Она полагалась на тщеславие директора, однако просчиталась.
- Будет крайне неприятно, Виктория Павловна, если мы не выполним последнюю волю великого мастера, именем которого решили назвать коллектив. В городе будут просто поражены! Беседуя с журналистами, я успел упомянуть паре-тройке из них об идее Евгения Борисовича, и она всем пришлась по душе. К тому же… - он запнулся, опустив глаза, - ах! мне не хотелось затрагивать эту тему, но я вынужден. Если я правильно понял, новая пьеса принадлежит перу госпожи Лазаревой?
- Да.
- Будь Евгений Борисович жив, он бы не допустил этого, а я в некотором роде полагаю себя его душеприказчиком, если можно так выразиться. Я поставил целью свято блюсти волю своего безвременно ушедшего друга.
- Друга? - иронически повторила Наташа.
- Да, именно. Поверьте, я ничего не имею лично против госпожи
Лазаревой, более того, я всегда стараюсь относиться к женщинам со всевозможной деликатностью, но если выбирать между деликатностью и дружбой… Буду откровенен. Евгений Борисович считал последнюю премьеру большой ошибкой. Замечательная труппа, которая сумела сыграть самого Шекспира, вдруг опустилась до низкопробного детектива!
- Он вовсе не низкопробный, а очень умный и психологически достоверный.
- Евгений Борисович был не согласен с вами, Наташенька. Очевидный дилетантизм пьесы резал глаз всякому искушенному зрителю.
- Дядя не стал бы играть в пьесе, которая ему не нравится. Вы плохо его знаете.
- Стал, стал - из благородства. Он не хотел подводить коллектив. Но на будущее он решил оградить его от повторения подобной профанации. Если вы мне не верите, обратитесь к госпоже Лазаревой лично и уточните детали разговора, который состоялся у нее незадолго до премьеры.
Сосновцев словно не замечал, что Марина находится в двух шагах. Она медленно заливалась краской, и Вика поспешила вмешаться.
- Это была шутка. Он здорово подшутил и над ней, и точно так же надо мной. А потом, после спектакля, очень нас хвалил.
- Вас хвалил, Виктория Павловна, - возразил Александр Михайлович. - Это подтверждают и присутствующие журналисты, например, сама Юлия Чернова. А вот насчет госпожи Лазаревой она придерживается другого мнения. Она полностью согласна с тем, что в память Евгения Борисовича надо поставить "Ромео и Джульетту", а дешевые поделки Лазаревой забыть, как страшный сон. Дашенька, вы ведь согласны?
- А? - неуверенно выдавила та. - Мне все равно. Как Виктория Павловна, так и я.
- Какие глупости! - вскипел Денис. - Тебе предлагают Джульетту, это твоя роль, идеальное попадание, а тебе все равно! Бездарную Наташку позвали в сериал, а ты с твоим талантом собираешься прозябать! Нельзя же быть такой наивной, честное слово! Тебя оттирают, а ты…
Даша нежным жестом поднесла ладонь к его губам, заставляя замолчать.
- Наши планы уже определились, - твердо заявила Вика.
- А мои еще нет, - развел руками директор. - Вы помните, Виктория Павловна, предполагалось отдать помещение студии под биллиард? Разумеется, мне как любителю искусства это претит, но в нынешние времена, когда нас так давят налогами… Конечно, если мы сможем рассчитывать на поддержку прессы, сохранить студию будет легче. Да и у меня самого не поднимется рука на любимое детище самого Преображенского! Буду согласен терпеть убытки в память великого артиста. Но, если его память перестанут чтить, если его имя опорочат, то я и городская общественность… мы предпочтем…
"Как по нотам разыгрывает, сволочь, - с ненавистью подумала Вика. - Во у Маринки характерец, черт бы ее побрал! Всех умудрилась настроить против себя - и этого козла, и стерву Чернову! Чего ей стоило подписать интервью, рука бы не отсохла! Тогда этот козел не посмел бы ее тронуть, а теперь…"
Требовалось как-то подипломатичнее среагировать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, только ничего дельного на ум не шло. Но тут раздался стук в дверь, и Виктория Павловна с огромным облегчением крикнула:
- Войдите!
Появилась Галина Николаевна, за ней в комнату бочком вполз Талызин, и Вика в который раз подивилась его невзрачности да неуклюжести. Кто б мог предположить, что этот человек успел за пару дней всех допросить и выведать кучу сведений? Не иначе, ему просто повезло. А чего это он так рано? Впрочем, нет, не рано - время пронеслось незаметно. К тому же в некотором смысле он удивительно кстати - неприятная минута разрешения конфликта откладывается на неопределенный срок. За этот срок многое может случиться! Таков был Викин жизненный принцип - не думать о неприятном до тех пор, пока есть к тому хоть малейшая возможность.
- Добрый вечер! Я вас отвлек? Но ведь гораздо лучше, если я сам приду сюда и побеседую сразу со всеми, чем транжирить ваше время, вызывая к себе. Вы все - люди занятые, правда?
Присутствующие закивали.
- А Галина Николаевна была так добра, что согласилась прийти сюда. Я это высоко ценю. Я вообще ценю любую помощь следствию. Впрочем, сегодня я вас надолго не задержу, - безмятежно продолжил Игорь Витальевич. - Пара вопросов, и все. Первый - про подсобку. Кто из вас заходил туда в течение субботы?
- Я, - с вызовом ответила Тамара Петровна. - Мне надо было туда кое-что отнести. Я вам уже говорила.
- И во сколько?
- Сразу после спектакля. Все покланялись, опустился занавес, и я сбегала в подсобку.
- И в каком состоянии находился тогда блок?
- О господи! - вздохнула Тамара Петровна. - Вы что, считаете, если одно и то же спросить сто раз, так на сто первый я отвечу иначе? Я не обратила на блок ни малейшего внимания. Он не имел отношения к премьере, я на него и не смотрела вовсе.
- А если б с ним было что-то не так, вы бы обратили внимание?
- Ну, - ехидно сообщила та, - если б упал мне на голову, так, наверное, обратила бы.
- А потом, во время банкета, вы в подсобку не ходили?
- Нет, не ходила.
- Однако вы на какое-то время покинули зал.
Тамара Петровна подняла брови и процедила:
- Я посетила дамскую комнату.
Талызин словно не заметил яда, сочащегося из ее слов, и простодушно прокомментировал:
- Надолго.
- Да, на столе оказалась некачественная водка, и меня тошнило. Требуются подробности?
- Нет, нет, ни в коем случае! Может быть, кто-нибудь еще заходил в субботу в подсобку?
Затянувшееся молчание прервала Галина Николаевна, спокойно произнеся:
- Кирилл, вы ведь там были в субботу?
Молодой человек удивленно нахмурился, и она пояснила:
- Мы еще встретились, когда вы оттуда вышли. Перед самым спектаклем.
- А, - кивнул Кирилл, - точно. Я и забыл.
- Ничего страшного, - ободрил его Талызин, - главное, что теперь вспомнили. Так зачем вы туда заходили?
- У меня куда-то запропастилась компьютерная дискета, нужная по роли как реквизит, и я подумал, не оставил ли ее там.
- И как же?
- Нет, она лежала у меня в дипломате.
- И долго вы пробыли в подсобке?
- Пару минут.
- И за пару минут, - уважительно прокомментировал следователь, - вы успели обыскать помещение и обнаружить, что там нет дискеты? Дискета - вещь маленькая, может заваляться, где угодно.
- Ничего я не обыскивал, - довольно нервно возразил Кирилл. - Окинул помещение взглядом, увидел, что дискеты нет, и тут же вышел. Я особенно и не надеялся, что она там. Поэтому и забыл потом про эту вашу подсобку!
- Но вы ведь регулярно там бывали?
- Это еще почему?
- Ну, как! - улыбнулся Талызин. - Раз вы предположили, что могли оставить там дискету, значит, туда нередко захаживали.
К молодому человеку вернулась привычная флегматичность.
- Просто подумал, ее могла отнести туда Тамара Петровна. Она все хранит в подсобке.
- Но вы сказали - "оставил".
- А имел в виду другое. Сказал, не подумав.
- Хорошо. Итак, вы окинули помещение взглядом. Вы увидели при этом блок?
- Наверное. Но я искал дискету и на блок, как и Тамара Петровна, не обратил внимания.
Игорь Витальевич попросил:
- А вы вспомните! Вы ведь мужчина, к тому же инженер. Вам это должно быть близко. Тем более, именно вы принесли блок в подсобку и установили его…
- Ну, знаете ли! - резко вскричала Наташа. - Да за такие намеки…
Кирилл повернулся к ней, и она смолкла.
- Я ничего плохого, - смущенно уточнил следователь. - Просто имел в виду, что Тамаре Петровне как женщине трудно удержать в памяти нечто, связанное с блоком, а мужчине, да еще инженеру, легче.
- Наверное, - кивнул Кирилл. - Но я так нервничал из-за премьеры, что плохо помню все, что было в тот период.
- Да, кстати! А с Евгением Борисовичем вы перед премьерой общались?
- Возможно. Даже скорее всего.
- И о чем вы беседовали?
- Наверное, ни о чем существенном. Не помню.
Вика знала, что он врет, однако мысль соперничать в откровенности с Галиной Николаевной ей даже в голову не пришла. Не хочет говорить, и не надо - это его личное дело.
Талызин, казалось, был полностью удовлетворен.
- Итак, - констатировал он, - в подсобке были Тамара Петровна и Кирилл Андреевич. Оба не заметили ничего особенного. Кстати, Кирилл Андреевич, а что привело вас туда вторично?
- В каком смысле - вторично? - недоверчиво осведомился Кирилл.
- Но ведь именно вы обнаружили тело, я не ошибаюсь? Чтобы его обнаружить, вам пришлось забрести в подсобку. Зачем?
- Ну… думаю…
Неожиданно вмешалась Наташа.
- Объясните, - выпалила она, - а мы вообще-то обязаны отвечать на ваши вопросы? Я считала, для этого вы должны предъявить нам какие-нибудь бумаги, а без них это не допрос, а самоуправство.
- В какой-то степени, да, - почти весело подтвердил Игорь Витальевич. - Я занимаюсь самоуправством. Проблема в том, что можно вести дело строго официально, и тогда все вы будете вызваны в прокуратуру, а ваши показания будут протоколироваться и подписываться. Это займет немало вашего времени, да и чревато немалыми проблемами, учитывая некоторую… некоторую изменчивость показаний большинства из вас. Подобная изменчивость, зафиксированная на бумаге, производит неблагоприятное впечатление, а мне совершенно не хочется причинять вам неприятности. Поэтому я пытаюсь разрешить проблему по-хорошему, неофициально. Я понимаю, что от творческих людей, артистов нельзя требовать, чтобы они помнили мелкие детали быта, особенно в день премьеры. Но это понимаю я, любитель театра, а вовсе не каждый представитель нашего ведомства. Так что… но если вы предпочитаете…
- Нет-нет, - всплеснул руками Сосновцев, - мы предпочитаем дружеские отношения и очень вам за них благодарны. Нам не требуются формальности, куда важнее суть! Бюрократия осталась в совковом прошлом.
- Да я не возражаю, - пожал плечами Кирилл. - Просто пытался вспомнить. Я шел вовсе не в подсобку, а в гримерку, чтобы забрать свои вещи. Увидел, что дверь в подсобку приоткрыта, и заглянул. А там - тело. Вот и все.
- Теперь все понятно, - кивнул следователь. - Шли в гримерку, а зашли в подсобку - очень естественно.
Было трудно разобрать, звучит ли в его голосе ирония.
- Итак, больше нет желающих поведать нам о своем визите в это интересное помещение? Нет? Хорошо. Тогда о другом. Мне известно, что Евгений Борисович в день премьеры поссорился сразу с несколькими людьми. Например, с Наташей, а также с Тамарой Петровной.
- Со мной - накануне, - исправила последняя.
- Начал накануне, а добавил потом, ведь так?
- Ладно, пусть будет так.
Лицо Талызина неожиданно переменило выражение, стало суровым, даже жестким.
- Зная характер Евгения Борисовича, я не собираюсь из самого факта ссоры делать далеко идущие выводы, - заметил он. - Но среди присутствующих есть человек, который этот факт старается скрыть. Я даю этому человеку последний шанс признаться самому, в противном же случае станет очевидным, что ссора была нешуточной и могла привести к самым серьезным последствиям.
"Он что, подразумевает меня? - недоверчиво подумала Вика. - Или, скорее, Маринку?"
- Я… - без энтузиазма начала она вслух, но ее опередил Денис.
- Я действительно упустил в нашем c вами последнем разговоре один момент, считая его несущественным. Но теперь понимаю, это, наверное, важно. Только она, может, сама признается? Нет? Короче, в день премьеры Преображенский круто рассорился с женой, вот что! Разводом угрожал, вот что!
- У вас странное чувство юмора, мальчик, - холодно прокомментировала Галина Николаевна.
- А это не юмор. Вы думали, никто не слышал, а я слышал. Вы стояли у подсобки и ссорились. Уж я-то помню!
Галина Николаевна улыбнулась.
- А, вот вы о чем? Так вы что, восприняли наши шутки всерьез? Сочувствую. Вам, наверное, нелегко живется, мальчик. Понимаете, - она повернулась к следователю, - Женя любил разыгрывать людей, его это взбадривало. Особенно это требовалось ему в дни премьер. Представьте себе, несмотря на огромный опыт, он каждый раз волновался, словно дебютант! Таково уж свойство его таланта. И мы с ним традиционно в день премьер разыгрывали ссору. Оба знали, что это не всерьез, но делали вид, будто всерьез, понимаете?
- Ну, - пожал плечами Талызин, - не совсем. Так что, Евгений Борисович перед каждой премьерой заговаривал о разводе?
- Возможно, не перед каждой. Мне трудно сказать наверняка. Поскольку я знала, что все в шутку, то и не обращала особого внимания. Надеюсь, Денис, вы не станете утверждать, что я рыдала и рвала на себе волосы?
- Не рвали, - мрачно согласился Денис. - Говорили, что обсудите это вечером, после спектакля. А вечером он погиб. Вот так-то! Голову ему размозжили блоком! Интересное кино, да?
- Интересно скорее ваше неуемное желание навязать следователю свою точку зрения, - отпарировала Галина Николаевна.
- А чего тут навязывать? Ежу понятно.
Дашенька тихо всхлипнула, и ее жених умолк.
- Так это вас имел в виду Евгений Борисович, когда произносил тост? - буднично уточнил Обалдевший поклонник, обращаясь к Преображенской. - Про разговор, который еще не закончен и будет вечером продолжен?
- Меня? - подняла брови Галина Николаевна. - О законной жене подобным тоном не говорят. Этот тон Женя приберегал для своих шлюх.
- Старая стерва! - выкрикнул Денис, вскочив так резко, что Галина Николаевна в страхе отшатнулась. Однако предпринять ничего он не успел. Тоненький дрожащий голосок Даши прозвучал для всех, словно гром судного колокола.
- Евгений Борисович имел в виду меня, Игорь Витальевич.
Она встала и опустила голову, похожая на школьницу, плохо выучившую урок.
- Если можно, расскажите поподробнее, - ласково попросил милиционер. - Не волнуйтесь, Дашенька, волноваться причины нет!
Она покорно кивнула, сжала руки и странным голосом, практически лишенным модуляций, поведала следующее.
- Евгений Борисович ухаживал за мной. Я терпела, потому что он гений, и потому, что он старый и нехорошо было его обижать. В субботу, в день премьеры, он назначил мне свидание в подсобке, и я пообещала прийти, потому что… - она запнулась, потом на мгновение просияла и продолжила: - Потому что он обещал сказать что-то очень важное. Но он не сказал ничего, а стал… стал приставать. Я в тот вечер выпила и была не в себе, потому что обычно не пью. Я хотела убежать, а он не пускал. Тогда я схватила блок и опрокинула на него. Я не очень понимала, что делаю. Все.
Она наконец подняла глаза на следователя, в них светилось неприкрытое ожидание, точно школьница ждала от учителя оценки. Вику как обухом по голове ударило. Боже мой, Дашенька! Кто бы мог подумать? Даже Марина с ее пристрастностью, и та не предполагала подобной разгадки! Все оказалось до смешного просто. Бедная девочка, непосредственная и наивная, попала в ловушку, по доброте душевной согласившись остаться наедине с этим старым развратником, прости его господи! Выпитое заставило Преображенского окончательно распоясаться, а Дашеньку - испугаться насилия. То, что она сделала - не убийство, а необходимая самооборона. Но разве наши дурацкие законы способны отличить одно от другого? В их жернова лишь попади, будешь перемолот в муку. Нет, не стоило Даше признаваться, очень глупо и неправильно получилось! Надо было рассказать правду только ей, Вике, и они вдвоем придумали бы, как избежать наказания. Обвели бы Обалдевшего поклонника вокруг пальца, не так уж он и умен! А теперь, конечно, поздно. Или нет? Чем черт не шутит, пока бог спит.
И Виктория Павловна, мгновенно решившись (долго раздумывать было не в ее характере), мысленно сплюнула через левое плечо и с нарочитой строгостью заявила:
- Даша, сейчас не время для розыгрышей.
- Розыгрышей? - недоуменно переспросила та.
Вика повернулась, чтобы ее лица не мог видеть Талызин, и подмигнула, вложив в мимику весь свой невеликий актерский талант.
- Конечно, у нас в студии розыгрыши вошли в привычку, но такими серьезными вещами, как смерть, шутить все же не стоит. У нынешней молодежи ничего святого, знаю по собственному сыну. Слава богу, Игорь Витальевич, что у вас есть чувство юмора! - она глянула на следователя взором, исполненным неземного восхищения. - Это настолько редкое качество, особенно в вашей профессии! Зато и ценится очень высоко, для любой женщины чувство юмора в мужчине куда важнее всякой там красоты. Кто-то другой на вашем месте принял бы Дашины слова за чистую монету, но вы с вашим умом сразу все распознали. Нам всем необыкновенно с вами повезло!
Талызин молчал. Вика впервые обнаружила, что и его неприметное лицо способно выражать яркие эмоции. В данном случае их было несколько. Основной являлось глубокое недоумение, но за ним мнилось что-то еще, похожее, как ни странно, на ласковую снисходительность.
Однако разбираться в движениях его души не было ни времени, ни возможности, ни, наконец, желания. Бедная Даша, не имея жизненного опыта Виктории Павловны, не сумела понять намека и трогательно возразила:
- Я бы не стала шутить такими вещами, и ваш Леша тоже никогда бы не стал, я уверена! Как вы могли подумать? Я говорю серьезно.
Тамара Петровна, откашлявшись, неуверенно выдавила:
- Но… э… это ведь не… то есть… я могу подтвердить, что он пытался… то есть… у тебя ведь не было другого выхода, правда, Даша? Просто роковая случайность. Блок был плохо закреплен, а ты вырывалась и задела. А он… Преображенский то есть… он в тот день был не в себе, и он очень даже мог… э… ведь нельзя наказывать девушку за то, что она… э… бережет свою честь…
При слове "честь" Галина Николаевна истерически расхохоталась. Вику трясло от напряжения, ей не терпелось узнать, удалось ли обмануть следователя хитрой выдумкой о розыгрыше или нет, но Талызин продолжал недоуменно молчать, а инициативу вдруг проявила Марина - впрочем, тоже не без глубокого недоумения.
- Ты схватила блок и опрокинула на Преображенского? - медленно, почти по слогам уточнила она.
- Ну, да, - встревожено кивнула Дашенька. - А разве… то есть…
Две минуты назад она оттарабанила без запинки длинный монолог, теперь же явно растерялась. Зато пришел в себя следователь, бросив на Марину раздраженный косой взгляд и зачем-то в свою очередь повторив:
- Схватила и опрокинула?