- А перед этим увезли к себе, где допрашивали, потом вернули домой, припугнули и - к женщине. Разве не так? А мы о вас уже прекрасно знали, когда брали в квартире сегодня рано утром. Ну, рассказывайте. Это уже куда серьезнее получается, чем по ночам женщин навещать с оружием в руках. Режиссер - фигура очень заметная. У него - огромные связи. И он решил это похищение не спускать вам с рук. А я уже получил указание от своего начальства - не церемониться. Мы недавно предъявили ваши фотографии господину режиссеру, и он легко вас опознал. И дал точное описание вашего шефа и его помощника. Составлены фотопортреты, сейчас их распространяют по всей Юрмале, в частности, и в Кемери. Так что задержание вашего шефа - теперь дело времени. Население посмотрит на эти фотографии и само сдаст нам этих преступников. Сейчас этим как раз и занимается полиция. Можете быть уверены, ваши "шефы" мелкую сошку, вроде вас, щадить не станут. В этой связи могу дать только один дельный совет: торопитесь. Вы работали в правоохранительных органах и сами знаете, какое послабление имеют те, кто сотрудничают со следствием. Тем более что ваши преступные намерения и действия нам теперь доказать ничего не стоит. Прекрасно известна вам и другая сторона вашей Медали. С милиционерами, пусть и бывшими, уголовники в местах заключения не церемонятся. Так что будете говорить или нет… подумайте, даю вам две минуты. После чего вызываю на допрос вашего напарника и делаю то же самое предложение. А потом и третьего, вы его тоже прекрасно знаете, Гуннара Пекелиса, вместе с которым убивали театрального художника Бруно Розенберга. А убийство - это… сами знаете. Я жду. - Лацис посмотрел на наручные часы и перевел взгляд на забранное решеткой окно.
- Буду говорить, - после короткого раздумья сказал Андрис Грибовас. - Только оформите как чистосердечное признание. На мне крови Бруно нет.
- А кто же из вас убил его? - Лацис и сам не ожидал, что его случайно высказанное предположение окажется правдой.
- Гуннар его пристрелил. Чтоб не мучился. Он и так был почти покойником. После аварии. Да там и санитар мог… - Андрис, похоже, проговорился и прикусил язык.
- Откуда он, этот санитар? - равнодушным голосом спросил Лацис.
- Какой?
- Который мог, по-вашему. Он - из какой больницы? Фамилия, имя, кличка?
- Да он санитар и есть. Из больницы. А какой, я не знаю, у нас не спрашивают. А зовут Петрис, фамилии тоже не знаю. Санитар, такое погоняло.
- И что он мог, по-вашему? Вы сейчас сказали, что он мог, так что он мог, в конце концов, ну?
- Убрать труп.
- Убрал? И куда?
- Должен был, не знаю… Мы потом за режиссером этим поехали.
- Откуда он должен был "убрать труп"?
- Ну, от шефа. Из Кемери… - и опять "прикусил язык" Андрис.
Впрочем, следователь уже понял, что делает он так намеренно, вроде бы нечаянно проговариваясь. Будто бы его к стенке прижали и выхода другого не оставили. Перед кем играет? Перед своими? Так у них своя "почта" работает.
- Адрес назовете или тоже "клещами вытягивать"? - следователь усмехнулся.
- Тогда мне - крышка, свои же и уберут.
- Так они и без того будут пытаться убрать. А вот нам придется думать, стоит ли мешать им? Не знаю, не знаю… Ну как хотите, я ваши сведения уточню у Яна. Или у Гуннара. Когда им станет известно, что вы уже "запели", и тем самым "заложили" их, сами ведь прекрасно понимаете, они постараются вас опередить. А что, для них - вполне резонно, - равнодушно закончил он.
- Ладно, скажу, - после коротких, но мучительных раздумий сказал Андрис.
Как ни присматривалась Ирина к Инге во время их позднего обеда, почти ужина, если говорить о времени, не совсем понимая причину ее весьма "хмурого" настроения, оснований для подозрений в очередных Шуркиных "фокусах" она не находила. И вынуждена была, наконец, спросить напрямик: что у них случилось?
Турецкий, обрадованный, некоторым образом, тем, что, пока они возвращались домой Инга успокоилась и больше не проявляла откровенных притязаний на его "супружескую верность", и сам смог объяснить плохое настроение женщины впечатлениями от очной ставки. Об этом и сказал, добавив, насколько мужественно и почти профессионально грамотно она вела себя в кабинете следователя и наголову, в пух и прах, разбила все доводы и возражения режиссера. Инга за все время рассказа лишь раз подняла голову от тарелки и быстро взглянула на Сашу - ах, как она хорошо умела это делать! - и во взгляде ее Турецкий поймал благодарность. Подумал при этом, как бы не переборщить, а то все начнется сызнова. Но Инга не сделала даже намека на какие-то потуги в этом направлении…
Затронул он и калининградскую тему, объяснив, что местным коллегам будет очень нелегко выйти на тамошних поставщиков. Другая страна, дипломатия, политика… Ирина, естественно, спросила, что он намерен предложить им? Хорошо зная супруга, она могла предположить, что раз уж он взялся помогать, то теперь не отступит от своего, характер не тот. Значит, ожидаются новые осложнения… А ведь так хорошо шло… Нет, она не осуждала Шурку, она просто устала от его активности. Как он однажды заметил, "неавторизованной активности". Термин, пришедший из "госбезопасности" и никогда не поощрявшийся, скорее, наоборот, звучал как обвинение в нарушении определенных норм. Но сколько ни говори, ему - нипочем! Увезти б его в Москву, подальше отсюда, но в глазах мужа Ирина наблюдала решительность, а не усталость или желание спустить дело на тормозах.
- Надо с Костей посоветоваться, - сказал он в конце обеда. И на вопросительный взгляд Инги пояснил: - Мой бывший шеф и друг, зам генерального прокурора. Ира его очень хорошо знает. Да? - он посмотрел на жену.
- Все так. Но если бы ты дал мне трубку и я начала бы разговор, возможно, он сумел бы отговорить тебя от некоторых… ну, может, и не глупостей, но, определенно, дел, связанных с серьезным риском. Господи, как я устала! - вздохнула она и поднялась, чтобы убрать посуду.
- Да какой там риск? - отмахнулся он. - Обычная проверка. Да я сам и не стану этим делом заниматься. Есть же компетентные органы.
- Знаю я тебя! - резковато ответила Ирина и, посмотрев на Ингу, продолжила: - Если б вы знали, как тяжело сидеть одной дома и ждать, когда к тебе придут и расскажут, что он опять полез под пули, не слушая ничьих аргументов! И его не то чтобы убили, но… и так далее, представляете, Инга? Всю жизнь! Фактически ежедневно! Как я устала… Ладно, - она обреченно махнула рукой, - делай что хочешь. Только помни, что у тебя есть дочка, которая тебя любит и постоянно ждет, а ты едешь всегда в другую сторону. - И она вышла из комнаты.
- Не преувеличивай! - крикнул он вдогонку и взглянул на Ингу: - Женщина, о чем говорить?
- Ира права, Саша, - тихо сказала Инга. - Наверное, не стоит.
- Посмотрим, - сказал он и взял телефонную трубку. - Мое почтение, Костя! Сообщая в первых строках письма, что я жив и здоров, а ты?.. Почему до сих пор не удосужился хотя бы просто поинтересоваться, чем дышит твой бывший? Или - с глаз долой, из сердца - вон?
- Не говори глупостей, помирился? - сухо осведомился Меркулов.
- Так точно. Но, кажется, назревает очередной конфликт. Я тут, Костя, совершенно случайно влез в чужие дела, померла знакомая другой знакомой Иркиной тетки, и я нечаянно стал вроде консультанта. У Лазаря Дорфманиса, помнишь его? Ну, тебе еще Пурвиекс звонил, когда мы раскручивали с адвокатом финал дела об убийстве гражданки Латвии, должен помнить.
- Ну и зачем тебе это понадобилось? Шило в заднице? - Меркулов не принимал веселого и беззаботного тона, наверняка догадывался о продолжении. - Опять приключения на свой… ищешь? Снова какая-нибудь женщина?
Турецкий зажал микрофон трубки ладонью и с ухмылкой сказал Инге:
- Умный, зараза! Все наперед просекает!.. Про женщину какую-то спрашивает. Ты не знаешь, кто бы это мог быть? - он подмигнул Инге, словно заговорщик, и заговорил в трубку: - Да что ты, Костя, с шилом у меня в этом самом месте все нормально. Не колет. Дело в другом. Понимаешь ли, погибшая женщина принимала таблетки для "скоростного" похудения. Она - очень известная актриса. Была. И тут считают, что с этими таблетками не все ладно. Местные поставщики оказались элементарными уголовниками. Сейчас их изымают и начинают проводить работу. Но след от местных поставщиков ведет в наш Калининград. И я просто нутром чую, что здешним ребятам добраться туда будет очень непросто. Вот я и подумал… А ты что скажешь?
Турецкий снова слегка подмигнул Инге и заметил, что от такой его реакции к ней начинает возвращаться нормальное настроение. Вот уже и губы сложились в прелестной усмешке. Ну и слава богу…
А Костя, между тем, как обычно, брюзжа, выговаривал Сане, что очень хорошо понимает Ирину, которая, очевидно, давно уже устала от его безответственных инициатив…
На что Турецкий с ходу заявил:
- Твои бы слова, Костя, да Ирке в уши! - И закричал: - Ирка, иди сюда, тут твой сторонник за твое нравственное здоровье ратует! Иди, послушай его!
Ирина пришла, молча взяла трубку и долго слушала, не произнося ни слова, потом вздохнула и ответила:
- Костя, ты же знаешь, ему хоть топор на голове теши! Все равно сделает по-своему. Уж лучше помоги, если можешь… Я тебя очень понимаю… Спасибо… - и отдала трубку мужу.
- Ну, до чего договорились? - со смехом спросил Турецкий, глядя вслед жене, и заговорил уже в трубку: - Учти, что я в полной мере разделяю ее опасения. Это если действовать в одиночку. Но ты же не оставишь друга?
- Чего ты от меня-то хочешь?
- Ничего. Просто, не исключаю, что тебе может позвонить твой старый товарищ Ивар Янович, которого я только что упоминал. Вот и все. А у тебя, если мне не изменяет память, которая мне никогда не изменяет, в Калиниграде правит в губернаторах, кажется, бывший депутат Госдумы, и ты его отлично знаешь. Это я тебе просто напоминаю, не больше. И никаких просьб с моей стороны.
- Негодяй ты, Саня, - печально ответил Меркулов. - Хорошо, если Ивар позвонит, может быть, что-нибудь придумаем. Но ты не раскатывай губы, у тебя семья, о которой ты очень мало думаешь. И мне очень не нравится и заботит, что Ирина говорит о тебе таким тоном. Вероятно, ты уже в печенке сидишь у нее. Думай об этом, она давно заслужила, чтоб ты хотя бы не забывал о ней. Да ну тебя! Пока.
- Ага, не мешай работать! Понял, Костя, учту все, без исключения, твои пожелания. - Он отключил трубку, положил ее на стол и сказал Инге: - Нормально… А куда они все денутся?.. Ну что ж, можно позвонить Лазарю и сказать, что Костя, в принципе, готов к переговорам… Ты пойми меня, нельзя бросать подобные расследования на полдороге, ведь эти негодяи сразу почувствуют свою безнаказанность и продолжат травить ни в чем не повинных, красивых женщин. А кто о них должен думать и заботиться, как не мужчины, верно говорю?
Инга только покачала головой и даже слегка закатила глаза с таким выражением, будто он восхитил ее своими словами.
"Перебарщиваешь все-таки, Турецкий", - сказал он себе и снова взял телефонную трубку.
- Лазарь, привет, давно не виделись. Твой Пурвиекс может, если у него появится острое желание, позвонить Косте. Свою долю "непонимания", - он засмеялся, - я уже слопал. Так что не теряйте времени, ребятки, пока барин в добром настроении.
- Так это - твоя инициатива? - спросила Ирина, входя в комнату.
- Нет, ну, что ты… - он сдержал смущение. - Мы уже говорили сегодня в прокуратуре на эту тему. И я почувствовал, что эти ребята будут просить меня о помощи. Так зачем же воспринимать их просьбу как нежелательную нагрузку, когда можно заранее кое-что предусмотреть? Не захотят, посчитают дело, ну и бог с ними, мне же легче. - Он подумал, что мог бы придумать в качестве объяснения любую причину, главное, чтобы она не внушала ни одной из этих женщин даже и тени подозрения, будто его, отчасти вынужденный, побег, в первую очередь, для их же пользы. - Но, видишь ли, Ирка, я только что говорил Инге о том, что такие вещи оставлять без последствий было бы нечестно… даже перед самим собой. У тебя разве другое мнение? Ни за что не поверю!
- Ну и не верь… - вздохнула Ирина.
Зазвонил телефон. Турецкий взял трубку, послушал и с неподдельной радостью воскликнул:
- Ай, молодцы! Конечно, подъеду! Какой разговор!.. Высылай машину, - он посмотрел на обеих женщин, показал два больших пальца и встал из-за стола. - Ну вот, и покатилась лавина… Думаю, к ужину поспею, спасибо за обед, девушки, отдыхайте пока и ничего не берите в голову…
Ионас Цирулис, как говорится, на всю оставшуюся жизнь запомнил этого ирода, бешеного пса, Игната Скулме, Хозяина на зоне, где отбывал он свой срок, "пятерик", полученный им еще по статье 145 УК РСФСР "Грабеж, совершенный по предварительному сговору группой лиц… с проникновением в помещение…" в соседней с Латвией, Псковской области. Короче, сберкассу взяли. Дело казалось совершенно ясным, никакого "мочилова" не было, да и не предусматривалось изначально, но "закатали" и его, и двоих подельников, угрожавших оружием, но так и не применившим его, основательно. А когда прибыл на зону в Мордовию, это случилось в самом начале печально знаменитой "перестройки", ближе в концу восьмидесятых годов, понял, что ему очень крупно не повезло.
Говорили, что сам латыш, Хозяин не переносил земляков и устраивал для них особо жесткий режим. За что он ненавидел латышей, никто не знал, но именно им, если те попадали к нему, он мстил почему-то всегда с особой жестокостью. Карцер считался более-менее терпимым наказанием. Мать у Игната, говорили, вроде была русской, и значит, это он папашу своего так ненавидел? Все могло быть. Но Ионас как "первоход" испытал тогда на собственной шкуре всю ненависть начальника режима к своей отцовской нации.
Однако, как бы там ни было, все однажды кончается, и Ионас вышел на волю "с чистой совестью", повторяя про себя, что когда-нибудь ему еще доведется встретиться с известным среди уголовной братии садистом. И вышел он тогда, когда Латвия обрела уже полную самостоятельность. Правда, дальнейшая судьба основательно помотала Ионаса, прежде чем он дошел до мысли, что "работать" у себя "дома" ему нет никакого смысла. В России активно поднимал голову криминальный бизнес, защищавшийся от своих вчерашних "подельников" всеми известными им средствами. И с тех пор Иона "работал" исключительно "за границей", дома только отдыхая от неустанных трудов "на чужбине".
Утром, поднявшись ото сна, он отправился к рынку, чтобы промочить горло свежим пивом. Ну привычка такая у человека. По части крепких спиртных напитков Ионас не был большим специалистом, все-таки профессия "домушника" требовала четкости и точности движений. Однажды попытался вот сменить "масть" - в Пскове это случилось, - и отправился на зону. С тех пор больше не рисковал и не экспериментировал, а пользовался только теми способностями, которые ему Господь отпустил.
Итак, отправившись в бар, Ионас обратил внимание на женщину в полицейской форме, прикреплявшую к доске для объявлений у жилого дома чью-то фотографию. Так ему показалось. Он помнил из прошлого, как выглядели эти "картинки" на милицейских стендах "Их разыскивает милиция". Он подошел, чтобы посмотреть, кого на этот раз ловит полиция, и замер. Ему даже пива расхотелось. Он увидел, не веря своим глазам, грубое, почти квадратное лицо человека, очень, просто невероятно, похожего на его злейшего врага на протяжении всей жизни. Да, это был, он мог подписаться под своими словами, проклятый Игнат Скулме!
Побаиваясь, что его пристальный интерес мог быть неверно истолкован девушкой в полицейской форме, он, однако, не мог оторвать глаз от портрета. Затем прочитал текст под ним. Он гласил, что разыскивается особо опасный преступник, имя и фамилия которого неизвестны, но имеются сведения, что он может проживать в Юрмале, где-то в районе Кемери или Слоки. Любого, узнавшего этого человека, просят немедленно обратиться в полицию. За любые предоставленные сведения, которые помогут обнаружить или задержать этого преступника, полагалась премия. Не слишком большая, но она была!
Ионас почувствовал, как в душе его тонко и нежно запели райские птицы. Он не мог ошибиться: на фото изображен Игнат Скулме, бывший теперь начальник исправительно-трудового учреждения номер… Да, будь трижды проклят этот номер! Едва сдерживая рвущийся из груди восторг, Ионас вежливо поинтересовался у девушки-полицейского, в чем обвиняют этого типа? Она дружелюбно ответила, что это - очень опасный уголовный преступник… Она еще говорила что-то. Но Ионас уловил одно: они у себя в полиции не знают, кто он, и потому поиски сильно затруднены, и вся надежда на тех, кто мог его встречать на улицах Юрмалы или в каком-то другом месте.
- Кажется, я могу вам дать некоторые сведения об этом человеке, - сказал Ионас чуть дрогнувшим голосом. Он понял, что пришла, наконец, долгожданная пора расчета - по всем статьям и за все обиды.
Девушка немедленно пригласила его с собой, и, спустя десяток минут, он сообщил, что хорошо знал в прошлом этого человека. Это…
Его сведения протоколировались. Потом он расписался в своих показаниях. И узнал, что как только преступник будет обезврежен, он может зайти в Рижское полицейское управление и получить свою премию…
Вот теперь, впервые за долгие годы на воле, Ионас Цирулис пил свежайшее пиво с таким наслаждением, с такой жадностью, будто пробовал этот божественный напиток также впервые в жизни! Внутри у него все стонало от наслаждения, пело и аплодировало. Он чувствовал необычайный прилив сил. И уже видел, словно воочию, как всю премию за этого гада он потратит только на пиво, но перед этим поглядит в глаза своего кровного врага и насладится его падением.
- Это я, Ионас Цирулис, лично "опустил" тебя!..
Его уже не интересовало, как станут "пробивать" Скулме в полицейском управлении, искать его адрес и пытаться взять с помощью бойцов отряда специального назначения.
Александр Борисович узнал об этом событии только тогда, когда был установлен точный адрес проживавшего в Кемери, в собственной вилле, Игната Павловича Скулме. Большой его дом, окруженный садом, находился почти на окраине поселка, неподалеку от санатория "Кемери", там, где жилой массив граничит с Национальным парком. Красивое место и очень удобное. Если появится срочная необходимость покинуть дом, большого труда это не составит. Это же обстоятельство учли и те, кто собирался штурмовать виллу. В то, что сдача произойдет без выстрелов, никто не верил, зная уже, с кем придется иметь дело. Человек, всю жизнь державший в своих стальных и безжалостных тисках тысячи заключенных, которые выли от его "забот" и не раз поднимали бунты, кончавшиеся практически одинаково - общей зачисткой, руки в ожидании справедливого возмездия поднимать не станет…
- Только, Саша, - сказал Лазарь, когда они уже подъезжали к месту будущего штурма, - не просись в первые ряды наступающих. Пусть делают свое дело профессионалы. А мы посмотрим. Знаешь, кто это? Хозяин виллы?
И он начал пересказывать Турецкому те сведения, которыми обладал уже сам.
"Потрясающе, - размышлял между тем Турецкий, - как это характерно было для того, недавнего смутного времени, когда убежденные борцы с преступностью сами становились в мгновение ока преступниками… Ну, конечно, они же прекрасно знали тех, с кем боролись, и в совершенстве владели их преступными методами. Поистине богатейшая практика!"