- Ну, как бы и про них. Они тут меня совсем достали. Только я тебя уверяю, я никого не убивал, не грабил. Так что закон тут ни при чем. Обычный рэкет.
- Тебе надо скрыться? Так поехали ко мне на дачу. Я матери скажу, она даже рада будет.
- Да нет, Костик, спасибо. Мне не прятаться нужно. Мне нужно съездить ненадолго… в одно место. А из города, похоже, не выбраться.
- Хм. Если у тебя мания преследования, тогда помочь нечем. А если…
- Я бы и рад, если мания. Только Димка, Шерифов брат, от такой мании уже скончался.
- Ты чего? Это тот самый Димка-дилер?
Собственно, вспомнил я, Костик и не знал Данияра. Так, иногда встречались.
- Он самый, - сказал я. - Найден мертвым в больнице, на лестнице. Этой ночью. К вопросу о химии.
- И что Шериф?
- Я боюсь, Шерифу тоже придется куда-то деться. Так, чтобы не нашел никто, - сказал я, а сам подумал: ведь так и есть. Не менты, так Арслан. Не Арслан, так менты.
- Это все очень плохо, - сказал Костик серьезно. - Даже не знаю, что сказать. Вот разве что…
Он прошелся по комнате, выглянул в окно, потом обернулся:
- Есть в детективах одна такая тема, которую авторы не очень любят. Точнее даже не тема, а сюжетный ход. Это когда главный герой всю дорогу думает, что сделает одно, а делает в результате совершенно другое. Если ты сам потерялся, кто тебя сможет найти?
- Что-то ты все запутал, - перебил я его. - Автор должен все заранее знать, кто куда пойдет и чего сделает.
- А если сам автор и есть главный герой?
Я только пожал плечами.
И написал ответное письмо:
"Буду выбираться. Пока не знаю, как. До связи".
Эпизод11. На третий день после похорон Данияра мы сидели у Шерифа, ели острый суп с пельменями, вкусные пирожки, которые мать Шерифа называла "баурсаки" - и молчали.
На столе перед нами стояло блюдечко с солью. Макс хотел макнуть туда пирожок, но Шериф прижал палец к губам, и Макс понял, что так делать не надо.
Мать, низенькая женщина в темном платке, не садилась за стол. Она принесла еду, потом скрылась у себя за занавеской и принялась то ли тихонько плакать, то ли молиться.
В последние дни мы почти не видели Шерифа. Он занимался похоронами. Как я догадывался, стоило все это довольно дорого, но у меня не поворачивался язык спросить, где они взяли столько денег. На кладбище я не пошел. Говорят, там было всего человек пять: все - знакомые матери. У Данияра друзей в этом городе не нашлось.
Мне давно не доводилось присутствовать на поминках. Когда хоронили бабку, мне было лет восемь, и церемония почти не запечатлелась в памяти - помню только страшный крематорий и то, как потом взрослые нажрались. Но сегодня все пили только чай.
Когда чай был выпит, Шериф все же предложил нам водки - тихонько, чтобы не слышала мать, - но мы, конечно, отказались. Вместо этого мы уговорили Шерифа пойти погулять: ему просто необходимо было развеяться.
Вечерело. Дом Шерифа стоял на окраине, у речки - недалеко от того самого места, где я видел Данияра в последний раз. За речкой было кладбище, где он лежал теперь. Шериф - я заметил - поглядывал туда с грустью. По железной дороге, там, далеко, за темными деревьями, изредка проносились электрички и с гулом проползали тяжелые товарные поезда.
- Может, поедем наконец куда-нибудь? - вдруг спросил Макс, и все посмотрели на него. - Ну, хотя бы в Питер, на выходные. А то ведь лето пройдет, а потом…
Каждый подумал о своем. Неожиданно Шериф проговорил:
- Можно и в Питер.
- Ночевать можно в автобусе, - вдохновенно продолжал Макс. - Но лучше вписку найти. Хотите, я найду?
- У твоих музыкантов, что ли? - спросил Костик.
- У них.
- Да мы там ужремся в хлам. На все три дня. Нечего и вспомнить будет.
- Да ладно, это же экстрим, - заявил Макс.
- Не надо нам такой экстрим.
- Тогда не будем пить, - не очень твердо сказал Макс.
- А что Пит думает? - спросил Шериф.
- Не знаю, - сказал я.
Костик кивнул.
Это был странный день. Я никак не мог решиться рассказать все своим друзьям, да и чем они могли помочь? Молчал Шериф, хотя у него на душе наверняка было не легче. Молчал и Костик: он ждал, чтобы я начал первым. В воздухе повисла недосказанность.
- Пошли тогда помойку взорвем, - предложил Макс.
Года три назад он очень любил это дело. Теперь новое поколение сменило нас на полях сражений, и было странно: с чего это детство вдруг ударило ему в голову?
Но я не успел об этом подумать. Шериф обернулся и как-то невесело присвистнул. Мы посмотрели туда, куда глядел он: нас нагонял блестящий черный "бмв" с включенным дальним светом. "Бмв" ослепил нас, притормозил, и темное тонированное стекло опустилось. Стала слышна музыка, играющая в салоне: это был восточный мотив, наложенный на идиотскую попсовую подкладку. Певец стонал и рыдал тонким козлиным голосом на непонятном языке, наверно, по-турецки.
А в машине, рядом с невидимым водителем, сидел довольно молодой горец с орлиным носом и цепким наглым взглядом. "Арслан", - почему-то сразу понял я.
И поежился: Арслан смотрел на меня в упор. Потом перевел взгляд на Шерифа и поманил его пальцем. Шериф послушно подошел, склонился к машине и сказал несколько слов; в ответ Арслан презрительно скривил губы и ответил длинной и какой-то лающей фразой. Говорили тихо, за поганой музыкой я почти ничего не слышал. Мы стояли втроем и как-то инстинктивно, не сговариваясь, жались друг к другу. Макс с Костиком умолкли и смотрели на меня, а мне было по-настоящему страшно.
Арслан стоял во главе боевой части диаспоры. Кажется, он контролировал все городские точки, где торговали наркотой, и держал под собой половину местных коммерсантов - в том числе, как вы уже поняли, и моего отца. Я никогда раньше его не видел, и отец старался никогда не упоминать о нем дома. Потом, когда отец начал раскидывать свою торговую сеть в Москве, между прежней и новой крышей, понятное дело, состоялась деловая встреча; в подробности я не был посвящен. С тех пор прошло довольно много времени, и я думал, что все кончилось. Хрен там был. Я недооценивал традиции нового русского бизнеса, в котором было не так уж много новых и не так уж много русских, но зато самого бизнеса было хоть отбавляй - и отбавлять выстраивалась целая очередь. Хорошо, если не автоматная. Потому что в этом бизнесе всё было сосчитано и взвешено, и каждый был кому-то должен, а кое-кто был должен всем.
Эти строки я пишу сейчас. А тогда просто стоял и ждал. Мыслей не было.
Наконец разговор был окончен. Музыка смолкла тоже. "Бмв", рокоча турбированным двигателем, унесся прочь, а Шериф остался стоять. Он смотрел на нас, и я в который раз не мог понять, о чем он думает.
- Это Арслан. Я ему говорил, что сегодня день такой, "очэсе", день поминания, что зря он наехал, - произнес Шериф, обращаясь почему-то только ко мне. - А он ответил… в общем, сказал, что ему очень жаль. Береги себя, сказал.
- Я схожу к следователю.
- Нет, Пит. Не надо. Он еще про тебя спросил.
- Что спросил?
- Да ничего. Спросил: этот молодой - Раевский? Я отвечаю: да.
- И больше ничего?
- Да так… Только усмехнулся.
Шериф замолчал. Макс давно уже открывал и закрывал рот, как будто хотел что-то сказать. Он и сказал:
- Мужики, всё. Валим отсюда. Садимся завтра в автобус - и ходу.
- Куда? - спросил Шериф.
- На трассу. А там разберемся.
Я подумал, что это неплохой выход. Хотя и совершенно безумный. Именно потому, что безумный. Я вспомнил про Светку. И про ее сестру. Тоже сплошное сумасшествие.
- Мне денег прислали, - заметил я. - Докуда-нибудь хватит.
- Это хорошо, - произнес Шериф.
- А я давно готов, - просто сказал Костик.
Эпизод12. Мы двигались по шоссе мимо пустынных высохших полей (далеко-далеко в поле без видимой цели полз одинокий трактор), мимо чахлых перелесков и болот, окруженных серыми, засохшими на корню деревьями, и дальше, мимо веселых зеленых холмов, обступивших извилистую речку (а вот и мост через нее, а под мостом - аборигены с удочками); за рулем сидел Макс, рядом с ним - Шериф, мы же с Костиком расположились сзади, возле складного столика. На столике стояла потрепанная магнитола и лежало еще кое-что по случаю. Радио здесь ловилось плохо, и магнитола проигрывала любимую Костикову кассету с малоизвестными британскими группами.
Хвоста за нами не было.
Сегодня утром я собрал спортивную сумку, покидав туда кое-что из одежды и личных вещей, и бодрым шагом вышел из подъезда. Мне было слегка не по себе, но я нарочно прошелся вдоль нашего дома, открыв всем любопытным, кому только мог, свои намерения: вот, все видят? Я иду на остановку питерской маршрутки. Да, именно на эту остановку, на перекресток возле универсама. Я еду в Петербург. А зачем это у меня такая большая сумка? А это потому, что я собрался не в Эрмитаж, а на Московский вокзал. Для самых продвинутых наблюдателей был готов еще один аргумент: только что я по телефону забронировал на вокзале билет на дневной поезд до столицы. Вот так.
Я не оглядывался по сторонам. На это меня хватило.
Посмотрев на часы, я не спеша подошел к перекрестку. Здесь уже собралось человек десять: маршрутки у нас ходили нечасто. Однако почти сразу к остановке подкатил замызганный микроавтобус с табличкой "на Петербург", дверца открылась, и народ, толкаясь, стал заваливаться внутрь - и я со своей сумкой в числе первых. "Проходим, проходим, рассаживаемся, - объявил водитель. - Мест не хватает? Сколько есть. Стоячих не беру, стоять нельзя". Он взглянул на меня, на мою сумку и мотнул головой: "Назад проходите".
Плюхнувшись на скользкое сиденье, я принялся озираться, и мне показалось, что где-то впереди мелькнула знакомая белая пятерка с мигалкой - обогнала она нас, что ли? А может, мне и померещилось, не знаю.
Автобус двигался по проспекту в сторону трассы. На последней остановке, на выезде из города, он вдруг неловко тормознул, скрипнув колодками, потом еще и еще раз, остановился. Водитель обернулся к пассажирам, сказал: "Минутку, сейчас все исправим" - и вылез из машины. Он открыл капот и углубился в недра мотора. Подождав с пять минут, люди с руганью засобирались на выход. Я видел, как водитель разводит руками, тычет пальцем куда-то под капот, потом с явным неудовольствием возвращает деньги. Вот он уже вытирает руки тряпкой и возвращается в кабину.
- А вы что, молодой человек, уснули? - это он мне. - Поезд дальше не пойдет.
- Это я, я стоп-кран дернул, - признался я, чуть не плача. - Я об него пиво открывал. Не высаживайте меня, товарищ командир, я больше не буду.
- Под трибунал теперь пойдете, - сурово сказал командир и пригладил рыжие волосы. - Бронепоезд вам не хрен, чтоб его туда-сюда дергать…
Этого я уже не выдержал и сполз с кресла от смеха.
- Деньги-то, деньги лохам вернул?
- Так точно, жертв и пострадавших нет, - развлекался Макс. Он уселся обратно на водительское место и завел мотор.
- Пошел ты… Бронепоезд… Нет, блин, как это у тебя: проходим, проходим, рассаживаемся… Стоячих не беру…
- Освободите задний проход! - гаркнул Макс.
- Внимание! Наш водитель без тормозов… Тормозит лаптями…
- Слушай, а дохрена бы денег захалтурили, а? - приговаривал коварный водитель, разворачиваясь прямо перед носом пассажиров. - Мне понравилось. Главное, хоть бы кто докопался.
- Ну да. С виду маршрутка и маршрутка. А табличку где спер?
- У знакомого мужика в таксопарке попросил.
- Кстати, Макс, а ты пятерку ментовскую видел? Может, мне приглючилось?
- Тогда мне тоже приглючилось. Она сразу вперед ушла. Наверно, на посту ГАИ тебя встречать. Или еще где-нибудь.
- Значит, все идет по плану. Даже не ожидал. У нас есть немного времени.
Мы подъехали к дому Шерифа (он жил дальше всех), приняли на борт его с Костиком, по грунтовой дороге через поля выбрались наконец на трассу и двинулись в путь - но не туда, где нас уже стерегли, а в противоположном направлении.
- На Москву! - вопил Макс, вдавливая педаль в пол.
- На Берлин! - вторил ему Костик. - Нихт фергессен Сталинград!
Ящик пива стоял под сиденьем. Интересно, как пассажиры не заметили? Запустив туда руку, я выдал по банке троим членам экипажа, не забыв себя, а Макса хлопнул по плечу:
- Надо хотя бы на полста километров оторваться. Там свернем куда-нибудь, затихаримся до ночи.
- Вас понял, - откликнулся наш бравый рулевой, облизываясь. - Если долго ехать - на легковой могут и догнать. Пока в зеркалах всё спокойно. Отдыхайте.
Услыхав это, Костик полез в сумку за любимой кассетой.
Как будущий художник, Костик долго заставлял себя полюбить альтернативную музыку. После некоторых усилий ему это удалось. Теперь он всерьез собирался нас просвещать и для этого взял с собой целую коллекцию в стиле эмбиент (Шериф называл такую музыку "загробной").
"Альтернативная музыка, - объяснял мне Костик, - это такая, которую никогда не крутят на дискотеках. Это ритм другой жизни. Музыка для умных", - добавлял он не без гордости. Много позже я догадался: умные люди тут совершенно ни при чем. Они вообще не в бизнесе. Просто спонсоры независимых лейблов, издающих подобные вещи, торгуют альтернативными каннабиатами и галлюциногенами (под которыми, как известно, не потанцуешь), в то время как локомотивы шоу-бизнеса катятся по своему магистральному пути совсем на других колесах.
- Ты слышишь, как бас идет? - беспокоился Костик. - Нет, послушай. Это десятиструнный бас. На нем вообще мало кто умеет играть. Тони Левин, например.
- Десятиструнный? - удивлялся я.
- Да в этих динамиках ничего не разобрать. Надо активный сабвуфер поставить. Макс, мы сделаем сабвуфер?
- Хренуфер, - откликался технически подкованный Макс. - Принесу тебе советские колонки, положим под сиденье. В жопу даже лучше будет толкать. Главное, чтобы динамики не рваные были.
- Или жопа, - подсказывал Шериф.
- Да поставь ты что-нибудь пободрее, - взмолился я через двадцать минут.
Костик порылся в кассетах и врубил с середины какой-то нетипичный для себя, да и вообще нетипичный, старинный панк-рок с хриплой бас-гитарой и перегруженным электроорганом:
Whatever happened to
Leon Trotsky?
He got an ice pick
that made his ears burn.
- Ты слышишь, тут гитара только на заднем плане, - жизнерадостно комментировал Костик. - Басист поет, Жан-Жак Бурнель.
- Ты что, вообще всех басистов выучил? - спросил я.
- Мне нравится, - отвечал Костик.
А мне вот что-то не понравилось, как этот маргинальный француз пел про Троцкого. По-моему, тема не была такой уж веселой. Я слушал дальше:
Whatever happened to the heroes?
Whatever happened to the heroes?
No more heroes anymore.
"Вот как, - подумал я. - И что же случилось с нашими героями? Их просто больше нет - и всё тут".
- Неправильная песня, - сказал я.
- Это почему же?
Я не стал объяснять. Костик все равно в школе учил немецкий.
Отмахав на хорошей скорости километров шестьдесят, мы сбросили газ и начали выбирать место для первой стоянки. Я внимательно разглядывал Максову измочаленную карту.
Карта, вроде бы, не врала, но как-то приукрашивала действительность. Несколько боковых грунтовых дорог, которым по карте полагалось уверенно вливаться в асфальтовую реку, при ближайшем рассмотрении оказывались заросшими тропинками с еле заметной колеёй. Поворачивать туда мы не рискнули. Свернув на другой проселок, пошире, мы проехали с километр и уже собрались было устроить привал - но тут издалека послышалось тарахтение трактора, а вскоре показался и он сам. Трактор куда-то тянул полный прицеп навоза, щедро расплескивая его направо и налево. Отсмеявшись и отдышавшись, мы развернулись (едва не заехав в канаву) и выбрались обратно на асфальт.
Солнце уже клонилось к закату, когда мы нашли дорогу поприличнее. Карта обещала через три километра грунтовки привести нас в деревню Старое Колено (нежил.). Это было даже интересно. "Нежил." нас не слишком огорчало. Опасаться (как сказал Макс) следовало живых людей.
Вскоре мы, и верно, въехали в покинутую деревеньку. Было в ней пять или шесть домов, серых от старости, с заколоченными окнами, да несколько разбитых дощатых сараев. Дворы заросли какими-то высоченными сорняками, иван-чаем, крапивой и бурьяном. Старые, полузасохшие яблони все еще пытались цвести, как будто специально для нас. Макс остановил автобус на широченной поляне посреди деревни. Он выключил мотор, магнитола смолкла, и нас охватила мертвая тишина. Даже кузнечики почему-то не стрекотали.
- Вот моя деревня, - произнес Макс. - Типа, дом родной.
- Не хотел бы я тут родиться, - ответил на это Костик. - Жуть берет.
- Здесь, наверно, конопля растет, - сказал Шериф. - Надо поискать. Хотя и не сезон.
Мы вышли из машины. Дверь хлопнула, и тут же какая-то тварь мелькнула в траве и исчезла в ближайших кустах.
- Крыса, - всполошился Костик. - Дикая. Дрянь какая!
- Дурак ты - крыса, - сказал Шериф. - Это жаба серая, травяная. В конопле отъелась.
- А ты где крыс домашних видел? - спросил я.
- Дома, - сказал Костик.
Мы прохаживались по заброшенной деревне, заглядывая во дворы. Вокруг не было ни души. Ни собак, ни кошек, ни ворон. Какие-то птицы всё же обитали в высоких кустах, но петь, видимо, боялись.
В полузаросшем пруду за домами лежала сгоревшая машина, похоже, жигули-копейка. Над стоячей водой виднелась лишь крыша и верх дверей с выбитыми стеклами. Подобравшись поближе, мы с удивлением заметили, что машину как будто вспучило изнутри - крыша была погнута и усеяна дырками с рваными краями, как от осколков.
- Ничего себе грохнуло, - произнес Макс.
- Не бак. Внутри, - уточнил Шериф, приглядевшись. - Если кто в ней и был, п…дец всем.
Проверять это нам не хотелось.
- А почему посередине пруда? - поинтересовался Костик. - Тушили?
- Да нет. Может, с зимы, - сказал Макс. - На лед заехали, и…
Я сказал мрачно:
- Самое место выбрали покататься.
- Экстремалы, - откликнулся Макс.
- Раз взорвалось, значит, была и взрывчатка, - сказал я Шерифу. Его брат успел отслужить в армии и кое-что об этом рассказывал. Кое-что неприятное.
- Точно. Похоже на мину противопехотную.
- Странно это все, - заключил Костик.
Мы убрались подальше от пруда. Пробравшись сквозь высокий бурьян, подошли к первой заколоченной избе. Макс нес с собой монтировку, и они с Шерифом в два счета отломали трухлявые доски и отворили дверь. Мы заглянули внутрь. Там было темно и пусто - ни стола, ни табуретки, только громадная печь с отломанными дверцами.
Стены затянуло паутиной. Кое-где на них сохранились обрывки обоев (светленьких, в полоску).
Макс достал из кармана фонарик.
Мы прошли во вторую половину дома и остановились перед лестницей на чердак.
- Слазим? - предложил я.
- Чего туда лезть, видно же - все расп…зжено давно, - сказал Макс. - Только шею сломаешь.
- Вот и все так думают. А там иногда всякие старинные штуки бывают, - не согласился Костик. - Иконы, книги…