Штейн, - сказала Маттеи, показывая на внушительную стопку компьютерных распечаток и прочих бумаг. - Мне кажется, мы с ней начинаем понимать друг друга. Это, между прочим, очень интересно.
- Ты никогда не собиралась написать роман? - спросила Мартинес.
- Собиралась, - задумчиво кивнула Маттеи. - Кстати, это очень затрудняет работу. Я хочу сказать, мне приходится сдерживать свои литературные наклонности. Не знаю, как объяснить… Мне кажется иногда, что хороший роман может сказать о людях гораздо больше, чем скучное описание их жизни и поступков, с которыми нам здесь приходится иметь дело.
- Штейн наверняка была бы обалденно счастлива, если б узнала, как ты ее полюбила! - криво усмехнулась Мартинес. - Подумай, какой бы это был для нее подарок. Может быть, стоит это обмозговать…
- А я тебя прекрасно понимаю, - серьезно сказала Хольт и кивнула Маттеи. - Какую-то часть истины о том или ином человеке мы можем постичь лишь с помощью собственного воображения. Жаль, правда, что в нашем учреждении это не особенно поощряется. Мало того, только попробуй, от тебя шарахнутся как черт от ладана.
Зато с предрассудками все в порядке, подумала она. Разделяешь общие предрассудки - значит, ты на своем месте.
- И это очень хорошо, - с неожиданной горячностью сказала Мартинес. - Фантазии почти всегда остаются фантазиями: если ты выдумываешь что-то не о себе самой, а еще о ком-то, ничего хорошего не получается.
- Счастливый ты человек, Мартинес, - непонятно почему вздохнула Хольт, после чего они вновь занялись своими бумагами.
Уже к самому концу рабочего дня позвонил парень из криминалистического отдела: он вернулся на работу и готов к услугам.
Мартинес вскочила, схватила пивную банку и несколько бумаг и умчалась. Когда она через полчаса появилась на пороге кабинета, ей не пришлось ничего говорить - все было ясно по лицу.
- Йессссс! - Она подняла левый кулак в победном жесте: так было принято в стокгольмском пригороде, где она выросла. - Это ее пальчики. И на мойке, и на дверце.
Слишком поздно звонить Юханссону и нарываться на очередную порцию цинизма пополам с сарказмом, решила Хольт, поглядев на часы.
- Завтра в половине восьмого? - спросила она.
- Никаких дринков, никаких чуваков, я буду в порядке, - заверила Мартинес.
- Согласна, - сказала Маттеи. - Я тоже типичный жаворонок.
Прежде чем поехать домой, Хольт взяла в гараже служебную машину и около часа наблюдала за окнами квартиры Хелены Штейн в доме на Эстермальме. Где-то в дальней комнате горел свет, один раз кто-то промелькнул за гардинами в комнате - как она теперь знала, в гостиной. Но кто это: Хелена Штейн или кто-то другой, определить она не могла.
Чем я занимаюсь, рассердилась на себя Хольт и повернула машину домой. Господи, как мы живем! - подумала она, засыпая.
33
Понедельник 3 апреля 2000 года
Придя на работу утром в понедельник, она первым делом направилась к своему шефу, чтобы доложить последние новости, но Юханссона не было на месте. Его холодная и корректная секретарша сказала, что он, быть может, появится после ланча, если, конечно, не возникнут какие-то срочные дела. Ловить его по мобильнику тоже не стоит, сказала она, поскольку он на важном совещании и беспокоить его нельзя. Единственное, что она может предложить, - обратиться к Викландеру. Если же Хольт необходимо поговорить именно с Юханссоном, придется набраться терпения и дождаться его прихода.
Викландер также блистательно отсутствовал, и, поскольку секретарши у него не было, Хольт пришлось удовлетвориться обществом Мартинес и Маттеи.
- О'кей, - резюмировала Хольт. - Парни, как обычно, где-то прячутся. Что будем делать, чтобы скоротать время?
- У меня полно дел, - сообщила Маттеи, кивнув на кипу бумаг, наваленную около компьютера. - Но если хотите, могу поискать связи между Эрикссоном и Штейн на момент убийства.
- Почти одиннадцать лет назад. - Мартинес с сомнением покачала головой. - Тогда еще и мобильников почти не было, а система отслеживания переговоров и вовсе отсутствовала. Она появилась лет десять назад, или я ошибаюсь?
- Давайте все же попытаемся, - сказала Хольт. - Список разговоров Эрикссона в деле есть, но боюсь, ты права: много там не накопаешь. И все-таки попробовать надо.
- Тогда ты этим и займешься, ты знакома с делом, - решила Мартинес, - а я поговорю с "Телиа" и другими операторами.
Ведь это действительно нужно сделать, решила она, так почему не воспользоваться шансом прогуляться?
Юханссон в это время разыскал одного из своих вновь обретенных приятелей - полковника разведотдела Генерального штаба.
- В начале декабря прошлого года, - начал Юханссон, не теряя времени на реверансы, - твои парни нам кое-что нашептали по поводу старой истории с западногерманским посольством. Тебе что-нибудь про это известно?
- Да, - кивнул полковник. - Прекрасно помню.
- Можешь что-нибудь рассказать?
- Конечно, - сказал полковник.
И рассказал.
Комиссар Викландер, в свою очередь, встретился с бывшим комиссаром Перссоном, попросив Юханссона для безопасности предварительно тому позвонить. Цель визита была проста: занести на бумагу и придать официальный характер всем разговорам, которые вели Юханссон и Перссон в тот вечер, когда они ели свинину с фасолью - и выпили при этом, надо признаться, немало. После этого импровизированный протокол следовало зачитать Перссону и получить его письменное одобрение.
Все прошло гораздо безболезненнее, чем ожидал Викландер. Для человека, наделенного внешностью старого африканского слона - с налитыми кровью глазками, готового в любой момент всадить в собеседника двухметровые бивни, - Перссон оказался на редкость приветлив. Оставалась маленькая деталь.
- Хотел бы узнать еще вот о чем, - сказал Викландер, делая вид, что его только что посетила эта мысль. Впрочем, для безопасности он тут же добавил: - Юханссон просил.
Перссон ответил легким кивком.
- Насчет нашего бывшего сотрудника Клеса Вальтина, который ушел через пару лет после убийства Пальме. Помнишь, когда сворачивали так называемую внешнюю деятельность?
Перссон, не произнося ни слова, опять кивнул.
- Юханссон интересовался, нет ли у тебя сведений, почему он ушел и что с ним произошло потом… Он вроде бы утонул? - выдавил из себя Викландер, тревожно пытаясь угадать реакцию Перссона.
Однако ничего страшного не произошло. Перссон отреагировал самым неожиданным образом: казалось, он даже обрадовался, что ему задали этот вопрос.
Когда он доволен, он выглядит еще страшней, подумал Викландер.
- Я никогда не говорю о коллегах, - проворчал Перссон, - даже о тех, кто мне не нравится, но об этом говнюке расскажу с удовольствием. Хочешь знать, почему?
- Конечно, - ответил Викландер, отчасти потому, что он и в самом деле был заинтересован, а главным образом по той причине, что отказать Перссону он бы не решился, даже если бы очень захотел.
- Потому что я никогда не считал его коллегой, - фыркнул Перссон. - Вальтин был никакой не полицейский. Обычный хлыщ, гангстер с полицейским образованием и с парикмахерскими манерами. Так что, надеюсь, у тебя хватит пленки. - Он кивнул на лежащий на столе маленький диктофон.
И он рассказал все, что знал про бывшего обер-интенданта полиции Клеса Вальтина.
- Мы получили эти данные от наших американских приятелей, - сказал полковник. - Мы встречаемся иногда и делимся опытом, - добавил он уклончиво. - И вот в начале декабря на очередных посиделках выплыло это дело. По их инициативе.
- И тебя ничего не удивило? - спросил Юханссон.
- Что ты имеешь в виду? - вопросом на вопрос ответил полковник.
- Прошло двадцать пять лет, дело вот-вот будет списано за истечением срока давности. Никто им не занимался добрых двадцать лет. И к тому же, если я правильно понимаю, вам предложили пару персонажей, которых уже много лет нет в живых. Их фамилии, по-моему, Эрикссон и Веландер, - добавил, якобы припоминая, Юханссон, хотя прекрасно знал, как их звали.
- Так значит, ты решил, что мы намеренно подсунули вам покойников, чтобы вы повертелись перед комиссией? - слегка улыбнулся полковник.
- Признаюсь, такая мысль меня посещала. - Юханссон тоже улыбнулся.
- Это не так, - сказал полковник, глядя на Юханссона честными голубыми глазами. - Я задал тот же самый вопрос американцам, и ответ показался мне убедительным.
- Что за ответ?
- Что это не вся информация. Мне сказали, что имена Эрикссона и Веландера нужны для начала более глубокого анализа. Американцы потратили черт знает сколько времени на изучение данных, полученных из архива СИРА, в частности, сопоставляли их с материалами "Роузвуда" и со всякой разрозненной информацией, копившейся годами. В общем, они уверены, что через Веландера и Эрикссона можно выйти на людей, которые по-прежнему представляют большой интерес. Как для тебя, так и для меня, - многозначительно закончил полковник.
Если ты думаешь, что американцы выудили эти данные из архива СИРА, то они тебя провели, подумал Юханссон, сопоставив рассказ полковника с данными Берга о том, как Веландер изъял имена своих приятелей и свое собственное из архивов Штази.
- А американские коллеги не сказали, о ком идет речь? - вслух поинтересовался он.
- О молодых радикалах шестидесятых, которые превратились в законопослушных граждан и даже сделали серьезную карьеру. Но от своих взглядов публично не отказались, поэтому и представляют для нас интерес. Кстати, гораздо больший интерес, чем когда они бегали по улицам и устраивали демонстрации, - заметил полковник.