– Ты зачем её выпустил? Хочешь быть добреньким, а я получается злая. Если не переломить её упрямство, то в жизни ей придется несладко.
– Доча, ты не будешь больше трогать мамину косметику?
– И не собиралась, – буркнула я.
– Вот и молоток. Иди ужинать.
– Не хочу. Я пойду к себе в комнату. – Мне не хотелось видеть снисходительную улыбку сестры.
– Получил! – вспыхивала мама и тонкими пальцами поправляла прическу. – Поощряй её дальше, скоро она на голову сядет.
Последний год перед отъездом сестры на учебу превратился для меня в долгий кошмар. Мне исполнилось девять лет, Алёне семнадцать. Она тайком от родителей стала курить. С меня сестра взяла клятву – молчать о её шалостях. Я ненавидела доносчиков, поэтому и не пикнула о проделках Алёны. А она умела добиваться своего. В доме по мелочи стали пропадать деньги. Мама первая заметила неладное и спросила меня. Я не поняла о чём идет речь. Тогда она зашла в мою комнату. Открыла шкаф и на нижней полке, в дальнем углу нашла куклу Барби. Я сильно удивилась: откуда она взялась? Мама побледнела и спросила:
– У тебя мало кукол? Ты воруешь деньги у родителей и покупаешь эту дребедень!
Я возмутилась:
– Никогда не брала деньги без спросу, а эту куклу вижу в первый раз.
Мама выпрямилась, сжала подрагивающие пальцы в замок.
– Вот так становятся не только лгуньями, но и воровками. Остановись, дочь, пока не поздно. Если тебе позволяет совесть, можешь играть ей. – Она швырнула куклу на кровать, окинув меня презрительным взглядом.
Алёну я нашла в саду. Сестра лежала на клетчатом пледе и читала очередной женский роман.
– Ты положила куклу в мой шкаф и сказала, что я взяла деньги?
Алёна лениво покачала ногами, посмотрела на меня, прищурив глаза.
– Нет. Зачем мне это делать.
Я опешила. Минут пять стояла над ней, открыв рот и, кипя негодованием. Сестра хмыкнула, уж больно глупо я выглядела, и процедила сквозь зубы:
– Малышка, не парься. Ты так испортила свою репутацию, что одним проступком больше, одним меньше, не всё ли равно?
Потрясенная наглостью и спокойствием сестры я пролепетала:
– Но я не брала денег у родителей…
– И я не брала, – ухмыльнулась Алёна. – Как думаешь, кому поверят?
Не оправдываю себя, вспоминая это, потому что не была паинькой. Спорила по пустякам, вредничала, без конца влипала в неприятности. Посмотрев фильм "Тарзан", лазала по деревьям и однажды упала. Ещё хорошо отделалась – три сломанных ребра. А у мамы чуть сердечный приступ не приключился. Ходила с разбитыми коленками – училась без рук ездить на велосипеде. Бедные родители не ведали покоя, ибо не знали, что от меня ожидать в следующий раз. В четвертом классе к занятиям танцами добавилось недолгое увлечение легкой атлетикой. А ещё я мечтала прыгать с парашютом. Высота манила меня. Мама переживала, видя синяки после тренировок. Она морщилась, разглядывая мои ноги, называла их ногами скаковой лошади.
После поступления сестры в институт и её отъезда на учебу в нашем доме наступил мир и тишина. Мама сильно скучала по Алёне. Ей не хватало совместных бесед и посиделок за чаем. В этом я не могла заменить сестру. Мне шёл десятый год, и мои детские увлечения не стоили и выеденного яйца. Да и не умела я секретничать или рассказывать о прошедшем дне в школе: не привыкла делиться радостями и печалями. Ведь раньше никто не интересовался мной и моими мыслями. Мама иногда приглашала в гости соседку, скрашивать её одиночество до прихода папы. Мама меня любила по-своему, просто мы были с ней разные и не только внешне. У нас оказались неодинаковые предпочтения в еде, одежде, мы читали разные книги, смотрели разные фильмы. И дело тут не только в разнице лет, моя подруга Кира и её мама вместе смотрели фантастические фильмы и одинаково увлекались дайвингом. А у нас было мало точек соприкосновения. Мама не понимала меня, а я её. Она даже не подозревала, насколько её дочь влюбчива, считала меня не способной на нежные чувства. В детстве я чуралась объятий, и она привыкла считать меня диковатой и неласковой. Клеймо невзрачной девочки висело на мне так долго, что я привыкла считать себя такой. Спасибо Сережке, после его жгучих взглядов я поверила в себя. А приехавшая в гости тетя Галя только подтвердила то, что я подозревала. Пусть гадкий утенок и не превратился в лебедя, но симпатичной девушкой я выросла.
– Настя стала обаятельной, правда, её немного портит ямка на подбородке, – сделала вывод тетя Галя, закончив разглядывать меня. – Она выдает упрямство девочки.
После неудачной попытки тети поговорить со мной по душам, она добавила:
– Жаль, у Насти нет трогательной нежности юного существа – одни колючки.
Разговоров по душам я не любила, считая их вмешательством в личную жизнь. Мама рассказывала: будучи совсем малышкой, на попытки чужих теть и бабушек приласкать меня, я сердито вырывалась и отталкивала их. При этом приговаривала: "Не надо меня слюнявить".
– И в кого она такой ежик, – сокрушалась тетя Галя. – Вот Алёнушка ласковый и нежный ребенок. Между сестрами ничего общего.
Подразумевалось, что одной досталось всё: красота, хороший характер, талант к пению. А другую, то есть меня, природа обделила, выдав несносный характер, упрямство и единственное умение ловко скакать под музыку.
– О хороших танцорах почти не говорят, а вот о певицах пишут во всех газетах и журналах, – говорила мама, наливая чай тёте Гале.
Приятный голос Алёны им обеим казался божественным. Со временем я поняла: родители послушных детей считают хорошими, а если послушный ребенок ещё красив и умен или наделен каким-нибудь талантом – это вообще верх родительского счастья. Сестра любила маму, но себя ещё больше. Не желая доставлять огорчение родителям, которые считали её чудо ребенком, она научилась скрывать свои неблаговидные поступки. Благо козел отпущения, то бишь я, всегда находился рядом. При всем умении манипулировать людьми, сестра всё-таки была подвержена влиянию других людей. В восьмом классе её новая подружка Карина начала курить, вскоре и Алёна взяла сигарету в руки. К десятому классу сестра под влиянием Карины начала считать тех, кто не умеет зарабатывать большие деньги – идиотами и лохами. Как хорошо может притворяться сестра, я поняла, услышав разговор Алёны с подругой по телефону.
– Представляешь, они не могут купить мне новый телефон. С этой допотопной трубкой стыдно ходить, – жаловалась сестра Карине.
Я хмыкнула: полгода назад мама подарила Алёне на день рождения розовую "Нокию". Красивый изящный телефончик, украшенный стразами. Он стал предметом моей жгучей зависти и несбыточной мечты. Сестричка продолжила изливать душу подруге.
– Отец не понимает, зачем мне хорошая косметика и красивая одежда. – Алёна передразнила отца, понизив голос: – Доченька, тебе не нужно краситься, ты у нас и так красавица. Ага, красавица, только я золушкой выглядеть не хочу. Представляешь, он заявил: "У тебя достаточно нарядов". Мои тряпки он назвал нарядами. Не умеешь зарабатывать на достойную жизнь жене и детям, иди – воруй. Те копейки, что папочка получает, гордо именует деньгами. Мамуля с её красотой могла бы найти кого получше.
Я ахнула: слышал бы отец, что думает о нём ненаглядная дочурка. Карина, видимо, что-то ответила Алёне. Та фыркнула и с досадой произнесла:
– Тебе повезло с родителями: отец деньгами снабжает, а мама берет с собой по клубам. У меня же сю-сю, пу-сю…
Я вспомнила лысого, обрюзгшего с маленькими глазками отца Карины и сравнила со своим, пусть тоже лысым, но высоким, сильным и красивым отцом. Нашла с кем сравнивать. Конечно, тогда я многого не понимала, но слыша нелицеприятные высказывания своих родителей о родных Карины, кое-какие выводы сделала. Папа же вообще отца Карины называл жуликом и проходимцем, а её маму – молодящейся теткой. Алёна заметила, что я подслушиваю у дверей и пригрозила:
– Вякнешь – голову оторву!
Я долго задавалась вопросом, почему папа и мама не видят её двуличия? Пока не поняла: они не видели плохую сторону Алёны. Позже подрастая, убедилась: многие родители просто не знают своих детей. А потом сильно удивляются, когда детки преподносят сюрпризы. Через два дома от нас жил мальчишка старше меня на два года. Я буквально сражалась с ним за место под солнцем. Внешне это был опрятный, чистенький, застегнутый на всё пуговицы, вежливый мальчик. Его ставили мне в пример. Занятая своими мыслями я часто забывала сказать взрослым – здравствуйте, а Петя никогда не забывал поприветствовать знакомых. Соседи жаловались маме на мою невоспитанность. Я же ненавидела этого тихоню всей душой. Однажды на моих глазах он бросил живого ежика в костер. Я схватила палку и кинулась спасать животное, а всеми обожаемый садист не давал мне вытащить ежа из огня. Мы подрались, и я нечаянно в пылу схватки порвала ему рубашку. Когда мне все-таки удалось вытащить ежика из костра, уже было поздно. Он обгорел. Я смотрела на подрагивающее тельце животного и плакала. Ежик свернулся в плотный чадящий клубочек и замер. От ненависти у меня потемнело в глазах, я схватила половинку кирпича. Петька испуганно вскрикнул:
– Ты чё! За какого-то ежа убьешь человека?
– Убью, – пригрозила я и отвела руку для броска.
Он позорно бежал. А вечером его мать принесла рубашку к нам домой и кинула её в лицо моей матери со словами:
– Ваша малолетняя хулиганка приставала к моему мальчику и угрожала бросить кирпич в голову.
Конечно, Петенька представил свою версию произошедшего. После её ухода оскорблённая мама, ставшая белой, как стена, прошептала:
– Господи, как стыдно!
Я попыталась объясниться, но мама спросила:
– Ты угрожала Пете кирпичом?
Я кивнула и стала торопливо рассказывать о еже.
Мама печально посмотрела на меня.
– Пусть так, но защищая животное, ты готова была убить человека. Так нельзя себя вести, нужно держать свои эмоции в узде.
Меня возмутило её спокойствие.
– Да не собиралась я его убивать! Только попугала.
– Ты меня огорчаешь. А рубашку, зачем разорвала?
– Нечаянно.
– Никаких мультиков и телевизора смотреть не будешь неделю и марш в угол на два часа.
С того времени Петенька не упускал возможности сказать мне гадость. Мне хотелось заткнуть уши и не слышать его мерзких слов. Однажды, не выдержав, я схватила первый попавшийся под руку камень и пригрозила его прибить по-настоящему. Видимо, в тот момент я выглядела и впрямь, как ненормальная. Петя отступил.
– Успокойся! Я больше не буду. Нужна ты мне.
А я впервые испугалась сама себя, потому что на самом деле хотела его ударить – лишь бы он замолчал. Я так ненавидела его, что болела грудь, и прерывалось дыхание. Это жуткое состояние запомнилось надолго, оно тяжестью легло на душу – значит, я способна нанести вред другому человеку. Во мне действительно есть что-то тёмное и плохое. Глубоко внутри я спрятала этот мрачный росток зла, он остался во мне занозой. Петя больше не рисковал обзывать меня без свидетелей, но будучи с дружками не упускал возможность напомнить: что он сделает со мной, когда подрасту. Слыша мерзкие речи гадкого мальчишки, я кипела от негодования, чем всегда приводила его в прекрасное расположение духа. Так продолжалось до тех пор, пока я не сообразила: нужно скрывать эмоции, не давать повода для его радости. А потом издевательства надо мной кончились, прекратила их, к моему удивлению, Алёна. Она услышала речи Петеньки в мой адрес, рассвирепела не хуже меня. Сестра подошла к нему вплотную, что-то тихо сказала. Как я не напрягала слух, расслышала только последние слова: "Никто не смеет обижать мою сестренку! Ты понял!"
Алёна и раньше изредка защищала меня, а после этого случая взяла надо мной шефство. Я очень благодарна сестре: до её отъезда на учебу и почти два года после меня никто не трогал. Потом я поумнела и научилась контролировать свой гнев. Кстати, Вадим напоминал мне Петеньку. Я не понимала, чем он приглянулся маме, а сестра и вовсе потеряла от него голову. В десятом классе на вопрос подруги, какой тип мужчин мне нравится, я не смогла ответить, потому что у меня не было определённого типа, но точно знала: у мужчины должна быть какая-то особенность. Не понимала, в чем она проявляется, не могла объяснить. Сказала Кире просто: "Он должен быть настоящим мужчиной, как Лановой, Тихонов, Высоцкий, Безруков, Машков".
Сейчас бы я ответила подруге: "Спокойная мужественность, умение защитить, рискнуть собой". И мне всё равно, какого цвета глаза, волосы будут у моего избранника. Особенно не переношу слащавость у парней, трусливые тоже не в моем вкусе.
Алёна по-своему хорошо ко мне относилась, не обижала по пустякам, в школе разбиралась с моими обидчиками. При этом не считала зазорным сваливать на меня свои проделки. Мне кажется, она считала меня недалекой и даже глупой. Она не понимала, как можно часами стоять в углу, если достаточно попросить прощения, и свободна. Я же не могла выдавить слова признания, если считала себя не виновной. Мне легче отстоять три часа в углу, чем попросить прощения. Честно сказать, я не всегда была права, упрямство действительно присутствует в моем характере. Осознаю, родителям нелегко приходилось со мной, трудно любить вредную и неласковую девочку. Но они любили меня, я это знаю. В пятом классе, пытаясь закаляться, я обливалась холодной водой и переборщила с закалкой. Попала в больницу с высокой долго не спадающей температурой. Однажды ночью меня разбудил тихий мамин шепот. Она молилась: "Господи, спаси и сохрани мою девочку. Пусть она будет самой большой врединой на свете, лишь бы жила. Я люблю её всякую. Боже, умоляю, отдай её боль мне. Я на всё согласна".
С тех пор как бы не злилась на маму, всегда помнила: она меня любит. А уж доставать я умела. Наслушавшись передач о воспитании детей, стала поучать родителей, как правильно меня воспитывать, чем доводила их до белого каления. Как-то подбила Киру и сына своей крестной тети Раи, залезть в сад бабушки Фени за клубникой. В темноте под слабым светом молодой луны мы с трудом различали, где спелая, а где зелёная клубника и, конечно, потоптали ягоды. Бабушка Феня, убитая горем, пришла к моим родителям.
– Тонечка, я пришла жаловаться на потраву. Без твоей Насти точно не обошлось. Всю ягоду мне испортили. Или заплати, или участковому пожалуюсь.
– Настя, немедленно иди сюда! – услышала я сердитый голос мамы.
Я, нехотя отложила игрушки, и вышла из комнаты. Увидев бабу Феню, поняла: настал час расплаты.
– Настя, первое – ты не послушалась нас с папой и отправилась ночью гулять, второе – залезла в сад к соседке. Два серьезных нарушения за один вечер. Моя дочь воровка! Как тебе вообще это пришло в голову?
Я покраснела от стыда, хотелось провалиться сквозь землю. Признаваться в содеянном, не собиралась.
– Не рвала я вашу клубнику, – мой голос дрогнул. Краска залила не только лицо, но и шею.
– Рвала и скорее всего не одна. С кем? – поинтересовалась мама.
– Одна, – вырвалось у меня.
– На месяц никаких гулянок, друзей и сладкого. Иди в свою комнату. Я с тобой после поговорю, – вынесла мама свой приговор и спросила у бабы Фени: – Сколько вы хотите за испорченную ягоду? Мы заплатим.
С тех пор не люблю клубнику. Тридцать июньских дней я пробыла в доме, читая книги, рисуя бумажных кукол, которыми не с кем было гулять, но друзей не выдала. Я изучила всё трещинки на потолке, от скуки пересчитала завилюшки и цветочки на обоях. Алёна называла меня идиоткой.
"Вы вместе шкодили, вот и отвечать должны вместе. Тебе необидно, что они гуляют, а ты сидишь взаперти. По-хорошему твои друзья должны сами признаться и разделить наказание с тобой".
Я понимала, в её словах была доля истины, но рассказать о друзьях не могла. В другой раз я без разрешения взяла из шифоньера небольшой кусок голубого шёлка. Мы с Кирой пошили новые платья куклам, из остатка материала сделали скатерти на игрушечные столики. Вечером мама обратила внимание на обновку моей куклы.
– Настя, где ты взяла этот шёлк. – Пальцы мамы гладили ткань на кукольном платье, а глаза наполнялись слезами.
Я тут же сообразила: красивый кусок ткани чем-то дорог ей и сейчас мне здорово попадет.
– Мам, ну я не знала, что эта тряпочка тебе нужна. Она давно лежит без дела. – Моё оправдание получилось жалким и неудачным.
– Эту, тряпочку, как ты её называешь, папа подарил на моё совершеннолетие. Я собиралась сшить блузку, как только нашла бы подходящие кружева.
– Мама, но с тех пор почти двадцать лет прошло! – поразилась я.
– Настя, дело не в том, сколько прошло лет, а в том, что ты без спроса полезла в мой шкаф. Нехорошо трогать чужие вещи. Ты должна понять: у каждого человека существует личное неприкосновенное пространство. Это касается и его вещей. Иди в кладовку и всё обдумай, а после я жду твоего извинения. – Мама отвернулась от меня и направилась в свою спальню.
Кладовка, маленькая комнатка рядом с моей спальней, имела единственное крохотное окошко. Раньше в кладовке хранились детские вещи, мои и Алёны, но недавно её освободили для следующей партии ненужных вещей. На данный момент она пустовала. Света в этой комнате не было, а я с недавних пор стала панически бояться темноты.
– Только не туда! Можно, я постою в углу спальни? – взмолилась я.
Мама вернулась, взяла меня за плечо недрогнувшей рукой и повела отбывать наказание в кладовую. Я слышала, как с работы пришёл папа. Мамин звонкий голос долетал до меня без искажений, а негромкий басок папы доносился в комнату лишь обрывками фраз. Я не знала, сколько прошло времени, но за окном стало темнеть. Ото всех углов ко мне поползли тени, и только крохотный светлый квадратик ещё белел на полу. Я зажмурила глаза, вся обратившись в слух. Чьи-то коготки заскребли по доскам. Обеими руками я закрыла рот, удерживая крик.
– Ты подумала? – услышала я голос мамы за дверью. – Готова попросить прощения?
До сих пор не знаю, что заставило меня молчать, тем более что я чувствовала свою вину.
– Не хочешь разговаривать? Посиди ещё, это пойдет тебе на пользу.
Я казнила себя, не понимая собственного поведения. От страха сидела ни жива, ни мертва. Царапающий и грызущий звук раздался ближе. Я подобрала ноги и обхватила руками колени, сжимаясь в комок. Сквозь тонкую ткань футболки ощущалась шероховатая стена, и спине было немного больно. Я напряженно всматривалась в тёмный комочек на полу. Мышь! Пересохшее горло издало еле слышное сипение. Рефлекторно поджала ноги ещё сильнее. В окно заглянула луна, осветила крохотного зверька. Любопытная мордочка, сверкая бусинками глаз, смотрела на меня. Я шевельнулась, мышка испуганно метнулась в угол. Мне стало смешно. Страх испарился. Зверек боялся намного больше, и это почему-то обидело меня. Я порылась в кармане шорт, высыпала на ладонь крошки печенья и кусочек конфеты, любовно завернутый в бумажку. Развернула конфету и, медленно двигаясь, высыпала крошки и конфету на середину каморки. Осторожно вернулась в угол и замерла. Минут десять ничего не происходило. Тени ложились на пол гуще, луна двигалась дальше. Скоро я не смогу увидеть, возьмет ли мышка угощение. Послышалось еле слышное шуршание, зверёк вышел в центр комнаты. Стало совсем темно, но я успела заметить, как мышка принялась подбирать крошки.
Проснулась я от звука открываемой двери. Протерла сонные глаза кулаками. Комнату освещало солнце. Я не заметила, как заснула, лежа на полу.
– Настя, прости нас, малышка, мы забыли про тебя, – воскликнул папа.