Александр Борисович, следуя осторожному предупреждению Дорфманиса, рваться в первые ряды и сам не собирался. В гораздо большей степени его интересовали те помещения, где бандиты могли пытать Бруно Розенберга, выбивая из него сведения о тех, кто его послал. О режиссере, о даме легкого поведения, которая способна и согласна решительно на все, только плати. Все допрашиваемые следователем преступники говорили о признаниях "подыхавшего" от невыносимой боли художника, примерно, одинаково. Хотя Санитар его и колол обезболивающими средствами, но те почти не действовали. И в этой связи, узнав от адвоката об их показаниях, Турецкий не чувствовал в душе ни малейшей жалости, ни сочувствия к покойному уже Розенбергу. Хотя, возможно, это было и не по-христиански. Но гнида - она во всех своих проявлениях остается гнидой. Надо будет при случае сказать об этом Инге, пусть почувствует хоть какое-то душевное облегчение.
- А, кстати, Лазарь, ты обмолвился о каком-то санитаре. Он-то при чем?
И Дорфманис начал рассказывать о том эпизоде во время допроса Андриса, когда тот вспомнил человека по кличке Санитар, который и должен был якобы утилизировать тело покойного.
- Его еще не нашли? - И на отрицательное покачивание головы Лазаря Турецкий продолжил: - Обычно, как тебе, конечно, известно, такие клички определяют профессию преступника. Значит, он и есть самый натуральный санитар. Вероятнее всего, в одной из близлежащих больниц. А поискать его я бы предложил среди тех, кто трудится в морге. Не думали об этом? Таких ведь немного, считай по пальцам одной руки.
- Думали, но больниц в Юрмале несколько.
- И во всех имеются свои морги?
- Это интересно! - Лазарь задумался. - А почему ты считаешь, что тот Санитар работает обязательно в морге?
- Лазарь, дорогой, а где бы ты, будучи на месте преступников, решил временно спрятать труп? Чтобы потом аккуратно вывезти его и закопать, скажем, в лесу? Или просто утилизировать? Это ж не твоя, надеюсь, была идея? Насчет утилизации?
Дорфманис медленно покачал головой: нет, не его…
- Слушай, а чего они ждут? - Александр Борисович уже забыл о Санитаре и спросил у адвоката, наблюдая, как бойцы из группы захвата ручейком "влились" во двор виллы и, прикрываясь кустарником, росшим густой стеной вдоль невысокой ограды, быстро "растеклись" по периметру здания.
- Должен Лацис приехать. Он снимал показания со свидетеля, узнавшего на фотопортрете этого Скулме. Ты представляешь, этот свидетель, будучи ранее осужденным, сидел в лагере, когда там был начальником этот самый тип. Характеризует его как кровожадного зверя. Надо думать, тут еще и чувство мести имеет место…
Турецкий, не высовываясь на открытое место, в просвет между купами кустов, наблюдал за действиями спецназовцев. И вспоминал свое собственное, не такое уж и давнее приключение во время штурма виллы, где засел убийца Эвы. Она, между прочим, та проклятая вилла, находилась где-то поблизости от этих мест, вероятно, в Яункемери, в соседнем поселке, но теперь она казалась такой же невозвратно далекой, как и время, когда все это происходило.
Уже начало основательно темнеть. Наконец, подъехал и вышел из машины Лацис. Чуть удивился и приподнял брови, обнаружив здесь Турецкого с Дорфманисом, но приветливо кивнул и многозначительно поднял указательный палец, словно сообщил, что у него имеется к Турецкому важное дело. И тут же решительным шагом направился в калитку, после чего тоже исчез за стеной кустарника.
Скоро зеваки, коих вокруг набралось немало, услышали, усиленный мегафоном, голос следователя, четко произносившего несколько фраз, - раз, другой, третий…
- О чем это он? - спросил Турецкий у адвоката.
- Он предлагает немедленно прекратить сопротивление, сложить оружие и выйти всем, находящимся в доме, на улицу с поднятыми руками.
- Но, судя по всему, никто не собирается исполнять приказ? - Турецкий хмыкнул.
- Да, но формальность требует…
- Я помню, - кивнул Александр.
Он вспомнил, как старался в прошлый раз командир группы захвата, требовавший от убийцы добровольной сдачи, а тот смеялся и предлагал им взять его. "Вежливый спецназ, - подумал о ребятах в бронежилетах и шлемах с масками, рассыпавшихся по двору. - Наверное, долго будут уговаривать. Под пули лезть никто не желает. Никто не хочет думать о том, что в жизни "всегда есть место подвигу"… Может, и есть, даже наверняка имеется, да только сам человек должен быть другим…"
Лацис продолжал свои призывы, а темный, не освещенный, дом молчал.
- Может, там и нет никого? - предположил Турецкий. - Проверили предварительно? А вдруг хозяин стоит где-то рядом, за нашими спинами, и ухмыляется? - Он обернулся и увидел целую толпу любопытных жителей поселка, освещенных фонарями на столбах. Никакая угроза им была не опасна. Бесстрашный народ…
- Наверное, есть, - неуверенно сказал Лазарь.
Послышались четкие слова явной уже команды, и со всех сторон к дому устремились фигуры людей в темном. И сейчас же из одного из окон дома раздался выстрел. На ходу споткнулся и упал ничком один из спецназовцев.
Турецкий поморщился и осуждающе покачал головой. Лазарь обратил внимание на его реакцию.
- Ты думаешь?..
- Ничего я не думаю, и так ясно, один уже готов… Что ж они так-то?
По всем окнам дома дружно ударили автоматные очереди. И под их прикрытием к упавшему бойцу кинулись двое других, подхватили и поволокли по земле. Ботинки того, кого они "уволакивали" с поля боя, бессильно чертили каблуками по земле. Да, сомнений не оставалось, одна жертва уже есть.
- Они теперь, по-моему, должны немного озвереть, нет? - спросил Турецкий.
Дорфманис неопределенно пожал плечами: момент убийства, было заметно, очень угнетал его. Ну, правильно, когда он был следователем-то в последний раз? В прошлом веке, поди, сто лет назад… Когда мы были молодыми, и розы алые цвели… Вот уже и есть первый повод для возложения роз…
Теперь бойцы били по окнам безостановочно, рискуя израсходовать весь свой боезапас, а что будет дальше? Не понимал этого Турецкий.
Но вот несколько человек короткими перебежками сумели добраться до дверей, что-то там сделали, пошуровали и прыснули в стороны. И тотчас рвануло, дверь вылетела из гнезда-косяка, а в дом, откуда повалил дым, метнулись темные тени…
- Ну, наконец… - облегченно вздохнул адвокат. - Без жертв не обходится, да?
- Это война, Лазарь, не обходится, - сердито ответил Турецкий. - А тот парень сам виноват, ты же видел, что он пошел прямо на окно, из которого и получил пулю? Опыта нет… Не было, - поправил он себя и подумал: "Тихо, наверное, живут. Это - не у нас, вот где опыта более чем достаточно…" - Ну, пойдем?
За ними ринулась было целая толпа, но полицейские, окружавшие дом со стороны ограды, решительно воспротивились. Послышались новые команды. Смысла их Александр Борисович не понимал, но тон их был строгим, даже угрожающим. И люди остановились.
"Странно, - снова подумал Александр, - помнится, во время нашего штурма никаких зевак поблизости не было. Неужели нельзя было и здесь как-то обеспечить? Или кому-то захотелось подчеркнуть масштабность операции?"
Он сказал об этом Лазарю, тот на миг задумался, но снова пожал плечами.
Из дома еще доносилась редкая перестрелка. Лацис стоял у почерневшего дверного проема и не торопился войти. Увидев подходящих своих коллег, улыбнулся и сказал Турецкому:
- Я уже получил уведомление о том, что ваше руководство прокуратуры не будет возражать, если вы окажете нам помощь в поисках преступников, скрывающихся на территории вашего государства.
"А вот тут они - молодцы, быстро сработали… Ребятки не дремлют. У нас бы, пожалуй, долго еще раскачивались…"
Турецкий обернулся к Лазарю:
- Твоими молитвами?
И снова Дорфманис пожал плечами, на этот раз удовлетворенно.
- Ну что ж, раз лавина покатилась, ее уже не остановить, - сказал, скорее, подумал вслух Александр Борисович.
- Какая лавина? - переспросил Лазарь.
- Это я - своим мыслям… Кажется, там уже стихло, господин Лацис?
- Да, можно пойти, - кивнул он.
Но адвокат начал что-то быстро говорить следователю, прозвучало слово "санитар". Лацис внимательно выслушал, обернулся к Турецкому и кивком поблагодарил его, а ладонью вежливо коснулся груди, даже не изменив при этом сухого выражения на лице.
"Культурный народ… Такой никогда не пошлет тебя подальше, он и откажет с доброжелательной улыбкой. Говорят, они не любят нас, русских, свиньями называют… Ну так, а ты и не "свинячь", будь тоже вежливым… Что, слабо?"
Турецкий тихо засмеялся, а Дорфманис взглянул на него с удивлением.
"Что, не совсем уместно? Нет, Лазарь, ты не прав. Мы все - участники обшей трагедии, той, где смех и слезы - всегда рядом… Жизнь называется. Будь она неладна… Но работать на подхвате скучно, нужна самостоятельность. Хотя бы немного…"
Глава одиннадцатая
ИТОГИ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ
- Саша, почему ты придаешь такое значение Санитару? - спросил Лазарь после разговора с Лацисом, когда они уже обошли фактически весь дом, но никаких следов пыток Бруно не обнаружили. Как и лекарственных средств, ради которых, собственно, и разгорался сыр-бор. - Они же сознались, те трое, которые присутствовали?
- Ну и что? Да, сознались. А если вы не найдете прямых улик их преступления, они откажутся в суде, заявят, что их заставили признаться под давлением следствия. У меня случались такие дела, я знаю. Каждое их слово должно быть жестко задокументировано. Не нашли, значит, надо искать дальше. Найти следы крови или другие доказательства.
- Ты знаешь, Саша, меня тоже очень смущает то обстоятельство, что у нас пока нет прямых доказательств их преступной деятельности. Нет товара, а значит, мы не сможем и предъявить им обвинение в распространении опасных для здоровья фальсификатов.
- Вот именно. И в этом случае, как ты будешь, точнее, с чем, с какими уликами на руках, защищать интересы матери погибшей актрисы? Я уж не говорю об амбициях театра… Они ж все-таки платят тебе. Им конкретный результат нужен.
- И что ты предлагаешь делать? - подумав, спросил Дорфманис.
- Есть, вообще-то, одна мыслишка. Давай обсудим ее немного позже. Но и у меня к тебе, друг дорогой, тоже есть встречный вопрос.
- Я внимательно слушаю! - адвокат словно напрягся, но Турецкий улыбнулся и спросил:
- Как, по-твоему, этот Лацис - самолюбивый парень? В смысле, очень или так себе, в норме?
Лазарь задумался, потом тряхнул головой, придерживая указательным пальцем очки на переносице.
- Я думаю, немного есть… Чуть больше, чем могло быть, вот так.
- Хороший ответ, - Турецкий засмеялся.
- Но зачем был вопрос?
- Я подумал, что, наверное, тебе и дальше надо самому с ним разговаривать. О наших с тобой общих соображениях. Я заметил, что он ревниво относится к моему присутствию здесь. А объяснять ему, что я никакой не контролер, не конкурент и, вообще, как у нас говорят, "пришей кобыле хвост", мне бы не хотелось. А еще у меня нет желания участвовать в вашем деле в том плане, будто я сам напрашиваюсь. Поверь, я делаю это все лишь по той причине, что ты попросил меня высказать некоторые мои предположения, а мы с тобой все-таки старые коллеги и, надеюсь, добрые товарищи. И уж, во всяком случае, учить его или поправлять, делать нечто подобное, у меня нет ни охоты, ни необходимости.
- Но почему ты сделал такой вывод?
- Мне показалось, что наша с тобой инициатива относительно помощи на территории России ему не очень пришлась по душе.
- Да? Но мне так не показалось. Может быть, наоборот? Он чувствует ответственность, потому что я ему рассказал, кто ты?
- Понимаешь ли, Лазарь, лично для меня, да и для дела, это не столь важно. Поэтому давай-ка все оставим, как было: мы говорим с тобой, а ты уже - с ним. Пусть это будут твои предложения.
- Я согласен, как ты считаешь нужным…
Никакого трупа в большом доме, естественно, не обнаружили. На вопросы следователя, куда спрятали труп убитого здесь Бруно Розенберга, арестованные не отвечали. Лишь один из них, сам Хозяин, то бишь, Игнат Скулме, безразличным тоном ответил, что ни о каком Розенберге ничего не знает. Не знаком. Не видел. Более того, ознакомившись с постановлением о задержании и обыске в доме подозреваемого в совершении тяжкого уголовного преступления И.П. Скулме, Хозяин небрежно бросил, что отвечать он намерен только в присутствии своего адвоката, и дал его домашний адрес и телефон: мол, связывайтесь, если желаете.
Он и двое задержанных его помощников сидели в большом зале первого этажа, скованные наручниками. Внешность у Хозяина была весьма характерная, Турецкий представил его в полковничьей форме, когда тот проходил по "вверенной ему" территории, где-нибудь в мордовских лесах, в зоне строгого режима. Да, действительно, тот еще зверь!.. Вообразил себе без труда и радость бывшего зека, который узнал на фото своего бывшего тирана. Правильно уверяют, что многое в жизни предсказуемо…
Турецкий предположил, что, если прямо сейчас начать по-новому допрашивать ранее арестованных бандитов в связи с их показаниями о пытках Бруно, можно проколоться. И сказал об этом Лазарю, тот удивился, - почему?
- А потому, я думаю, что повторный допрос может подбросить им мысль о том, что следствие так ничего и не обнаружило. И не обнаружит в дальнейшем. Вот они и начнут дружно "путаться", "забывать", никак не "вспомнить", в каком помещении, на самом деле, это происходило. Да и происходило ли вообще? Поскольку он только слышал об этом, а сам не присутствовал. Ну погорячился, хотел следствию помочь.
- Неужели ты думаешь? - озабоченно спросил Дорфманис.
- Повторяю, старина, я не думаю, я знаю. Не впервой, как говорится. Ищите срочно Санитара. А вы, вообще-то, его ищите?
Лазарь убежал к Лацису. Ну, насчет убежал, было бы говорить не совсем правильно, он, скорее, как большая утка, покатился, переваливаясь с ноги на ногу, - очень потешно. Александр Борисович улыбнулся вслед. И решил еще раз проверить подвальные помещения. Спустился по бетонной лестнице в длинный коридор и включил везде свет.
В обширном подвале было несколько комнат различного предназначения: например, склад со всяким старьем - мебелью, тряпками и прочим ненужным барахлом. Но здесь пытать могли вряд ли. Иначе потом пришлось бы сжечь все до единого предмета, собранных тут.
В другом помещении, очевидно хранилище продуктов зимой, стояло множество пустых ящиков, сколоченных из деревянных планок. Здесь тоже наверняка не производили экзекуции, следы крови могли остаться на дереве, а решительно за всем не уследишь.
Наконец, третье помещение, более цивилизованное, даже обшитое изнутри потемневшими от времени, узкими дощечками, именуемыми в просторечии "вагонкой", было приспособлено под всякого рода спортивные приспособления, и здесь же была оборудована сауна. Там, куда ходишь каждый день для оздоровления, для релаксации и восстановления сил, тоже "гадить" чужой кровью не станешь, даже если запах и цвет крови приятны тебе, как старому и опытному "специалисту".
Оставалось четвертое помещение - почти каморка, так, три на четыре метра. В ней ничего не было из стоящего внимания. Ну, разве что сколоченный дощатый щит, прислоненный к стене. Предназначение его было пока неясно.
Турецкий вспомнил, что следователь побывал здесь, осмотрел пол, "обнюхал деревянный щит, но, ничего не обнаружив, пошел дальше. Александр Борисович провел рукой по дереву, оно показалось ему влажным.
Он поднялся в большой зал и пальцем подозвал адвоката, который присутствовал при допросе "главного действующего лица". Лазарь охотно поспешил к коллеге, видно, допрос не доставлял ему удовольствия, Хозяин отмалчивался либо пожимал плечами. Он, оказывается, потребовал, чтобы вызвали его адвоката, и теперь ожидал его.
Дорфманис подошел. Турецкий с таинственным видом приложил палец к губам и негромко спросил:
- Не колются?
Адвокат отрицательно покачал головой и продолжал вопросительно смотреть.
- Тогда, - тихо предупредил его Александр, - внимательно понаблюдай сейчас за ним, за этим, как его? Игнатом. - И довольно громко сказал по-русски: - Ну что, ребятки, молчат? И будут молчать. Только они сейчас уже готовы волосы на себе рвать… Это ж надо было дуракам так дешево проколоться!
Следователь Лацис с удивлением обернулся к Турецкому.
- Ну а как же, - продолжал Александр Борисович, - у кого-то из этих троих нервишки не выдержали… - он толкнул Лазаря в плечо и кивнул на одного из задержанных, который вроде бы дернулся слегка, но не обернулся, значит, русскую речь понимал. - Вот он и завалил бойца спецназа, значит, "мокруха". Ему бы, вон тому, сразу поднять ручонки, тогда вам и инкриминировать им нечего. А теперь вооруженное сопротивление, убийство сотрудника полиции при исполнении служебных обязанностей. На много потянет.
И снова кивнул на спины задержанных, которые заерзали на своих стульях, но стоически не оборачивались. Делали вид, что ни слова не понимают. Да, как же! А что они на это скажут?.. Лацис тоже с интересом слушал Турецкого, наблюдал за реакцией задержанных.
- Лазарь, дорогой, - громко продолжал Турецкий, - попроси следователя, чтоб он нам с тобой выделил минут на десять эксперта-криминалиста со всем его "хозяйством". Я, кажется, нашел-таки нечто весьма любопытное.
Дорфманис подмигнул, понимая игру, и направился к Лацису, который сидел, уже сосредоточенно поглядывая то на бандитов, то на Турецкого. И после короткого диалога на латышском языке Лацис кивнул и показал пальцем на эксперта, сидящего в стороне на ступеньках лестницы на второй этаж со своим чемоданчиком. Повинуясь жесту следователя, тот поднялся и вместе с адвокатом направился к Турецкому. Эксперт был пожилым, и явно старой закалки.
- Что-то есть? - спросил он, жестко выговаривая букву "ч".
- Да, пойдемте, покажу. Господин следователь, - почти крикнул Александр, - это буквально на несколько минут! Есть следы крови. Осталось группу сравнить…
Они сошли в подвал, и Александр Борисович сразу провел адвоката и эксперта в каморку, к щиту.
- Надо ломать его. Я уверен, между досок окажутся следы. Щит влажный, его мыли относительно недавно. А тут пахнет сыростью, помещение не успело просохнуть.
Эксперт с уважением посмотрел на него и раскрыл чемоданчик со всяким необходимым инструментом. Через несколько минут дощатый щит был разломан, а сами доски - оторваны от крепящих их брусков. Можно было и не сомневаться, что темные потеки на боковых гранях двух из них и есть следы запекшийся крови.