– Мне хотелось бы, чтоб ты ответила тогда, когда будешь готова, – едва справляясь с собой, сказал Игорь. На самом деле ему хотелось просто крикнуть: "Решай сию секунду!" – но он умел держать себя в руках.
– Тогда завтра утром за завтраком я скажу тебе свое решение! – проговорила Лиза, чувствуя, что на нее накатывается волна сильной головной боли. – Извини, мне все-таки не следовало пить шампанское! Голова просто раскалывается!
– Может, таблетку? – встревожился будущий жених.
– Анальгин с алкоголем? Доктор, вы садист? Лучше я попробую уснуть! – слабым голосом прошептала жертва шампанского.
Они погасили свет. Во сне Лиза снова видела Поташева, она вздыхала, ворочалась, но даже не догадывалась, что этот сон вещий.
Проснувшись утром и приведя себя в порядок, она решила взглянуть на новогодние поздравления, пришедшие по электронной почте. Ей сразу бросилось в глаза письмо Поташева, которое она поспешила прочесть. Пока она его читала, у нее попеременно то мурашки бегали по коже, то слезы подступали к глазам, то рот растягивался в улыбке. Закрыв крышку ноутбука, она ненадолго задумалась, а потом решительно переоделась в спортивный костюм, теплые зимние ботинки, стеганую куртку и, спустившись вниз, сказала маме, что идет гулять с таксой. Маргарита Николаевна сказала, что мужчины готовят барбекю, и пожелала дочке нагулять аппетит. Агата при слове "гулять" мгновенно подставила шею под тонкий кожаный ошейник и терпеливо ждала, когда хозяйка пристегнет поводок. Гулять девушки пошли на берег Днепра, где было солнечно, по-зимнему морозно, но безветренно и, если идти быстрым шагом, то не холодно.
Лизины мысли и чувства устремились к двум мужчинам. Сегодня ей предстояло принять решение. Она должна была окончательно выбрать – либо Сидорова, спокойного, положительного и любящего, либо Поташева, совсем не спокойного, странного, непредсказуемого мужчину, который уже однажды отказался от нее, а теперь вдруг снова возник, как чертик из табакерки. Пытаясь отстраниться от эмоций, Раневская попробовала рассуждать здраво.
Сидоров хороший человек и профессиональный врач. У него есть амбиции, и он наверняка в ближайшие годы будет стремительно делать карьеру. Скорее всего, лет через десять он возглавит отделение, а возможно, и клинику, поскольку обладает всеми качествами, необходимыми руководителю в сфере медицины. С ним она будет как за каменной стеной. Дети, которых Сидоров будет воспитывать так же педантично, как и руководить персоналом своей больницы, станут аккуратными отличниками и не доставят хлопот своим родителям. Кроме бабушек и дедушек, у них будут гувернантки, репетиторы, учителя музыки, танцев и шахмат. На все это Сидоров заработает, и во всем проявятся его внимание и забота. И хотя он трудоголик, семья в жизни Игоря будет занимать больше места, чем работа.
Что касается Поташева, там совсем другая история. Он тоже хороший человек, но уж очень мятущийся. И хотя он, как и Сидоров (а может, даже в большей степени), мастер в своем деле, но он всегда собой недоволен, и от этого его недовольства всем вокруг тоже несладко. Карьера Поташева совсем не интересует. Он может всю свою жизнь руководить архитектурным бюро и даже не стремиться занять тепленькое местечко главного архитектора района или города. Он никогда не станет чиновником и не будет строить вместо старых домов в центре города стеклянные кубы бизнес-центров. Это ему не интересно. Работа для него – главное, и семья никогда не будет для него важнее работы. Да, еще есть друзья, которые тоже очень важны. Они в системе ценностей Поташева стоят на втором месте. Любовь всегда будет занимать почетное третье место. Не золото и не серебро, только бронза.
От этих размышлений на гладком лбу девушки появилась поперечная морщинка. Лиза развернулась и зашагала в обратную сторону вдоль кромки ледяного панциря реки.
Она отшвырнула здравомыслие, ей хотелось рассуждать согласно Экзюпери: "Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь!"
Ну, не любит она Сидорова, это факт, каким бы замечательным человеком и хирургом он ни был. Любит она Поташева, со всеми его недостатками, сложным характером и другими, еще не раскрытыми комплексами, которых у него предостаточно. Хочет ли она снова ему поверить? А если все будет как тогда, после Венеции? А если он снова из-за своих глупых опасений ее бросит? Ведь тогда она уже не сможет вернуться к тихому и верному Сидорову. Ну и пусть! Пусть она останется одна, навсегда! Зато в ее жизни будут несколько счастливых дней с Поташевым! Разве оно того не стоит – напоить душу до краев любовью и таким трепетом, такой нежностью, которые и не снились никому? Какой тут может быть выбор? И из кого выбирать? Ведь сердце ее уже давно выбрало, она любит… Судя по его письму, он тоже любит ее и все это время любил и страдал, ибо не верил, что может дать ей счастье. А что такое счастье? Это три дня и три ночи в Венеции. Может ли она мечтать о чем-то другом, если знает, теперь уже точно знает, какое оно – счастье? Ее счастье – это Алексей Поташев, которого она вот уже полгода видит в своих снах.
Другого ей не нужно. И она не хочет никого обманывать. Любить Поташева, а выйти замуж за Сидорова – это же нелепо!
Агата стала поджимать лапки от холода и проситься на руки. Лиза спрятала таксочку под куртку так, что наружу выглядывала лишь ее остренькая любопытная мордочка.
* * *
Поезд прибыл на львовский вокзал точно по расписанию. Прибывающие и убывающие поезда были прикрыты крышей металлически-стеклянного дебаркадера, напомнившего Раневской декорации к фильму "Анна Каренина". Лиза быстро спустилась на перрон, где тут же попала в руки Алексея. Он вручил ей цветы – розовые орхидеи в плетеной корзинке. Они держались за руки и рассматривали друг друга так, словно увидели впервые. На Лизе было черное тонкое зимнее пальто из каракульчи с воротником из канадской лисы, которое идеально облегало ее фигуру. Черные узкие джинсы были заправлены в замшевые сапоги на высокой шпильке. На голове ее была асимметричная шапочка из блестящей черной норки с тремя трогательными хвостиками, спускавшимися на плечо из-под большой красивой пуговицы-броши. Из-под шапочки струились локоны золотисто-шоколадного цвета, а зеленые глаза выражали восторг и страх одновременно.
Поташев всматривался в знакомую незнакомку, и у него было такое чувство, будто он вообще ее раньше не видел, потому что в жизни она была во много раз красивее и притягательнее, чем в его воспоминаниях и снах. Она тоже рассматривала его с большим интересом. Ведь именно этого мужчину она любила всем сердцем, хотя видела в последний раз утром в Лидо ди Езоло. Сейчас он был другим, новым и странно незнакомым. На нем была удлиненная куртка оливкового цвета со множеством карманов. Под курткой виднелся теплый шарф цвета сливок, а на голове была шапка-ушанка в тон куртке и с коричневым мехом. Эта шапка рассмешила Лизу, и она расхохоталась, завязав тесемки у Алексея под подбородком. Она так заразительно смеялась, что он, не зная причины, тоже захохотал, а потом их смех был прерван долгим поцелуем.
Оставив вещи в отеле, они отправились в ресторан, где для них накрыли (по предварительному заказу, сделанному Поташевым) рождественский ужин из двенадцати постных блюд, и еще им спели рождественские колядки. Затем они пошли в доминиканский собор на службу, прониклись тихим восторгом литургического действа. После этого им захотелось подняться на башню Львовской Ратуши и увидеть центр города с высоты птичьего полета. Город сверкал, как драгоценная ткань, переливаясь огнями. И в завершении вечера они проехались по центральным улицам Львова в экипаже, который везли две гнедые лошадки.
Ночью, в гостинице, они прильнули друг к другу, и вся нерастраченная за долгие полгода страсть была выпущена на волю.
Уже под утро, засыпая в объятиях любимого, Лиза думала: "Как хорошо, что мы во Львове. Львов. Львiв… Мягкое слово, мягкий говор, тающий вкус кофе на языке. Дело не в архитектуре, смеси готики и барокко, рококо и ампира; дело не в особенном наречии, не в атмосфере музея под открытым небом – театра прошедших времен. Дело в странном ощущении: этот город, где мы побывали, все про нас знает. Может быть, знает недолго – всего несколько дней. Может быть, он нас обманул, показался лучшей своей стороной, а недостатки тщательно спрятал. Но все равно мы уже не чужие…"
На следующее утро после завтрака рождественский трамвайчик повез Алексея и его возлюбленную по городу. Они почувствовали себя гостями короля Галиции Даниила Галицкого, войдя в гостеприимно отворенные для них городские врата. Перед ними предстала городская елка возле Театра оперы и балета, где они фотографировались, корча дурацкие рожицы. Потом они зашли в костел Святой Анны, полюбовались памятником королю Даниилу Галицкому – отцу-основателю города; потешились, разглядывая сувениры на Рождественской ярмарке, угостились сладостями и горячим вином, понаблюдали за фестивалем украинских вертепов.
На площади Рынок они увидели один из главных атрибутов праздника – настоящую рождественскую шопку: большой деревянный макет вифлеемского хлева, в котором родился Иисус Христос. Под шопкой были размещены тринадцать библейских фигур – Дева Мария, Иосиф, ангелы, пастухи, три царя с дарами, вол и осел.
Шопка была "живой", поскольку львовские пластуны, переодевшись в главных персонажей библейской истории, показывали гостям настоящее рождественское действо.
Затем они записались на экскурсию, и их повезли во дворец Потоцких, роскошные интерьеры которого они оценили, зайдя внутрь. Дальше экскурсионный маршрут привел их во Львовскую галерею искусств, а после гид рассказал о жемчужине львовского барокко – соборе Святого Юра.
Львов сразу очаровал киевлян крытыми черепицей уютными домами, башнями, рельефными фасадами, увитыми чугунной вязью балконами, он пытался запутать гостей кажущейся бессистемностью переулков и улиц. Всюду старая, местами совсем старинная брусчатая мостовая – она не очень удобна для транспорта и пешеходов, зато дарит городу еще одну краску давнего прошлого. Они ступали по мостовой, как по музейным трещинкам-кракелюрам, подтверждающим ценность подлинника великого мастера.
Из узких средневековых улиц-рукавов попали на проспект Тараса Шевченко, неожиданно широкий для Львова. Несмотря на зиму, им захотелось посидеть на скамье сквера, понаблюдать за неторопливо текущей львовской публикой, достать из сумки припасенный бутерброд и запить его чаем из термоса, который Алексей взял с собой.
Лиза смотрела на Лешу благодарным взглядом: "И как это он обо всем подумал? Позаботился о бутербродах и о чае! Прямо не любовник, а отец родной!"
Пожилая дама в какой-то сложной шляпке сразу опознала в них приезжих и решила осчастливить рассказом о месте, где они с кощунственной беззаботностью закусывали. Дама поведала им, что, оказывается, улицу эту, как водится, несколько раз переименовывали. Она известна с восемнадцатого века как улица Святого Яна, а позже Академическая. Сто с лишним лет назад здесь протекала река Плотва, потом ее зачем-то упрятали под землю. А до кленов тут были итальянские тополя, их заменили из-за повсеместной напасти – аллергии.
Влюбленные поблагодарили неожиданного гида и продолжили путешествие. Присматриваясь внимательно, пытались понять, что отличает многоцветную людскую реку города Льва от таких же потоков в других городах.
Насмотревшись на толпу, Лиза и Алексей захотели взглянуть на город с самой высокой точки – от Высокого замка. Пройдя мимо Арсенала и памятника Ивану Федорову, забрались вверх и оказались на Замковой улице. Морозный воздух вылетал изо ртов маленькими облачками, и это им отчего-то тоже казалось очень веселым. Смех прерывался поцелуями, но вот показался Высокий замок. Сразу захотелось есть, маленькие бутерброды были лишь закуской перед хорошим обедом. Тем более что тут находился ресторан "Высокий замок". Алексей и Лиза решили попробовать курицу, фаршированную апельсинами. Мало того, что ароматные кусочки спрятаны у нее внутри, она еще и обложена оранжевыми дольками со всех сторон! Румяная корочка, аромат и вкус были восхитительны. Обратно гости двинулись по улице Ужгородской, вышли к храму Святого Иоанна Крестителя и, присоединившись к какой-то экскурсии, слушали рассказ о том, что храм был возведен князем Львом для своей невесты Констанции, дочери венгерского короля Белы IV. Констанция привезла во Львов монахов-доминиканцев и, по легенде, была погребена в крипте храма… По пути они любовались открывшимся видом на центр города. Соборы, башни, костелы, брусничного цвета крыши – Львов сверху напоминал город из сказки Андерсена.
Во Львове главный символ Нового года и Рождества – это дидух, трехметровый сноп пшеницы. Этот символ изобилия и достатка устанавливает мэр города под пение рождественских колядок. Лиза и Алексей оценили этот этнографический символ и снова отправились бродить по узким улочкам старого города.
Внезапно перпендикулярно стене появилось маленькое чудо – настенная скульптурка над входом в заведение "Пьяный кентавр". Мало того, что он маленький, хулиганистый и пьяный, так еще и одет в вышиванку. Кто-то сшил ему маленькую рубашонку, да еще и вышил ее! До чего же хорош! На веселом личике с круглыми глазками выражение "веселья сердечного". Похоже, он не просыхал с рыцарских времен. В руках у кентаврика кружка, на голове коронка – маленький королек средневековья. Вот как надо отдыхать!
Итальянский дворик в Доме Корнякта – это уже Ренессанс. Трехэтажный ажурный зал под открытым небом, легкие аркады-лоджии, балконы-переходы, стройные колонны дворика и каменные плиты, эхом разносящие звук каблучков… Тут река времени делает маленький водоворот. Выйди сейчас на балкон Джульетта с кормилицей – никто не удивился бы. Ну, где ты запропастился, Ромео? Ау!.. "Да, – подумал Поташев, – созданные искусством образы подчас реальнее нас, его потребителей. Тут же, посреди дворика – статуя слепой Фемиды с весами и мечом, чтобы мечта о счастье медом не казалась".
Бернардинский монастырь с его подворьем – живая иллюстрация Дюма. И вновь оживают персонажи, переросшие и свое произведение, и своего создателя. Вот сейчас сюда выйдут четыре мушкетера: Боярский, Смехов, Смирнитский и Старыгин, после фильма Юнгвальда-Хилькевича навсегда оставшиеся в представлениях зрителей д’Артаньяном, Атосом, Портосом и Арамисом. Тут Алексей улыбается загадочно, и они снова начинают целоваться с Лизой, как сбежавшие с уроков старшеклассники. Ей еще предстоит познакомиться с его друзьями, которые подобны мушкетерам из рыцарского романа. Вот удивится!
С площади Рынок ноги сами несут их на Кафедральную площадь. Кафедральный собор Святой Марии – чистая, не замутненная временем готика. Сначала Лиза и Алексей останавливаются у часовни Боимов. Фасадная стена ее напоминает ажурную ювелирную работу. Резьба по камню настолько филигранна, что скорее похожа на иконостас, прихотью архитектора вынесенный почему-то на внешнюю стену часовни.
Быть во Львове и не зайти хотя бы в несколько кофеен – это все равно что быть в Париже и не увидеть Эйфелеву башню. Да, конечно, каждый город рано или поздно порождает легенды, которые со временем превращаются в туристическую банальность, в известную всем визитную карточку: Одесса – Приморский бульвар и Привоз, Киев – каштаны и Крещатик, Львов – кофейни и "кава". Но что поделать, если самые банальные на свете вещи – они же и самые важные: здоровье, счастье, любовь, родители, дети… Так и туристические стереотипы – это сгустки человеческой мудрости, опыт истории. И не стоит впадать в противоположную крайность, считая, что миф о львовских кофейнях – не более чем этнографическая сказочка для заманивания наивных туристов. Итальянский "эспрессо" хорош в придорожном итальянском кафе, а во Львове… Только за чашечкой кофе забываешь о безумном ритме столицы, откуда мы примчались в этот благословенный город. Покой окутывает душу и тело. Глаза и уши прочищаются для того, чтобы яснее видеть и слышать город.
Кофе по-львовски – это отдельная маленькая баллада почти что в средневековом духе. Кофе здесь не просто напиток, а своеобразный ритуал. Вкушение кофе требует вдумчивости и неторопливости, умения насладиться запахом молотых зерен, божественным вкусом черного напитка, невесомыми чашечками из тончайшего фарфора. Кофе вырывает из безумной гонки на выживание, останавливает мгновение, заставляет увидеть красоту интерьера, где вы его пьете. А кофейни во Львове называют "кнайпами".
Как и многие места во Львове, маленькие подворотни, дворики и арки напоминают Косой переулок из романа Джоан Роулинг о волшебном мальчике Гарри Поттере. Ассоциации напрашиваются сами собой, потому что, едва только захочешь во Львове перекусить, всегда находишь какой-нибудь черный страшный лаз, потайную дверцу – и оказываешься во внутреннем дворике, в романтически прекрасном месте. Так они обнаружили, кажется, "Ноев ковчег" недалеко от галереи "Дзига". Так нашли кофейню "Под синей фляжкой" рядом с площадью Рынок. С ней, говорят, связана легенда о привидении, которое по ночам гремит пустыми винными бочками и не дает спать жильцам окрестных домов.
В тупике двора имеется дверь, ведущая в Европу времен правления Габсбургов. Для тех, кто слишком рационален и не верит в возможность путешествий во времени, здесь поставлен пограничный столб с двуглавым орлом. Над порталом по камню вьются надписи на армянском языке. Интересно, что меню набрано по-украински, но шрифтовое начертание представляет собой стилизованную латиницу: шутка для тех, кто понимает. Внутри – губастые портреты испанских Габсбургов, камин, свечи, старые географические карты и устоявшийся запах кофе, пропитавший дерево столов и камень стен. Кофе здесь подают с минеральной водой. Контраст горячего, пахучего, горько-сладкого кофе и прозрачно-чистой воды создает ту необходимую гармонию, о которой мечтаешь, выходя на узкие улицы Львова в надежде попить не просто кофе.
Здесь не говорят "чашечка кофе". Во львовском неподражаемом лексиконе, который киевляне уже немного начали понимать, существует слово особое: оно легко полощется во рту, наполненном кофе. Слово это – филижанка. И вообще, здесь не приглашают "на каву", как в других городах Украины, тут "запрошують на кавусю" или приглашают "зайти до кнайпи на гальбу пива"; ласкают ухо полонизмы местного говора: "горнятко кави, креденс, фотель, пательня".
Как хорошо, что "быстрое питание", покрывшее весь мир уравнительно-пластмассовым удобным сервисом, не сумело поймать в свою сеть львовские кнайпы! Где это было, как называлось заведение – "Світ кави" на Кафедральной, "Цукерня" на Староеврейской?.. Трудно сказать точно, но помнится торжество вкуса жизни, дух интимного застолья – когда кажется, что "кавусю" готовит какой-то древний кофейный бог и при этом "пришіптує шепти та баї"…
После кофейного наслаждения хорошо прогуляться по старым улицам. Ноги сами приводят на площадь Мицкевича, на ней высится памятник Адаму Мицкевичу – один из красивейших памятников творчеству и человеку. Коринфская колонна, наверху светильник, олицетворяющий немеркнущий огонь вдохновения. В нижней части колонны – поэт, глядящий на крылатое существо с лирой в руках. Ангел? Серафим? Неясно, но это явно существо мужского пола: почему-то не муза, а муз… Так рассуждают влюбленные, чувствуя себя немного виноватыми перед Мицкевичем, которого "проходили" в школе и основательно забыли. Увы, такова судьба почти всех классиков: их всегда только собираются перечитать.