Люба кивнула и поехала дальше. Улицы здесь были прямые, как стрелы, так что заблудиться невозможно. А весь коттеджный поселок разбит на квадраты. Номера домов шли по возрастающей. Особняк Марата Беймуратова ничем таким особенным среди прочих не выделялся. Люба подумала, что у хозяина уж точно душа не нараспашку. На сто процентов стандартный звонок в телефоне, на планшете такая же стандартная заставка, на полке с книгами Гарсия Маркес и "Уиллис" Джойса, а из детективов Агата Кристи, новогодние праздники Беймуратов проводит в Европе, зимой летит на Мальдивы. Кухню предпочитает европейскую, из белых вин "Шабли", а из красных "Бордо". Марат Ахметович не любитель экспериментов. Он побывал и в Лувре, и в галерее Уфиццы, и в Эрмитаже. Но никогда не зайдет в какой-нибудь провинциальный музей, даже если там вдруг отыщется подлинник Пикассо. И никто не заставит Беймуратова посмотреть фильм, если о нем не сказали, что его надо посмотреть, или прочитать книгу, если о ней не сказали, что ее надо прочитать.
"Но, может быть, я ошибаюсь", – застыдилась своих мыслей Люба.
Подругам долго пришлось топтаться у ворот. Хозяин не спешил принять гостей. Наконец, раздался характерный писк, и тяжелые створки глухих ворот почти бесшумно поплыли в разные стороны. Люба, замирая, проехала на участок. Он был небольшим, соток шесть, и таким же стандартным, как и дом. Рядок пирамидальных туй, аккуратно подстриженные зеленые газоны, бордюр из бархоток и каменная горка с карликовой елью. За воротами топтался смуглый молодой мужчина с раскосыми глазами, который при виде въехавшей на участок машины махнул рукой, показывая, куда ее ставить.
– Хозяина дома, – сказал он с сильным акцентом.
Люба поняла, что это наемный работник, гастарбайтер. Еще двое копались на участке, выравнивая дорожку. Ничто не указывало на то, что Марат Ахметович в панике и запустил хозяйство. У него ведь горе. Любимую жену убили! А Беймуратова заботит, насколько ровно лежит плитка у крыльца!
Едва увидев хозяина, Люба поняла, что ошиблась. Марат Ахметович был бледен, растерян и подавлен. Пока они шли в гостиную, он несколько раз повторил:
– Я в шоке.
На журнальном столике в гостиной подруги увидели наполовину пустую бутылку виски. "Односолодовое", машинально отметила Люба. "Раскрученный бренд. Тут, похоже, все раскрученное".
Но была одна интересная деталь, на которую Люба сразу же обратила внимание. На всех этих стандартных безликих дорогих вещах стояло клеймо их владельца. Затейливый вензель "МБ". Да, Беймуратов никак не давал понять, что нравится ему лично. Он просто клеймил вещи, которые говорили об успешности их владельца, таким вот образом, обозначая свое причастие к этой успешности. Да, это всемирно известный производитель текстиля. Но на белоснежной скатерти стоит витиеватое "МБ". Это я тебя купил, скатерть, Марат Беймуратов! Я могу себе это позволить! И тебя я купил, кожаное кресло. И эти салфетки. И посуду.
"Очень интересно", – подумала Люба, оглядываясь по сторонам.
О бизнесе владельца дома легко можно было догадаться по украшающим стены этой огромной гостиной постерам. На большинстве из них была Ника Баринова. Другие были рекламой, Любе даже показалось, что она видела эту рекламу на щитах вдоль дороги, или на растяжках. "Уж не заставил ли господин Беймуратов и Нику сделать татушку "МБ"?" – подумала вдруг Люба. Ей захотелось увидеть заключение патологоанатома.
– Я в шоке, – в четвертый раз сказал хозяин дома и потянулся к бутылке виски в подтверждение своих слов. Сделав пару глотков, Беймуратов спохватился: – Вам налить?
Подруги отрицательно покачали головами. Люба чинно присела на белоснежный диван, Люська облюбовала кресло, на подлокотнике которого красовалось пресловутое "МБ".
– Это вы ее нашли? – затравленно посмотрел на телезвезду Беймуратов.
Он, в общем-то, был хорош собой, высок, ухожен, строен, со вкусом одет даже в домашней обстановке, только выражение лица какое-то неприятное. Может из-за того, что Беймуратов сильно нервничал? На переносице залегла глубокая складка, отчего карие глаза словно запали. Губы постоянно дергались, хотя рот у Марата Ахметовича был красивый, в меру пухлый и в меру мужественный. Такие губы женщинам хочется целовать, если, конечно, этот рот время от времени не сводит судорога.
– Ее нашла полиция, – напомнила Людмила. – Я просто первой заметила женскую руку. Ой, извините, – поспешно сказала она, заметив, как Беймуратов в очередной раз дернулся.
– Я все еще не могу поверить, – упавшим голосом сказал он. – Тело в таком состоянии… – Марат Ахметович запнулся. – Только экспертиза ДНК… – и он вдруг резко замолчал.
– Как я поняла, первое тело было не в лучшем состоянии, – взялась за дело Люба. – Почему же вы тогда не настояли на экспертизе? – она намеренно выделила слово "тогда".
Беймуратов посмотрел на нее с огромным удивлением.
– Вы, должно быть, не знаете всех обстоятельств, – сказал он и вновь потянулся к бутылке виски.
"Пусть пьет", – подумала Люба. "Разговорчивей будет".
– Я знал, что Ника хочет от меня уйти, – медленно заговорил Беймуратов. – И знал к кому. Она никогда меня не любила, – сказал он вдруг с отчаянием. – Я догадывался об этом, но, как всякий влюбленный мужчина, верил, что это вопрос времени. Заваливал ее подарками, возил отдыхать за границу, покупал все, что она хотела. Ни в одной ее просьбе не отказывал. Я до конца не верил, что придет момент, и я стану в Никиной жизни всего лишь очередной ступенькой.
– Вы тоже слышали от нее о лестнице в небо? – живо откликнулась Люба.
– У моей жены не было подруг, – усмехнулся Беймуратов, – но были завистницы. Уж поверьте, женщина всегда найдет способ, как отравить жизнь мужчине, благодаря которому процветает ее соперница. Мой бизнес напрямую связан с модельным. Это мои фотокамеры делают из этих, в общем-то, заурядных девиц красоток.
– Есть еще фотографы, – напомнила Люська.
– Ну, разумеется, – усмехнулся Беймуратов. – Скажи́те еще, и аппаратура не моя, не я ведь ее делаю. Но я знаю, что везти, откуда везти и как сделать то, что я привез, доступным практически для всех. Да, фотография – это искусство, так же, как и живопись. Но, согласитесь, холсты и краски играют далеко не последнюю роль. Да, я всего лишь подмастерье для всех этих художников, – Марат Ахметович поморщился. – Но без меня они, как без рук. – "Вот оно, МБ!" – невольно подумала Люба. "Клеймо бездарности на вещах, которые сотворил талант!" А Беймуратов меж тем продолжал: – Мир тесен, в модельном бизнесе все друг друга знают. Поэтому все сплети о Нике доходили до меня практически мгновенно. Я ведь бываю на показах, на гламурных пати, в бутиках, где отовариваются все эти девицы. "Ой, Маратик, привет! Чудесно выглядишь! – передразнил он. – Только что видела твою жену. Они с Болтенковым поехали на ипподром. В ресторан, в Пассаж, в загородный отель…" Повсюду ведь есть глаза и уши. Сначала Ника мне говорила: "Это моя работа". Но по ее глазам я видел, что она и сама в это не верит. Ее ведь не деньги в мужчинах привлекали.
– Знаю: власть, – кивнула Люба.
– Кто вам это сказал? – удивленно посмотрел на нее Беймуратов.
– Каждый человек на чем-то помешан. Он почему-то думает, что для других это тайна. На самом деле, вашу Нику давно уже раскусили. И тайно мстили.
– Да, она была властной, – Марат Ахметович тяжело вздохнул. – Когда хотела выйти за меня замуж, умело это скрывала. Она умела молчать. Точнее сказать, помалкивать. А последнее время, словно с цепи сорвалась. Стала очень жесткой, категоричной. Будто это она, а не Болтенков отдает его людям команду "Фас!". Он ведь многих под себя подмял. Но Ника так и не могла назвать мне дату, когда именно она подаст на развод. Видимо Болтенков держал ее в неведении. Все никак не мог принять решение. Ника с одной стороны притягивала, а с другой пугала. У нее ведь не было принципов, лишь бы достигнуть цели. Болтенков боялся, что и он лишь очередная ступенька в пресловутой Никиной лестнице. И не спешил делать предложение. Ника продолжала жить со мной, в моем доме. Брать у меня деньги и эксплуатировать мою прислугу. Сама она давно уже забыла, что такое нажать кнопку "Пуск" на панели стиральной машинки или сварить кофе. Берегла маникюр. У нее это был пунктик, наверное, потому что этот ее маникюр высмеяли в модельном агентстве, когда Ника впервые приехала в Москву. Малейший дефект на одном из ногтей вызывал у моей жены панику. Это, пожалуй, было Никино единственное слабое место. Жена не отказывала мне в близости, и я не гнал Нику отсюда, продолжая оплачивать ее расходы. Поэтому я забеспокоился, когда моя жена не пришла домой ночевать. Она всегда звонила, предупреждала. Нику ведь недаром прозвали Мисс Благоразумие. Она никогда не опаздывала и никогда ничего не забывала. Это был хорошо отлаженный механизм в красивой, женственной оболочке.
– И вы пошли в полицию с заявлением, – продолжила Люба, поскольку Марат Ахметович замолчал.
– Да, пошел. Они сказали, что надо выждать дня три. На мои возражения и напоминание о том, что мобильник жены не отвечает, участковый не прореагировал.
– Болтенкову звонить не пробовали? – спросила Люська.
– Вы шутите? Чтобы он опустился до объяснений с такой мелочевкой, как я? Позвони я ему – он бы меня послал и все. Он уехал на Кипр еще в июне. Но Нику не спешил к себе вызывать. Она нервничала, хотя очень умело это скрывала. И вдруг исчезла. А через два дня я прочитал в Инете, что на Кипре нашли труп Леонида Болтенкова. Журналисты окрестили его криминальным авторитетом. Что ж… Я никогда не разбирался в его прошлом. Но если его расстреляли из автомата, значит, что-то такое было. И молодую женщину, брюнетку, которая ехала в машине убили вместе с ним. Я прочитал, что ее лицо обезображено выстрелами. Пару ведь расстреляли почти в упор. А они ехали в кабриолете. У меня на Кипре бизнес. Я вывел туда кое-какие активы. Связи есть, и я позвонил туда. Мне сказали, что на вилле Болтенкова нашли паспорт Вероники Бариновой и женские вещи. Попросили их опознать, поскольку вещи были дорогие. К примеру, ювелирные изделия с бриллиантами. И я вылетел на Кипр.
– Паспорт – это еще не доказательство, что ваша жена была на Кипре, – сказала Люба.
– Да? А ее вещи? Багажная сумка от Диора? Ника путешествовала только с ней, потому что сумка очень удобная. Я узнал бы эту сумку из тысяч других. А серьги с рубинами и бриллиантами? И их я узнал бы из тысяч других, потому что сам их покупал! В итальянском бутике! – Беймуратов истерически взвизгнул. Потом, уже гораздо спокойнее сказал: – Они лежали в спальне, на тумбочке. Видимо, Болтенков подарил Нике другие серьги, гораздо дороже, – горько улыбнулся Марат Ахметович. – В общем, все, что я увидел на вилле, все женские вещи принадлежали моей жене. И что я должен был подумать? Вне себя от горя я поехал в морг. Мне показали женщину, в которую угодила пара автоматных очередей. Поверьте, это зрелище не для слабонервных. Ника не объявлялась, ее мобильник я также нашел на вилле. Он был разряжен. Последние звонки от меня, непринятые.
– Но как туда попали все эти вещи? – подруги удивленно переглянулись.
– Вместе с моей женой, как же еще? В авиакомпании сказали, что она зарегистрировалась на рейс и села в самолет. Летела бизнес-классом, в аэропорту Пафоса получила багаж. Обратно она не вылетала. После того как я опознал вещи своей жены, причем багажную сумку мне выдали лишь после того, как я подробно ее описал… – Беймуратов нервно сглотнул, – после всего этого мне выдали тело моей жены. Я поступил согласно правилам и букве закона. Кремировал Веронику и привез урну с прахом в Москву, где и захоронил. И вот через месяц приходит полиция и просит у меня материал для генетической экспертизы. Я, конечно, не поверил. Чтобы моя Мисс Благоразумие очутилась в чужой могиле? На гробе какого-то старика? – Марат Ахметович истерически расхохотался. – Я все еще думаю, что это какая-то чудовищная ошибка. Ника умерла на Кипре, – уверенно сказал он. – Их с Болтенковым расстреляли его конкуренты. Он многим насолил. Такие, как Болт, всегда кончают одинаково. Какого черта вы вообще полезли в эту могилу? – вырвалось у Марата Ахметовича.
– Мы думали, что на кладбище побывали мародеры, – вздохнула Люба. – В гробу этого старика оказалось бесценное кольцо. С красным бриллиантом.
– Как-как? – Беймуратов посмотрел на нее с огромным удивлением.
– А, долгая история, – махнула рукой Люська. – Колечко оказалось на месте, зато ваша жена не на месте. То есть не на кладбище, где вы ее похоронили. А тут еще селфи-убийцы…
Марат Ахметович все больше удивлялся. Люба видела, что это удивление искреннее.
– Убили девчонку, которая делала на кладбище селфи в ту ночь, когда там закопали вашу жену, – сказала Люська. – Вернее, ее тело. Убийца, похоже, попал в кадр. Или подумал, что попал.
"Что она делает?" – Люба выразительно дернула бровями: "Молчи!" Но подругу уже несло:
– Две дурочки стали опасными свидетельницами. Одной уже подсыпали снотворное, отчего она гробанулась с пятнадцати метров и померла. Парень, которому девчонка скинула фотки с кладбища, якобы застрелился. Но, скорее всего, его тоже убили. Вот мы и пытаемся найти, кто это сделал? Есть ведь еще и другая девчонка.
– Господи, какой кошмар! – Беймуратов потянулся к бутылке виски.
– Вы-то сами что думаете? – спросила у него Апельсинчик.
– Моя жена умерла на Кипре, – отрезал Марат Ахметович. – И пока мне не докажут обратное, я буду считать, что все это чудовищное недоразумение. Или чей-то гнусный розыгрыш.
– Ничего себе розыгрыш! А как же экспертиза?
– Ошибка!
– Ладно, будем искать, – вздохнула Люська и встала. Любе тоже пришлось подняться.
– Вы на всякий случай держите меня в курсе, – напряженно сказал Беймуратов, из вежливости решившийся все-таки проводить своих гостей. – Это ведь моя жена.
– Ваша жена в урне, на кладбище, – не удержалась, чтобы не съехидничать Людмила. – Зачем вам знать подробности убийства чужой женщины? Или вы уже так не думаете? И ваша Ника все же в морге сейчас, а не в колумбарии? А?
Беймуратов поежился:
– Мистика какая-то.
– Жуткое дело, – подтвердила Апельсинчик. – Но вы не огорчайтесь: мы все выясним.
– У вас богатый опыт, – не удержался и Беймуратов. – Я иногда смотрю ваши передачи. А главное, фантазия богатая. Смотрите, не пережмите. А не то – вызовите какого-нибудь экстрасенса к себе в студию. Может, он объяснит, в чем тут фокус?
– Надо будет – вызовем, – заверила Людмила, садясь в машину.
Марат Ахметович стоял на крыльце и задумчиво смотрел, как они уезжают.
– Ты зачем ему сказала о Кристине? – набросилась на подругу Люба, едва за ними закрылись ворота.
– А что тут такого?
– А если это он убийца?
– Ты что не видишь: мужик не в себе!
– Кто знает, отчего он не в себе?
– Хорошо, давай проверим его алиби!
– С этого и надо было начинать!
– А почему ты меня все время строишь! – взвилась Апельсинчик. – Подумаешь, девочка-отличница!
– А ты как была бесцеремонной и недалекой, так ею и осталась!
– Зато я звезда, а ты… – в запальчивости выкрикнула Люська, но вдруг осеклась и посмотрела на Любу виновато: – Мы-то зачем грыземся? Или нам тоже есть что делить? За что я тебя, Любка, обожаю, ты не завистливая. Сколько подружек я растеряла с тех пор, как стала звездой и вышла замуж за Сережу, это ж с ума сойти! Все ведь надо мной посмеивались. Мол, Самсонова – дура, неудачница, мужики ее все время бросают. Панталонами да носками на рынке торгует. Мать-одиночка, блин. И вдруг – и муж-красавец, и шикарная квартира, и морда в телике. Никто кроме тебя мне этого не простил. Или ты тоже не простила? – Люба почувствовала на своей правой щеке пронизывающий взгляд Людмилы. Щека запылала.
– Я рада за тебя, – виновато сказала Люба. – Но ты иногда делаешь мне больно. Хорошо, что я знаю, ты это не намеренно. Не со зла. Просто характер такой. А я тебя, Люсенька, люблю за то, что ты не обидчивая и не злопамятная. И всегда первой бежишь мириться.
– Значит, хорошие мы с тобой бабы. А все остальное – фигня. Ладно, проехали, – Апельсинчик вздохнула. – Ну что, к Красильниковым заедем?
– Конечно, – и Люба притормозила.
Дом номер одиннадцать казался вымершим. Подруги долго топтались у ворот, прежде чем Люба решилась надавить на кнопку электрического звонка.
– Кто там? – раздалось вдруг в динамике домофона.
– Оксана, нам надо поговорить, – напряженно сказала Люба. Почему-то она была уверена, что говорит именно с Оксаной Красильниковой.
– Кто вы?
– Мое имя вам ничего не скажет, – "А ты молчи", – взглядом велела Люба Апельсинчику. – Я психотерапевт. Консультирую вашу подругу Анастасию Галкину.
– Насте нужен психотерапевт? – Оксана удивилась, но как-то вяло.
– Ее дочери Алене. Речь идет о селфи.
– Что вам от меня надо? – резко сказала Оксана.
– Поговорить. Это очень важно. Маше Даниловой угрожает опасность. Нужна ваша помощь.
– Я не хочу об этом говорить!
– Оксана, пожалуйста. Вашу дочь убили. Это не был несчастный случай. Или вам все равно, что и Машу тоже могут убить?
Раздался писк, и Люба поняла, что калитка открылась. Нельзя было терять ни минуты, пока Оксана не передумала. Люба перевела дух. Вперед!
– Идем! – схватила она за руку Людмилу и потащила ее за собой.
Вот на этом участке сразу становилось уютно. Отсюда не хотелось уходить, хотя на лицо была некая запущенность. Кусты чрезмерно разрослись, засохшие цветки на розовых кустах никто не срезал, на зеленом газоне валялись золотые денежки опавших березовых листьев. Лето подходило к концу, и деревья начали увядать. А на участке Красильниковых росли четыре красивейших березы. Три больших и одну, судя по всему, посадили не так уж и давно. Люба вдруг подумала, что у каждой из берез есть имя.
"Которая же из них Кристина?"
– Что ты застыла? Идем! – теперь уже Людмила тащила подругу за руку.
Их никто не встречал. Дом и внутри словно вымер. Пахло слежавшейся пылью и немытой посудой. У входной двери стояла одинокая пара стоптанных женских туфель на низком каблуке. На входном коврике лежали комья засохшей грязи. А ведь дождей давно уже не было.
Хозяйку подруги нашли в кухне на первом этаже. Вид у Оксаны Красильниковой был неряшливый. Она оказалась крашеной блондинкой, и корни волос теперь отросли, поэтому вся макушка Оксаны была почти черной. На отросших волосах отчетливо проступала седина. Лицо что называется поплыло. Люба догадалась, что Красильникова выпивает, чтобы забыться. Отсюда одутловатость и набрякшие верхние веки. Павла Красильникова дома не было, равно как и вещей, указывающих на то, что отец семейства приезжает сюда ночевать.