Том снова уткнулся в записную книжку. Он делал вид, будто что-то ищет, но Лора видела, что его взгляд застыл на одной странице. Видимо, пытается сформулировать следующий вопрос, догадалась она, и по спине у нее пробежали мурашки.
– Я должен перейти к более личным вопросам, Лора. Возможно, покажется, что это не имеет отношения к делу, но все же… мне бы хотелось больше узнать о вашей болезни. Надеюсь, эта тема не будет для вас слишком неприятной и тягостной.
Том не задал ей прямой вопрос, и Лора слегка растерялась, не зная, как ответить. Но от его следующих слов у нее буквально перехватило дыхание.
– Бекки сказала мне, что случайно услышала часть вашего разговора этим утром. Она не собиралась подслушивать, но тем не менее. У нее сложилось впечатление, что вы вовсе не сожалеете о смерти Хьюго. И еще она слышала, как вы упоминали рогипнол. Я понимаю, все это очень интимные вопросы, но нам необходимо их обсудить.
Лицо Лоры превратилось в каменную маску. Она мысленно приказала себе успокоиться, но ее неожиданно спас мобильный Тома. Он пошевелил губами – видимо, ругнулся, проверил, кто звонит, извинился перед Лорой и ответил на звонок. Лора не могла слышать, что говорит звонивший, но Том вдруг необычайно оживился:
– Спасибо, Аджай. Это очень интересно. Поговорим позже. Если что – держи меня в курсе.
Он выключил телефон и повернулся к Лоре. Его глаза горели от волнения.
– Еще раз извините, Лора. Мы вернемся к этим вопросам чуть позже, если вы не возражаете. – Том улыбнулся, как будто собирался сообщить ей хорошую новость. – У нас есть кое-какие результаты. На Эджертон-Кресент мы нашли рыжий волос. Настоящий человеческий волос, но из парика. Мы стали искать постижера, который мог его сделать, и один мастер сообщил, что мать Хьюго была его постоянной клиенткой последние несколько лет жизни. Она потеряла волосы в результате химиотерапии. Он несколько раз приходил, чтобы снимать с нее мерки для новых париков. В общей сложности он изготовил пять штук.
Том сделал паузу, и Лора замерла. Она точно знала, что он собирается сказать.
– Мастер сказал, что все они были сделаны из настоящих человеческих волос.
Глава 25
Лора сказала Тому, что она, кажется, знает, где может стоять коробка с париками, и под этим предлогом сбежала от него на чердак. Ей нужно было собраться с мыслями и немного перевести дух – ее сердце колотилось как сумасшедшее.
Надо было быстро все обдумать. Не только информацию о париках, но и как ответить на вопрос о ее психической болезни – и, конечно, о рогипноле. Как же они могли так проколоться? Лора знала, что рано или поздно всплывет тема ее депрессии, и была к этому готова. Но Бекки явно услышала слишком много. Том уже понял, что Хьюго был далек от совершенства – в конце концов, он слышал завещание. Но Хьюго настоящего, того человека, которого знала Лора, не должен был узнать никто.
Никто и никогда.
Снизу послышался голос Имоджен:
– Лора? Ты там, наверху?
– Да. Делаю вид, что ищу кое-что для инспектора.
Имоджен поднялась наверх. Сразу после ланча она занялась своей работой и теперь, наверное, уже устала, но Лоре была очень нужна ее поддержка.
– Как все прошло с завещанием? Ты теперь богачка, да?
Лора фыркнула:
– Не говори глупостей. Мы имеем дело с Хьюго, ты не забыла? Я тебе все позже объясню, сейчас у меня есть заботы поважнее.
– Что ты, кстати, пытаешься тут отыскать?
– Парики. Я, в общем, и не ищу. Я точно знаю, где они лежат. Но притворяюсь, будто занята поисками.
– Что ? Господи, я так и знала, что нельзя оставлять тебя одну. Что еще случилось? Что ты сейчас сказала?
Иногда Лора думала, что Имоджен принимает ее за абсолютную дурочку без единого грамма мозга в голове. Она быстро пересказала слова старшего инспектора и показала на круглую коробку на полу:
– Вот они, эти парики.
Она уставилась на коробку, не в силах ее открыть. Это был настоящий ящик Пандоры. Лоре казалось, что, как только она поднимет крышку, оттуда вырвутся беды, несчастья и ужасные воспоминания, но выбора у нее не было. Глубоко вдохнув, она открыла коробку, вытащила парики и выложила их на пол. Что-то было не так. Все волосы перепутались; и Лора попыталась их расцепить, уговаривая себя, что ей все почудилось. Наконец ей удалось их разделить, и ее сердце внезапно похолодело. Не может быть, быстро подумала она и в панике посмотрела на Имоджен:
– Черт, Имо. Их только три!
Лора уселась на старый чемодан – ноги отказывались ее держать, а в голове не осталось ни единой мысли. Она не знала, как объяснить этот странный факт – и уж тем более что сказать полиции. Имоджен пристроилась рядом и крепко обняла ее за плечи.
– Ну что ты волнуешься? Включи разум. Это все мелочи, не позволяй им вывести себя из равновесия. Эти парики мог взять кто угодно. Если уж на то пошло, даже миссис Беннет, чтобы, например, продать на барахолке. Да к тому же, если старая ведьма их носила и заказывала новые, логично будет предположить, что какие-то приходили в негодность и их выкидывали. Два пропавших парика еще ничего не означают.
– Может быть, и не означают. Но ты считаешь, полиция будет думать так же?
Лора искренне не понимала, почему париков оказалось только три, и это действительно выводило ее из равновесия.
Некоторое время они просидели молча. Наконец Лора решительно встала и отодвинула коробку ногой:
– Ну ладно. Вот что я собираюсь сказать – и надеюсь, он мне поверит. Когда Алекса была маленькой, мы с ней играли в переодевания. Дурачились. И использовали один из париков. Она, разумеется, была слишком мала и вряд ли это помнит. Я скажу, что понятия не имею, куда он потом делся. Так. Это объяснит один. А что касается второго, то я вроде бы припоминаю, что мать Хьюго похоронили в парике – так он мне говорил. Таким образом получается два, а остальные три на месте. Как ты думаешь, звучит правдоподобно? – Лора с надеждой посмотрела на Имоджен.
– Отлично. Надеюсь, после этого прекрасный инспектор сбавит обороты. Хотя, честно говоря, я не вполне понимаю, зачем ты вообще считаешь нужным это объяснять. – Имоджен тоже встала.
Однако Лора прекрасно знала, что придуманная для полиции история не решит эту загадку. Париков должно было быть больше, и она понятия не имела, почему в коробке оказалось только три.
Теперь нужно было сообщить Имоджен еще одну дурную новость.
– Погоди, Имо, не спеши. Есть еще одна проблема. Том хочет, чтобы я рассказала ему о своей болезни – что конкретно со мной случилось и почему меня заперли так надолго. Как ты думаешь, что мне ему сказать?
Имоджен пожала плечами:
– Ты вовсе не должна об этом рассказывать. Ты там была и этого не скрываешь, а почему там оказалась – их не касается.
– Но он же не дурак. Он захочет узнать, что такого страшного со мной случилось, что привело к психбольнице.
Лора полагала, что приготовилась к подобным вопросам, но она была не готова к Тому Дугласу и его способности буквально пролезать ей под кожу.
– Может быть, просто сказать ему правду?
Лора схватилась за голову. Это было самое глупое предложение, которое она слышала от Имоджен за всю свою жизнь.
– Что? Да ты что, совсем сошла с ума? Что я, потвоему, должна сказать? Видите ли, Том, мой муж подсыпал мне рогипнол, но я сообразила, что к чему, и не допила свое вино в тот вечер. Поэтому я застукала его, когда он играл в свои мерзкие игры, и высказала ему прямо в лицо, что о нем думаю. И за это он упрятал меня на два года в психушку.
– Господи, Лора, о чем ты говоришь? Рогипнол? Я думала, мы закрыли эту тему.
– Я давно поняла, что тогда он действительно опоил тебя этой гадостью. Но я еще долго не догадывалась, что со мной он регулярно делает то же самое. – Лора удивленно взглянула на Имоджен. – Разве ты не прочитала это в письмах?
Имоджен опустила голову:
– Пока нет. Извини, я не смогла прочитать их все сразу. Я знаю, ты сама этого хотела, но все равно – у меня такое ощущение, будто я за тобой подглядываю.
– Я тоже понимаю, что, может быть, требую от тебя слишком многого. Сначала я не хотела, чтобы ты это читала, но теперь мне это просто необходимо. Иди, Имоджен. Иди и прочитай. Не знаю, сумею ли я рассказать тебе все, глядя в глаза. Тому я точно ни в чем не признаюсь. Прочитай следующее письмо, а я подожду тебя здесь.
Лора снова села и закрыла лицо ладонями. Она вдруг вспомнила, что забыла сказать Имоджен про Бекки и про то, что та слышала их утренний разговор. Но почему-то теперь это казалось ей не таким уж и важным – воспоминания накрыли ее с головой.
Март 2004 года
Дорогая Имоджен,
я собираюсь снова начать писать тебе письма, хотя не могу с тобой ни видеться, ни говорить. Так мне легче представить себе, что жизнь вполне нормальна. Я бросила эту затею несколько лет назад, потому что мне – честно – нечего было тебе рассказать. Каждый день был похож на предыдущий. Меня радовала одна только Алекса. Я так люблю эту девочку! И я совсем не знаю, как ей помочь. От ее матери, конечно, нет никакого толку. Но что это я?.. Я как будто заговариваюсь. Может быть, они и правы. Может быть, я правда сумасшедшая .
Видишь ли, я сейчас в психушке. О, разумеется, они называют это покрасивее – закрытая лечебница для людей с психическими расстройствами. И упрятал меня сюда Хьюго. Для него это был единственный способ скрыть свои мерзкие поступки. Теперь все, что бы я ни сказала, отнесут на счет моей болезни. Ублюдок!
Не знаю, найду ли я в себе силы описать, как сюда попала, но я попытаюсь. Я здесь уже несколько месяцев, и все равно произошедшее никак не укладывается у меня в голове. Поэтому я и пишу тебе снова – может быть, это поможет.
Наверное, мне следует начать с самого начала и постепенно продвигаться к сути. Надеюсь, пока пишу, я наберусь храбрости, чтобы озвучить самое главное. Не хочу описывать все годы, прошедшие между моим сегодняшним письмом и последним, потому что, как я уже сказала, ничего нового в моей жизни не происходило. Внешне все было благополучно; но на самом деле благополучием в нашей семье и не пахло. Впрочем, не было ни одного скандала, ни одного грубого слова, потому что к тому времени я уже всегда поступала так, как мне говорили.
Хьюго немного ошибся. Он подумал, что, заперев в психушку, сделает меня еще более послушной. Но о-о-о… как он не прав!
Я здесь из-за того, что кое-что о нем узнала. А началось все с бокала вина, который я не выпила. Я заметила, что каждый день просыпаюсь с тяжелой головой и буквально не могу разлепить глаза, и подумала, что пью слишком много вина. Но когда Хьюго, как обычно, налил мне большой бокал, я не смогла отказаться. Он мог бы принять это как личное оскорбление – недовольство его выбором и все такое, и тогда о спокойном ужине можно было бы забыть. Он бы непременно нашел какой-нибудь способ наказать меня за проявленное неуважение, поэтому я просто решила не пить много. Во время первого блюда я едва пригубила свой бокал. Когда я встала, чтобы отнести тарелки на кухню, он, конечно, это заметил.
– Я вижу, ты не пьешь вино, Лора. В чем дело? Оно пришлось тебе не по вкусу? Тебе не нравится мой выбор?
– Нет, Хьюго, вино великолепное, как всегда. Я возьму бокал с собой на кухню – мне нужно разложить на блюде рыбу и добавить кое-какие последние штрихи. Все будет готово через минуту или две.
К тому времени я уже усвоила эту особую, угодливую манеру разговора. Хьюго ее обожал.
Мне, правда, совсем не хотелось пить, поэтому я вылила вино в раковину и вместо этого налила в бокал воды пополам с яблочным соком, чтобы было похоже по цвету. Довольно отвратительная смесь, но все лучше, чем вино, подумала я.
После ужина я заметила, что Хьюго поглядывает на меня особенно внимательно. Слишком внимательно. Наверное, я веду себя не так, как всегда, поняла я. Ну конечно! Обычно к этому часу я уже начинала клевать носом. Хьюго всегда предлагал мне отправиться спать пораньше, и я засыпала, как только добиралась до кровати. Как раз в этот момент меня и осенило, что дело нечисто – один бокал вина, хотя и большой, никак не мог довести меня до такого состояния. Разница между мной до вина и после была поразительной. Он мне что-то дает! Подсыпает или подливает в вино. Подонок! Но зачем? Этого я понять не могла. Под воздействием снотворного я никак не могла участвовать в его маленьких играх. Кстати, эти случаи становились все реже и реже, и я была неимоверно этому рада. Видимо, Хьюго не нравился мой недостаток энтузиазма.
Я сделала вид, что зеваю.
– Наверное, я пойду спать. Ты не возражаешь?
– Конечно нет. Иди. Спокойной ночи и желаю тебе хорошо выспаться. – Хьюго улыбнулся, но его глаза оставались холодными.
Конечно же я не смогла уснуть. Я ворочалась в постели часа два, а потом вдруг услышала этот звук. В этом доме такое можно было услышать нечасто, и, кажется, звук шел из соседней комнаты. Я прислушалась. Совершенно точно – это был смех! Приглушенный, но несомненно смех. Что там происходит? Может быть, Хьюго слушает радио? В доме были толстые стены, но я различила низкий мужской голос и высокий переливчатый смех, как будто серебряный колокольчик.
Я набросила на себя махровый халат, туго завязала пояс, открыла дверь и вышла в коридор. В тот момент я уже почти жалела, что не выпила тот бокал вина. На мгновение я нерешительно застыла перед дверью, и у меня больно сжалось сердце. Я знала, что не хочу видеть происходящего за дверью, потому что это будет иметь необратимые последствия и моя жизнь уже никогда не будет прежней, и в то же время понимала, что не могу этого игнорировать. Я осторожно повернула ручку и открыла дверь.
Следующие секунды стали едва ли не самыми страшными в моей жизни. Мне трудно об этом говорить. Помню, что я ахнула от ужаса. Конечно же Хьюго меня услышал. Совершенно невозмутимо он повернулся ко мне. Он был абсолютно голым, и я видела, что он сильно возбужден.
– А, Лора, – с издевкой признес он. – Как всегда, ты портишь все удовольствие. Ты за этим сюда пришла?
Или, может быть, желаешь к нам присоединиться, дорогая?
Я не могу сказать тебе, что я увидела, Имо. Пока еще нет. Но все ужасы пяти лет совместной жизни меркли перед отвратительным зрелищем, которое предстало передо мной тогда. Меня трясло, как в лихорадке, и я боялась, что меня стошнит прямо там, в этой спальне. В тот момент я испытывала первобытную, животную ненависть. Никогда в жизни мной не владели такие сильные эмоции. Любовь – мощное чувство, но и она ничто по сравнению с настоящей ненавистью.
Я призвала на помощь все свои силы и сдержала рвущийся наружу крик. Я должна была говорить спокойно и четко – не могу объяснить тебе почему, но это было необходимо. И каким-то образом мне это удалось.
– Хьюго, я хочу с тобой поговорить. Сейчас . В моей спальне. Последние пять лет я подчинялась тебе во всем и все терпела, но только не это. Ни за что. Никогда.
– Может быть, ты заметила, Лора, – сейчас я несколько занят. Если тебе так необходимо со мной побеседовать, я приду и поговорю с тобой чуть позже.
Я молча уставилась на него, дрожа от ярости и омерзения, – и он прочитал мои мысли. Он точно знал, что я сделаю в следующий момент. Он знал, что одним движением руки я могу разрушить всю его жизнь, так что он подохнет под обломками. И я собиралась это сделать. Но сначала мне нужно было убрать его из этой комнаты.
Он театрально вздохнул:
– Ты ужасно нудная и провинциальная, Лора. Я не люблю, когда меня шантажируют, но в данном случае, полагаю, у меня нет иного выбора. Я буду через десять минут. Надеюсь, ты сможешь подождать десять минут со своими глупыми предсказуемыми поступками?
Не говоря ни слова, я повернулась и вышла из комнаты. Меня била такая сильная дрожь, что без преувеличения подгибались колени. Эти десять минут, пока я ждала Хьюго, мое бешенство нарастало с каждой секундой. Пять лет этот человек заставлял меня сомневаться в каждой моей мысли, в каждом намерении. Но сейчас – именно сейчас, первый раз за все время, – я знала, что права. Я хотела уйти, но не могла. Не сегодня. Сегодня у меня было еще одно дело. Но, конечно, ни о каком сне не было и речи, поэтому я быстро оделась, натянув на себя первое, что попалось под руку.
Я собиралась вывести Хьюго на чистую воду. И он это знал.
В конце концов дверь в мою спальню отворилась. Хьюго тоже успел одеться, в ослепительно-белую рубашку и черные брюки. Он выглядел хладнокровным и вполне уверенным в себе, и он явно решил, что лучшая защита в данном случае – это нападение. Я ошибалась, думая, что он начнет объясняться и просить у меня прощения. Дурочка… как будто я не знала этого человека.
– Что ты вытворяешь, Лора? Суешь свой нос туда, куда тебя не звали! Я этого не потерплю!
Меня захлестнула ярость. Неужели он подумал, что сможет меня запугать? Медленно, шаг за шагом я приблизилась к нему, пока мы не оказались совсем рядом, в нескольких дюймах. У меня внутри все стонало от желания влепить ему пощечину, со всей силы вмазать по этому ненавистному лицу. Если бы я держала в руке нож, я бы, наверное, ударила его. Но у меня были только мои слова.
– Это самая мерзкая, тошнотворная вещь, которую я видела в своей жизни. Ты страшный ублюдок, Хьюго Флетчер. Я знала, что у тебя серьезные проблемы с сексом, но это… у меня просто нет слов.
Я резко отвернулась и отошла от него. Мне действительно не хватало слов, чтобы выразить свое отвращение, и это меня бесило.
– Хотя нет, я нашла для тебя название! – Я снова повернулась к нему. – Ты больной! Ты извращенец. Вот отличное слово. Меня от тебя тошнит.
Я практически выплюнула это ему в лицо. Он вдруг двинулся на меня. Руки он держал в карманах, чтобы казаться спокойным и невозмутимым, но я видела, как сжались его кулаки, и первый раз побоялась, что он может меня ударить. Ну и пусть, подумала я. Прекрасно. Тогда я ударю его в ответ. Скорее всего, я проиграю, но это будет схватка. И я дам выход своему бешенству.
Но я должна была помнить, что этот человек не знает раскаяния и угрызений совести.
– Что ты хочешь этим сказать? У меня проблемы с сексом? Это не у меня проблемы, ты, глупая беспородная сука. Это у тебя проблемы. Ты фригидна. Ты не умеешь расслабляться и понятия не имеешь, как угодить мужчине. А знаешь почему? Потому что никто никогда не давал тебе нормальных инструкций. Представляю себе твой первый раз – видимо, с мальчишкой из школы, когда тебе было лет шестнадцать. Да-да, вижу, что я угадал. Вы возились, как щенки, у вас ничего не получалось, но вы настойчиво продолжали. Потом, когда ты повзрослела, ты, конечно, привыкла к сексу, но так и не постигла его искусства. Если бы не я, ты бы прожила всю жизнь, думая, что знаешь, как заниматься любовью, но на самом деле ты не имеешь об этом ни малейшего представления. Все, на что ты способна, – это целоваться, вешаться на шею и тискаться.
Я рассмеялась прямо ему в глаза. Скоро с его лица исчезнет это самоуверенное надменное выражение.