Я зевнула и потянулась, расправляя затекшие мышцы от непривычно твердого ложа.
– Ты готова просидеть всю ночь, лишь бы не просить прощения. – Мама сокрушённо покачала головой.
Я ещё раз зевнула и впервые легко произнесла:
– Прости, мама, больше не буду трогать твои вещи без спроса.
– Неужели так трудно было сказать это раньше, – улыбнулась она и обняла меня.
В ту ночь я полностью излечилась от страха темноты. Спустя три года подбила друзей, проверить есть ли блуждающие огоньки на кладбище? Огоньков мы не обнаружили, но пару тройку алкоголиков напугали. А уж они распустили по станице слух о ходячих мертвецах. Что окончательно убедило меня: большинство страшилок – плод воображения слишком эмоциональных и трусоватых личностей. До двенадцати лет во всех наших с Кирой приключениях участвовали и двое закадычных друзей Юра и Андрей. Мальчишки жили на соседней улице и частенько наведывались к нам в гости. Мы учились в одном классе, и наша дружба основывалась ещё и на взаимопомощи. Я хорошо соображала по алгебре и геометрии, Кира замечательно писала сочинения, Андрей любил физику и географию, а Юра увлекался химией и биологией. Мы быстро приноровились списывать друг у друга и этим сильно облегчали себе жизнь. Родители Юры часто бывали в гостях у моих родителей, и однажды я услышала, как мать Юры, моя крестная, сказала:
– Вот бы наши дети поженились, тогда бы мы породнились и вместе воспитывали внуков.
Я потрогала враз заполыхавшие уши.
– Рая, не боишься заполучить в невестки такую упёртую особу? – поинтересовалась мама.
– Нет. Моему Юрке такая бойкая и нужна. Он же телок на веревочке, ему же любая кто подставит себя, та и окрутит.
Взрослые засмеялись. А мне стало противно. Юрку действительно легко уговорить на любые проделки. С детсадовского возраста у нас попеременно были, то периоды дружбы, то вражды. Он никогда не ябедничал и по мере сил отбивался со мной от общих врагов. С Кирой я познакомилась позже в первом классе, её родители купили дом на нашей улице. Этот разговор положил конец лёгкости в наших отношениях. Постепенно сначала я, а потом и Кира перестали находить время для общения с мальчишками.
Повзрослев, я поняла: моя мама из той породы женщин, которые привыкли находиться под надёжной защитой мужчины. Таких, как она, опекают, любят, оберегают от грубой действительности. Они нежные, слабые. Боятся всего: пауков, змей, темноты, высоты, плохих людей. Поэтому меня мама воспринимала существом из другого мира. Она не понимала, как можно драться – это так ужасно. Лазать по деревьям, царапая колени, добровольно искать неприятности на свою голову – это неумно. Старшая дочь была ей ближе и понятней. Не зная настоящий характер Алёны, мама считала её отрадой своей души. И вот теперь эта "отрада" сознательно вычеркивала нас из своей жизни. Ради денег и мужчины она поставила на карту всё: прежнюю жизнь, родителей, дом, работу, друзей.
Я лежала на кровати, смотрела в темноту за окном и мысленно перебирала прошлое. Алёна поступала неправильно, более того, ужасно, но это был её выбор. А мне предстояло решить, что делать дальше. Понимала: донести на сестру не могу. Меня мучила совесть. Из-за Алёны и Вадим выйдет сухим из воды. А вот по нему давно тюрьма плачет. Вряд ли когда-нибудь ещё я увижу сестру. Но я не ощущала боли от расставания с Алёной, испытывала только досаду и злость. Именно теперь навсегда сестра исчезала из моей жизни и души. Что-то во мне сломалось. Может, я и правда неправильная, с повреждёнными генами? Недаром Кира обижалась, называя меня сухарем. Подруга делилась своими тайнами а в старших классах подробностями отношений с мальчишками, того же ожидала и от меня. Я молчала, не умея делиться переживаниями и личными чувствами даже с близкой, верной подругой. Да я просто не могла об этом говорить. Всё попытки Киры ограничить круг друзей, встречали яростный протест с моей стороны. По мнению Киры, если мы настоящие подруги, то должны ходить только вдвоем и желательно общаться друг с другом. Поначалу она обижалась, высказывала обиды, но постепенно привыкла и смирилась с присутствием в нашей теплой кампании и других людей. В девятом классе наша дружба подверглась испытанию: мы обе влюбились в одного мальчика. О её чувствах я слышала ежедневно, о моих она не знала ничего. Впервые в жизни я испытывала жгучую ревность, и это мне не понравилось. Ревность кислотой разъедала нашу дружбу. На мое счастье эта влюбленность оказалась недолговечной, я быстро разочаровалась в "прекрасном принце". Теперь без эмоций, с облегчением могла выслушивать рассказы Киры. В отличие от меня подруга долго страдала за этим мальчиком, он оказался её первой, неразделённой любовью. Глядя на её страдания, я ощущала себя неполноценной, не умеющей любить. После наши пути разошлись. Вначале мы часто перезванивались, потом всё реже и реже. У меня появились новые друзья, у неё, видимо, тоже.
За окном начало светлеть. Ночь воспоминаний закончилась. Я помассировала виски, голова казалось тяжелой, а тело наоборот стало легким, невесомым. Разостлала постель и под подушкой обнаружила любимую брошь сестры. Вот значит, что она оставила в доказательство своей любви к нам. На глаза навернулись слезы. Я сбросила одежду, легла в кровать и тотчас провалилась в глубокий сон.
ГЛАВА 5
Забирая меня из дома бабы Поли, Ангел заметил, что у меня плохое настроение.
– Что случилось?
– С чего ты взял?
– У тебя лицо человека, усталого и разочаровавшегося в жизни. Вчера ты выглядела веселее.
– Я не спала всю ночь, а утром смогла подремать часа четыре, не больше, иначе Полина Андреевна забила бы тревогу.
– И чем же ты занималась? Или это секрет? – Матвей вроде бы говорил шутливо, но смотрел серьёзно.
– Не секрет. Мысли о сестре не дали заснуть.
– Скучаешь по ней? – Ангел участливо посмотрел мне в лицо.
"Есть ли справедливость в этой жизни? – подумала я. – Зачем парню зелёные глаза, в которые хочется смотреть не отрываясь. Вслух же произнесла:
– Немного, – соврала я и покраснела: то, что чувствовала к сестре, было очень далеко от тоски по ней.
Матвей, не отрываясь, глядел на меня.
"Неужели нашел во мне что-то интересное", – смутилась я.
– Ты всегда так немногословна?
– Иногда меня трудно заткнуть, – усмехнулась я и забралась на сиденье мотоцикла позади Ангела. – Мое любимое дело: спорить по любому поводу.
Дорога до турбазы сегодня показалась мне особенно короткой. Я слезла с мотоцикла и зевнула.
Днем, пообедав, я честно пыталась доспать положенное время, чтобы вечером на занятиях не валиться с ног. В саду расстелила покрывало, подложила под голову маленькую подушку и попыталась заснуть на свежем воздухе. Глаза пекли, словно в них насыпали пыли, но сон не шел. Сначала мне мешали муравьи, заползшие на покрывало, я смахнула их. Потом разорались воробьи, не поделившие скворечник, потом мне показалось, что солнечные лучи стали светить сквозь листву ярче. Мне мешало всё. Я плюнула и, вернувшись в дом, улеглась в кровать. Проворочавшись безрезультатно почти два часа, встала. Захотелось есть. На кухне баба Поля пила чай.
– Обедать будешь?
Я кивнула. На кухне умопомрачительно пахло только что приготовленным борщом. У меня потекли слюнки. Полина Андреевна налила полную тарелку борща, положила в неё столовую ложку сметаны, сверху посыпала мелко нарезанным укропом.
– Кушай. – Сама села напротив и подперла голову рукой. – Насть, я слышала, ты ходила к Феодоре. Не связывайся с ней. Она, люди говорят, может силу и красоту украсть.
– Полина Андреевна, я случайно с ней встретилась и, честно говоря, не верю в сказки о ведьмах. – Я наклонила тарелку и вылила в ложку последние капли борща. – Спасибо. Очень вкусно.
– Зря не веришь. Я заметила, ты много спишь, и всё время норовишь прилечь. А это первый признак, что ведьма крадёт твои силы. – Баба Поля с состраданием в глазах посмотрела на меня. – Будь осторожна.
"Эх, знали бы вы, как на самом деле я мало сплю", – подумала я и встала налить себе чаю.
– Будете? – Я показала на чайник.
– Спасибо, я уже пила. У меня к тебе просьба сходи в магазин за минералкой. День жаркий, а она у меня закончилась.
Я купила минералки, прогулялась по селу. Вернувшись домой, время, оставшееся до приезда Ангела, провела за ноутбуком, читая всякую чушь о колдунах и ведьмах.
Вот так и получилось, что я приехала на занятия хмурая и уставшая.
Мои ученицы потребовали к трём разучиваемым танцам добавить ламбаду и что-нибудь современное. Их не смущало, что они смогут овладеть только парой движений каждого танца. Я предложила разучить танец живота: и полезно, и очень красиво. С каждым занятием всё больше мужчин стало появляться на танцплощадке. Самых настойчивых приходилось отгонять, объясняя, что готовим для них сюрприз. Через четыре дня проведем конкурс на звание королева турбазы "Серая сова". К концу занятий я валилась с ног.
Во время ужина на турбазе ко мне подошла малолетняя интриганка Оля и напомнила о проигрыше.
– Чёрт! – сорвалось с языка. – Совсем забыла…
– Сейчас самое время, – ехидно произнесла она и в предвкушении забавы оглядела столовую. – Подружки все глаза проглядели.
Матвей с улыбкой смотрел на моё, наверно, пунцовое, смущённое лицо. Во всяком случае, оно пылало. Я уже сильно сожалела о пари. Не такая я уж и пай девочка, просто очень не люблю выполнять чужие команды.
– Не дрейфь. Всё не так страшно, – прошептал он.
Я встала и подошла к нему. В лесу не трусила, а тут дрожала, как осиновый лист. Решительно наклонилась и дотронулась до его губ. Удивленные возгласы от соседнего столика означали, что авантюра Оленьки удалась. Я села на своё место и залпом выпила компот.
– Видела бы ты их лица, – хихикала девочка. – Наши красотки прямо обалдели. Дар речи потеряли.
– Дар речи говоришь? Ну, это вряд ли. Я слышу их встревоженное кудахтанье, – заметил Ангел и добавил: – Видишь, всё обошлось, я тебя не укусил.
Девочка помрачнела.
– Ладно, я пошла. Приятного вам аппетита.
После ужина Матвей предложил мне остаться на дискотеку.
– Нет. Спасибо. Я на сегодня достаточно натанцевалась. Хочу спать, бессонная ночь сказывается.
– Тогда поехали. Отвезу тебя домой.
Мне показалось: Ангел расстроен.
Приятная мысль пришла мне в голову: "Неужели ему хотелось побыть со мной".
Обе подружки проводили меня злобными взглядами. Я немного расстроилась: "А мы ведь почти подружились".
– Благодаря Оленьке я нажила себе новых врагов, – хмыкнула я. – Выбрал бы ты уже одну из них…
– Почему из них? Я не очень-то люблю, когда девушки разыгрывают меня в качестве приза. Предпочитаю выбирать сам. Да и не нравятся мне они.
"Ой, ли? – не поверила я: – А кто тогда на реке с ними резвился?"
Замечательно, что мотоцикл не машина. Можно прижаться к спине водителя, вдохнуть запах его кожи, волос и на уровне обоняния понять, подходит тебе этот человек или нет? Я до сих пор помню, как в восьмом классе пригласил меня на танец мальчик, который мне тогда очень нравился. Счастливая, я подала ему руку, и … потом весь медленный танец мечтала сбежать от него поскорее. Меня буквально передёрнуло от одного прикосновения, а уж запах его тела и вовсе оказался неприятным для моего обоняния. Я давно заметила, что к некоторым людям не могу заставить себя даже прикоснуться, словно мы особи несовместимого вида. Так вот Матвей оказался со мной одной группы крови. Его запах будоражил меня.
У калитки мы постояли минут пять. Из соседнего двора за нами наблюдала баба Зоя.
"Ну и чего старушке неймется", – досадовала я.
Еще было достаточно светло, и мы были, как на ладони.
– Пока. До завтра, – глядя мне в глаза, со значением произнёс Ангел.
Я молча кивнула.
Во дворе бабы Поли за столом сидел отец. Всего за неделю он постарел лет на десять. У меня защемило сердце. Я впервые не стыдилась проявлять чувства, сразу бросилась ему на шею.
– Папа, что ты здесь делаешь?
– Меня попросили привезти медицинскую карту Алёны… ну и на опознание. И конечно, повидать тебя, мою упёртую девочку.
Я проглотила ком, застрявший в горле.
– Почему не предупредил, в каком часу приедешь.
– Хотел сделать тебе сюрприз. Как твои дела?
Со мной всё в порядке. Решила немного подзаработать. Я говорила тебе.
Папа рассеянно покивал.
– Да-да припоминаю. Ты уже опознала Алёну, – голос его дрогнул.
Я растерялась, если отец так выглядит, на что же похожа мама. В эту минуту и решила, как следует поступить.
"Хватит потакать сестре, скажу родителям, что Алёна жива".
– Папа, пойдём ко мне в комнату, нам нужно поговорить. Баба Поля вы не возражаете? – Я посмотрела на хозяйку, молча сидящую за столом.
– Конечно-конечно. Пусть ночует на диване в твоей комнате. – Полина Андреевна поднялась. – Сейчас принесу постельное белье.
Отец встал из-за стола и поцеловал руку старушке.
– Большое вам спасибо, Полина Андреевна. Накормили, напоили, приняли, как родного.
Баба Поля махнула рукой, глаза старушки подозрительно заблестели.
Я заметила на столе бутылку водки. "Ага, приняла, как сына, только, что не отлупила и в угол не поставила".
Отец поймал мой взгляд.
– Помянули мою красавицу, – и всхлипнул.
Я вздрогнула: никогда раньше не видела его плачущим.
В комнате выглянула в окно, убедилась, что никто не подслушивает. Открыла дверь. Баба Поля во дворе убирала со стола посуду и остатки трапезы.
– Ты ведешь себя странно. – Отец присел на диван и обеспокоенно посмотрел на меня.
– Сейчас поймешь… дело в том, что Алёна жива. Я вчера разговаривала с ней.
Отец издал странный сдавленный звук, его лицо перекосилось. Слёзы побежали по небритым щекам. Он порывисто прижал меня к груди.
– Бедная моя девочка, нельзя было отпускать тебя одну. Разговаривала с призраком… Понимаю, тебе тяжело…
От отца пахло бензином и пылью. Я с трудом освободилась из его объятий.
– Папа, какой призрак. Нормальная живая Алёна. Она попала в большие, смертельные неприятности. – Я не могла разрушить образ милой девочки в памяти родителей. – Ей пришлось симулировать, тьфу, изобразить свою гибель. На эту мысль её навели слухи о местном маньяке. О нём она узнала, когда была здесь с девочками. Алёна уехала туда, где её никто не найдет. Папа, если ты хочешь когда-нибудь увидеть свою старшую дочь, нужно скрыть, что она жива. И завтра ты должен опознать чужую девушку, как свою дочь.
– Настя, не шути с этим, – простонал он, хватаясь за голову.
Я посмотрела на него и вздохнула: "Убила бы Алёну за то, что она сделала с родителями.
Отец вытащил из кармана брюк носовой платок и вытер лицо.
Я собралась с духом и с жаром воскликнула:
– Клянусь самым дорогим, что у меня есть – своей жизнью. Алёна жива. Она вынуждена скрываться, поэтому так жестоко поступила с нами. – Как последний аргумент. Я достала из-под подушки брошь. Ты же знаешь, она никогда не расставалась с нею. Четырнадцать лет таскала на себе, тряслась над брошкой, как Кощей над златом. Я протянула украшение отцу.
Он взял брошь дрожащими руками. Погладил стрекозу, дотронулся до листочка клевера, словно не мог поверить в существование украшения.
– Господи, моя девочка жива! Когда ты видела её?
– Я же говорила, вчера. Она пришла сюда ночью, чтобы её никто не увидел. Алёна очень рисковала…
– Почему сразу не позвонила нам?
– Алёна просила ничего вам не говорить. Как видишь, я не выполнила её просьбу.
Папа помассировал пальцами лоб. Усталая улыбка появилась на его измученном лице.
– Какое счастье, что она жива! Почему не обратилась в полицию?
– Вряд ли они смогли бы её защитить. – Я еле сдерживала негодование: "Папа, если бы ты знал правду". – Нужно смириться – это её решение.
– Опознавать незнакомую девушку… назвать её своей дочерью, а потом ещё и хоронить чужого ребенка под именем Алёны – это неправильно. – Он покачал головой. – А как же родные девушки? Как же они? Это всё Вадим, недаром он мне не нравился – скользкий тип.
Папа посмотрел на меня так, будто я могла разом решить все проблемы.
– Девушку никто искать не будет: она детдомовка. Я, кстати, тоже терпеть не могла Веденина.
Отец фыркнул, его рот скривился в горькой усмешке.
– Правда? А мне казалось вы все от него без ума.
– Ничего подобного. Я даже маме сказала, как могла Алёна выбрать такого неприятного мужчину.
– А мне она ничего не говорила…
Я ехидно заметила:
– Конечно, что значит мое мнение. Кого оно интересовало?
Отец смутился.
– Извини, доча, мы действительно редко прислушивались к тебе.
– Папа, тебе сказали привезти медкарту. Она с тобой?
– Нет. Ты представляешь три недели назад Алёна взяла её в регистратуре на прием к терапевту и назад не вернула.
"Моя сестричка оказалась очень предусмотрительной. Они хорошо спланировали своё исчезновение" – подумала я. Разговор вымотал меня. Голова разболелась так сильно, что стук крови в висках показался ударами молотка. С детства сестра выставляла меня лгуньей, а теперь я вру уже сама, но снова из-за неё.
– Папа, как ты считаешь, маме нужно говорить, что Алёна жива?
– Обязательно. Ты не видела её всего неделю, но она уже не спит без таблеток. Так долго продолжаться не может. Поверь, мама сумеет держать себя в руках. Для неё главное знать, что она не повредилась в уме – её девочка жива. Ты ведь помнишь, что она говорила?
Я кивнула. Ещё бы не помнить. Маме говорили, что Алёна умерла, а она не ощущала этого и буквально сходила с ума от раздвоения сознания.
– Пап, только не выдайте себя, а то навлечете на Алёну беду. За вами могут следить.
– Не волнуйся, малышка. – Отец снова обнял меня. Я прижалась лицом к его груди. – Мой маленький ежик подрастерял колючки? – Голос его дрожал, он неловко гладил меня по волосам.
– Что-то вроде этого, – согласилась я с ним.
– Господи, я не могу поверить счастью. Алёна жива!
***
Утром папа с участковым поехал в морг, а я осталась досыпать. Но через пять минут вскочила от мысли, пришедшей в голову.
"А вдруг они ещё здесь в Вереево? Пусть Алёна напишет маме коротенькое письмо. Утешит её немного".