- С утра ты работал, я тебя не видела. Днем к тебе заказчик прибыл за скульптурой, ты говорил.
- Какой заказчик?
- Не знаю. На грузовике с рабочими в комбинезонах. Они вынесли ее в деревянном ящике.
- Значит, я заказ выполнял?
- Нет, он раньше был готов. Последнюю неделю ты работал над "Надеждой". О, я поняла! - воскликнула она вдруг. - Почему ты с убийцей не справился. Ты же ногу растянул, когда с крыльца с ними спускался. Очень сильно, ты даже вскрикнул. Щиколотка распухла, я тебе делала массаж. Потом ты в холодной воде держал и раздражался.
- Чего это?
- Тебе очень хотелось "Надежду" подарить, ну, укрепить в саду. Я ее еще не видела, ты полотно набрасывал - не любил, когда неготовую вещь рассматривают. Уже вечером мы поднялись в мастерскую.
- Там было все в порядке?
- Конечно! Покрывало упало и… Макс, это прекрасно, ты выразил самую суть любви. А когда мы снесли "Надежду" вниз - зазвонил телефон.
- Кто звонил?
- Не знаю. Я подошла - ты на лестнице сидел отдыхал. Линия не сработала, шум и треск, ничего не слышно.
- Жаль, - я был разочарован.
- Погоди. Когда мы уже в дверях были, он снова зазвонил. На этот раз ты трубку взял.
- О чем шел разговор?
- Я не поняла, но запомнила твои реплики. Ты сказал: "Да, Макс", - и слушал. Вдруг опустился в кресло, произнес изменившимся голосом: "Я не изменял". Пауза. "Я не изменял. Приезжай, поговорим". Потом засмеялся и сказал: "Статуя торжествует".
- Разговорчик такой… с душком.
- Да, странный. Ты был под таким впечатлением, что меня не слышал, на третий раз откликнулся.
- "Я не изменял", - повторил я. - Это я перед Верой, что ли, оправдывался?
- Кто она такая, Макс?
- Говорят, что она была моей любовницей. Надя, скажи, я ей действительно изменил?
- Со мной? - она усмехнулась смущено и гордо. - Изменил.
- Но письмо давно отослано, она со мной порвала - какие могут быть претензии?
- Может, она истеричка, - проронила Надя небрежно. - Потом мы установили скульптуру. Ты сказал, что у тебя новый замысел мелькнул, хочешь сделать эскиз. Ушел, вскоре Вагнер заиграл.
- Это во сколько было?
- В начале десятого. Я к тебе через час пришла - за окнами двигались тени.
- Кто ж там был со мной - Вера или он…
Она задумалась.
- Мне кажется, он. Андрей с электрички должен был в четверть одиннадцатого прийти. То есть все произошло почти одновременно: он видел идущую к тебе женщину, а я - два силуэта в мастерской.
- А если он тебя видел и перепутал… впрочем, нет, она же очень маленькая.
- Мы во всем противоположны, - заявила Надя высокомерно (я вдруг почувствовал ее страдания и пожалел… и что-то слегка стронулось между нами с этой секунды). - У меня черные волосы и платье было темно-синее, почти черное в темноте. Если б я в калитку вернулась, я бы ее, конечно, встретила. Но я через штакетник перепрыгнула и к "Надежде" пошла, просто не могла от нее оторваться.
- И ничего не слышала?
- Только "Гибель богов".
- О, проклятое пижонство! Но если она после него появилась, то кто ей дверь открыл - убийца?
- У нее мог быть ключ от твоего дома. И у тебя предохранитель заедает, не всегда опускается. Например, она входит, поднимается в мастерскую… думая, что ты убит, бросается к тебе - и тут ее настигает…
- Ладно, настиг, пролил кровь - а потом? Разбил статуи, но одну не добил, она улизнула в сад и качнула головою.
- Макс, честное слово, это не галлюцинация! И как ты ужасно сказал по телефону: "Статуя торжествует!"
- Надюша, ты-то хоть не сходи с ума. Нет, твой брат прав: втянул я тебя в историю.
- Макс, ты ее любил?
- Не помню. Но судя по всему, сердце у меня было любвеобильное. Я видел фотографию Веры.
- Где?
- Сегодня ездил к ее подруге. Тебе статуя кивнула, а мне фотокарточка подмигнула.
- Как это?
- А так, что мы с тобой на пределе. Ее образ вызвал во мне сильное чувство.
- Любви?
- Страха. Не сразу, но как будто я вспомнил, как будто видел ее уже после… ну, после удара, понимаешь?
- Ты был в коме, без чувств, без жизни.
- Однако факт. Я эту девицу боюсь. Тебя - нет, а ее…
- Если б она не была такая маленькая! - выпалила Надя мстительно. - Как бы все сошлось! Из ревности разнесла тут…
- Какая ревность, Надюш! Она меня бросила.
- Как бы не так! Зачем тогда 10-го явилась?
- Я подарил дорогой изумруд, но сломал застежку. Кулон остался у меня.
- Когда подарил? - спросила Надя мрачно.
- Давно, еще в апреле. Видишь, Наденька! - я вдруг обрадовался. - Она 3-го за ним приезжала, а я в течение недели застежку так и не починил, хотя обещал. Выходит, правда: ты для меня все затмила, над "Надеждой" трудился.
Она отвернулась и после паузы заговорила доверчиво, как-то по-детски:
- Ладно, Макс. Ты не хочешь меня вспомнить. Ладно. Но вот в пятницу ты как бы заново со мной познакомился - и что? Что скажешь?
- Очень хорошо, скажу. Ты - единственный человек, которому я доверяю. Такая славная девочка.
- Нет, не то, Макс.
- Прости, дорогая, я опустошен и бесчувствен в смысле страсти… может быть, навсегда. Если это тебя слишком раздражает…
- Не слишком.
- То скажу: ты мне нужна.
- В качестве сиделки?
Мы пристально посмотрели друг на друга, она улыбнулась.
- Ладно, я согласна.
12
В среду, как обещал, невропатолог явился. "У вас же, Иван Петрович, машина есть?" - "Вместе с Семеном купили, еще до инфляции. Сейчас в ремонте, с июня барахлит". - "Богато жили?" - "Бедней тебя". - "Чего ж я-то без машины?" - "Не хотел хлопот". - "Я, часом, не алкоголик?" - "Нет, выпивал в рюмках".
Я на тахте в спальне лежал, он у окна сидел, лица почти не видно, только губы - узкие и красные, как свежий шрам.
- Как спал сегодня? - поинтересовался профессионально.
- Как обычно - со статуей.
- Твой сон - находка для психоанализа. Два главных утраченных влечения - эрос и творчество - соединились в одном образе. Статуя женщины?
- Да.
- Тебе она знакома?
- Черт ее знает!..
- Тебе знакомо ее лицо? - перебил он жестко, и я так же жестко отрубил:
- Нет.
- Или откровенность - или излечение становится проблематичным.
- Лицо скрыто, я стараюсь его угадать.
- С чем для тебя ассоциируется все это в целом? Что всплывает в подсознании?
- Зеленое пятно.
- Замкнутый круг! - Иван Петрович задумался. - Хорошо, вернемся к истокам болезни. В двадцать лет ты начал заниматься скульптурой…
- И влюбился в девушку. Вы ее знали - Люба?
- Нет.
- Я начал лепить с нее статую "Любовь".
- Не может быть, чтоб ты вспомнил! - быстро перебил доктор.
- Почему не может?
- Ну… ты б иначе себя вел сегодня.
- Не вспомнил. Ездил вчера на старую квартиру, мне рассказал сосед.
- Чем кончилась юношеская история?
- Она вышла за другого, я разбил "Любовь".
- Вера, Надежда, Любовь. - Иван Петрович усмехнулся. - Любопытная аналогия. Но даже если ты сам разбил своих идолов…
- Я был способен на это, как вы думаете?
- Опыт моей многолетней практики свидетельствует: человек на все способен, особенно художник.
- Но зачем?
- В том-то все и дело. По-настоящему сжигала тебя "одна, но пламенная страсть" - к творчеству.
- Может, я с ума сошел?
- В житейском смысле ты был нормален, дела свои устраивал разумно, даже расчетливо, несмотря на широту натуры. Вот, к персональной выставке готовился… Словом, не нахожу реальной причины, по которой ты уничтожал бы целое состояние.
- Вы сказали: по аналогии… - пробормотал я задумчиво. - Я вчера думал об этом, но… по внутреннему ощущению пустоты… и подружка Веры подтвердила: я ее не любил.
- И мне так кажется, - согласился Иван Петрович очень серьезно. - Не все на это способны.
- Я, наверное, не способен. Бьющий фонтан и горящая лампада приоткрывают пустоту, - я засмеялся, но осекся. - Тем не менее кто-то меня пытался уничтожить. На кувалде стерты отпечатки пальцев, следователь сказал.
- Ты был у следователя?
- Он ко мне приходил. Где же эта девица провела неделю, с 3-го по 10-е - вот загадка.
Иван Петрович улыбнулся снисходительно.
- Макс, у нас с тобой одна цель: ты должен вспомнить. Не деликатничай с доктором, задавай любые вопросы. Отвечаю на первый: твоя Вера не приезжала в кемпинг ни разу, что могут подтвердить мои приятели и их жены. Хочешь им позвонить?
- Не стоит, верю. Иван Петрович, вы женаты?
- Нет.
- Но были?
- Не был.
- Простите, почему?
- Не встретил достойной, - он рассмеялся тихо и иронически. - В какой-то степени мы тут с тобой похожи: и я живу своей работой.
- Тоже, извините, ходок?
- Наоборот. Скорее, аскет по натуре.
- Вам нравилась Вера?
- Пожалуй. Хорошенькая девочка… Да я не обратил особого внимания, - отозвался он равнодушно.
- Из-за чего погибла Неля?
- Как? - он изумился. - Ты чувствуешь связь…
- Не знаю. Меня очень волнует ее смерть, какая-то тайна там скрывается.
- Минутку! - доктор сосредоточился. - 9 мая мы познакомились с Верой. "Прелестное дитя" - ты сказал. Детски-наивная повадка…
- Ага, я с дитяти Цирцею лепил!
- Любопытное раздвоение личности. Помню, я удивился.
- Семен назвал ее потаскушкой и ведьмочкой.
- Ну, наверное, зелен был виноград… Впрочем, должен признаться, я слабо разбираюсь в женской психологии.
- Вы - доктор с большой практикой.
- Что ж, и Фрейд редко излечивал женщин. Существа с луны. Мои пациенты - сильный пол. А волшебница с острова Эа была почти готова, осталось лицо.
- Большая скульптура?
- В полчеловеческого роста примерно.
- А, как "Надежда".
Иван Петрович взглянул вопросительно, я пояснил:
- Последняя работа, подарок для соседки. Надя - отсюда "Надежда".
- Однако ты параллельно на два фронта работал.
- Значит, вы видели "Цирцею".
- Твоя возлюбленная, как школьница, хвасталась и сорвала покрывало.
- Тайком от меня?
- Ты не любил демонстрировать неготовую вещь.
- Как это случилось?
- Ну, все уже крепко приняли, разбрелись, кто в сад, кто… пауза перед вторым заходом. Кстати, Сема не пил, был за рулем.
- А вы?
- Я остался у тебя ночевать, как и предполагалось. Так что мог себе позволить.
- Интересно!
- Пожалуй… Словом, я пошел в мастерскую.
- Зачем?
- Просто пошел. По лестнице спускалась Неля.
- Семен сказал, что я ее любил.
- Ты и здесь успел?
- Нет, по-человечески.
- Пронеслась мимо меня, как эльф на крыльях. Экзальтированное существо, нервное. В мастерской ароматические свечки зажжены…
- Да, я любил.
- И Сема с Верой, ну, детский лепет… Она увидела меня и сорвала покрывало с Цирцеи.
- Иван Петрович, жена послушала детский лепет и погибла.
- Не исключено. Я был на взводе и не отдал себе отчета. Мы втроем болтали, когда ворвался ты и, увидев скульптуру, пришел в ярость. Свечи погасли.
- И порвал застежку кулона?
- Какого кулона?
- Я подарил Вере изумрудную подвязку.
- Да! - Иван Петрович взволновался и чуть приоткрылся. - Помню зеленый камень на загорелой коже. Но ничего ты не порвал.
- Значит, позже. 10 июня Вера приехала ко мне наверняка за камнем.
- Неужели эта девочка была настолько меркантильна?
- Судите сами: решительным образом она порвала со мной и вдруг явилась 10-го.
- Порвала? Когда?
- 7 июня Вера написала мне письмо: "Не ищи меня, не звони". Послано 8-го из Каширы.
- Все слишком запутано! - резко отреагировал Иван Петрович. - Может, у нее там родня?
- А как сумка с вещами оказалась в киноэкспедиции?
Все-таки доктора я сумел завести: узкогубая усмешечка исчезла; мы перебрасывались репликами, как ударами стальных клинков; и как гудела моя голова, как пылала.
- Откуда известно, что Вера приходила сюда 10 июня?
- Ее видел сосед, брат Нади.
- Во сколько?
- В четверть десятого.
- Точно видел?
- Точно. В ту же ночь он дал показания следователю.
- Она вошла в дом?
- Вы у меня спрашиваете? Я уже был полутруп.
- Макс, - доктор впервые обратился ко мне по имени; я даже вздрогнул. - Произошла чудовищная ошибка. Ее необходимо найти.
- Кого?
- Возлюбленную твою.
- Я беспомощен, Иван Петрович. Ну, собираю по крупицам, по обрывкам сведения…
- То, что я сейчас узнал о ней, - перебил он угрюмо, - двуличность и алчность в таком, казалось бы, ребенке, - меняет картину.
- Как?
- Нашла другого, более богатого, и вещи ей не нужны.
- А чужая кровь на мне?
- Да может, того, кто пытался тебя убить.
- Редкая группа - четвертая… Да не в этом дело, в конце концов! Не в уликах и не в доказательствах.
- А в чем?
- В подсознательном ощущении. Ну, напал придурок, уничтожал скульптуры, меня чуть не убил… что тут особенного?
- Ну, не скажи!
- Нет, произошло нечто более страшное. Настолько страшное, что не под силу вынести. Чтоб жить, я должен разгадать загадку.
- Какую загадку?
- Статуи. В саду и во сне.
- В саду?
- Во второй заход Надюша видела, где-то без четверти одиннадцать. В кустах, слева от дорожки, то есть ближе к сараю, стояла статуя.
- Они были разбиты!
- Значит, одна уцелела… она качнула головой.
- Ну, Макс! Девушке со страху померещилось.
- Да с какого страху? Она на свидание ко мне шла, она еще не знала, что я в коме. И куда она потом делась?
- Кто?
- Статуя. Надя выбежала в сад - нету.
- И не было, не могло быть! Или твоя Надюша фантазирует, или напугал ее и скрылся живой человек.
- Лицо из гипса, женское… "Статуя торжествует!"
- Не впадай в дурную мистику, свихнешься.
Ему-то легко рассуждать, а я, может, уже свихнулся. Как-то нечаянно, по странной ассоциации у меня вырвалось:
- Нелю сожгли? Или так похоронили?
- По-христиански. Мы с тобой несли гроб.
- Богатый гроб?
- Макс, ты…
- Полированный, с автоматическими замками?
- Макс, на сегодня хватит. У тебя лицо совсем белое.
- А лицо Нели уцелело?
- Уцелело. Небольшая, но глубокая рана на виске. Кровоизлияние в мозг.
- Ну почему 9 мая вы не уехали с ними!
Доктор усмехнулся с усилием.
- Если б знал, чем это обернется…
- Чем?
- И сейчас не знаю. Но ты наметил связь: смерть, забвение.
- Иван Петрович, вы поставили диагноз: я неспособен на сильное чувство. Так говорит человек, сам испытавший огненного Эроса.
- Да, я любил.
13
Никак не мог Семена поймать: по первому телефону отсылают ко второму, по второму к третьему, по третьему к первому… нету. К вечеру Над пришла. Оказывается, она тут работает: за Змеевкой поселок воздвигся для "новых нерусских", ихние дамы под ее началом упражняются, жиры сгоняют.
- Это кто ж такие - "новые нерусские"?
- Да наши. Я их так называю - "нерусские", - потому что очень богатые.
Чудно мне это было слушать из юности, дико. Но в эту всеобщую соборную бездну я и вдаваться не смел… да и не хотел. Моя цель конкретна и осязаема - найти и истребить убийцу - а там разберемся.
- Надюш, так ты 1 сентября учиться уедешь?
- Я буду здесь жить, то есть каждый день приезжать, пока ты в себя не придешь.
- Господи, да чем же я тебя так пленил? Тем, что на коленях стоял?
- Да хоть бы и этим, - ответила она загадочно.
Загадочно было в моем жилище (если можно так выразиться) и в саду, и в мире было загадочно. И как-то вдруг - хорошо. А хорошо, что идолы эти проклятые разбиты.
- А хорошо, что Цирцею кто-то разбил, - вырвалось у меня.
- Я ее видела в мастерской, она прекрасна… ее тело прекрасно, - сказала Надя таинственно. - Но без лица, ты не закончил. Поэтому не знаю, в саду она была или…
- Ох, Надюш, не надо!
Но на почве "статуи" я уже сдвинулся (ведь правда без лица!) и после ухода Нади затрепетал. 10-го июня мы устанавливали "Надежду" в саду Голицыных, и у меня возник замысел. Под "Гибель богов" я закончил жуткую Цирцею, она обрела лицо, которое мучает меня во сне… и вышла в сад? Вот уж действительно "дурная мистика", но отчего ж так страшно!
Наконец уже к ночи дозвонился до Семена: повидаться, мол. Ну, там дела и дела, деньги, видать, кует. Так я сам подъеду. Ничего со мной не сделается, в Москву уже ездил.
Съездил. По меркам моего 74 года жил ювелир шикарно, в центре, в мягкой мебели на колесиках, кресла катятся, столики подкатывают, письменный стол, явно антикварный, возвышается, как монумент.
- Сема, ты "новый нерусский", что ль?
- Я - русский! - возразил он пламенно.
Меня болезненно поразил красный угол в парадной комнате - в гостиной. Как бы некий алтарь: на резной тумбочке (тоже антик) цветы и свечи. Над ними на стене большой фотографический портрет, который сверху осеняет медное распятие.
- Ангелина?
- Да.
Лицо нежное, невыразительное, большие тревожные глаза. Кажется, не то лицо, не из сна.
- Сема, о чем вы с Верой в мастерской 9 мая разговаривали?
- О Цирцее, - ответил он сразу, не удивившись.
- То есть о Вере?
- О статуе.
- Нет, это уже когда Иван Петрович вошел, она покрывало сорвала. А до этого?
- Не помню.
- Помнишь, Сема. Ты же знаешь, что твоя жена все слышала.
- С чего ты взял?
- Доктор поднялся в мастерскую, мимом него по лестнице Неля пронеслась в крайнем волнении. Выводы сделать нетрудно. Жена заговорила с тобой об этом в машине - случилась катастрофа.
- Понятно, - отозвался Сема сдержанно. - Когда тебе об этом Иван сказал?
- Вчера. Слушай, я о вашей крутне с Верой знал?
Не отвечая, Семен вышел в прихожую и переговорил по телефону с Ванюшей - так он невропатолога называл. "Тут у меня Макс. Вы с ним вчера виделись?" Пауза. "Хорошо. Взаимно. Все понял. Пока".
- Что, Сема, взаимно друг друга прикрываете?
- Не говори ерунды. Что ты еще хочешь узнать?
- А я от тебя ничего не узнал.
Семен закурил.
- Ну, было у нас одно свидание в начале знакомства. Одно! Потому что убедился я, в какое болото эта девочка может меня затянуть.
- В какое?
- В магическое. Она превращает мужчин в свиней, а я любил свою жену - и быстренько Веру тебе сбагрил.
- Спасибо, друг сердечный, вот обязал.
- Виноват, Макс.
- О чем же вы с ней в мастерской беседовали?
- Дав то единственное наше свидание я разум потерял и обещал ей браслет в виде змейки, ну, в скупке у нас ей понравился. Она же, как сорока-воровка, драгоценности подбирает.
- Но не подарил?