Толстяков молча кивнул.
- Теперь я понимаю, почему вы меня так подробно расспрашивали, как выглядел тот незнакомец. Жаль, что я не рассмотрел его на перроне как следует.
- А знаете, Пантелеймон Алексеевич, в той главе, что вам передал Бес, довольно много уделено места и вашей персоне. Он отчего-то решил, что вы в тайне глубоко завидуете своему шурину и потому в душе будете радоваться его неприятностям. Откуда у него такие мысли - одному Богу известно.
- Надо же, какой грубый навет! Нет, это же подумать только! Я завидую Сергею? Да чему тут завидовать, когда его только что на моих глазах чуть было не укокошил этот неуравновешенный Отелло!
- Я попрошу вас, милостивый государь, выбирать выражения, - оскорбился Бобрышев и поднялся. - И не смотрите, что у меня револьвер пустой. Зато кулаки на месте!
- Что? Да как вы смеете мне угрожать? - краснея от злости, подскочил податной инспектор. - Это вас лесные волки или медведи научили столь деликатному общению с воспитанными людьми?
- Господа-господа, - вновь вмешался присяжный поверенный, - прошу вас успокоиться и сесть на свои места. Во-первых, я не закончил свой рассказ, а во-вторых, дабы улеглись страсти, предлагаю ещё раз выпить успокоительных мартелевских капель. А дамам мы опять нальём вина. Надеюсь, возражений не будет?
Предложение адвоката устроило всех.
- Итак, позволю себе продолжить, - опустошив рюмку, проговорил Клим Пантелеевич. - Учитывая, что где-то совсем рядом с нами находится жестокий и коварный преступник, я прошу вас, уважаемый Сергей Николаевич, вас, Надежда Алексеевна, и вас, господин Бобрышев, до окончания моего расследования оставить все семейные разбирательства. Сейчас надобно думать о том, как этого Беса отыскать.
- Надеюсь, у вас уже есть какие-то соображения? - гордо закинув голову, осведомился податной инспектор.
- Так, некоторые мысли, - скромно ответил Ардашев.
- Что ж, тогда поделитесь. Возможно, мы сумеем вам помочь.
- Это не в моих правилах. Я не озвучиваю гипотезы.
- Не доверяете, значит? - недовольно оттопырил губу Стахов.
- Нет, дело не в этом. Просто вы, сами того не подозревая, можете быть связаны с Бесом.
- То есть вы считаете, что я - его сообщник? - вздрогнув всем телом, спросил податной инспектор.
- Ни в коем случае. Дело в том, что преступник может использовать вас "в тёмную", то есть, общаясь с вами, постарается выведать нужные сведения о проводимом мной расследовании. Из его романа ясно, что он вполне сносно знаком со всеми деталями жизни хозяев виллы. И может так случиться, что в тот момент, когда вы будете отдыхать за столиком какой-нибудь кофейни, к вам подсядет незнакомец и под надуманным предлогом постарается выведать у вас то, что ему лучше и вовсе бы не знать. Именно этим обстоятельством и объясняется моё опасение, а отнюдь не недоверием к вам или кому-то ещё. Поэтому будьте осторожны и не предпринимайте самостоятельных действий, если вдруг кого-то заподозрите.
- А! Понятно. Тут я совершенно с вами согласен, - точно китайский болванчик закивал Пантелеймон Алексеевич.
Присяжный поверенный повернулся к Бобрышеву и сказал:
- Артём Викторович, вам надобно как можно скорее воротиться домой. Постарайтесь объяснить супруге, что её жизни угрожает реальная опасность. Не теряйте времени. Хорошо бы вам находиться с ней рядом, пока мы будем искать злоумышленника.
- Нет, я категорически не могу оставаться дома, - отрезал он. - Служба не позволяет. А тут ещё заболел помощник лесничего, и я должен выполнять не только свои обязанности, но и его. А это означает, что всю ближайшую неделю я буду в разъездах. В иные дни даже не удастся воротиться домой. Слишком долгая дорога до участков. Неделю назад в окрестностях Сочи появились незаконные вырубки. Губят вековой лес. Придётся ловить браконьеров и выписывать штрафы.
- Возможно, у вас есть какой-нибудь друг или знакомый, который мог бы побыть рядом с вашей супругой?
- Был один, пока не начал подло амурничать. - Бобрышев метнул недобрый взгляд на Толстякова. - Ладно, что-нибудь придумаю. - Он поднялся. - Позвольте откланяться. Честь имею.
Лесной кондуктор зашагал вниз по аллее. Он так и пошёл, держа наган в правой руке.
- А зря отдали этому Cocu револьвер, - с усмешкой провещал податной инспектор. - Как пить дать - убьёт супружницу.
- Нет, скорей сам застрелится, - возразила Вероника Альбертовна и тихо примолвила: - от горя.
Глава 9. Сладкая смерть
Два последующих дня не принесли ничего нового. Жизнь текла размерено, и со стороны могло показаться, что в семье Толстяковых царили мир и согласие. На самом деле, супруги спали в разных комнатах и почти не общались между собой, не считая нескольких обыденных фраз, которыми они обменивались за завтраком, обедом или ужином. Сергей Николаевич вновь звонил в редакцию газеты. Редактор Кривошапка сообщил, что никто из знакомых литераторов поэта и прозаика Петражицкого (Аненского) нигде не видел. Говорят, что дома он так и не появлялся, будто испарился.
По утрам гости ходили к морю и возвращались только к обеду. Вот и сейчас все три семьи сидели на террасе, наслаждаясь двумя цыплятами, изжаренными на вертеле.
- Да, хорош цыплёнок, ничего не скажешь, - вытирая губы салфеткой, заключил податной инспектор. - Но уксуса в мясе явно не хватает. Видать перед забоем забыли дать.
- Какого ещё уксуса? - вздёрнул брови Сергей Николаевич.
- Винного, конечно же, хотя и яблочный тоже сойдёт.
- Что вы имеете в виду? - заморгав, осведомилась супруга присяжного поверенного.
- Видите ли, Вероника Альбертовна, существует старый и проверенный способ приготовления этого блюда. Откормленной курице вливают в клюв десертную ложку уксуса и запирают в сарае. И только часа через два-три режут. Потом, понятное дело, чистят, потрошат, моют. А дальше всё в точном соответствии с тем, как её приготовил ваш повар: солят, жарят, на вертеле, поливая жирным бульоном. Затем, распускают ложку масла, и, поджарив в нём тёртую чёрствую булку, размешивают в сковородке, чтобы разом облить тушку.
- Так уж и обязательно поить её уксусом? - подняла брови Надежда Алексеевна.
- Нет, Наденька, можно поступить иначе. После того, как птицу зарезали, её опускают на час в холодную воду, после чего закапывают в песок на сутки. И только затем ощипывают, потрошат и солят.
- Но зачем?
- У курятины появляется изумительный привкус, свойственный дичи.
- А я знаю другой способ, - вступил в разговор Ардашев. - Надобно смешать маковое семя поровну с кукольванцем и дать курице поклевать. Наевшись, она уснёт наподобие мёртвой. В это момент её можно легко ощипать. Птица совершенно ничего не чувствует, точно находится под действием морфия. Тут же её обмазывают яичным желтком и дают высохнуть. На вид она кажется жареною. А дальше кладут на блюдо, украшают зеленью и подают на стол. Затем вы предлагаете гостям откушать-с. Берёте нож и делаете вид, что пытаетесь отрезать кусок. Но стоит лезвию поранить кожу, как она тут же подскочит с блюда и убежит.
- Ай да Клим Пантелеевич! Ай да шутник! - вскинул руки Пантелеймон Алексеевич. - А ведь от такого розыгрыша и удар схватить может.
- Раз уж пошёл разговор о шутках с едой, то позволю добавить трюк с окрошкой, - просиял Толстяков. - Для этого понадобиться две кастрюли - одна большая, другая маленькая - и предварительная договорённость со всеми гостями, за исключением того, над кем вы решили подшутить. - Газетчик сделал паузу, окинул всех многозначительным взглядом и продолжил: - В большую кастрюлю ставится маленькая, уже наполненная водой, а окрошка заливается в пустое пространство. Хозяйка разливает её поочерёдно каждому гостю и только в последнюю очередь - жертве. Маленькую кастрюлю надобно после этого протопить. Естественно, ему в тарелку попадает только вода. Он пробует, не понимает ничего, и говорит, что у него одна вода. Остальные едят, нахваливают, уверяют бедолагу, что у него тоже вкусная окрошка, показывают кастрюлю, убеждают, что никакой воды там и быть не может. Обычно всё это длится до тех пор, пока кто-то из гостей не рассмеётся. Правда, бывали случаи, когда, обидевшись, разыгрываемый вставал и уходил. Так что лучше с эти фокусом не затягивать.
- Вот это номер! - весело воскликнул податной инспектор, но вдруг его лицо посерьёзнело. Теперь он смотрел уже не на Ардашева, а куда-то мимо него.
- А это ещё кого нелёгкая несёт? - тихо спросил Стахов.
Ардашев с женой обернулись.
Приближались два человека. Один из них, высокий, с усами-колечками и бравым видом, был в полицейском мундире. Другой, маленький человечек с густыми бачками, бритым подбородком и без усов, с хитрыми бегающими глазами, производил впечатление статского. Он был одет в простую тёмную пару и котелок; в руках держал кожаный портфель с массивными бронзовыми застёжками.
- Добрый день, господа, - проговорил полицейский. - Позвольте отрекомендоваться: пристав Закревский. А это мировой судья Дериглазов.
- Проходите, присаживайтесь, - засуетился Толстяков. - Быть может, откушаете чего-нибудь с нами? Я прикажу подать приборы…
- Нет надобности, Сергей Николаевич, - сухо заметил полицейский. - Мы пришли допросить вас в связи со смертью госпожи Бобрышевой. Вчера её доставили в местную больницу с тяжёлым отравлением, а несколько часов назад она скончалась. Мы считаем, что её убили с помощью цианистого калия.
- Как убили? - вставая, воскликнул хозяин. - Этого не может быть! Кто?
Пристав усмехнулся, но его глаза так и остались холодными.
- А вы не знаете? - лукаво справился он.
- Н-нет. А п-почему, собственно, я д-должен зн-наать? - заикаясь от волнения, задал вопрос издатель.
- А потому что именно вы подозреваетесь в этом преступлении, и от ваших ответов будет зависеть ваша дальнейшая судьба.
- Я? То есть как? - дрожа всем телом, возмутился Толстяков.
- А причём здесь мировой судья? - вмешался податной инспектор.
- Видите ли, согласно Уставу Уголовного Судопроизводства, в нашем городе обязанности судебных следователей по делам подсудным Окружному суду возлагаются на участковых мировых судей. Опытная станция относится к участку Арсения Ивановича. Итак, - он обернулся к владельцу имения, - я предлагаю уединиться и поговорить.
- Что ж, прошу в кабинет, - придя в себя, пролепетал Сергей Николаевич и, кивая на присяжного поверенного, добавил: - Я бы хотел, чтобы со мной находился присяжный поверенный Ардашев
- Ардашев? - пристав удивлённо повёл бровью. - Из Ставрополя?
Клим Пантелеевич поднялся.
- Очень приятно! Я ведь тоже из Ставрополя, - улыбнулся Закревский, и пожал адвокату руку. - Служба забросила меня в Новороссийск, а оттуда - в Сочи. Но я премного наслышан о вас. Ефим Андреевич Поляничко - мой старинный друг. Мы встречались с ним в прошлом году, и, чего греха таить, выпили по рюмочке. Он очень тепло о вас отзывался. Знаете, я отпуск всегда у родителей провожу. Там на Хопёрской, за аптекой Байгера, стоит отцовский особняк.
- Смею напомнить, Филипп Ерофеич, что присяжный поверенный не может присутствовать при проведении предварительного следствия, - недовольно пробубнил Дериглазов.
- Это любой другой не может, - подкручивая правый ус, возразил пристав, - а Климу Пантелеевичу сам Бог велел. Он уже стольких злодеев отыскал, что пора нашему родному министерству ему выдать награду. Вот и сейчас его присутствие не будет лишним.
Мировой судья пожал плечами, но уступил, не желая ссориться с полицейским.
Толстяков, Ардашев и двое визитеров под удивлёнными взглядами оставшихся проследовали в кабинет.
Владелец "Петербургской газеты" плотно закрыл дверь, и, указав на стулья и кресла, уселся за рабочий стол.
- Ну-с, господа, я готов ответить на все ваши вопросы, - с едва заметным волнением начал он.
Дериглазов вынул из портфеля открытое письмо и положил перед Толстяковым.
- Узнаёте?
Сергей Николаевич надел пенсне и взял карточку.
- Почерк вроде бы мой, - неуверенно вымолвил издатель, - только я не припомню, чтобы это писал.
- А подпись чья? - не унимался Дериглазов.
- Я бы сказал, что она похожа на мою.
- Что значит "похожа"? Ваша или нет?
- А то и есть, что именно "похожа", потому что последний завиток сильно уходит вверх, а я так не расписываюсь.
- А слова: "Тебе, милая"?
- Я же сказал, что я не помню, чтобы писал нечто подобное. - Он повертел в руках прямоугольник письма и заключил: - Нет. Заявляю официально: я никогда не покупал открытое письмо с рисунком, изображающим букет роз.
- Вы уверены? - вмешался Закревский.
- Абсолютно. Как филателист, всегда обращаю внимание на главную и оборотную сторону открыток.
- Позвольте полюбопытствовать, - Ардашев взял открытое письмо, зачем-то понюхал его, подошёл к окну и стал рассматривать на свет. Затем, повернулся и изрёк: - Я полагаю, госпоже Бобрышевой послали коробку шоколадных конфект, начинённых ядом, так?
- Ага! Милостивые государи! - мировой судья радостно поскрёб себя по правому бакенбарду. - Вот вы и попались! О том, что покойной прислали конфекты "Фабрики Абрикосова" знали только несколько человек: её муж, доктор и мы. Всё-с. Проговорились, голубчики!.. Вот видите, Филипп Ерофеич, - он окинул пристава победным взглядом - а вы говорили, что этому адвокату можно доверять. Да тут одна шайка-лейка!
- Послушайте, сударь, я попросил бы вас выбирать выражения, - присяжный поверенный пробуравил мирового судью острым взглядом. - Или я буду вынужден охладить ваш пыл. Не думаю, что вам это понравится.
- Что? Вы угрожаете мне при отправлении правосудия? - выпрямившись в кресле, прохрипел Дериглазов.
- Правосудие вы будете вершить в судебной камере, да и то по менее значительным делам. А пока вы всего лишь замещаете судебного следователя. Что касается моей догадки относительно коробки шоколада, то тут нет ничего сложного: открытка сохранила не только его запах, поскольку, лежала внутри, но и следы. Немудрено, что при такой жаре шоколад начал плавиться, попадая на открытое письмо. Но я больше скажу: Сергей Николаевич не писал её. Посмотрите на его настольный прибор: здесь два гусиных пера. Господин Толстяков человек старых привычек. Это известно многим. Он пишет только гусиными перьями, а они, как известно, не оставляют следов давления ни на почтовой бумаге, ни, тем более, на картоне, из которого изготавливаются открытые письма. Здесь же, - присяжный поверенный поднял вверх открытку, - явные следы давления, сиречь верный признак использования стального пера. Именно это я и заметил, когда подошёл к свету.
- Помилуйте, Клим Пантелеевич, - полицейский поднялся, заложил руки за спину и зашагал по кабинету. - А разве это обстоятельство его полностью оправдывает? А что, если он умышленно использовал стальное перо, чтобы отвести от себя подозрение?
- О да! - рассмеялся Ардашев. - Если придерживаться ваших рассуждений, то получается, что господин Толстяков, продумав даже такую ничтожную деталь, как использование стального пера при написании текста, вдруг вложил в коробку с отравленным конфетами открытку с собственноручной подписью, чтобы, тем самым, фактически подарить полиции доказательство своей причастности к смертоубийству Елены Никаноровны Бобрышевой, так? Где же логика?
- Но мотив? Мотив-то у Сергея Николаевича есть? Вы же не будете это отрицать? - продолжал спорить Закревский.
- Муж покойной нам рассказал про адюльтер, - вставил фразу Дериглазов.
- Да? А с чего вы взяли, что сии амуры и впрямь имели место? - возразил адвокат. - Надеюсь, господин Лесной кондуктор поведал вам об анониме, подбросившем ему послание? Ведь никаких доказательств этого любовного треугольника нет. Есть лишь некая безымянная машинопись, что между покойной и хозяином этого дома существовала тайная любовная связь. И ничего более.
- Так была связь или нет? Прошу вас ответьте, Сергей Николаевич, - не отводя взгляда от Толстякова, осведомился полицейский.
- Да, мы любили друг друга и были близки, - потупив взор, тихо вымолвил газетчик.
- Вот-вот! Quod erat demonstrandum! - обрадовано выпалил Дериглазов.
- Должен вас огорчить, сударь, - остудил его адвокат. - Наличие купидонов в данном случае никак не доказывает существование у господина Толстякова мотива на убийство жены Бобрышева.
- Это почему же? Потрудитесь объяснить!
- Хорошо. Но только прежде я задам вам всего один вопрос: рассказывал ли вам Артём Викторович об опасности, угрожавшей его жене? И сообщил ли он вам, что совсем недавно я просил его не оставлять жену в одиночестве?
- Ничего такого он нам не говорил, - покачал головой мировой судья. - Однако теперь я жду ваших толкований.
- Извольте. Дело в том, что с некоторых пор Сергей Николаевич получает по почте, главу за главой, роман неизвестного автора под названием "Черновик беса". Этот сочинитель, безуспешно пытавшийся издаться в "Петербургской газете", решил отомстить главному редактору. Как следует из первой главы под названием "Сгоревший труп", именно от его руки в столице погиб секретарь Сырокамский. Затем, в следующей главе, он пригрозил, что расправится с домашними питомцами господина Толстякова и уничтожит одно из его любимых растений. И это, к сожалению, ему удалось. В последней главе он обещал убить супругу Бобрышева таким образом, что подозрение падёт на Сергея Николаевича. Вот потому-то мы и предупредили господина Лесного кондуктора о возможной опасности, подстерегающей его жену. Как видно, преступник вновь нас опередил. Мало того, что он расправился с жертвой, не имеющей никакого отношения к "Петербургской газете", так ещё и сумел убедить вас, что в её смерти виноват собственник этого имения.
- Прошу вас передать нам сии главы. Мы приобщим их материалам дела. Надеюсь, вы их сохранили? - с хитрым прищуром спросил мировой судья.
- Безусловно, - кивнул Толстяков, выдвинул ящик стола и протянул Дериглазову несколько листов почтовой бумаги, которые тот поспешно сунул в портфель.