Словно тот долгожданный подарок, который ребёнок зарабатывал свой любовью и послушанием, неоднократно держал в руках, просто исчез, испарился. И взрослые, будто не заметили этого, продолжая равнодушно жить повседневными заботами, в своём холодном однообразном безразличии, не замечая великого горя до краёв заполнившего детскую душу.
- Всё будет хорошо, моя девочка, всё будет хорошо, мой маленький рыжик, - нашёптывал Игорь, прижимая к груди золотистую копну её волос и чувствуя, как полные горечи, огненные слёзы насквозь прожигают его рубашку, футболку, кожу, сердце.
Оба доктора потихоньку удалились, позвав с собой Алевтину Никаноровну.
Игорь стоял посреди пустой палаты продолжая успокаивать безутешную Юлю.
И тут, как протяжная песнь разлилась по палате среди ясного неба. До них донёсся зычный, знакомый женский голос с деревенским акцентом:
- Что ж ты, девонька, отчаиваешься так? Вон, посмотри на меня, бабу безногую. Я и то дальше жить хочу! А у тебя - что? Ручки, ножки есть. Детишек нарожаешь. Будут они твоими глазками. Всё расскажут тебе. А пока, суженый о тебе позаботиться! Вон красавец, какой. Со временем, с ним и видеть научишься!
На своей кровати сидела та, говорливая женщина шутница, хохотушка. Откинув одеяло, выставила напоказ две культи, растянув в улыбке верхнюю заячью губу, изо всех сил держась обеими руками за висящую над ней опору.
Глава 29. Переезд. Роковое знакомство
Неделю Юля прожила у матери. Игорь приходил к ней ежедневно, хотя бы на несколько минут. Приносил что мог. Но оставаться на ночь в одной комнате с её матерью в окружении орды святых, он был не в силах. Алевтина Никаноровна стала относиться к Игорю добродушно, ласково называя его касатиком. Изредка уходила в магазин за сахарным песком с печеньем. И тогда, иссушённые любовью, они кидались друг другу в объятья, словно припадая к источнику, торопливо удовлетворяя свою молодую нерастраченную похоть. Игорь примирился с вынужденным вуайеризмом. Посматривал на образа с превосходством и некоторой издёвкой:
- Вот, не смогли уберечь свою подопечную от заезжего самца. Так и висите на стене, не гугукайте!
Продолжаться так долго не могло.
Переезд к Игорю состоялся утром в субботу. Сопровождали всем отделением с почетным эскортом. Жиблов ехал на своём мотоцикле впереди с включённой мигалкой на коляске. Женщины разместились на заднем сиденье козелка. Мама Юли держала в руках небольшую икону в деревянном окладе, завёрнутую в бархатную тряпку. Юля была в чёрных очках, над которыми виднелись слегка наведённые мамой брови и очень смущалась. Она держала в руках коробочку со своей короной. Оперативники тоже смущались, и почти всю дорогу молчали. Они разместились кто где, и даже в отделении для задержанных, которое предварительно вычистили и побрызгали одеколоном, который теперь душил всех. В руках у них были коробки с книгами и матерчатые сумки с домашними вещами.
Никто не знал как себя вести, и поэтому звучали только деловые вопросы и ответы.
- Куда книги?
- На полку!
- Куда красный пакет?
- Сюда!
- Куда зелёный пакет?
- Туда!
….
Все вздохнули с облегчением, когда дверь квартиры закрылась.
Женщины остались хозяйничать. А мужчины продолжили свою службу.
Тогда ещё двенадцатичасовая работа оперативников без выходных не называлась усилением. За переработку не платили. Все пахали, чтобы в стране жилось спокойней их близким, друзьям, и обыкновенным людям. Никто не говорил о террористической опасности. Не возводили её в ранг идеи всей страны, чтобы сплотить народ для выборов нужного приемника. А чиновники не разворовывали казну, посылая своих детей учиться заграницу.
Как обычно, сотрудники разошлись по кабинетам и занялись писанием бумаг. Был обед выходного дня, и предполагалось, что преступники в это время ещё спят.
Неожиданно в кабинет Бойдова заглянул начальник.
- Зайди ко мне! - кратко сказал он, и тихо добавил, - Опять эти личи!
У Игоря сразу испортилось настроение и он, положив бумаги в сейф, направился в кабинет к Жиблову.
В кабинете сбоку у стола начальника сидел парень лет двадцати пяти, хотя из-за его сухощавости и вытянутости можно было дать все тридцать с хвостиком. Смуглое лицо с немного непривычными южными загорелыми чертами, говорили о наличии в его крови то ли татарских, то ли арабских ген. Светло-серый костюм с жёлтой рубашкой и красным галстуком совершенно на нём не смотрелись. Игорь скорее мог его представить стоящим в белом сари рядом с верблюдом.
Он предложил Игорю сесть, напротив, через стол и, положив ногу на ногу, многозначительно начал повествование:
- Зовут меня Муслим. Кто я и откуда, знает Ваш шеф. Этого достаточно, молодой человек. Так вот. У вас на территории, молодой человек, совершена квартирная кража. Я хочу помочь её раскрыть…
Он всё время называл Игоря "молодым человеком". При этом периодически снимал, а затем снова одевал, свои очки, в узкой оправе жёлтого металла, которые, казалось, были совершенно ему не нужны. Смотрел на свои субтильные пальчики, поглаживая их, теребя тоненькую кожицу или поводя пальцем одной руки по ногтю другой, словно проверяя, насколько остро он заточен. Кисть его руки была узкой, словно змеиная голова, а длинные пальцы выглядели неким подобием щупальцев. Не хватало только присосок. Он, со своей надменностью, вполне мог использовать их в технических целях. Как бы невзначай, прицепить кому либо из сидящих перед ним на шею, или обоим сразу, как провода от полиграфа.
Игорь с недоверием смотрел на незнакомца. Тот был неприятен. Его тонкие пальцы рук, которые он теребил и мял попеременно, вызывали отвращение. Движения говорили о личной заинтересованности.
Манера говорить смахивала на лекцию профессора, поступающим в университет, абитуриентам. Но Жиблов молчал и Игорь тоже. Внимательно слушая.
Эта рядовая кража через незапертую дверь балкона, на втором этаже, действительно существовала. Случилась на территории Бойдова. Сам он на заявку не выезжал, так как был задействован на другом мероприятии. Но на следующий день беседовал с потерпевшим.
Заявитель, парень лет двадцати трёх маленький, коренастый, с короткими волосатыми руками, волосатой шеей и если не подбривать, то и лицом, желал прекратить расследование. Кучерявые волосы на его голове росли так близко к бровям, словно лоб отсутствовал вовсе. Волосы были везде: у глаз, на щеках, на шее. Казалось, что овал лица был специально выбрит только для того, чтобы он мог видеть и есть. Говорил нехотя. При этом на лице его не отражалось никаких эмоций. Оно просто, двигало губами, выглядывая из волосяного комбинезона, где ему было очень жарко, что порождало сонливость речи и разума.
Деньги он, якобы, нашёл в другом месте и просил, чтобы дело закрыли. Говорил, что погорячился, обратившись в милицию. Хочет забрать своё заявление обратно, поскольку у него ничего не пропало.
Но заявка проходила по "ноль два", и её необходимо было отработать. Выезжавший на место происшествия Вилинский, установил, что по паспорту заявитель значился как Васильев Павел Юрьевич. А на металлической двери его квартиры висела табличка: "Тянь-Шанский Андрей Мифодич". Тяжеленная засыпная дверь была оборудована четырьмя замками различных типов, и закрывающимся глазком. Не хватало только жилистого пальца с огромным перстнем, как в кадре "Бриллиантовой руки". Хотя перстней на хозяине тоже хватало. Их было на каждой руке не меньше, чем замков на двери. Казалось удивительным, как это он не позаботился об укреплении балконного входа от воров? Двухкомнатная квартира представляла собой пещеру с задрапированными бархатом стенами, на которых висели блестящие непонятные символы, вырезанные из разноцветной фольги. Если бы не развешанные по углам различные иконы, выпиленные из дерева изваяния, картины и свечи, можно было подумать, что детишки справляют здесь рождество. Дверь во вторую комнату была закрыта. Тянь-Шанский сказал, что ключ забрала мать, уехавшая на дачу. Сообщил, что из стола похищено около одной тысячи рублей, весь его заработок за последнюю неделю.
- Неплохо эти "дурилки картонные" зарабатывают, - подумал Вилинский, вспомнив, что им недавно увеличили зарплату до двух сотен. Эксперты нашли несколько чётких отпечатков пальцев рук на стекле балконной двери, серванте, телефоне, зафиксировав их чёрной плёнкой, забрали с собой, вписав в протокол осмотра.
- Вы должны поехать вот по этому адресу и забрать преступника. Он всё расскажет, - Муслим протянул Бойдову исписанный маленький листок.
Игорь хотел взять его в руки. Но тот не дал, резко сказав:
- Перепиши!
После этого он попросил воспользоваться телефоном.
- Марья Ивановна? - спросил он, - Это Муслим. Что там у нас с машинами?
И выслушав ответ, назвал адрес отделения, где он находится.
После чего положил трубку. Затем снова взял, набрал несколько случайных цифр и снова положил трубку на рычаг.
Жиблов пошёл проводить гостя. Затем вернулся.
- Ну, партизан, - возмущённо, и в то же время восторженно, говорил он, - даже номер своего диспетчера мне на телефоне не оставил! Может пальцы с трубки снять? Ладно, бери ребят и дуй в адрес. Хватай воришку и коли по самые… некуда!
Указанный адрес существовал на самом деле. Но это был расселённый дом без окон и дверей, с поломанными перекрытиями внутри. На куче красных обкусанных кирпичей сидел парень. Издалека он казался несовершеннолетним призывником в чистой, точно со склада, телогрейке и тёмно-зелёных полевых военных брюках. Рядом с ним стоял такой же новый вещмешок, перехваченный сверху накидным узлом из лямок. Подойдя ближе, Игорь увидел, что парню на вид лет двадцать пять. Щуплый, сутулый, маленького роста. С копной грязных волос торчащих во все стороны и крючковатым носом. Он походил на попугая Кешу, готовящегося улететь на Таити. Парень безразлично посмотрел в сторону вошедших, и недовольно спросил:
- Что так долго? Всю жопу отсидел на этих кирпичах.
- Надо было не ждать, а придти самому. А то забрался в центр и сидишь здесь как сыч, - ответил ему Бойдов.
- Куда привезли… - начал, было, парень, но осёкся и замолчал!
Парня досмотрели. В мешке было тёплое нижнее бельё. В кармане паспорт на имя Власова Виктора Ивановича. Возраст соответствовал. Прописан в общежитии.
- Хорошо упаковался, - заметил Игорь, - что за общага?
- Институтская, - ответил Виктор и заулыбался от воспоминаний, показав жёлтую фиксу на правом клыке, - студенточки загляденье, медички, делают всё что захочешь, за жрачку, даже укол могут, если надо. Воспитательница у них шик!
Больше Игорь ничего не уточнял и скомандовал:
- Иди, садись в машину!
В отделении парень рассказал операм, а затем следователю, как он залез на балкон, затем в квартиру, как шарил по шкафам в поисках чего-либо ценного, но ничего не нашёл. Бойдову показалось странным, что ни одна из икон, старинных статуэток или картин не заинтересовали вора. Он внимательно осмотрел вещмешок и телогрейку. Ничего странного не обнаружил, кроме маленького прямоугольного штампа на одежде с номером войсковой части. Словно он предварительно ограбил военный склад. Власова задержали на трое суток, откатав пальцы, а затем выпустили под подписку о невыезде.
Эпизод был рядовым и скоро совсем забылся под ежедневными нагромождениями происшествий и засад.
Глава 30. Профессор
Наступило лето. И теперь, кроме Вилинского, у всех оперативников кобуры и рукоятки пистолетов торчали из штанов, прикрытые сверху рубашками. Вилинский упорно продолжал носить его подмышкой, пришивая внутрь пиджака очередную заплату, дабы пистолет однажды не вылез наружу сквозь протёртую материю костюма. Он столько лет носил его сбоку на широком ремне, будучи участковым, что получал наслаждение, чувствуя через рубашку его холодную воронёную сталь, прижимаемую к рёбрам. Кобуры шил знакомый кооперативщик, спасённый от бандитского оброка. Лекало скопировал из иностранного оружейного журнала и уже обеспечил своими изделиями половину управления внутренних дел.
Лето несло с собой рывки серёжек и золотых цепочек у женщин, изнасилования в парках загулявших, ищущих острых ощущений, девушек, поножовщину на уличных пикниках, квартирные кражи у дачников.
Опера, справляя присвоение очередных званий, пили за тех, кого нет. Ещё не понимая реально, что это значит на самом деле.
В один из таких дней Жиблов, хитро улыбаясь, заглянул в кабинет Бойдова и сказал зайти.
Бойдов нехотя отложил очередную бумагу. Закрыв кабинет, пошёл к начальнику.
- Ты слышал, - начал он, как только Игорь появился в дверях, - воришки, которых мы задержали на прошлой неделе, дают расклад на целую серию! Начальство требует создать группу. Я решил включить в неё тебя.
- Мы-то, здесь причём? - возмутился Бойдов, - Вора им поймай, на кражи расколи, да ещё и бумаги за них пиши! По нашей-то территории они кражи не совершали. Кто наши глухари раскрывать будет вместо нас?
- Не скули! - с непонятной Игорю гордостью, продолжал начальник, - Не пожалеешь. Езжай к следователю в район.
Следователем была знакомая симпатичная девушка, по имени Татьяна. С очень красивым лицом, но уж очень полная. Хотя это совсем ей не мешало. Она, как на шарнирах, носилась по своему кабинету, описывая вещественные доказательства. Чего здесь только не было. Какие-то картины, сабли с инкрустированными камнями рукоятками, коллекции старинных монет.
Перед следователем сидел седовласый пожилой мужчина, учёного вида, и качал головой. Он, словно хранитель музея, брал то одну, то другую вещь, поднося к лицу, обнюхивая, что-то шептал про себя. Затем объяснял всё следователю и клал на место.
- А вот и Ваш спаситель! - радостно произнесла Татьяна и заговорщически подмигнула вошедшему Игорю.
Мужчина был готов упасть перед ним на колени. Он повернулся в сторону Игоря, держа в одной руке саблю, а в другой какой-то старинный орден. Протянул руки вперёд, словно пытаясь наградить этим вошедшего.
- Вы не представляете молодой человек, что вы спасли, ведь это история! Этому цены нет! Любой музей мира отдаст за это огромные деньги. Мне досталось ещё от моего прадеда, великого князя.
Игорь недоумевал, но молчал.
- На обыске у твоих воришек вчера изъяли! - пояснила Татьяна, - Стали давать показания. Вот познакомься: профессор известной глазной клиники. И назвала его фамилию. Это всё его! Тебе благодарность!
У Игоря чуть не подкосились ноги. Теперь он понял, почему так загадочно с ним говорил шеф, и подмигивала следователь.
С работы он летел как на крыльях.
Дома ждала Юля. Она уже не носила очки и её блестящие глаза, светились мириадами переливающихся искорок. Брови отросли, обозначив высокие тонкие дуги. Краснота вокруг глаз потерялась в очаровательном окружении наивных школьных веснушек. Наметились рыжеватые реснички. Только рассеянный взгляд и движение зрачков, не устремлённое в лицо собеседника, напоминали о слепоте. Она уже справлялась со всем самостоятельно, без мамы.
В первые, дни после переезда, Алевтина Никаноровна ежедневно, после работы, приезжала к Игорю домой и вместе с дочкой хозяйничали. Наводили порядок. Готовили еду. Игорь специально купил большие кастрюли, чтобы надолго хватало.
Но теперь Юля лучше Игоря знала, что где лежит. Она наслаждалась чувством собственного превосходства, когда он после тщетных поисков какой либо вещи, разочарованный и угнетённый своей забывчивостью, обращался за помощью к ней.
Маленькой слепой девочке, не имеющей жизненного опыта, но от природы владеющей женским инстинктом продления рода, сохранения себя и своего потомства. Который был настолько силён в ней, что иногда она сама едва могла его контролировать. Да, впрочем, и желания такого у неё никогда не возникало, потому что самое сильное выражение этого инстинкта таилось в её сексуальности. Неуправляемости эмоций рождающих всепотопляющий поток её вожделения, бросающий самца на самое глубокое дно таинственных извращений и одновременно поднимающий до небесной святости.
Иногда, Юля специально перекладывала вещи Игоря в другое место. Садилась на диван, чтобы послушать музыку его шагов, дыханья, поскрипывания петель шкафчиков. Ощутить дуновение его одеколона усиливающегося, когда он подходил к ней ближе и затухающего, когда он удалялся. Потока воздуха, открываемой и закрываемой, двери. Позвякивание переставляемого стекла, шуршанье книг и стук пластика. Она не пыталась отгадать, что он взял в руку или куда направился. Юля чувствовала его самого по резкости движений, по частоте дыхания. Все звуки складывались у неё в определённую мелодию. Сначала, звучащую как неподражаемое, тихое и спокойное, мелодичное в своей повседневности, адажио. Постепенно нараставшее в темпераменте, переходившее в более резкие и отрывистые тона. Начинало звучать громче, нетерпеливее, рождая аллегро. И затем, словно срываясь в пропасть, в такт её сердцу, превращалось в бешеное престо, ещё более ускоряясь и перемешивая запахи, звуки, пытаясь их столкнуть между собой. Тогда, наступала её сольная партия.
Юля приподнималась с дивана продолжая кутаться в звуки, собирая их вокруг себя словно невидимые нити, парящие в воздухе. И кружась в танце, под созданную симфонию, опускала руки на плечи Игорю. Гасила разбушевавшиеся море, готовое выйти из берегов и разрушить спокойную гавань, где у тихой маленькой пристани продолжала стоять с поднятыми парусами, её маленькая лодочка, ждущая попутного ветра надежды.
Она приносила Игорю то, что он искал, и гладила его по головке как маленького мальчика, успокаивая:
- Чтоб ты без меня делал, мой милый оперуполномоченный!
Глава 31. Гудбай Америка
Счастливая новость о том, что появился шанс на выздоровление, привела всех в восторг. Алевтина Никаноровна была с Юлей дома. Они слушали классическую музыку.
Игорь, захлёбываясь от радости, рассказал о знакомстве с профессором. О том, как тот готов был встать на колени, в благодарность за возвращённое имущество, с которым он окончательно уже простился. О подмигиваниях шефа и следователя.
Все трое бросились в объятья друг друга, схватились за руки и стали прыгать по кругу, словно это было рождество. Им казалось, что не органный концерт Баха звучал в комнате, а русские народные частушки. Они скакали, поочерёдно меняя ноги, пристукивая каблуками. Убыстряя звучащую из динамиков приёмника торжественную мелодию, которая изо всех сил, старалась угодить им в такт, словно знала, по какому случаю устроен праздник, и желала тоже участвовать в нём, внеся свою посильную лепту.
В течение двух недель все формальности были улажены, и Юля оказалась в глазной клинике.
По этому поводу, поздно вечером, в отделении у оперов был банкет. Игорь принёс несколько бутылок водки, шпротные консервы, стеклянную трехлитровую банку с маринованными огурцами и патиссонами. О празднике знали все и не стеснялись заходить на этаж.