Со словами "Мужу привет" я вышла из помещения и пошла вдоль кафе медленным шагом. Затем не выдержала и позвонила Артуру. Как я и ожидала, Артур не только удивился моему звонку, но и очень обрадовался. Правда, он пытался скрыть свою радость, но меня не проведешь, я слишком давно и слишком хорошо его знаю. Я даже знаю все, что я ему скажу, и все, что он мне ответит. Я просто хотела услышать его голос… Я просто очень сильно этого хотела… Сейчас я спрошу его про жену, он разозлится, сделает вид, что понятия не имеет, о ком я говорю, и скажет, что для него существует только одна женщина и эта женщина я. С женатыми мужчинами так всегда, они всячески строят из себя вольных птиц, бесшабашных холостяков, пока не появится кто-то из домашних и они не прикусят свой язык, который еще совсем недавно расточал цветистые комплименты.
– Татьяна, это ты?! – Артур чувствовал меня даже на расстоянии и ни минуты не сомневался в том, что позвонила именно я. – Танечка, это ты?! Ну говори… Не молчи. Пожалуйста, говори…
Я улыбнулась и поздоровалась:
– Здравствуй, Артур. Здравствуй. Ты даже не представляешь, как я хотела услышать твой голос. Как же я этого хотела…
– А почему ты раньше не звонила? Ты даже не представляешь, как я ждал твоего звонка.
В этот момент я подошла к мостику и, увидев, что рядом с ним нет рабочих (наверное, пошли на обед), осторожно по нему прошла, изо всех сил стараясь сохранить равновесие. Продемонстрировав высший класс пешей ходьбы, я облегченно вздохнула и обиженно спросила:
– Артур, ты хоть по мне скучаешь?
– Конечно, скучаю, – обнадеживающе ответил Артур.
– Сильно или чуть-чуть?
– Ты же знаешь, что сильно. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что женщина должна спрашивать об этом постоянно. Ты же знаешь, что она любит ушами.
– А ты?
– Что я?
– Ты меня еще не разлюбила?
– Нет, дорогой. Ты же знаешь, что я буду любить тебя всегда.
– Что-то незаметно, – в голосе Артура чувствовалась обида.
– Почему тебе незаметно? Ты приглядись хорошенько.
– Таня, а ты меня любишь больше, чем Ворона?
– Что?! – опешила я.
– Я говорю, ты меня любишь больше, чем Ворона?
– Зачем ты об этом спрашиваешь?
– Я хочу это знать.
– Мне кажется, что это по меньшей мере глупо.
– Хорошо, пусть я буду глупым мужчиной, но я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос.
– Артур, но я же не спрашиваю тебя, кого ты любишь больше, меня или свою жену?
– Тебя, – не задумываясь ответил Артур. – Только моя жена – это мать моих детей, а кто такой Ворон? Никто. Конь в пальто.
– Тем не менее этот конь вытащил меня из тюрьмы.
– И все.
– Ну это тоже не фунт изюму.
Почувствовав какой-то необъяснимый приступ ревности, я набрала в грудь побольше воздуха и выдала на-гора:
– А Ворон – это отец моих будущих детей.
Вспомнив, что Ворон обещал мне пожизненную беременность, я замолчала и подумала о том, что это очень даже актуальная фраза.
– Что ты сказала?!
– Что слышал.
Как я и ожидала, на том конце провода послышались быстрые гудки. Вот и поговорили… Мы говорим так всегда. Начинается все очень даже хорошо, а заканчивается очень даже плохо. Сам виноват. Не нужно было говорить мне про свою жену. За годы нашей близости я уже и так сыта ею по горло и все время ощущаю ее незримое присутствие. Что бы мы ни делали, чем бы мы ни занимались и о чем бы мы ни говорили, она всегда где-то рядом… Это чувствую не только я. Это чувствует даже Артур. Я постаралась себя успокоить и вдруг дернулась оттого, что услышала свое имя.
– Таня!
Я резко остановилась и задрожала, как кленовый листок на ветру.
– Таня!
Посмотрев на подвал ветхого дома, я обратила свой взгляд на темное окно и увидела там два светящихся глаза. Вглядевшись в таинственные глаза, я поняла, что не ошиблась, и хотела было броситься прочь без оглядки, но что-то подсказывало, что и эти глаза и этот голос хорошо мне знакомы.
– Кто здесь?
– Танюха, ты только не показывай виду, что ты с кем-то разговариваешь. Тут повсюду следят. Достань из сумочки свой мобильный и сделай вид, что ты остановилась только для того, чтобы кому-то позвонить.
Именно так я и сделала. Взяв телефон в руки, я принялась нажимать на различные кнопки, хотя какое-то шестое чувство подсказывало мне, что я должна опомниться и вернуться немедленно в машину.
– Ты кто? – Я и сама не знаю, чем меня так приворожил незнакомец, что я без звука подчинилась его требованиям.
– Танюш, я Петька.
– Какой Петька?
– Люськин муж.
– Вот те раз. Петька, что, и вправду ты? – От неожиданности я чуть было не выронила мобильный из рук.
– Я.
– А что ты здесь делаешь-то? Тебя же Люська вроде в деревню отправила.
– Да не доехал я до деревни.
– Как это не доехал? Она же тебя самолично отвезла.
– А я самолично оттуда уехал.
Почесав затылок, я попробовала объяснить себе, что это не сон, а явь, только очень запутанная, что я должна не терять здравого рассудка и реально смотреть на вещи.
– Петь, а ты чего в подвале-то сидишь?
– Танюш, ты можешь ко мне спуститься? Я тебе сейчас все объясню. Только сделать это надо быстро и в то же время осторожно. Я же тебе говорю, что тут повсюду следят.
– А кто следит-то?
– Да так, кое-кто… Танька, посмотри направо, только осторожно. Вон видишь, зеленая машина ползет.
– Вижу, – искоса взглянула я на машину.
Машина ехала очень медленно, так медленно, как человек идет прогулочным шагом.
– Сейчас, как только она за арку заедет, ты сразу спускайся в подвал. Только сразу, потому что не пройдет и минуты, как она развернется обратно.
– Петь, да что здесь вообще творится-то?! – Я подумала, что Петька просто надо мной издевается, решил посмеяться над женщиной, которой в данный момент совсем не до смеха. – Петь, я что-то не пойму. У тебя что, детство в заднице, что ли, заиграло? Тебе что, заняться нечем? Я сейчас Люське позвоню и расскажу, как ты в своей деревне развлекаешься.
– Не нужно никуда звонить, – торопливо перебил меня Петька. – Танюха, я вляпался в большие неприятности. У меня беда. И ты мне, между прочим, не чужая. Ты у меня на свадьбе была свидетельницей и ты лучшая подруга моей жены. Я имею полное право обратиться к тебе за помощью. Сделай, пожалуйста, то, о чем я тебя попрошу.
По интонации я сразу поняла, что Петька не шутит, а говорит истинную правду и что он и в самом деле куда-то вляпался. Дождавшись, пока зеленая машина заедет за арку, я со всех ног бросилась к лестнице, ведущей в подвал. Спустившись в самый низ, я открыла прогнившую деревянную дверь и вошла внутрь.
– Танюха, я здесь, – послышался Петькин голос из небольшой комнаты, которая, по всей вероятности, предназначалась для хранения картошки, а теперь, когда местные жители перестали делать запасы (дороговато!), оказалась не у дел и пребывала в запустении.
Пройдя в полутемную комнату, куда едва проникал свет из небольшого окошка, я увидела облокотившегося о подоконник Петьку, который еле держался на ногах и очень плохо выглядел. Он был в майке, а его правая рука была перевязана разодранной рубашкой.
– Петь, ты что здесь делаешь? – повторила я свой вопрос, с которым и спустилась в этот подвал. – Что у тебя с рукой?
– Меня ранили, – дрожащим голосом сказал Петька и чуть было не заплакал оттого, что ему пришлось в этом признаться, и оттого, что он попал в такую ужасную историю.
– Как ранили? Кто? Как ты вообще здесь оказался? – Вопросы сыпались один за другим, и мне хотелось получить ответы как можно скорее. Но, к моему великому удивлению, Петька замолчал и не мог больше произнести ни единого слова.
– Петь, ну что ты молчишь-то? Какого черта я сюда спустилась?! Мы что, так и будем в молчанку играть?!
– Ты только поклянись, что Люська ни о чем не узнает. Я ее расстраивать не хочу. Ты же знаешь, какая она у меня впечатлительная.
– Да уж, станешь тут впечатлительной. Говори, что с тобой приключилось и в какую историю ты вляпался.
– Ты не поклялась, что Люське не проговоришься.
– А кто тебя лечить-то будет, если не Люська?! Ты что, в этом подвале по гроб жизни сидеть будешь?!
– Я сам с этим разберусь, – заявил Петька. И все же в его голосе не было должной уверенности. Слова "Я сам во всем разберусь" в переводе явно означали "ума не приложу, что мне делать".
– Хорошо, разбирайся, раз ты у нас такой разборчивый.
– Для моей жены я в деревне. Пусть она и дальше так думает.
– Да ради Бога. Хоть в городе, хоть в деревне – мне без разницы. Если она привыкла, что ты ей постоянно лапшу на уши вешаешь, и нормально к этому относится, то флаг тебе в руки. Вешай ей дальше. Она все равно все это хавает. Хотя, признаться честно, меня уже давно подмывало открыть ей на тебя глаза и рассказать, кто ты на самом деле, но я не могу. У вас же семья, а в чужую семью лезть нельзя.
Петька пропустил мои слова мимо ушей и повторил:
– Для моей жены я в деревне.
– Как скажешь. Наверное, хороша деревенская жизнь. – Я еще раз посмотрела на Петьку и отметила про себя, что таким мне его еще никогда не доводилось видеть. Он был какой-то загнанный, затравленный, несчастный и, по всей вероятности, находился на грани нервного срыва. Если бы этот мужчина сейчас бросился ко мне на шею и громко разрыдался, я бы этому нисколько не удивилась, потому что в его глазах светилась такая боль и такое отчаяние, каких я раньше никогда не видела.
После нескольких секунд молчания Петька толкнул нехитрую речь все тем же неуверенным голосом:
– Знаешь, а я и подумать не мог, что тебя здесь увижу. Я когда тебя увидел, чуть дар речи не потерял. Понимаешь, я не поехал в деревню. Я Люську обманул.
– Это я сразу поняла.
– Люська меня в деревню отвезла и тут же уехала, а я поехал следом за ней. – Петька немного замялся, помолчал и продолжил: – У меня в этом доме любовница живет. Вот я вместо деревни к ней поехал и жил все это время у нее.
– Кто живет?! – не поверила я своим ушам. В моей голове не укладывалось, что у такого мужчины, как Петька, может быть любовница. Мне всегда казалось, что любовницы бывают только у материально обеспеченных мужчин, которые в состоянии дарить цветы, духи и шампанское. Но оказывается, я ошибалась. Любовница может быть у любого мужика, даже у такого голодранца и захребетника, как Люськин благоверный.
– Любовница у меня здесь живет, – перебил мои мысли Петька. – Ты что, не знаешь, что это такое?
– Не что это такое, а кто это такая. Ты говоришь о живом человеке как о неодушевленном предмете. А кто у тебя любовница-то? – не скрывая любопытства, спросила я.
– Да так, познакомились в магазине, – опустил глаза Петька.
– В каком магазине?
– В булочной. Хлеб вместе покупали.
– Надо же, и сразу любовниками стали?
– Что-то в этом роде.
– Молодцы. Вот ведь, оказывается, как бывает. Вот это я понимаю, как хлеб покупать надо…
– У нее муж в ночную смену часто работал, вот я к ней иногда и наведывался. Так, на пару часов… А потом она позвонила и сказала мне, что муж в командировку на две недели уезжает. Вот я и придумал эту деревню. Чтобы убедиться, что я не загулял, Люська вместе со мной поехала. Как только она уехала, я тронулся следом за ней.
– И приехал к своей любовнице? – без особого труда догадалась я.
– Совершенно верно. В общем, ты уже поняла, что все это время я жил у нее.
– Поняла, что ж тут непонятного. Только кто ж тебя ранил-то? Неужели твоя любовница в порыве страсти? Прямо маньячка какая-то…
– Да нет. Понимаешь, муж раньше из командировки вернулся.
– Понимаю. Что ж, дело житейское.
– Муж вернулся, а мы в кровати. У него в доме оружие было. Вот он пистолет и выхватил и, не раздумывая ни минуты, мне прямо в плечо выстрелил. Это еще хорошо, что в плечо, а то ведь мог в самое сердце. Это я так хорошо увернулся. Благо, что у него в обойме всего один патрон был, а то, если бы было больше, он бы точно меня добил. Короче, я чудом уцелел. Пуля, слава Богу, навылет прошла. Не знаю, как мне удалось убежать из той квартиры и в этом подвале укрыться… Можно сказать, что тоже чудом… Я рубашку разодрал, плечо сам себе перевязал, да только, видимо, все равно крови полно потерял. Тряпка вся окровавленная. Я ночью сознание терял. Не знаю, сколько пролежал в отключке, а теперь ничего, вроде пришел в себя. Только меня мутит ужасно. Похоже, что скоро загнусь.
При этих словах Петька сел прямо на сырой, холодный пол и облокотился о сырую стену.
– Так какого ж дьявола ты в подвале сидишь?! Тебе срочно в больницу надо. У меня здесь машина недалеко. Сейчас ты на меня облокотишься и мы с тобой до машины доковыляем. Я тебя до ближайшей больницы доставлю. Не беспокойся, Люська ничего не узнает. Хоть жена и узнает всегда все последней, но твоя вообще ничего не узнает. В больничке подлечишься и домой приедешь, как будто только из деревни вернулся. Правда, выглядеть ты будешь неважнецки и далеко не отдохнувшим, но ничего, наплетешь Люське с три короба, что, мол, ночей не спал и по любимой жене скучал. А если она у тебя ранение увидит… Она же профессиональный врач… Тогда ты ей сам что-нибудь наплети. Тут я тебе не помощница, тем более тебя врать не нужно учить. В этом деле ты большой специалист. А насчет того, что произошло… Это урок тебе хороший. Будешь знать, как по чужим бабам шляться. Я вообще не понимаю, какого черта ты здесь целую ночь сидел. Можно было кого-нибудь из прохожих позвать, чтобы они "скорую" вызвали.
Я подошла к Петьке и хотела было помочь ему подняться, но он отмахнулся от меня, как от прокаженной, и замотал головой.
– Танюха, не все так просто.
– А что сложного-то? Хочешь, я машину прямо к подвалу подгоню? Как-нибудь доковыляем.
– Понимаешь, за домом следят.
– Кто?! – Петькина последняя фраза привела меня в замешательство.
– Муж моей любовницы позвал своих друзей. Ты же видела ту зеленую машину?
– Ну видела. Ну и что?
– Так это меня ищут.
– Тебя?!
– Меня.
– Но почему?
– Видимо, моя любовница рассказала своему мужу о том, что мы с ней давно встречаемся, и он решил меня добить.
– Как это добить?! Да что он себе позволяет?! Да что он о себе возомнил?! Разве за такое убивают?!
– Выходит, что убивают. Когда мужчина в ярости, он способен на все. Даже на убийство на почве ревности.
– И что, ты теперь собрался сдохнуть в этом подвале?
– Нет. Если ты мне встретилась, значит, это не случайно. Значит, я буду жить.
– Петь, а давай в милицию позвоним. Почему мы должны прощать подобные вещи?! Как это за живым человеком охотиться можно?! Прямо беспредел какой-то!
– Только не в милицию.
– Но почему?
– Я не хочу.
– Но ведь правота на твоей стороне. Ты же не натворил ничего страшного. Подумаешь, делов-то. Трахнул чужую жену… – После этой фразы я осеклась и растерянно пожала плечами: – Даже если вы с ней, как ты говоришь, давно встречаетесь, то все равно ты-то тут при чем? Пусть он свою жену убивает, а не тебя. Я предлагаю засадить этого гада, и дело с концом. Сейчас я достану мобильный и наберу ровно два номера. Ноль-три и ноль-два. Значит, сейчас сюда приедет ровно две машины. На одной увезут этого гада прямо в тюрьму, а на другой – тебя в больницу.
Я достала телефон и хотела уж было нажать на кнопки, но пронзительный Петькин крик: "Не смей этого делать!" – заставил меня резко остановиться.
– Петь, ты чего?
– Не смей никуда звонить.
– Но почему?
– Потому что не смей никуда звонить… – Петька отвел глаза в сторону и даже при таком плохом освещении было видно, что он покраснел, как вареный рак.
Я не сводила с него пристального взгляда, тяжело задышала и, сунув мобильный в сумочку, произнесла ледяным тоном:
– Петенька, я в такие игры не играю. Я не люблю, когда мне что-то недоговаривают. Я никогда не играю вслепую. Если ты не хочешь говорить мне правду, то сиди здесь, пока не сдохнешь. А я ухожу, у меня своих дел по горло.
Глава 16
Видимо, мои слова подействовали на Петьку, и он моментально изменился в лице. В его глазах появился испуг. Испуг оттого, что я уйду, и оттого, что он может остаться один, а один, как известно, в поле не воин, один он тут явно не выживет. Но я была непреклонна. Я стояла с невозмутимым выражением лица и всем своим видом показывала, что еще немного, и я покину этот подвал.
– Татьяна, не уходи. Я пропаду.
Петр посмотрел на меня таким затравленным взглядом, какого я у него раньше никогда не видела. Он был слишком подавлен и слишком растерян. Он даже не попытался смахнуть сбежавшую по щеке слезу, а в его глазах больше не было испуга. В них был ужас. А затем он уронил голову себе на колени и совсем не по-мужски зарыдал. Он зарыдал взахлеб, громко всхлипывая и впадая в самую настоящую истерику.
Я слегка растерялась. Такого поворота событий я совсем не ожидала и совершенно не была к нему готова.
– Петь, прекрати. Ну прекрати, я тебе говорю. Это как-то не по-мужски. Ну разве мужики плачут?! Прекрати, я тебе сказала…
Мне было больно за него, и я прекрасно понимала, что Петька вляпался в какую-то ужасную историю, в основные подробности которой он так и не успел меня посвятить. Его боль передалась мне, и я не знала, как мне себя вести в такой ситуации. Я одновременно осуждала его за то, что он самым наглым образом обманул бедную Люську, которая всегда ему верила и принимала каждое его слово за чистую монету, и в то же время я его жалела, потому что в этой истории он оказался попросту жертвой каких-то гнусных и нелепых обстоятельств. Сейчас он был предметом жалости и презрения одновременно. От него исходил такой энергетический поток боли, что я не выдержала, села рядом с ним на корточки и попыталась его успокоить.
– Петь, я тебя умоляю. Прекрати реветь. Главное, что ты остался жив и тебя надо срочно вывезти из этого подвала, потому что ты слишком слаб, потерял много крови и паршиво себя чувствуешь. Чем раньше мы с тобой начнем лечение, тем быстрее ты пойдешь на поправку и забудешь про все, как страшный сон. Поверь мне, безвыходных ситуаций не бывает. Из любой, даже самой ужасной ситуации обязательно найдется какой-нибудь выход. Обязательно.
– Татьяна, я тебе клянусь, что никогда больше не буду гулять от Люськи. Чем угодно клянусь… Мне бы только побыстрее отсюда выбраться незамеченным.
– Насчет того, что ты больше не будешь гулять, не зарекайся и Бога не гневи. Мужики все гуляют. Не гуляют и не изменяют только импотенты. Я тебе говорю, что подгоню машину прямо к подвалу.
– Понимаешь, муж моей любовницы какой-то крутой. Он нанял людей, чтобы они за мной следили. Он ни перед чем не остановится.
Петька успокоился и потер свои красные от слез глаза.
– Подумаешь, крутой! Да мы плевали на таких крутых. Мы их знаешь, как обламываем? Мы их как семечки щелкаем, – разошлась я не на шутку.
– Кто мы?
– Я про себя говорю.
– А почему ты про себя во множественном числе говоришь?
– Чтобы было убедительней. Скоро тебе вообще бояться нечего будет. Ни мне, ни тебе, ни Люське – в общем, всем, кто ко мне хорошо относится.
– Почему?