- Я не хотел праздновать.
- Странно, - удивился я. - Сколько исполняется, кстати?
- Восемнадцать. Первый день рождения здесь.
- У нас подарка нет, - заметил Костик.
- Я вообще не хотел праздновать.
Из ворот выглянул охранник:
- Загоняйте телегу свою. Во дворе места хватит.
Это точно: места там было более чем достаточно. Вокруг простирался ухоженный газон (с травой нездешнего ярко-зеленого цвета), никаких тебе клумб и грядок, только газон. Несколько здоровенных сосен были оставлены расти на песчаных пригорках, видимо, в соответствии с неким ландшафтным планом. Еще здесь была довольно большая альпийская горка с какими-то цветущими эдельвейсами, с вершины которой проистекал настоящий ручеек: трубу подвели, не поленились, - решил я. Во всем был виден неплохой вкус. И еще здесь пахло большими деньгами.
"А вот помойки у них нету", - подумал я.
Наш автобус в гараж не влезал. Он остался стоять возле дома и выглядел здесь странно, как советский танк на Лазурном Берегу. Макс, чтобы усугубить впечатление, раздобыл грязную тряпку и принялся протирать стекло.
- Максик, хватит тебе тереть, - сказал я. - Потом шланг возьмем и вымоем.
- Точно, шланг есть, - подтвердил юный хозяин особняка. - Я могу принести.
- Ну не сейчас же, блин. Слушай, Мишка, а твой отец - он кто?
- Он адвокат в Москве. У него своя контора. "Островский и партнеры". Борис Островский.
- Ясно, - сказал я. Я слышал эту фамилию по телевизору. Островский, кажется, вел крупные дела. Денег у него, судя по всему, было до черта. А сын даже день рождения не хочет праздновать. Смотри-ка, и верно: не всё можно купить за бабки.
- Пойдемте лучше в дом, - предложил Мишка, беспомощно оглядываясь и ища нас взглядом. - Можно в башню подняться.
- А там и жить можно? - спросил любопытный Костик.
- Там моя комната. Вы посмотрите. Оттуда хороший вид… должен быть.
Внизу, в просторном полутемном холле, мы встретили Мишкиного отца. Он посмотрел на нас, невесело улыбаясь. Дождался, когда все пройдут, и поманил меня пальцем.
- Вас как зовут, молодой человек?
- Петр. Петр Раевский, - зачем-то отрекомендовался я.
- А я - Борис. Борис Николаевич, как Ельцин, да… Вы не удивляйтесь, что я вас вот так пригласил в гости. Сын, может, не решился бы. А у него ведь сегодня такой праздник… Вы же сделаете ему приятное? Посидите с ним? У него здесь так мало… знакомых…
- А скажите… Дистрофия сетчатки - это очень серьезно?
- Очень серьезно, - кивнул Борис. - По крайней мере, так мне сказали даже в офтальмологическом центре в Хайфе, а я готов был платить им любые деньги… И российская… и наша клиника тоже сомневается, возможно ли улучшение. Бедный мальчик. Он даже не может учиться… Я привез ему компьютер, провел интернет, но он уже почти ничего не видит…
Я смотрел на него, и на душе у меня становилось все тяжелее.
- Остается купить ему аккордеон, чтобы он играл, как эти слепые в электричках, - вздохнул Борис. - Но я купил не аккордеон. Я купил электрогитару "гибсон". Миша любит музыку, знаете, рок-музыку… Это бывает в вашем возрасте… Сегодня подарю ему эту гитару. И усилитель.
- Комбик? - спросил я.
- Кажется, да. "Маршалл". Мне сказали, хороший.
- Да уж, - согласился я. - У нашего Макса… Вы видели, рыжий такой… У него тоже есть электрогитара, только он на ней играет так себе.
- Вы будете смеяться, но Миша играет с детства… Правда, на простой, акустической гитаре. Он и песни пишет.
Я даже не особенно удивился.
- И вот что, Петр… Вы ведь все уже выпиваете, не так ли? Я угощу вас, в доме есть виски (я вздрогнул), джин, хорошее вино… Возьмите ради праздника, только не переусердствуйте, ладно?
- Я все понял. Мы попробуем развлечь его.
- Почему-то я вам верю. Это странно при моей профессии… Я, чтобы вы знали, адвокат… Таких историй наслушаешься… Кстати, ваша фамилия мне знакома, только не помню, в какой связи…
- Был такой декабрист, - подсказал я.
- Да, да… А также октябрист, роялист и пианист… Нет, конечно. Вы меня не путайте, юноша. Я запоминаю только то, что относится к делу… Особенно если это дело тянет на уголовное. Впрочем, как говорится, бог с ними со всеми… Отдыхайте…
Он пожал мне руку, затем не очень-то ловко похлопал по плечу, надеясь, вероятно, завоевать мое расположение. Но этого и не требовалось. Мне и без того хотелось помочь его дорогому Мише снова почувствовать себя нормальным парнем. Девчонку бы ему, да без комплексов. Мы-то что? Мы только вискарь бухать умеем… брр…
Потом я подумал вот о чем: значит, дело моего отца было достаточно громким в Москве, раз слухи дошли даже до самого господина Островского. Тогда не приходится удивляться, что за нами гоняются все, кому не лень.
А ведь здесь мы как в крепости, - подумал я. Мы можем переждать. Мы можем даже забраться на наблюдательную вышку… И еще тут есть компьютер с интернетом.
Эпизод22. На вышке было светло. С нее действительно открывался потрясающий вид. Мы узнали даже, куда ведет дорога: она петляла между невысоких холмов и в самом деле возвращалась на московское шоссе. Получалось, что мы заехали сюда совершенно зря. Об этом мне сказал на ухо Макс, а я только пожал плечами. Не то чтобы я стал фаталистом, но почему-то с некоторых пор мне казалось: всякое наше движение что-нибудь да означает. Даже если неясно, что. Говоря проще, всем нам не мешало бы схорониться в тихом месте на денек-другой, чтобы поразмыслить над этим. В этом смысле я и ответил Максу, и тот нехотя согласился.
Костик с Шерифом тем временем оглядывали окрестности. Хозяин башни смотрел на них с грустью, и я решил отвлечь его:
- Мишка, - начал я самым невинным голосом, - а у тебя здесь девчонки никогда не бывали?
- Бывали, - ответил он. - Но сейчас нет.
- Сейчас однозначно нет, - подтвердил я. - Ты не ошибся. Можешь даже пощупать. Ну, а вообще?
- Вообще мы переписывались по сети. Уже здесь. Но у нас ничего не получилось.
- Да не бывает так, чтобы совсем ничего, - сказал Макс грубовато. - Плохо писал, наверно.
- Я совсем перестал писать. Месяца три назад. На экране все расплывается. Не отца же мне просить вслух читать, правда?
Макс смутился.
- Ну, прости. Я не знал. Но можно же приятеля попросить. Все так делают: пишут вместе, сидят, прикалываются, а потом…
- Хочешь, напиши что-нибудь за меня. Если тебе интересно. Я не стану. Мне всё равно.
- Гордый какой. Мне б такую башню, я бы вообще с телками кувыркался не переставая.
Неожиданно Мишка рассмеялся:
- А у меня почему-то тут никак не получалось. Мне казалось, что нас все видят. Я-то ничего не вижу, а меня - все… Даже если темно… Это мания, конечно…
- Мания преследования, - сообщил Костик.
- Ну и вот. Но на самом деле все было еще более мерзко. Мы познакомились по интернету, а она у меня украла деньги…
- А вот это уже не мания.
- Папа когда узнал, жутко разозлился. На меня, конечно. Потом взялся сам искать мне знакомых, в своем кругу, но я ему сказал - этого не нужно…
- Да, дружище, хреново тебе, - сказал Макс.
- Зато есть что красть, - откликнулся Шериф сурово. - Не так плохо.
- Это всё не мое, - возразил Мишка. - Там, где мы жили до этого, там было лучше. Там все жили одинаково, я еще хорошо видел, гулял по улицам. Мы траву курили. По субботам у хасидов из лавочек кока-колу воровали… На складе стоят бутылки, целыми упаковками. Берем и убегаем… Он злится, кричит, а сделать ничего не может…
- Кто такие хасиды? - спросил Шериф.
- Они очень религиозные. Им в шабат работать нельзя, грех. Даже свет включить нельзя. Прислуга включает…
- Слушай, а ты молодец, оказывается, - ухмыльнулся Макс. - Так им: кто не работает, тот не пьет кока-колы…
- Там я был нормальный, - грустно сказал Мишка. - А здесь - новый русский. Вам смешно?
- Значит, ты новый русский еврей? - спросил Шериф.
- Вряд ли. Но отец так устроил, что да. Когда уезжал. Десять лет назад.
Зазвонил телефон, который стоял прямо на полу. Мишка обернулся на звук, поднял трубку, послушал и ответил: "да, идем".
- Зовут вниз. Они все-таки устроили праздник.
- Минуточку. Раз есть гости, должен быть и праздник, - воскликнул Макс. - Давай, корми нас. Мы тебе не хасиды, для нас пожрать - не влом. А потом еще кататься поедем.
Если я хоть что-нибудь понимаю в людях, то Мишка был счастлив.
Потом говорились тосты (Борис Николаевич переоделся и выглядел представительно, как по телевизору), пилось терпкое красное вино (мне оно понравилось), дарилась пузатенькая, сияющая огненно-рыжим лаком гитара (Мишка взял ее в руки и сразу, хотя и не на полном звуке, произвел такой пассаж, что Макс восхитился. "Йес", - сказал Мишка, никто его не понял, но Костик с важным видом закивал: оказывается, так называлась очень старая и очень сложная английская группа). После всего этого есть уже не хотелось. Мишка взял гитару и понес наверх, а Макс, кряхтя, поволок туда же тяжелый черный комбик размером с два пивных ящика. Борис вручил мне бутылочку вина, а Шериф незаметно прихватил со стола такую же.
В стеклянной башне было уже темно. Ярко светила луна. Сквозь прозрачный потолок были видны и звезды, и млечный путь. Костик засмотрелся на небо, и Макс водрузил комбик ему на ногу. Тот от неожиданности вскрикнул так, что Мишка испугался. Пришлось обоим налить. Нахальный Макс попросил гитару, воткнул провод в усилитель, покрутил ручки и сыграл что-то из своей любимой "Нирваны", довольно складно. Но Мишка взял у него "гибсон" и с ходу врезал то же самое. Макс спросил: "Ты чего, тоже Кобэйна снимал?" - "Первый раз от тебя услышал", - ответил Мишка, и Макс надолго заткнулся.
Вскоре мы сидели, смотрели на звезды и пили винцо, почти невидимые друг для друга. Михаил наигрывал какие-то песни и даже напевал себе под нос. Тогда я сказал:
- Ты бы спел нам чего-нибудь. Раз уж взялся.
- А что вам нравится? - спросил Мишка.
- Да ничего не нравится. Спой из своего.
Ревнивый Макс зашевелился в темноте и сделал громкий глоток прямо из бутылки.
- Я акустику возьму, - сказал Мишка.
Он достал акустическую гитару и для начала исполнил какой-то невразумительный проигрыш. А потом взял минорный аккорд и тихонько запел. Я даже запомнил текст: почему-то это мне показалось важным. Вот он:
Что-то может случиться; я чувствую это
в робком шепоте листьев, в запахе ветра,
в электрической искре, пробежавшей по нервам
от случайного взгляда.Стоит лишь сделать шаг - и уже не вернуться.
Под ногами лежат бесконечные улицы,
и стены домов вырастают до неба,
до самого неба.
Я поглядел наверх. Никаких стен здесь не было, в черном небе по-прежнему мерцали звезды. "Уже не вернуться", - повторил я про себя.
И я слышу свой голос будто издалека:
помоги же нам, господи,
ты знаешь, как
тяжело быть чужими на этой земле -
собери же нас вместе.
Мишка аккуратно развернул еще несколько аккордов и остановился.
Если бы я верил в переселение душ, - думал я, - и в то, что любое существо на Земле проживает множество жизней, то я решил бы, что этот парень добрался до самой последней. Или нет: у него осталась еще одна жизнь, но энергия уже на исходе. А нирваны в качестве бонуса ему никто не обещал.
Молчание нарушил Шериф:
- Это очень правильная песня.
Макс беззвучно застонал, уничтоженный. Его песни Шериф называл иначе, а чаще никак не называл. Мне не хотелось, чтобы он обижался - я-то знал, насколько ему сейчас больно, все они такие, эти музыканты, - и я попросил:
- Макс, сыграй тоже чего-нибудь… Ну, хотя бы "Опасность"…
- Дай акустику, - сказал Макс Мишке.
"Опасность" была довольно бодрой песней, сочиненной Максом в жанре прямолинейного русского рока. Песне недоставало шлягерности - Макс даже не сумел сочинить слова для припева. А куплеты у него получились такими:
Я бы сел в самолет и летал над землей,
чтобы никто никогда не смог меня отыскать.
В моей пустой голове завелся злой человек,
он подает мне сигнал, что опасность близка.Если в доме любом - мир да любовь,
то в моем отчего-то все идет кое-как.
Прилетает комета и смотрит на это,
и подает мне сигнал, что опасность близка.
Мишка взял в руки "гибсон" и включился в песню на середине. Удивленный Макс позволил ему сыграть виртуозное соло поверх основных гармоний, а затем пустился вдогонку:
Я бы выпустил когти, как мартовский кот,
как только выглянет солнце да пригреет слегка.
Я так хотел бы опять тебя повстречать,
но я же принял сигнал, что опасность близка.Ты не знаешь об этом, но меня уже нет.
Ты глядишь на меня и не хочешь понять:
в моей пустой голове завелся злой человек,
он поет эту песню вместо меня.
Во второй раз соло звучало так, как будто всегда там и было. Макс сыграл было заключительный аккорд, но тут Мишка взял несколько нот вразрез ритма. Макс снова поставил точку, Мишка снова продолжил. Макс наконец понял смысл игры, и так они соревновались с минуту, а потом синхронно кончили, как умеют только музыканты - да еще артисты в некоторых специальных фильмах. Эффект был схожим. Оба тяжело дышали и выглядели весьма довольными. Мы с Костиком переглянулись, а Шериф протянул Максу бутылку:
- Вот тебе и группа готовая. А ты целый год с расп…здяями мучился.
- Охренеть, - честно сказал Макс.
- А в общем, вы в чем-то похожи, - задумчиво сказал Костик.
Эпизод23. Уже ночью мы добрались до Мишкиного компьютера. Это был навороченный аппарат - папа-адвокат не пожалел денег. Монитор был просто огромным, чтобы человеку с плохим зрением можно было хоть что-то разглядеть, вот только Мишка уже мало что видел. Иногда он на ощупь лазил в интернет. Друзья, оставшиеся в теплых краях, все еще присылали ему письма.
Мы сидели втроем - Костик, Мишка и я. Шериф и Макс завалились спать в комнате для гостей.
Мишкино обиталище удивило меня. Похоже было, что все усилия высокооплачиваемого дизайнера были нарочно сведены на нет: итальянская мебель была расставлена в самых неожиданных местах; прямо из пола торчали светильники на тонких ножках, как будто светящиеся галлюциногенные грибы; подозрительно большая кровать стояла как-то косо, причем прямо перед ней, в ногах, громоздился широкоэкранный телевизор на подставке. Тут же в беспорядке валялась одежда.
Приглядевшись, я понял еще кое-что. Комната не желала ничего рассказывать о хозяине: тут не было ни книжных полочек со всякими игрушками и безделушками, ни постеров на стенах, ни раскрытых на интересном месте журналов. Только темный застекленный шкаф с дисками. Вот дисков было действительно много, но по названиям трудно было понять, каков их слушатель. Даже Костик, осмотрев первые полки, в изумлении развел руками.
Мишка, впрочем, ничего не заметил. Он включил компьютер и попробовал влезть в свой почтовый ящик. Не получилось. Тогда он позвал нас.
Костик ввел его пароль и обнаружил несколько непрочитанных писем. Одно, кажется, от девушки. Он скопировал текст и вывел на монитор самыми крупными буквами. И отошел от стола.
Потом, много позже, я спросил Костика: что же было в том письме? Он ответил, что специально не вчитывался, тем более что написано было латиницей; ему запомнилась одна-единственная фраза: "я не буду ничего объяснять". Даже в транслитерированном виде, а может, именно поэтому, эти слова выглядели ужасно. Так сказал впечатлительный Костик.
Прочитав письмо, Мишка закрыл его и обернулся.
- Это был подарок, - сказал он. - Подарок на совершеннолетие.
- Отвечать будешь? - спросил я.
- Уже не нужно. Впрочем… я напишу. Проверь, правильно или нет.
Он опустил пальцы на клавиатуру и, мучительно вглядываясь в экран, написал одну фразу. Я подошел и посмотрел. Ответ был таким:
СПАСИБО ЗА ВСЕ.
- Всё правильно, - произнес я и щелкнул мышкой, чтобы ответ отправился адресату.
Я зашел и на Lenin-35. Мне писем не было. Оставалось доехать до Волгореченска.
Потом мы с Костиком не удержались и залезли на ленту новостей. Мы искали упоминания о бурной ночи в Новосволоцке, хотя я с удовольствием прочел бы, что мерзкий городишко накрыло ядерным взрывом мощностью в двести килотонн. Но мы не нашли ровным счетом ничего. Очень может быть, что в Новосволоцке разборки посреди города в порядке вещей.
Следующим адресом в Мишкином списке избранного оказалась какая-то невнятная порнушка. Чтобы ее посмотреть, надо было заплатить: Мишка признался, что иногда использовал свою кредитную карту именно для этого. Мы посмеялись, потом выключили компьютер и стали смотреть видео.
Утром мы проснулись поздно. Мишки не было ни в его комнате, ни в гостиной, ни в стеклянной башне. Похоже, дом вообще был пуст. Поднявшись на вышку, я огляделся и увидел Михаила внизу: он сидел, как в кресле, на корнях громадной сосны, и как будто дремал; у ворот я заметил вчерашнего охранника. Спустившись в сад, я кивнул охраннику, подошел к Мишке и потряс его за плечо.
- Петр, ты? - переспросил он. - Долго же вы спите.
- Всю прошлую ночь носились, как потерпевшие, - сказал я. - Хоть у тебя отоспались.
- Я у тебя не спросил вчера: почему вы путешествуете?
- Это не путешествие, это экспедиция. Есть одно дело в Волгореченске… а может, и дальше.
- Такое непростое дело?
- Ну да. Тяжелый случай.
- И когда отправляетесь?
- Сегодня.
Мишка вздохнул. Потом сказал:
- Мы еще в сауну не сходили. У нас и бассейн есть.
- Бассейн?
- Там, за домом. Прямо из парилки можно нырять. И подсвечивается ночью.
- Я в Египте в таком купался.
- Вечером не будет никого. Дениса можно попросить, он травы принесет. Или еще чего-нибудь. Он знает, где взять.
Денисом, видимо, звался охранник. Вот как у них тут, оказывается, дело поставлено. Вечеринки у адвоката заиграли в моем представлении новыми красками.
- Ты, Миха, и мертвого уговоришь. Только я до сих пор не понял: ты пригласил людей с улицы. Неизвестно кого. Мы тут жрем, пьем, на гитаре твоей играем. А ты приглашаешь у тебя зависнуть. У вас что, принято так?
- Принято совсем иначе. Но я здесь недавно. Считай, что я еще не привык.
- Нет, Мишка. Ты что-то темнишь. Я бы подумал, что ты… из этих, но ты не похож. Ты уж извини.
- Ты говоришь, как мой отец. И ты совершенно не прав.
- А чего ты так волнуешься? Может, ты все-таки… - я показал жестами. Скорей всего, Мишка не разглядел или не понял шутки. А я уже жалел, что пошутил.
- Просто я хотел бы с вами поехать, - выговорил он наконец. - В команде.