Стремительно сократив расстояние между собой и Лещом и в движении перебросив пистолет из правой руки в левую, Виктор, не давая тому опомниться, двинул его кулаком в солнечное сплетение, подождал, пока человек-крыса, ловя ртом воздух, опустится перед ним на колени, скрючившись вопросительным знаком, а потом повернулся к остальным.
- Крамаренко. Крамаренко, твою мать, к тебе обращаюсь!
- Ну… - прогудел Крамер.
- Не нукай! Без "ну", придурок! Крамаренко!
- Я!
- Вот так. - Хижняк снова сбавил тон. - Чего ты ждал? Чего вы все ждали? На что надеялись, уроды? Что будет, как в штрафбате во время войны? - Все молчали. - Знаете, как было в штрафбатах? Слышал кто-нибудь? Ладно, расскажу: у́рок, воров всех мастей позвали на войну, в специальные штрафные батальоны. Оружия не давали, в бою надо было добывать. Кого немцы подстрелят, но не насмерть - все, кровью вину искупил, судимость снята, обратно возвращаются гражданские права. И знаете, какие умники находились? Шаг из строя делали, когда начальник лагеря в штрафбат добровольцев выкликал. А потом, кто уже по дороге на фронт прямо с поезда ноги делал, кто из окопов когти рвал. И если надо - стрелял, резал, рвал зубами хоть командира, хоть такого же, как сам, зека. Вот как вы сейчас. Как Лещ, как Крамер, кто еще?.. Остальные пока не решили, как именно уйдут?
Он замолчал, вытирая пот с лица, и этим тут же воспользовался Воронов.
- Выходит, у нас тут вроде того штрафбата, а, начальник?
- Начальники на зоне остались! Это сказал Пастух, и теперь все смотрели на него.
- Правильно, - согласился Виктор. - Разумно. Не начальник я, тем более не гражданин начальник. Нравится - зовите командиром. Не нравится - по имени, я уже представился. И все мы тут с вами, мужики, в одном окопе. Даже Волох, если он сам еще этого не понял. И стволы от вас никто не прячет, вон, полная сумка, берите и стреляйте в меня. Только дальше что? Крамаренко, Лещинский, Воронов, что дальше? Куда потом?
- А Воронов здесь при чем? - Хижняку показалось, что российский гражданин даже всерьез обиделся. - Единственное, что могу, так это… ну, как сказать… Короче, извиниться за всех, что ли… Не повторится больше…
- Ты что за всех расписываешься? Крамер, Лещ?
- Замяли, - пробасил Крамер. - Бес попутал. Сам пойми - свобода, только какая-то… хрен разберешь…
- Ты?
Теперь на Леща, который уже перевел дыхание и выпрямился, смотрел не только Виктор - его ответа ждали еще четыре человека.
- Ты можешь нормально сказать - мы вписываемся в твою разборку или ты нас подписываешь на чужое? - спросил Лещинский, глядя исподлобья.
- Нас всех, и меня первого, подписали на чужое. Выбора не оставили.
- Ну, раз не оставили… тогда заметано, - проговорил остролицый. - Банкуй… командир. Держи краба!
И, подойдя к Виктору, уголовник протянул ему руку ладонью вверх.
А во взгляде уже, словно по волшебству, не просматривалось ничего крысиного.
- Сегодня вечер. Располагаемся, отдыхаем, травим байки, едим, спим и не забываем про сухой закон. Завтра поглядим, кто на что горазд.
Сказав так, Виктор Хижняк крепко пожал протянутую ему жилистую татуированную руку.
5
Спать улеглись рано, а наутро поднялись с первыми лучами солнца.
Общей побудки никто не объявлял. Хижняк, уже засыпая в своем спальном мешке, никак не мог решить, надо ли вводить на эти три дня казарменный распорядок или же ограничиться обычными требованиями к дисциплине. Но с утра все решилось само собой: Виктора разбудило движение рядом, он, открыв глаза, потянулся к оружию, однако тревога оказалась напрасной - это выбрался из палатки Воронов, с хрустом потянулся. После, упав на вытянутые руки, принялся без особого напряжения отжиматься. К нему минут через пять присоединились Крамаренко и Волох, и хотя Пастух с Лещом не спешили терзать себя утренней зарядкой, в целом Хижняк сделал утешительный для себя вывод: большинство команды способно к самоорганизации. Потому не придумал ничего лучше, как присоединиться к мужчинам, перед этим все-таки вытащив на свежий воздух остролицего бойца без правил и молодого боксера.
Пастух, как выяснилось вчера за душевным разговором у костра, действительно сломал нос на ринге. Еще со школы занялся боксом, за славой Майка Тайсона не гнался, но получал плюхи и давал их с равным успехом, превращаясь, как понял Хижняк, в обычного боксера с обычной перспективой свернуть спортивную карьеру годам к двадцати, когда перебесишься окончательно. Виктор не придал этому особого значения - сам в старших классах пытался колотить грушу. Но потом, когда после завтрака он отвел группу подальше в горы, чтобы точно не нарваться на любопытных туристов, которых в августе здесь хватает, Олег Пастух невольно заставил привлечь к себе более пристальное внимание.
Хотя на первый взгляд ничего странного в парне не было. Сначала, для более полноценной разминки, Виктор разбил группу на пары, и несколько часов подряд, с обязательными передышками, они спарринговали, меняясь противниками. До обеда все успели основательно померяться силой, причем Хижняка не интересовала техника - разрешал все приемы, кроме тех, которые могли реально покалечить. Проверив бойцовские качества подопечных, он в целом остался доволен. Потом для куража выходил сначала один против двоих, потом против троих, четверых, после чего устроил ко всеобщему одобрению шоу: они с Волохом спина к спине отбивались от четверых. Время прошло незаметно, и, как понял Хижняк, вся эта возня сблизила вчера еще незнакомых и враждебно настроенных друг к другу людей. И тот же Пастух держался на равных, демонстрируя неплохую, как для хлопца его возраста, подготовку.
Неплохую. Нормальную. Среднюю.
Когда Виктор понял это, прозвенел первый, очень слабый и пока еще непонятно чем вызванный звоночек. Пастух отличался от остальных, причем с худшей стороны. То, что не замечал посторонний зритель, бывший оперативник специального секретного подразделения Хижняк просек очень отчетливо. Так, грабитель, а до того имеющий опыт боев без правил Толя Лещинский, держался на кураже, всегда бросаясь напролом и тем самым являя серьезную угрозу для более опытного противника, Виктор уже успел испытать это на себе. Россиянин Володя Воронов, демонстрируя поистине русскую безоглядную удаль, этим и был хорош - обычная бойцовская логика и расчетливость в поединке с ним не годились, нужно было учитывать его непредсказуемость. Андрей Волох показал себя дисциплинированным посетителем спортзала, не более того, - но вполне достаточно, чтобы при случае доверить ему прикрыть тылы и страховать фланги. Виталий Крамаренко, кажется, никогда не уставал. Словом, в каждом Хижняк заметил изюминку, которую со временем и при желании можно было развить в личный потенциал, превратив отдельно взятого Леща или Крамера в профессионала, подобного тем, которых отбирали для спецгруппы по борьбе с оргпреступностью в середине девяностых годов.
У Олега Пастуха такой изюминки не было.
Это не отвечало требованиям к подбору команды, четко сформулированным и выдвинутым Максиму Неверову. Или у парня есть какие-то скрытые достоинства, которые пока не проявились, или он в команде по другой причине, пока не понятой Хижняком. Похоже, Волох воспринимал Пастуха нормально и его не занимали мысли, волновавшие Виктора.
Позже, когда мужчины получили наконец возможность пострелять, Хижняк лишний раз убедился: с Олегом и впрямь что-то не так. Вернее, он слишком нормальный, обычный парень двадцати пяти лет, убивший, правда, милиционера не разбери за что, но выстрелить один раз, даже в человека, можно случайно. Так же как можно, никогда не убивая людей, уметь обращаться с холодным и огнестрельным оружием. Особенно огнестрельным: Олег спокойно заряжал и разряжал пистолеты и автоматы - им доставили, по просьбе Виктора, только "калаши", - нажимал на спусковые крючки, вот только стрелять не умел. Не то чтобы боясь, но как-то опасаясь огнестрельного оружия, в то время как Воронов, Крамер, Лещ и Волох запросто были со стволами на "ты". И, увлекшись мужскими играми, не обращали внимания на Пастуха, старательно делавшего вид, будто все это ему тоже безумно нравится.
В конце концов, решил Виктор, пока ничего трагического не происходит. Менять что-либо уже поздно, да и глупо - выяснение подноготной Пастуха может занять много времени, причем неизвестно, чем все это закончится для самого Олега. К тому же затягивание времени было невыгодно прежде всего самому Хижняку. Поэтому, решив пока не делать никаких поспешных выводов и взять Олега Пастуха на заметку, а, если понадобится, действовать по ситуации и самостоятельно, Виктор переключился на стрельбу.
- Волох, у нас помповики в арсенале есть? - спросил он.
- Были, - ответил тот, заряжая при этом новыми патронами уже отстрелянный автоматный магазин. - Пара "бригантов", как заказано.
- Заканчивай с рожком. И вообще, мужики, на сегодня тир закрывается. Сейчас еще кое-что проверим - и отдыхать. Кто там ближе, тащите сюда помпу.
Когда альбинос принес "бригант", Хижняк подкинул ружье в руках, картинно передернул затвор, изображая настоящего лихого ковбоя, и положил его на плечо стволом вверх.
- Небольшая вводная, мужики, - начал он. - Я не знаю, как там придется. Даже подозреваю, что, увидев нашу группу, особенно Крамера с автоматом и обязательно голым по пояс, Сашка Кондрат сам сдаст оружие. - Ответом был короткий смешок, и Виктор продолжил: - Только, сами понимаете, надежды на такой исход мало.
- Я бы уточнил - практически нет! - вклинился Лещ.
- Верно, - согласился Виктор. - Потому нам нужно, кроме прочего оружия, освоить вот такое, гладкоствольное помповое ружье марки "бригант", калибр - двенадцать на семьдесят. В условиях города, конечно же, удобнее воевать с автоматом и особенно с пистолетом. Хищники из каменных джунглей предпочитают ближний бой. - Ему понравилась образность собственного мышления, подобные пассажи приходили в голову нечасто. - Но, - он по-учительски поднял к небу указательный палец, - Новошахтерск - город не того масштаба, о котором мы привыкли говорить. Тем более что за городом, куда ни глянь, в основном степь, так, Пастух?
- Правильно. - Олег кивнул.
- Значит, мужчины, у нас может появиться проблема, которую не решат пистолет или револьвер, незаменимые в ближнем бою, а тем более автомат, который мы редко выставляем в режим одиночной стрельбы. Помповики, а в нашем случае "бриганты", очень удобны: у них хорошая прицельная дальность, можно не выстреливать в белый свет автоматный магазин, нажав на спуск и не отпуская палец, и в некоторых случаях с ним просто удобнее, чем с "калашом". Короче, раз мы собираемся открыть в Новошахтерске что-то типа охоты, освоить ружье, предназначенное для охоты, не помешает. Только, повторюсь, за несколько дней помповик не укротить. Отсюда вопрос - кому это оружие знакомо?
- С этого и начинал бы, - отозвался Воронов. - Нет чтобы спросить: люди, кого вооружить помпой?
- Много приходится объяснять, - сказал Хижняк. - Если б я знал каждого из вас лет по сто, тогда обошелся бы без многословия. Ничего, больше загружу вас сейчас, меньше болтать придется на месте. Волох, у нас были где-то тарелки? Обычные?
- Хавать будем? - оживился Лещ. - Давай, завхоз, волоки посуду.
- Тарелки брали, - ответил альбинос. - У меня в рюкзаке упаковано. Двадцать штук, маленькие, как сказано.
- Тащи, - распорядился Хижняк, и, пока Волох прогулялся к лагерю и обратно, что заняло не меньше часа, остальные почистили оружие. Причем, как снова невольно заметил Виктор, у Пастуха получалось не слишком ловко - он исподтишка смотрел, как это делают товарищи, и повторял их движения.
Когда альбинос вернулся и поставил на землю перед Хижняком небольшую горку дешевых эмалированных тарелок в красный горошек, Виктор подхватил "бригант", резко передернув затвор, загнал патрон в ствол, отошел на несколько шагов, скомандовал остальным:
- Ну-ка, разошлись. - И когда мужчины встали за ним полукругом, кивнул Волоху на посуду: - Давай!
Здесь уже специальных объяснений не требовалось. Волох нагнулся, подхватил первую тарелку и, плавно замахнувшись, подбросил ее вперед и вверх, закрутив в броске. Превратившись в круглую белую мишень, тарелка взмыла над головами и, достигнув верхней точки, стала падать вниз.
Именно на этом этапе выстрел Хижняка прервал падение - пуля расколола тарелку точно по центру, разбрызгав ее на мелкие осколки.
- Давай! - повторил Хижняк, тут же перезарядив ружье.
Еще одна тарелка взлетела в воздух - теперь пуля сбила ее на взлете.
Щелчок затвора.
- Давай!
Третью тарелку Хижняк расколол у самой земли, все время в падении держа белую плоскую мишень на цевье.
- Пастух, бери еще одну! Давай!
Олег и альбинос теперь подбросили тарелки почти одновременно, причем не сговариваясь, швырнули их в разные стороны. Между выстрелом, щелчком затвора и новым выстрелом, казалось, не прошло и доли секунды - все это Хижняк проделал в одном непрерывном движении. Обе тарелки разлетелись, находясь еще в воздухе.
- Ну? - Виктор азартно взглянул на Воронова. - Готов?
Изо всех сил изображая равнодушие, Володя хлопнул в ладоши. Поняв его правильно, Хижняк бросил ему ружье, тот ловко поймал, зачем-то погладил приклад, вскинул, проверяя прицел, поводил над головой, выискивая некую невидимую точку в небе, а потом передернул затвор.
- Помоги парням, - попросил он Хижняка.
- В смысле? - Виктор не играл - он действительно не понял, что от него требуется.
- Кидайте втроем, сразу, по сигналу, - пояснил Воронов.
- Ништяк! - Предвкушая зрелище, Лещ даже присвистнул. - Тут, Ворон, или ответишь, или сдуешься!
- Или тебя сдую, - беззлобно парировал Володя и призывно взглянул на Хижняка. - Ну, кому стоим?
Переглянувшись, Виктор, альбинос и Пастух взяли по новой тарелке.
- Готовы? - Воронов держал ружье на вытянутых вниз руках. - ДАВАЙ!
Три круглые плоские мишени взлетели над головами. Бросок вышел недружным и несинхронным, тарелки разлетелись хаотично.
Одновременно с бросками Воронов вскинул "бригант". Ствол был нацелен в тарелку, брошенную с левого края.
Она же разлетелась первой, вторую пуля сбила в падении, третью догнала сантиметрах в двадцати от земли, не больше. Лещ не сдержал восторженного крика:
- О как! Урыли тебя, командир? Отвечать будешь, а? Виктор выдержал небольшую паузу, дав всем насладиться победой: Воронову - своей, остальным - чужой.
- Нормально, - проговорил наконец. - Примерно это и хотел увидеть. Потом расскажешь, Вова, где и как ты этому научился.
- Он платные уроки дает! - влез Лещ.
- Понял. Ты первый на очереди. Я за тобой. - Виктор полушутя поднял руки вверх. - Все молодцы, продолжим завтра. А пока заканчивайте с оружием и гильзы соберите.
Тестировать подобным образом Пастуха он решил позже. Для этого нужен удобный случай, как сейчас с Вороновым, чтобы процесс проверки не выглядел слишком уж нарочитым.
6
- Когда?
- Завтра утром.
- Я знаю, что завтра утром вы уезжаете. Я спрашиваю, когда ты вернешься обратно.
Виктор велел свернуть лагерь в горах еще днем, и этот вечер группа должна была провести в Бахчисарае. Он понимал: Марина хочет, чтобы он остался сегодня с ней. В ее глазах читалось ожидание чего-то страшного, нехорошего, какой-то неудачи, причем не только глаза, а все естество любимой женщины жило предчувствием непоправимого - так было всегда, когда Хижняк куда-то собирался. Он много раз объяснял: с тем, кого любят и ждут, ничего страшного не случится, такая примета была на всех без исключения войнах.
- Я вот слышал, что Ярославна в Путивле плакала по князю Игорю и тот вернулся живой, - ободрил Виктор. - Так что давай, плачь по мне, и меня не возьмет даже серебряная пуля.
Марина глянула на него как-то странно.
- Ты сам-то понял, что сказал?
- А что такого я сказал?
- В школе, учащийся Хижняк, вы плохо изучали литературу.
- Да, тетя учитель, я в школе плохо изучал литературу. Мы с пацанами сбегали с нее в кино, когда показывали что-то с Бельмондо, про ковбоев с индейцами или "Пираты XX века".
- Оно и видно. Смешного здесь ничего нет, Витя. А я, между прочим, как раз по литературе успевала. И даже писала сочинение по образу той самой плачущей Ярославны.
Она отстранилась от Хижняка, прикрыла глаза и стала декламировать:
Полечу кукушкой по Дунаю,
Омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
Утру князю кровавые его раны на могучем теле.
- Чего это тебя на лирику потянуло? - удивился Хижняк. Марина открыла глаза. В них по-прежнему оставалась тревога.
- Это из поэмы, которую ты, Витя, сейчас вспомнил всуе, но которую очень плохо читал в школе. Ярославна плакала по Игорю, который вернулся к ней из похода…
- Видишь! Плакала - и вернулся!
- А ты не перебивай, слушай до конца. Тот поход, по летописи, начался для князя неудачно. В бою с врагом он потерял все свое войско, хотя воины были сильны, умелы, хорошо подготовлены. Сам князь, израненный и беспомощный, попал в плен к врагу, из которого только чудом ему удалось бежать. Ибо Бог не оставляет праведников своих в руках грешников.
Перевести прощальный разговор в шутку явно не удавалось.
- Я ляпнул без задней мысли, - проговорил Хижняк, снова пытаясь обнять Марину. - А ты ухватилась за слова и начинаешь искать в них скрытый смысл. Стихи вспомнила, летопись какую-то…
- Витя, слова зря не вырываются. - Она говорила очень серьезно, лицо при этом даже посерело, утратив естественный бледно-розовый цвет. - За последний год я стала очень суеверной…
- Это я виноват. Таскал тебя к разным бабкам-ведуньям. Они в Крыму, чтоб ты знала, самые вредные!
- Виктор… - Теперь в голосе Марины зазвучали незнакомые ему раньше нотки. - Ты вольно или невольно только что назвал меня плачущей Ярославной. Княгиня оплакивала мужа, потерпевшего поражение, потерявшего войско и попавшего в плен.
- Понятно, - вздохнул Хижняк. - Вот причина, почему ты всех уже похоронила. Получается, я сам себе сейчас что-то накаркал? Спасибо тебе большое, успокоила! Раз у нас тут вечер поэзии, я тебе на твою пророческую поэму тоже отвечу стихом, больше подходящим моменту!
- Ты знаешь стихи?
- Я же говорю - подходящий к моменту! Виктор набрал в грудь воздуха и на выдохе проговорил:
Жди меня - и я вернусь
Всем смертям назло!
Марина склонила голову набок, ожидая продолжения. Хижняк молчал.
- Все? - удивленно спросила она.
- Хватит. Коротко, но емко. Дальше я просто не знаю, только этого для нашего момента - с головой. И хватит лирики, давай по делу.
Он снова привлек к себе женщину, прижал ее голову к своей груди и заговорил, поглаживая рукой по растрепанным волосам: