– А Люську подозревают, – проговорил наконец. – С нее подписку о невыезде взяли. Ты ей сможешь помочь?
– Если ты поможешь мне, – ответила я. – Например, расскажешь мне все о вашей компании "классных ребят". И о ваших последних подвигах.
– Я сначала должен все обдумать. Не имею права разглашать чужие тайны. Это договор…
– Подумай. Времени у тебя, правда, не так уж много. Но я не настаиваю. Могу ведь и не лезть в эти дела, андэстенд? Мне вся эта история не нравится ни в какой степени. Даже в самой маленькой…
Он понял по моему тону, что на сегодня разговор закончен. Тем более что часы уже показывали без десяти двенадцать.
Поэтому он покорно встал. Спрятал свою бутылку. И пошел к двери.
– Пока, – махнул мне на прощание. – Завтра перезвоню. Или зайти?
– Как хочешь…
Он вышел. Я закрыла за ним дверь и пожала плечами. Интересно, будет ли он готов к полному освещению пресловутых "чужих тайн"?
Все, Данич, пора отвлечься. А то от черного юмора нашей жизни тебя снова потянет в андеграунд, примкнешь, неровен час, к анархистам или к панкам, и тогда все твое светлое будущее, которое ты сама себе наобещала, покатится в тартарары.
Я включила телевизор. Показывали какую-то китайскую муть, но мне было все равно. Бегал там какой-то китаец с веселым лицом и очень лихо размахивал ногами, отчего все окружающие валились замертво с непристойными звуками. Смысла было так же мало, как в песне "Ветер с моря дул", и мне это даже нравилось. Я могла предаваться размышлениям, не отвлекаясь от сюжета, поскольку его там все равно не было, а безумный китаец двигался с долей грации и непринужденности, не оскорбляя мои чувства врожденного эстетизма.
Я не могла уйти от мыслей. Мне вдруг неизвестно почему стало ужасно жаль Нещадова – такого дурного и такого неловкого!
Я щелкнула пультом, выгоняя несносных китайцев в темноту экрана. Стало тихо – только бурчание Пафнутия и вой ночного ветра.
Где-то хлопнула дверца машины. Потом мир окончательно погрузился в тишину.
* * *
Он ждал.
Когда Третий вышел из подъезда, он с удивлением обнаружил, что в зрелище убийства больше нет ничего страшного. Как будто он вместе с ней перешел какую-то невидимую грань.
Он видел сейчас его коренастую фигуру очень хорошо. Последнее время он уже не испытывал никаких эмоций. Внутри жил холод.
Парень остановился. Затолкав бутылку поглубже, пошел к остановке. Осталось немного. Один шаг.
Легкая фигурка выскользнула из укрытия и замерла, немного расставив ноги и направив револьвер прямо в середину его лба – туда, где брови сходились над переносицей.
Заметив фигуру, парень остановился. Недоуменно вытаращился на нее, потом вздрогнул. В глазах появился страх.
– Что вам…
Он не успел договорить.
Выстрела не было слышно. Парень странно ойкнул и с распахнутыми от удивления глазищами повалился на снег.
Опять ему не удалось остановить это…
Он развернулся и пошел прочь – такой же спокойный, как прежде, будто все происходящее было таким же серым и будничным, как дни и ночи, словно его палец и не нажимал только что на курок. Остался лишь слабый запах пороха и ничего больше… Раньше он не мог бы представить себе такого.
Что-то изменилось в этом мире…
Он посмотрел в ночное небо и сам удивился собственному спокойствию.
"Бог – это пустота в небе, – вспомнил он Сартра. – Бог – это одиночество людей…"
Глава 6
Я проснулась и поняла, что на улице валит снег. Голова раскалывалась – так бывало всегда, когда на улице буйствовал снегопад.
С трудом открыв глаза, я поднялась. Боль в глазных яблоках была почти нестерпимой. В комнате темень, а за окном действительно крупными хлопьями падал снег.
Настроение было совсем плохое и явно не собиралось улучшаться. Все-таки почему рыжие не могут долго существовать в пространстве без солнечных лучей?
– Господь дал нам электричество, – напомнила я себе, расправляясь с серой сумрачностью самым простеньким путем – а именно включая свет.
После этого выпила таблетку и сварила себе кофе. Планомерное наступление на головную боль прошло успешно. Очень скоро мне было почти наплевать на снегопад.
Наоборот, я была захвачена романтическим чувством – говоря словами Цветаевой, "мне захотелось в ночь, туда, в метель"…
Впрочем, ночь уже кончилась. Сейчас все события вчерашнего дня утратили оглушающую реальность, казались размытыми и смутными, как вчерашний фильм.
Включив приемник, подразнила несчастного попугая, пытаясь убедить его, что поет вовсе не Эмма Чапплин, а я. Но он не поверил мне и ужасно разозленно изрек, что все ужасно мило.
– Я понимаю, что тебе довольно скучно сидеть тут одному, – посочувствовала попугаю, – но если моя неверная мамахен решила там задержаться, дабы увеличить в объемах шубу своей внучки, с этим я ничего поделать не могу. Сам понимаешь, мне без нее тоже несладко. Может, стоит завести ей внучку здесь, в Тарасове, чтобы не моталась по разным там столицам?
"Вопрос только – когда мне этим заняться, – горько хмыкнула я. – На такой важный акт, как произведение на свет себе подобной, нужно время, а его-то у меня как раз и нет…"
Кофе окончательно расправился с головной болью, и теперь я уже могла спокойно думать.
Пафнутий, предчувствуя, что скоро его опять оставят в одиночестве, пытался понравиться мне и переубедить в моих решениях. "Ну давай ты сегодня побудешь дома, – говорил его взгляд. – Там погода плохая… Мы телевизор посмотрим. Скажи боссу, что у тебя голова болит".
– Честно говоря, – сказала я ему, – мне и самой куда больше по вкусу спокойная и размеренная жизнь. Но ты же хочешь "Трилл". А на него надо зарабатывать. Поэтому нам придется все-таки еще немного помучиться, а потом позволим себе немного отдыха. Ладно, маленький птенчик?
Он простонал в ответ. Ей-богу, не пойму, как в такой маленькой головке помещается столько мозгов? Иногда мне кажется, что мой попугай умнее меня!
Однако суперумный попугай никак не желал торчать тут один, в холодной квартире, без музыки и света.
Поэтому стоны его стали еще жалобнее.
– Ну и что мне с тобой делать? – отчаялась я, глядя на моего дружка с сочувствием.
И в этот момент в мою дверь позвонили. Очень настойчиво. Раз восемь нажав на кнопку звонка.
Так могла звонить только моя подруга Эльвира. Ей вечно не хватало терпения просто дождаться, когда я смогу подойти к двери.
– Сейчас, – проворчала я.
Открыв дверь, впустила ее и сразу сообщила:
– А времени у меня нет. Только на одну чашку кофе.
– Ну и ладно, – невозмутимо ответила Эльвира, – не настаиваю на обществе. Просто замерзла – там холодно. А ключи от квартиры я, конечно же, забыла. Сейчас позвоню папочке, он пришлет кого-нибудь… А пока у тебя потусуюсь, ладно?
– Замечательно, – обрадовалась я. – Ничего не имела бы против, если б ты проторчала тут до моего прихода. И вообще осталась ночевать.
– Я с удовольствием, – не стала лицемерить моя эксцентричная подруга. – Потому что, если честно, предки мне порядочно надоели. Я даже вынашиваю план выйти замуж за какого-нибудь отдаленного иностранца, чтобы они отстали от меня навечно. Вот только колеблюсь, кому отдать предпочтение – африканцу из племени людоедов, чтобы мамаша не тащилась в джунгли, справедливо опасаясь, что ее сожрут, или наоборот – выйти замуж за чукчу, чтобы оба моих предка испугались морозов.
– Надо же, – вздохнула я. – А мне вот моей мамашки не хватает.
– Это потому, что ты ведешь неправильный образ жизни. Вместо того чтобы предаться развлечениям…
– Сомнительным? – поинтересовалась я.
– Можно и сомнительным, – кивнула Эльвира. – Смотря что тебе интересно. Так вот, вместо того чтобы развлекаться на полную катушку, ты бегаешь за преступным элементом и неверными женами. Естественно, когда ты появляешься дома, что бывает крайне редко, тебе хочется заботы и участия. Хотя опять же, призвала бы Пенса! И жили бы вы душа в душу. И никакая мамочка не была бы нужна тебе, бедной моей малышке! Ладно, давай свой кофе и препоручай мне заботы о жилище. А то ты явно смотришь на дверь… Кстати, там у вас неподалеку какого-то парня застрелили. Вот кошмар, правда? Я буду тут рисковать жизнью! И все это ради тебя и твоего попугая.
– Подожди, – попросила я. – Какого парня? Где и когда?
– Ночью, кажется, – пожала Эльвира плечами. – Бабки там переваривают это происшествие, прибавляя что-то от себя. Так что не знаю, как это было на самом деле. Но утром его обнаружила дворничиха, бедненького… А что это ты так растерялась? Признавайся, подлая, не твоих ли рук это дело?
– Как он выглядел? – спросила я. – В черной шапочке и кожаной куртке с меховым воротником? Такой коренастый и крутолобый?
– Уж наверное, – махнула рукой Эльвира. – Кто ж еще в разборках перестреливается? Я его не видела. А откуда ты знаешь, как он выглядел? Неужели, Данич, это ты его замочила?
Мне было вовсе не до смеха, я постаралась успокоиться. В конце концов, это ведь может быть и не Нещадов.
– Бабки говорят, ему прямо между глаз выстрелили, – разбила мои иллюзии безжалостная Эльвира. – Прикидываешь, какой эффект?
В тот момент я поняла, что значит медленно оседать. Со мной именно это и произошло. Я просто-напросто сползла на стул и застыла, глядя на Эльвиру. Эльвира причем стала какой-то туманной, как фантастическое видение. Или у меня со зрением не все в порядке?
– Между… глаз? – еще пытаясь сопротивляться очевидному факту, пробормотала я.
– Да что с тобой, Сашка? – вытаращилась Эльвира. – Это что, твой знакомый?
– Еще не знаю, – помотала я головой. – Но вполне может оказаться знакомым… Господи, что ж это за маньяк такой? И где его нашли?
– Маньяка? – переспросила Эльвира.
– Да нет, парня!
– Рядом со школой, – сказала Эльвира. – В переходе. Он на ступеньках лежал. Но я же ничего не знаю, это у бабок надо спрашивать.
– Черт. Если это Нещадов, я уже вообще ничего не понимаю!
– Может быть, его Пенс убил? Из ревности? Если он так поздно шел от тебя, то несчастный Пенс мог подумать все, что угодно, – констатировала подруга. – Вот, подумал он, идет любовник от моей Александрины. И пальнул, недолго думая…
Особенность Эльвириного характера заключалась в ее полнейшей неспособности отнестись к чему-то серьезно. Она принадлежала к той породе людей, которые даже к собственной смерти отнесутся с долей иронии, что уж говорить о других.
– Элька, ради бога, побудь тут, а? – взмолилась я.
– Я же сказала, что побуду. Могу даже остаться тут до приезда Галины Михайловны, если хочешь. Объясню предкам, что нанялась к тебе бодигардом…
– Было бы совсем недурно, – сказала я. – Вдвоем веселее.
– С тобой, знаешь, тоже приятнее, чем с моими родителями, – Эльвира одарила меня ответной любезностью.
* * *
Мне было страшно. Я шла по направлению к офису, и мне было страшно. Больше всего боялась, что Лариков и правда скажет об убийстве Нещадова.
– Черт побери, в какую же историю мы вляпываемся?
– Что?
Я подняла глаза. Ну вот тебе и здрасьте! Приплыли. Александра Сергеевна Данич уже разговаривает сама с собой, стоя на автобусной остановке!
– Ничего, – ответила я человеку, смотрящему на меня с участием. – Просто обстоятельства моей многогрешной жизни вынуждают иногда обсуждать мои проблемы с умным человеком, коим я, без сомнения, являюсь в своих глазах.
– А у вас проблемы? – не отставал парень.
– Найдите мне человека, у которого их нет, – взмолилась я. – Думаю, у вас не получится.
– Дети, – улыбнулся он.
– У детей тоже найдется парочка проблем. Мы живем в конце тысячелетия, мир рушится, и все убивают друг друга так легко, что хочется громко выматериться.
– Убивать, мне кажется, нелегко, – сказал мужчина, поправляя сползающие на нос очки. Получилось у него весьма убедительно, как будто он этим каждый день занимался.
Я заинтересованно взглянула на него. Внешность учителя. Вряд ли этот щуплый человечек работает киллером. Впрочем, кто его знает? Мир так основательно перевернулся, что в нем все может быть!
– Вы киллер? – поинтересовалась я.
Он рассмеялся.
– Нет, просто я много… думал об этом.
– А мне приходится думать об этом по долгу службы, – развела я руками. – Постоянно! Представляете?
– Значит, это вы – киллер, – обрадовался он.
– Нет, я детектив, – призналась честно.
– Я бы никогда не подумал, – произнес он, как мне показалось, с некоторой долей недоверия. – Вы такая молоденькая…
– И уже такая испорченная, – развела я руками. – Мой автобус, извините…
Рванула сквозь толпу прямо к небольшому "частничку" с голубыми полосками.
Уже оказавшись в салоне, я посмотрела в окно.
Мой собеседник стоял и смотрел мне вслед. "Забавный тип, – подумала я. – Жаль, что мы больше никогда с ним не увидимся… Что-то в нем есть такое – непонятное, но любопытное. Неуловимое. Во всяком случае, ему удалось справиться с моей внутренней истерикой, хотя он сам того не ведал!"
* * *
– Саша, – проговорил Лариков, когда я открыла дверь и застыла на пороге.
По его взгляду я все поняла.
– Нещадов? – спросила. – Это все-таки был он?
Лариков посмотрел на меня жалостливо, как будто Нещадов был моим близким родственником и я вознамерилась немедленно рухнуть в обморок на его глазах.
– Ты уже знаешь…
– Ну, не совсем знаю, но догадывалась, что это он. А ты-то откуда знаешь?
– Люся, – выдохнул Лариков. – Она здесь. Вся в соплях и слезах. Что с ней делать, ума не приложу…
– Зато теперь с нее будут сняты все обвинения. Не могла же она это сделать?
– Она в комнате. Поговори с ней, – попросил меня Лариков. – У меня уже сил нет…
Я прошла к Люсе. Она сидела, выпрямившись и уставившись в одну точку. Ее руки комкали какой-то ужасный, видавший лучшие дни платок в клетку, и по ее щекам текли черные разводы. "Видимо, Люся пользуется плохой косметикой", – почему-то подумалось мне.
– Люся, – подходя к ней, я мягко дотронулась до ее плеча.
– Вы не смогли его уберечь, – проговорила она глухо, с ненавистью. – Вы его не уберегли…
Я вздохнула. Сейчас Люся Нещадова находилась в таком состоянии, что возражать и убеждать ее в обратном было полнейшей бессмыслицей.
– Успокойтесь, – сказала я еще одну бессмысленность. Не пойму, почему людям, переживающим сильный стресс, утрату, всегда говорят ее, прекрасно зная, что от некоторых ран единственный лекарь – время?
Пока это время еще не коснулось Люси своей чудодейственной рукой.
– У меня никого не было, только он, – проговорила она, продолжая смотреть мимо меня. – Я почти вырастила его. Он был очень добрый паренек, знаете?
Я кивнула в ответ. Не стану же рассказывать, чем занимался "добрый паренек" на досуге с такими же, как он, "добрыми пареньками"?
Подумаешь, издевались над нищими.
– Я хочу, чтобы вы нашли его убийцу, – медленно проговорила она. Кажется, слова давались ей с трудом. А в глазах уже горел огонек мрачной решимости. – Я хочу отомстить за смерть моего брата. Милиция не найдет его. А если и найдет, то просто посадит. А я хочу увидеть его смерть своими глазами. Вы меня поняли?
Она смотрела теперь на меня, но таким взглядом, что по коже забегали мурашки.
"Хорошо, что не я грохнула Нещадова, – пришла в голову совершенно кретинская мысль. – Не хотела бы оказаться на месте его убийцы…"
* * *
Я вышла на кухню, где сидел абсолютно раздавленный Лариков, и мне даже показалось, что сидит он в Люсиной позе.
Правда, завидев меня, Андрей обрадовался и вскочил.
– Ну как?
– Хреново, – честно и откровенно произнесла я. – У нее странная позиция – найдите убийцу, но позвольте мне оставить мои маленькие тайны при себе. За те полчаса, что я с ней провела, она рассказала мне в подробностях о детских годах Нещадова, но стоило мне поинтересоваться, знала ли она что-то о нещадовской компании, как вся подобралась, ощерилась и начала шипеть, что я должна искать убийцу, а не рыться в грязном белье ее братца! То есть я просто должна, по ее разумению, сама придумать убийцу и привести его к ней.
– Значит, она не желает рассказывать о нещадовских друзьях?
– Нормально у тебя с соображением, – похвалила я. – Не желает. Утверждает, что они к делу не относятся.
– А ежели наша Люсьен догадывается о том, что они не ангелочки с крылышками?
– Даже в этом случае рассказала бы. У меня вот родилась совершенно дикая мысль, но проверить ее не мешает…
Я замолчала, обдумывая эту самую дикую мысль и пытаясь представить себе, какое впечатление она произведет на Ларикова.
– А если во всех их играх на свежем воздухе она сама замешана!
– Ты что? – округлил глаза Лариков. – Хочешь уверить меня, что добропорядочная Люся моталась вместе с "трудовиками" по улицам, очищая город от "швали"?
– Упаси господи, – признала я свою ошибку. – Люся вряд ли развлекалась бы этим. Она, как мне показалось, боязлива сверх меры. Нет, но… Кстати, с ее "утопленником" ничего не выяснили?
– Нет, – покачал головой Лариков. – Ни-че-го… Такое ощущение, что это вообще пришелец из космоса.
– Ладно, попробую еще что-нибудь почерпнуть из беседы с нещадовской соседкой по квартире. Должно же мне где-то повезти! Иначе придется примкнуть к "трудовикам". Чего мне, как ты сам понимаешь, совсем не хочется.
Я встала.
– Справишься тут без меня?
Он поднял глаза, удивляясь моей наглости.
– Александра Сергеевна, справиться без вас мне будет тяжело, но я попытаюсь, – ответил с еле уловимой улыбкой. – Хотя, конечно, ты иногда ставишь меня в тупик.
– Я же тебя иногда и вывожу оттуда, если припомнишь, – самоуверенно произнесла я и, дабы оставить за собой последнее слово, вылетела за дверь, накинув на себя куртку.