Горе либо сближает супругов, либо отдаляет. Смотря, какие между ними были отношения до того, как все это случилось. Если хорошие, то близкие люди будут цепляться друг за друга, чтобы выстоять, и в итоге срастутся, словно деревья корнями, а если плохие, то горе лишь повод, чтобы разбежаться. Судя по всему, у Красильниковых был как раз такой случай. Супруги обрушились друг на друга с упреками, выясняя, кто из них больше виноват. В итоге Оксана осталась одна.
– А где ваш сын? – вырвалось у Любы.
– С ним сейчас свекровь, – вяло сказала женщина.
– Ей ведь далеко за семьдесят! – было нетрудно сделать подсчеты, раз Павел Красильников на пятнадцать лет старше своей жены.
– За восемьдесят, – усмехнулась Оксана. – Слава богу, мой муж богатый человек. В нашей московской квартире целый штат нянек. Не беспокойтесь, я там бываю, в этой квартире. Мне просто надо сейчас побыть одной.
"Выпить тебе надо, – подумала Люба. – А там целый штат соглядатаев. Ах, эти железные люди, бывшие спортсмены! Всю жизнь приходится терзать себя диетами, чудовищными нагрузками, физическими и психологическими. Девиз таких вот железных людей: не расслабляться ни на минуту! Но у любого, даже самого сильного человека есть предел прочности. Оксана здесь сбрасывает напряжение. В гордом одиночестве. Хорошо еще не наркотики. Ей ведь нужно сильное обезболивающее".
– Что вы на меня так смотрите? – с вызовом спросила Оксана, потом перевела взгляд на Людмилу и наморщила лоб: – Знакомое лицо.
– Я журналистка, – Люська оглянулась: куда бы сесть?
– А… журналистка…
– Вы с мужем что, разводитесь? – мягко спросила Люба.
Оксана пожала плечами.
– Нам есть, что делить, – сказала она. – Поэтому мы просто разъехались. Мне сейчас не до судов.
– И не до ребенка. У вас ведь маленький сын.
– Чего вы от меня хотите?!
– Вы ведь сильная женщина. Мне сказала это ваша подруга Анастасия Галкина, – Люба присела на стул, напротив Оксаны. – Зачем так себя распускать?
– У вас есть дети?
– Нет, но…
– У меня есть, – встряла Люська. – Сын и дочь. И внук уже есть.
– А вот я не скоро дождусь внуков, – сразу вцепилась в нее Оксана. – Если вообще дождусь. Когда еще мой сын станет взрослым? А дочь уже никогда никем не станет! И зачем я ей все это позволяла?! Гонки по ночной Москве, экстремальные селфи… Прав Павел: я во всем виновата.
– А он, выходит, ни при чем, – сердито сказала Люська, придвигая к кухонному столу третий стул и садясь на него.
– Детей воспитывает женщина. А я слишком увлеклась своим клубом. Павел правильно сказал, что я эгоистка.
– О как! Павел кругом прав! Быстро же вы сдались!
– Я не намерена выяснять отношения с мужем! Мне сейчас не до того!
– А он забрал сына и съехал. И судя по тому, что вы говорите, нашел время и силы бросить вам в лицо упреки, – вмешалась Люба. – Ну и кто из вас после этого эгоист? У кого душа-то черствее?
– Вы зачем приехали? Настя что ли попросила?
– Нет, мы по собственной инициативе. Оксана, вашу дочь убили. Из-за фотографий, которые она сделала на кладбище. Нам нужно найти эти фотографии, – Люба постаралась сказать это, как можно мягче.
– Какая чушь.
– Кристине подсыпали снотворное. Скорее всего, это сделали в вашем клубе. В раздевалке или в буфете. Перед тем, как девчонки отправились на роковое селфи.
– Снотворное? – голос Оксаны был удивленным. – Но как такое возможно?
– Господи, бросили в сок пару-тройку таблеток! Или в минералку! – тряхнула кудряшками Люська. – Дело надо возбуждать!
– Какое еще дело?
– Уголовное.
– Погодите-погодите… – Оксана наморщила лоб. – Выходит, это стечение обстоятельств?
– Вот именно. Нет, девчонка, конечно, виновата, что искала приключений на свою ж…
Люба торопливо схватила подругу за руку и заговорила сама, пока Люська не наломала дров:
– Сейчас многие увлекаются селфи. Это модно. Кристина была очень красивой девушкой, у нее получалось. Не ее вина, что в кадр попал криминал. И не ваша. Это с каждым могло случиться. Оксана, вы должны согласиться на эксгумацию.
Красильникова явно растерялась.
– Но что это изменит? – попыталась сопротивляться она.
– Маша Данилова останется жива. Клавдия ведь тоже ваша подруга. Неужели не жалко девочку? Или вы, действительно, эгоистка?
Оксана молча встала и скрылась за дверью.
– Куда это она, а? – озадаченно посмотрела на Любу Апельсинчик.
– Может, мужу звонить? Одна она не может принять такое решение.
– Слушай, может быть, с него и надо было начать? С отца?
– Погоди…
В холле раздались шаги. Вскоре вошла Оксана и положила на стол белоснежный айфон.
– Вот. Вы ведь это хотели?
– У вас его что, не забрали? – загорелись глаза у Люськи.
– Следователь счел, что дело очевидное, – криво усмехнулась Красильникова. – Теперь айфон, конечно, потребует полиция. Если возбудят уголовное дело. Но я им не верю. Вы говорите, мою дочь убили. А они даже не стали разбираться, просто пополнили свою статистику. Поэтому я хочу, чтобы эти снимки вы посмотрели первыми. Потом делайте с ним что хотите, – она кивнула на айфон.
– Значит, вы согласны на эксгумацию?
– Я не буду возражать. Но займется этим муж. Он, в отличие от меня, в нормальном состоянии. Способен здраво рассуждать и мыслить логически. И вообще он мужчина. Ведь при этой процедуре, кажется, присутствуют родственники? При эксгумации?
– Да, надо опознать тело. Подтвердить, что это ваша дочь. Такова буква закона. Вы должны морально подготовиться к этому, Оксана. Спасибо, что поговорили с нами, – Люба поспешно взяла айфон, пока Красильникова не передумала, и встала. – Оксана, вам надо выйти на работу.
– На работу? На ту самую работу, где, как вы говорите, мою дочь убили?
– Я тоже потеряла ребенка, – тихо сказала Люба. – И других детей у меня нет. Какое-то время я страдала агорафобией. Не могла выйти из дома. Я консультировала своих пациентов по Интернету. Это спасало от дурных мыслей и от депрессии. А у вас такая интересная работа. Хотите, я к вам в клуб запишусь? Видите, как я себя запустила? Располнела, талии почти нет. Я ведь никогда не занималась спортом. А у меня поклонник появился. Как, поможете мне? Я замуж хочу.
Красильникова вяло кивнула.
– Я вас жду в клубе, – надавила на нее Люба. – Завтра, да?
Оксана еще раз кивнула.
– Тогда до встречи.
– Ну, ты, Любка, даешь! – высказалась Людмила, когда они отъехали на почтительное расстояние от особняка Красильниковых. – Ты и в самом деле, завтра пойдешь в фитнес-клуб?!
– А теперь все дороги ведут туда. Я уверена, что убийца – среди клиентов этого клуба.
– Ты хоть представляешь, что тебя там ждет?! Ты, вообще, чем собираешься заняться? Йогой или пилатесом? А может, сразу за штангу, а?
– Хватит ехидничать! Ты, что ли, балерина?
– У тебя спортивная форма-то хоть есть? Кроссовки нужны, футболка, штаны какие-никакие. Ну и купальник с шапочкой для плавания. Давай-ка, в спортивный магазин заскочим… Это он на тебя что ли так повлиял?
– Кто он?
– Ну, этот блин… Настоящий полковник.
– Люся!
– А что я такого сказала? Я только "за". Я ведь тебе говорила…
– Все. Хватит.
Люська обиженно моргнула и замолчала.
"Надо ему позвонить, – подумала Люба. – А вдруг мне все это только приснилось?"
Женское счастье такая вещь, в которую трудно поверить. Особенно когда его долго ждешь. Все время кажется, что это какой-то обман. Что тебя всего лишь используют, что это от неведения и от нехватки информации. Пройдет какое-то время, и все встанет на свои места. Очарование первых недель общения развеется, и после того, как будут оценены все достоинства, придет черед и недостатков. И неизвестно, что перевесит. Какая чаша весов перетянет. Поэтому конфетно-букетный период стараются растянуть насколько это возможно.
Вот и Люба, когда приехала домой, позвонила не Градову, а Стасу. Словно проверяя себя. Самохвалов словно ждал звонка.
– Привет, боевая подруга! – бодро откликнулся он. И Люба вспомнила, что, разозлившись, решила ему больше не звонить. "Тряпка", – обругала она себя и сказала как можно суше:
– Я звоню по делу.
– Конечно, по делу, – хмыкнул Стас. – Не соскучилась же ты по мне?
– Мне некогда скучать. К тому же, у меня роман, – выпалила Люба, – с настоящим мужчиной, который в отличие от тебя не боится моих проблем.
– Врешь, – рассмеялся Самохвалов. И ей опять захотелось швырнуть трубку.
– Я вас обязательно познакомлю. ("Вот будет для тебя сюрприз!") А сейчас давай поговорим о деле.
– Хотя бы спросила, как мое здоровье, – обиделся он.
– Извини. Как ты?
– Лучше. Завтра слезаю с диеты.
– Наешься от пуза или напьешься? Смотри, Стас. Не загреметь бы тебе в больницу.
– Что вы, бабы, как сговорились! Только что жена меня пугала. Не ешь, Стас, не пей, Стас. Мы так поругались, что на пляж она опять пошла одна. Я же сказал: мне лучше… Что там с твоим трупом? В смысле, с трупом той бабы, которую вы с Ивановой нашли в чужой могиле. Вот повезло тебе с подругой! Сама вечно вляпывается в истории и тебя за собой тянет. Не удивительно, что труп в могиле старика нашли именно вы. Пари: это не Баринова.
– А вот и проспорил. Это именно Ника Баринова!
– Не может такого быть! Я тут от скуки связался со своими бывшими коллегами. С которыми гулял на мальчишнике. Надо же было отрапортовать, как проходит медовый месяц.
– Пари: ты им соврал. Про больницу, небось, ни слова?
Судя по тому, как он обиженно засопел, Люба поняла, что попала в точку. Что ж, Самохвалову и так досталось. Хватит его дожимать.
– И что сказали твои бывшие коллеги по поводу Ники? – миролюбиво спросила она.
– Случай из разряда фантастики, если Баринову убили в Москве, а не на Кипре. Или у нее есть клон. Она действительно села в самолет.
– Она могла зарегистрироваться на рейс по Интернету. А на посадку не пришла.
– Люба ты часто летаешь за границу?
– Не часто, но бывает.
– Тогда ты должна быть в курсе. Если пассажир опаздывает на посадку, начинается процедура снятия багажа. Таковы правила.
– Они могли полениться снять багаж. И он улетел на Кипр. Или не хотели задерживать рейс. Попробуй, отыщи чемодан опоздавшего пассажира среди десятков других!
– А вот тут ты, милая, не угадала. Баринова летела бизнес-классом. Этот багаж грузят в последнюю очередь и в отдельный отсек. Чтобы разгрузить первым. Баринова вылетела на Кипр рейсом S7 601 одиннадцатого июля. Там всего двенадцать мест в салоне бизнес-класса, занята была только половина из них. Соответственно багажа кот наплакал. Снять его – пара пустяков. К тому же я узнавал: одиннадцатого июля такой процедуры не проводили. Самолет улетел вовремя, точь-в-точь по расписанию. Это значит, что Ника Баринова села в этот самолет.
– Она не села в этот самолет, Стас! Просто не могла этого сделать физически! Потому что уже была мертва! Десятого июля Кристина и Маша отправились ночью на кладбище делать селфи! И случайно засняли, как убийца прячет труп Ники в свежей могиле! Экспертиза это только подтвердила! Приблизительное время смерти Бариновой!
– А кто тогда, по-твоему, получил в Пафосе ее багаж? – ехидно спросил Стас.
– Ну, кто-нибудь.
– Кто-нибудь этого сделать не мог. Багаж выдают в стерильной зоне. Никто из местных не мог его получить.
– Значит, кто-то прилетел на Кипр вместо Бариновой!
– По ее паспорту?
– Да!
– Это невозможно, – спокойно сказал Стас. – Паспорт в аэропорту проверяют не один раз. Фотография заламинирована. Если возникают хоть какие-то сомнения, просят предъявить и российский паспорт. Если вдруг фотография нечеткая, или объект сам на себя не похож, начинается допрос с пристрастием. Стоит человеку хоть капельку запаниковать или смутиться, тут же подключают полицию. Это в обязательном порядке. Сейчас все гайки завинтили, потому что угроза терактов. Каждого, кто вылетает за границу, проверяют долго и тщательно. На паспортном контроле сидят профессионалы, которых самих постоянно проверяют. Везде электроника, Люба. Поэтому Баринова села в самолет. И это она получила в Пафосе багаж. Вот так-то. Все ее вещи опознали. Это, действительно, ее вещи. Муж не врет.
– Тогда я ничего не понимаю!
– Я пока тоже.
– Стас, выясни все про тот рейс. На Кипр, одиннадцатого июля. До мельчайших подробностей. Здесь есть какой-то подвох. У Бариновой не может быть клона. Так, чтобы экспертиза ДНК показала полное совпадение. Нас кто-то перехитрил.
– Тебе-то что? Пусть полиция разбирается, – он зевнул.
– Это задачка на логику. На смекалку. Неужели тебе это не интересно? С каких пор ты считаешь себя глупее преступника?
– С тех пор, как уволился из органов! Все, Люба, точка. Меня больше не интересуют маньяки и убийцы. У меня семья и скоро родится ребенок. Мне все до лампочки, понимаешь?
– Понимаю, – сердито сказала она. – Что ж, без тебя обойдемся. Извини, что побеспокоила.
– Погоди… У тебя и в самом деле кто-то есть?
– А ты что, ревнуешь?
– Нет, но… Я, в общем, несу за тебя ответственность.
– Не беспокойся: этому мужчине можно доверять.
– Что-то меня сомнения берут. Ты не разбираешься в мужчинах. Вообще. Вспомнить твоего мужа, или этого, как, блин, там его? Градова! – Люба невольно вздрогнула. – Я уже не говорю про историю с сауной. Взять с тебя, конечно, нечего, квартирка так себе, денег кот наплакал… Только не говори мне, что вы познакомились по Интернету.
– Всего хорошего.
– Люба!
– Я тебе скажу, чем закончилось. А ты, Стас, отдыхай.
И она дала отбой.
Каждый раз после разговора с ним у Любы оставался неприятный осадок. Самохвалов вел себя покровительственно, и постоянно напоминал, что это она не смогла его удержать. И ее удел, как женщины, не семейное счастье, а одиночество.
"А вот назло возьму – и позвоню Леше!" – она опять взялась за телефон, но позвонила… Галкиной.
– Анастасия Петровна, добрый вечер.
– А, это вы! – Галкина явно обрадовалась. – Я уже и сама хотела вам звонить.
– Что-то случилось?
– Прямо и не знаю, как сказать. Держусь из последних сил. Алена сегодня пришла ко мне в больницу в слезах.
– Она при вас расплакалась?
– Нет. Сказала: "Держись, мамочка, все будет хорошо".
– Бульон принесла?
– Его есть невозможно, – Галкина тяжело вздохнула. – Курица почти сырая.
– Надеюсь, вы его взяли и похвалили дочь?
– Я-то взяла. Алена нервная какая-то. Дерганная. Забежала на полчасика, сказала, что у нее еще куча дел. Собаку надо кормить и выгуливать, в магазин заскочить, в квартире прибраться. Алена мне пожаловалась: "Сколько же наш Баська лопает! Это не собака, а прорва! И еще ему надо лапы мыть! А шерсти с него просто ужас!" В голосе у дочери было такое отчаяние! Еще она хотела съездить на дачу к отцу. Еле-еле отговорила.
– А что там с селфи? Сколько раз она при вас это сделала?
– Господи, какое селфи?! У нее бульон убежал. Алена пожаловалась, что плиту теперь надо отмывать. Спросила, чем удалять грязь. Дочь буквально закидала меня вопросами. У нее был такой вид, будто я ей Америку открываю.
– Может, так оно и есть?
– Я сказала дочери, что поездка за границу под угрозой, если она, Алена, нам всем не поможет. Мол, на нее вся надежда. Сказала, что мне нужно диетическое питание, лекарства, которых нет в больнице, и покой.
– Отлично!
– Но я же вижу, что она не справляется!
– Я постараюсь выкроить время и заеду к ней. Не одна, а с подругой. По крайней мере, насчет бульона мы все выясним. Адрес есть у меня в медицинской карте. Как к вам удобнее добираться?
Галкина нехотя рассказала об одностороннем движении на их улице, возникшем из-за ремонта. После чего предупредила:
– Долго я не продержусь. У меня прямо сердце разрывается. Представляю, что сейчас дома творится!
– Я съезжу туда, посмотрю и вам расскажу, – заверила Люба. – Потерпите денек. Если ситуация критическая, выпишитесь из больницы.
– Кажется, я сделала глупость, – Галкина вновь тяжело вздохнула. – И с работы приходили. Сказали: "Как же вы со всем этим справлялись, Анастасия Петровна? У нас сейчас трое выполняют этот же объем работы". Шеф примчался. Аж перепугался. Настя, что с тобой? Деньги зависли, крупный платеж не туда отправили. Реквизиты ведь постоянно меняются. Прямо в палату документы принесли. Завотделением молодец! – Анастасия Петровна рассмеялась. – Выгнал их. Сказал, что мне нужен покой. Я даже не помню, когда в последний раз брала больничный. Оказывается, это так приятно. Сразу ценить начинают.
– Вот видите. Не все так плохо. По крайней мере, на работе узнали вам цену. Отдыхайте. Я вам позвоню.
Люба какое-то время слушала тишину в трубке. И размышляла над тем, что сказала Галкина.
Цену себе можно узнать, только рискнув всем. И если твоего исчезновения никто не заметил, ты явно преувеличиваешь собственную значимость. Можно, конечно, жить в неведении, но, не зная своего минимума, никогда не узнаешь и своего максимума.
Она так и сидела с телефоном в руке. Надо позвонить Леше. А если он не ответит? Или абонент недоступен? Или, чего доброго, сбросит звонок? Люба все еще колебалась, когда телефон в ее руке заверещал и завибрировал.
"Градов", – увидела она на дисплее и разволновалась так, что не сразу ответила на долгожданный звонок.
– Да, это я, – пролепетала она, наконец, в трубку.
– Конечно, ты, – Алексей рассмеялся. – Я ведь тебе звоню. Ждал-ждал и понял, что прождать можно долго. Еще несколько лет. А то и до конца жизни.
– Я собиралась тебе позвонить, – пискнула Люба.
– Что же помешало?
– Я как вспомню о своем возрасте… Столько лет одна… Я разучилась ходить на свидания. Да что я говорю? Никогда и не умела. Все мои отношения с мужчинами были наполовину деловыми. Боевая подруга – вот кто я, – и Люба грустно рассмеялась.
– Самохвалову, небось, позвонила. Еще и проконсультировалась: что мне делать?
– Я с ним не консультировалась! Мы говорили по делу!
– Звонила все-таки. Люба, да слезь ты уже с этой иглы. Он тебе никто, понимаешь? По делу можно и со мной поговорить. Что там у тебя?
– Айфон Кристины был у ее матери. Она мне его отдала. Сейчас буду отсматривать фотки. Есть еще загадочное появление клона Бариновой на Кипре. Мне надо узнать все о рейсе на Пафос от одиннадцатого июля. Авиакомпания S7. Рейс 601.
– Это все?
– Да.
– Теперь можно о личном? В выходные едем смотреть дом.
– Какой дом? – растерялась она.
– Наш дом.
– Но…
– Не ты его выбрала, да? Не ты обои клеила, не ты газоны разбивала. Люба, поскольку ты этих решений принимать не умеешь, все сделал я. Ты ведь можешь растягивать бытовые проблемы до бесконечности, прячась то за работу, то за какие-то неотложные дела. Мы ради эксперимента заедем выбрать сервировочный столик. И ты поймешь, насколько я прав.
– Но…
– Я заеду за тобой в субботу. В шесть вечера. Раньше не могу, у меня дела. Будь готова.
– Но…