Перед тем как выйти из своей каюты, он натянул на себя новые шмотки, которые приобрел в магазинчике на борту судна. Поскольку первоначально он не собирался задерживаться на "Султане", то взял с собой лишь смену белья и носки на один день. Теперь на нем была серая спортивная рубашка поло с короткими рукавами и с гербом пароходной компании, которой был специально придан поношенный вид, и пара черных джинсов, их он был вынужден подвернуть, так как они оказались слишком длинными. Правда, он не купил себе запасные туфли, поэтому сейчас стоял перед капитаном босиком. Лишь своей быстрой реакции он был обязан тем, что снова не промок до нитки. На своем пути к Бонхёфферу он чуть было не столкнулся с пьяным пассажиром, который на одиннадцатой палубе внезапно появился из входа на корабельную дискотеку со светящимся в ультрафиолетовом свете неоновым напитком в руке.
– Сейчас я действительно занят, – попытался отделаться от него Бонхёффер, – мне нужно…
Затем, так и не закончив фразу, капитан отпустил дверную ручку и обессиленно махнул рукой, словно осознав, что все его усилия напрасны.
– К чему все эти недомолвки, мне все равно придется объявить об этом, так что вы можете узнать все прямо от меня.
– Еще один "двадцать третий пассажир"? – предположил Мартин.
Бонхёффер кивнул. Темные круги под его глазами казались нарисованными. Он схватился за переносицу, которая теперь была залеплена лишь толстым пластырем.
– Лиза Штиллер, пятнадцати лет от роду, из Берлина. По каналу судового телевидения сейчас показывают ее фотографию, на тот случай, если кто-нибудь видел ее. Она подвергалась травле в Интернете и оставила прощальное письмо.
– Когда? – Мартин повернул руку, чтобы посмотреть на свои часы на запястье, и уже одно это движение отдалось болью в мышцах плечевого пояса. Зато зубная боль и приступы головной боли теперь исчезли.
– Когда она, предположительно, бросилась за борт? Мать и дочь ужинали до 21:44, затем обе отправились в свои каюты. Согласно данным компьютера, электронным ключом от двери Лизиной каюты последний раз пользовались в 21:59.
Остается промежуток времени максимум три часа.
За это время "Султан" успел пройти добрых пятьдесят морских миль.
– А что говорит камера видеонаблюдения?
– Ничего.
Бонхёффер поднял обе руки, как боксер, который хочет блокировать удар в голову.
– Нет, это совсем не так, как было с вашей семьей, – прошептал он, хотя никого поблизости не было. – Мы засняли девушку, как она брызгает из аэрозольного баллончика черную краску на объектив видеокамеры. Это произошло в 21:52. По всей видимости, она точно знала, где установлена видеокамера, в поле зрения которой находился балкон ее каюты.
Бонхёффер говорил с большим жаром, явно выходившим за нормальные рамки профессионального сочувствия. Капитан уже собрался снова уходить, однако Мартин задержал его.
– Что произойдет теперь? – спросил он.
– Мы остановили лайнер и с мостика осматриваем море в бинокли, подсвечивая себе прожекторами. Одновременно десять моих людей прочесывают все общественные зоны, и вскоре мы начнем передавать специальное сообщение по корабельному радио. Но я не вижу особых шансов на успех.
Капитан рассказал Мартину, что как входная, так и межкомнатная дверь, которая вела в каюту матери, были заперты изнутри, в отличие от настежь распахнутой балконной двери.
– Мать и дочь путешествовали без отца?
Бонхёффер кивнул.
В одиночку путешествующий один из родителей, бесследно пропавший ребенок.
Постепенно проявлялся определенный рисунок, но пока Мартин никак не мог распознать, в какую же картину он сложится. Или он стоял слишком далеко от доски с ключевым словом, или же находился слишком близко к ней.
– А где мать девушки? – спросил он Бонхёффера.
– Юлия Штиллер… – Лицо капитана посветлело, словно к нему пришло озарение. – Хорошая идея! – взволнованно воскликнул он и достал электронный ключ из нагрудного кармана своей форменной рубашки. Он кивнул на дверь капитанской каюты: – Она ждет у меня в каюте. Поговорите с ней. Психолог будет ей очень кстати.
Глава 43
Этот мужчина появился в комнате совершенно неожиданно. Высокий, стриженный налысо, с внушительным носом и с таким же усталым взглядом, как у нее самой. Юлия только на минутку зашла в ванную, плеснула себе в лицо пригоршню холодной воды и всплакнула перед зеркалом. Когда она снова вернулась в салон капитанской каюты, в этих смешных одноразовых тапочках, их горничные всегда ставили около кровати, закутавшись в белый купальный халат, который Даниэль набросил ей на плечи, ее уже поджидал незнакомец с усталыми глазами.
– Кто вы?
Ее сердце забилось сильнее, на глаза навернулись слезы. Она автоматически предположила худшее. Что мужчина с печальными глазами был посланцем, принесшим известие, которое она не сможет пережить.
– Меня зовут Мартин Шварц, – сказал он по-немецки с едва заметным берлинским акцентом. При обычных обстоятельствах она бы спросила его, из какого он района Берлина родом и не являются ли они соседями.
– Вы здесь работаете? Вы ищете мою девочку? Что нового? Ведь вы же ищете Лизу или нет? Вы можете мне помочь?
Юлия выпалила все эти вопросы одним духом, очевидно, она инстинктивно хотела отсрочить тот момент, когда Мартин Шварц получит возможность высказаться и сообщит ей, что они что-то нашли.
Видеозапись с ее прыжком за борт, предмет одежды в открытом море.
Рукавом купального халата она вытерла нос и заметила, что на ногах устало выглядевшего незнакомца не было ни туфель, ни носков. Удивительно, но это обстоятельство успокоило ее, так как наверняка к ней не отправили бы босого посланца, чтобы сказать, что ее дочери уже нет в живых.
Или все-таки произошло самое худшее?
– Кто вы? – еще раз робко спросила она.
– Человек, который точно знает, что вы сейчас чувствуете.
Он подал ей носовой платок.
– Я сомневаюсь в этом, – сказала она упавшим голосом.
Новые слезы полились ручьем из ее глаз, и она отвернулась в сторону двери, выходившей на террасу капитанских апартаментов, но она поступила так не потому, что ей было неудобно плакать в присутствии незнакомца, а потому, что не могла больше выносить проклятое выражение сочувствия в его глазах. В зеркале темного оконного стекла она увидела, что его губы дрогнули.
– Вы чувствуете себя так, словно каждая из ваших отдельных мыслей погружена в сироп и покрывается глазурью из крохотных осколков стекла, – услышала она его голос. – И чем дольше вы думаете о своей дочери, тем сильнее эти мысли бередят открытую рану в вашем сердце. Одновременно у вас в голове звучат два голоса: один ругает вас, почему вас не было рядом, когда ваша дочь нуждалась в помощи, почему вы не заметили признаки приближающейся беды. Второй голос упрекает вас в том, что вы праздно сидите здесь, в то время как смысл всей вашей жизни растаял, как мираж. Но какофонию в вашей голове, и мой голос, и вообще все вокруг вас вы слышите приглушенно, словно через закрытую дверь. И в то время как страх за дочь давит на вас все тяжелее, словно все тяжести этого мира, вместе взятые, и сверх того еще две тысячи килограммов, вокруг ваших жизненно важных органов начинает сжиматься кольцо, которое перетягивает ваши легкие, сжимает желудок, замедляет биение сердца, и у вас появляется не только чувство, что вы уже никогда больше не сможете смеяться, танцевать, жить, нет – вы уверены, что уже никогда не будет ничего хорошего и что все, имевшее когда-то значение: восход солнца после вечеринки, последнее предложение хорошей книги, запах свежескошенной травы перед летней грозой, – все это уже никогда не будет иметь для вас ни малейшего значения, отчего вы уже сейчас раздумываете над тем, как лучше всего устроить, чтобы отключить мысли, которые ранят душу, и голоса, звучащие в вашей голове, если предположение превратится в страшную достоверность. Я прав? Подходит это к вашему душевному состоянию, фрау Штиллер?
Юлия обернулась, совершенно оглушенная его монологом. И правдивостью его слов.
– Откуда?..
Она увидела его залитое слезами лицо и все поняла.
– Вы тоже кого-то потеряли, – констатировала она.
– Пять лет тому назад, – безжалостно подтвердил он, и за это признание она была готова дать ему пощечину, ведь только что он дал ей ясно понять, что такое невыносимое состояние, в котором она сейчас находилась, могло продолжаться годами!
"Я не вынесу этого даже один день", – подумала она, а в следующее мгновение у нее мелькнула мысль, что Мартин Шварц тоже не смог вынести этого. Он стоял перед ней, говорил, дышал, плакал, но он больше не жил.
Она закрыла глаза и всхлипнула. В кино в такой момент героиня расплакалась бы на плече незнакомца. А в реальной жизни, если бы в этот момент кто-то прикоснулся к ней, она бы начала отбиваться как бешеная.
– Лучше бы мы никогда не появлялись на этом корабле, – простонала она.
Если бы Том позвонил хотя бы на одну минуту раньше.
– Корабль – идеальное место для самоубийства. Даниэль сам сказал это.
– Даниэль? Вы знакомы с капитаном лично? – Мартин Шварц недоверчиво посмотрел на нее.
– Да, он крестный отец Лизы. Это он ее пригласил.
– Кого я пригласил?
Они оба разом повернулись к двери, которая бесшумно открылась у них за спиной. Капитан открыл шкафчик в проходе и достал плащ.
– Ты, Лизу. На эту поездку.
Бонхёффер озадаченно покачал головой:
– Почему ты так решила?
Теперь уже Юлия уставилась на него как на инопланетянина.
– Прекрати, ты же сам подарил ей этот проклятый морской круиз на день рождения.
– Нет, Юлия. Ты ошибаешься.
– Я ошибаюсь? Какая муха тебя укусила, Даниэль? Мы же разговаривали с тобой по телефону в день рождения Лизы. Я тебя даже поблагодарила.
Она почувствовала, как от волнения кровь прилила к ее щекам. Даниэль снова покачал головой, но вид у него был довольно озадаченный.
– Я подумал, ты благодаришь меня за улучшение. Я перевел вас из двухместной внутренней каюты в две раздельные каюты с балконом, когда увидел заказ. Но этот заказ поступил не от меня, он был сделан через Интернет, как общепринято. Я сам удивился, почему ты предварительно не обратилась ко мне.
– Это значит…
Она прикусила губу.
– Что Лиза тебя обманула, – заключил Бонхёффер.
– Гораздо хуже, – вставил со своей стороны незнакомец.
Мартин Шварц сначала бросил взгляд на Даниэля, а затем твердо посмотрел ей в глаза, прежде чем сказал:
– Это означает, что ваша дочь запланировала все это заранее.
Глава 44
Один из родителей. Один ребенок. И кто-то третий, кто оплатил круиз, но сам не находится на борту судна.
Точно так же как в случае с Наоми и Анук Ламар.
Точно так же как в случае с Надей и Тимми.
Параллели становились все более явными.
И даже если Мартин пока не мог объяснить все эти совпадения, он был абсолютно уверен, что они не могли быть случайными.
– Но… но откуда… откуда, я имею в виду… такой круиз стоит дорого, откуда Лиза взяла на него деньги? – спросила ошеломленная мать.
– Как осуществлялся заказ билетов: по кредитной карточке, денежным или банковским переводом? – поинтересовался Мартин.
– Я должен посмотреть в компьютере, – ответил Бонхёффер и бросил быстрый взгляд на часы. Очевидно, его уже ожидали на мостике.
– У Лизы нет кредитной карточки, – возразила Юлия, затем всплеснула руками и зажала ими рот. – Боже ты мой, видео! – воскликнула она, тяжело дыша.
– Какое видео? – спросил Мартин.
Капитан положил свой плащ на комод и, качая головой, прошел в салон.
– Это все глупости, Юлия, и ты сама это знаешь. – Бонхёффер хотел обнять ее за плечи, но она уклонилась от его объятий.
– Откуда я должна это знать? – накинулась она на него. – Если бы я знала свою дочь, она была бы сейчас со мной, а не где-то… – Ее голос прервался.
– О каком видео идет здесь речь? – снова спросил Мартин.
– На нем показана ее дочь, как она якобы занимается проституцией на улице, – просветил его Бонхёффер. Затем он вновь обратился к Юлии: – Все это грязная фальшивка, как и все остальное на сайте isharerumors. Лиза стала жертвой моббинга, психологической травли. Она не проститутка, добывающая деньги на морской круиз в постели своих клиентов.
Что-то щелкнуло в потолке каюты, и Мартин услышал шепот, который постепенно стал громче, когда капитан повертел ручку на стене каюты.
"…просим вас переключиться на пятый канал. Лизу Штиллер видели в последний раз вчера за ужином в зале "Георгика". Извините, пожалуйста, за то, что нарушаем ваш покой ночью, но мы надеемся с вашей помощью…"
Бонхёффер снова уменьшил звук судового радио. Тем временем Мартин отыскал на стеклянном придиванном столике пульт дистанционного управления и включил огромный плазменный телевизор. Пятый канал демонстрировал увеличенную фотографию снимка, переснятого с биометрического заграничного паспорта, на котором нельзя улыбаться, отчего молодая, явно невыспавшаяся девушка с бледным лицом и гривой черных волос казалась довольно угрюмой. Ее вид заставил Юлию Штиллер разрыдаться. А у Мартина екнуло сердце.
– Я знаю ее! – воскликнул он, не отрывая взгляда от экрана телевизора. – Я совсем недавно случайно столкнулся с ней в коридоре.
Глава 45
– Что? – в один голос воскликнули Бонхёффер и мать девушки.
– Вы знаете Лизу?
Мартин кивнул Юлии:
– Да. Я уже видел ее один раз. Здесь, на корабле.
– Где?
– Внизу.
– Что вы имеете в виду под словом "внизу"? – перешла на крик Юлия.
Мартин обменялся взглядом с капитаном, который сразу понял, о чем шла речь.
Внизу. Палуба А. Зона для обслуживающего персонала.
Мартин схватился за голову. Тупая боль снова пульсировала в его правом виске.
Лиза Штиллер уступила ему дорогу в коридоре, вчера рано утром, когда Елена в первый раз вела его к Анук.
– Какой же я идиот, я должен был сразу понять это.
Ни одной горничной на этой консервативной посудине не разрешалось носить пирсинг. Там внизу она была совершенно не к месту.
Что, черт побери, она могла там искать? И как вообще она попала туда?
Боль распространилась через лоб до переносицы. При попытке установить, как именно все было связано между собой, его глаза начали слезиться.
Тимми бросается за борт вторым, но без своего медвежонка, поскольку он находится у Анук, которая знает мое имя и лежит в "Адской кухне", где мне навстречу идет Лиза, поездку которой оплатил кто-то другой…
Мартин подумал о дедушке Анук, о его блоге ("На этой проститутке, которая так затрахала моего сына, что у него возник рак, акулы поломают себе зубы"), и в то время когда боль, как сварочная горелка, вгрызалась в его голову от затылка до шеи, он подумал о фонарике; вспомнил о том, как Анук любила рисовать; как она сама себя царапала; раздувшееся, как воздушный шар, лицо Елены сменилось смутным обликом подвыпившего посетителя дискотеки с его неоновым напитком… и в ту же секунду он нашел его.
Ответ.
Решение.
Внезапно ему все стало ясно, но потом в его ушах что-то щелкнуло, и на этот раз это был не потолочный громкоговоритель, а перепускной клапан в его голове, который сработал сам собой.
И в то время когда взволнованные голоса вокруг него становились все тише, перед внутренним взором Мартина солнце зашло, и мир погрузился в темноту.
Глава 46
Наоми
"Я изменила мужу. Самым отвратительным образом. Я занималась сексом за деньги.
Это началось с недоразумения во время моей учебы, тогда меня еще звали Наоми Макмиллан. Я работала хостес на выставке автомобильных принадлежностей в Сан-Франциско, чтобы на каникулах подзаработать денег на учебу. Нас, девушек, разместили в гостинице на территории ярмарки, и в последний день мы весело праздновали в баре. Здесь я познакомилась с молодым, симпатичным представителем одной из чикагских фирм. Мы веселились, пили, болтали, – одним словом, на следующее утро я проснулась в его номере. Он уже уехал, не забыв при этом оставить кое-что и для меня: двести долларов наличными.
Молодой человек подумал, что я проститутка.
Я еще помню, что битый час таращилась на деньги, лежавшие на ночном столике, дрожа всем телом, но не из-за злости на типа, фамилию которого я не знала и чье имя не имеет теперь никакого значения. А из-за растерянности относительно своей реакции на все это. Вместо того чтобы провалиться со стыда или показаться самой себе дешевкой, я заметила, что одна только мысль о том, чтобы отдаться незнакомцу за деньги, приводила меня в крайнее возбуждение. А именно до такой степени, что – и это самое плохое в этой истории – я решила повторить это.
На следующих каникулах я уже специально отправлялась в гостиницы на территории ярмарки. В коротком платьице, с вызывающим макияжем. Садилась у барной стойки. Мой муж так и не узнал, каким образом я оплачивала свою учебу.
Свои дорогие сумочки.
Поездки в Европу.
Я понимаю: то, что я делала, не только плохо, но и самая настоящая болезнь. Потому что даже тогда, когда у меня денег было больше, чем я могла потратить, я не прекратила заниматься этим, даже после первой брачной ночи".
Паук не стал торопиться с комментарием к ее признанию. Уже прошло более десяти часов, согласно часам на мониторе ноутбука.
Между тем Наоми чуть было не сошла с ума, сидя на корточках на холодном полу в своем колодце и ожидая, когда же наконец спустится ведро.
Ее руки, под кожей которых еще несколько дней тому назад, как ей казалось, она чувствовала движение ленточного червя, больше не чесались, не зудела и шея, под кожей которой паразит дергался, особенно по ночам, так сильно, что она постоянно просыпалась от этого.
Теперь она больше не чувствовала ни жжения, ни равномерного биения, но зато ощущала сильное давление за левым глазом и прекрасно понимала, что это значило.
Но как же почесать себя за глазным яблоком?
Наоми хотелось, чтобы у нее были более прочные ногти и чтобы они не ломались то и дело. Лучше всего такие длинные и острые как нож, тогда бы она тотчас покончила со всем этим кошмаром.
Без этой ужасной игры в вопросы-ответы.
В то время когда она ожидала ответа, двигатели судна вдруг перестали работать. Внезапно. Просто так. Может быть, они находились в порту? Но почему тогда ее так сильно качает?
Наконец, после долгого, очень долгого ожидания люк над ее головой открылся и из темноты опустилось ведро с ноутбуком. Вместе с наказанием, так как паук остался недоволен ее признанием:
"Секс за деньги? Действительно омерзительная тайна, госпожа профессорша, – напечатал паук прямо под ее последним сообщением. – Но это не то, что я хотел от тебя услышать. – И ниже: – Подумай еще раз об этом. Я знаю, ты сможешь. Что было самым ужасным из того, что ты совершила в своей жизни?"
В то время когда Наоми читала примечание к своей исповеди, по экрану ноутбука задвигалась одна маленькая точка. Потом еще одна. И еще.