Николай Николаевич вошёл, покашливая, в кабинет, с нежностью дунул на фотографию и передал её Озирскому. С цветной фотографии смотрел юноша с румяным симпатичным лицом. На лоб свисали пепельные густые волосы, а на распахнутой груди виднелась иконка на цепочке. Сфотографирован Антон было явно на даче, той самой…
– Цветной ведь даже лучше, правда? – спросил Аверин. – Подойдёт вам?
– Да, отличный снимок, – согласился Озирский. – Я его покажу, может, кто-то и откликнется. – Он спрятал карточку во внутренний карман куртки. – А теперь нам пора. Я вас разыщу, когда будут результаты. Смотрите сегодня телевизор – там будет фотография Антона.
Они встали с кресел и направились к двери. Всеволод, надевая макинтош, спросил:
– Лиза не говорила, где она живёт?
– Нет. Я как-то, знаете, не спрашивал. Она очень запыхалась, когда прибежала ко мне, – вспомнил Аверин.
– Ладно. – Грачёв пожал хозяину руку. – Я понимаю, что утешать вас кощунственно, но всё-таки прошу надеяться на лучшее. Если ваш сын жив, мы постараемся его выручить. Для всех остальных я остаюсь журналистом, который охотится за сенсациями. По крайней мере, вы должны говорить, если кто спросит, именно так. – И Всеволод первым вышел на лестничную площадку. По привычке он осмотрел лестницу, прослушал, нет ли подозрительных звуков, но ничего не обнаружил.
– Вы не смотрите, что Севке только тридцать. Он – профи высокого класса. – Озирский тоже обменялся с Авериным рукопожатием. – Успокойтесь хоть немного, иначе не выдержите. – Андрей тепло улыбнулся и посмотрел профессору в глаза. – Я сделаю всё для того, чтобы спасти Антона. Можете быть спокойны – мне обычно везёт…
* * *
Андрей положил перед девушкой, сидевшей в их тесной комнате за пишущей машинкой "Ятрань" несколько листов. Они были исписаны отнюдь не идеальным почерком, с множеством перечёркнутых фраз и стрелочек-переносов.
Потом похлопал машинистку по плечу:
– Прямо сейчас подготовь мне эти документы. Думаю, разберёшься.
Та молча подгребла к себе черновики, понимая, что сопротивляться бесполезно. Озирский не признавал за своими подчинёнными права на капризы и моментально расставался с любителями покачать права.
Подтянув рукава свободной белой блузки, девушка только уточнила:
– Сколько экземпляров?
– Давай закладку.
Машинистка переложила листы бумаги копиркой и заправила их в каретку. Как только она включила мотор и принялась печатать, вошёл Володя Маяцкий, а за ним – взмокший Аркадий Калинин. Одновременно раздался телефонный звонок. Отдавая фотографию Антона Аверина для демонстрации по телевидению. Андрей оставил и свой номер.
Потому он не удивился, когда юношеский гнусавый голос на том конце провода спросил:
– Милиция?
– Да. – Озирский жестом показал коллегам, что у него важный разговор.
– Я этого парня знаю, Аверина…
– Тогда давай по делу. – Андрей включил лампу. Той, что стояла на столе машинистки, ему не хватало. – Что ты хочешь сказать?
– Я знаю, кто его спёр, – сообщил звонящий. – Авторитеты.
– Как к тебе обращаться? – поинтересовался Озирский.
– Бен Палеев, – тотчас же ответил парень.
– А по-настоящему? – Озирский постучал пальцами по стеклу, соображая, что теперь делать.
– Это настоящее имя, – ничуть не смутился парень. – У меня мать – большая шишка. И я не хочу, чтобы она про меня такое знала. Вам чего нужно, моё имя или сведения об Аверине? – нагло спросил звонящий.
– Чёрт с тобой, хоть горшком назовись. Что ты можешь сказать об Аверине? Ты хорошо его знал?
– Вместе кололись, как не знать! Мы с ним "соломку" на Некрасовском рынке покупали, а потом варили её для старших. И сами тоже… остатки… это самое…
– Слушай, Бен, ты сейчас можешь встретиться со мной? – Озирский не стал откладывать дело в долгий ящик.
– Ёк! – ответил Палеев и хихикнул.
– Ты не хами, понял? – В голосе Озирского зазвенел металл. – Не хотел общаться – фиг было звонить. Я не для трёпа свои телефоны даю. Если маму боишься, так она ничего не узнает.
– Ничего, я так… Давай встретимся на углу Майорова и Декабристов, – поспешно предложил Бен.
– В одиннадцать, идёт? – Озирский посмотрел на часы, прикидывая, сколько времени уйдёт на дорогу. – Только не вздумай гнать туфту или сваливать с места встречи.
– Да нет, – успокоил Бен. – Сказал – приду, значит, приду. Разве что сделают мне "две секунды счастья", но тут я не виноват.
– Ладно, кончаем трёп, – опять рассердился Озирский. – Договорим на проспекте Майорова.
Он положил трубку на аппарат и тут же встретился с тревожным взглядом Маяцкого. Володя с сомнением покачал головой.
– Опять ночью прёшься в тёмный переулок? Одной "маслины" мало?
– Вова, очень важное дело. К тому же, я там буду не один. – Андрей подошёл к машинистке, проверил, далеко ли она продвинулась. – Только что дали фотку в эфир, и уже звонок.
– Странная какая-то скорость, – с сомнением покачал головой Маяцкий. – Кстати, там, в Ручьях, ты тоже был не один. Поставят сопровождающему условие отойти на пятьдесят метров, и привет. Ты бы хоть "броник" надел, что ли!
– Эти ребята очень изобретательны, два раза одно и то же не практикуют. По-моему, чуваку всё равно, один я там буду или нет. Кроме того, в тех местах много подворотен, и там можно расставить людей. Это ведь не чистое поле, и окрестности не просматриваются.
– Я тебя, сам понимаешь, отговаривать не могу и не имею права. Но выразить свои опасения очень хочу. – Маяцкий тоже склонился к машинистке. – Ульяна, готово?
– Два абзаца осталось, – не переставая печатать, ответила та.
– Андрей, кого с собой берёшь? – попивая кофе, спросил Калинин. – Может, мне прокатиться?
– Одного крутяка, – неохотно ответил Озирский. Он не хотел, чтобы об участии Грачёва в сомнительных мероприятиях знали его подчинённые. – А ты, Аркаша, своими делами занимайся. На тебе ещё "подпольщики" висят, которые в Сестрорецк под видом водки метанол поставляли. Между прочим, девять трупов уже в наличии. Не баран чихнул…
– "Броник"-то наденешь? Всё-таки звонок подозрительный. – Маяцкий налил кофе и себе.
– Да иди ты! – Андрей нырнул в свою куртку. – Захотят сделать – в голову выстрелят.
И, помахав на прощание всем троим, выскочил из гостиничного номера. Он знал, что "Жигули" Грачёва уже ждут на парковке.
Ровно в одиннадцать вечера Андрей и Всеволод уже были в условленном месте. Там их поджидал длинный сутулый парень в куртке, сшитой из самых разных кусков кожи, заплатанных "варёнках" и высоких кроссовках. Обувь своей новизной отличалась от одежды, будто бы найденной на помойке. Впрочем, сын бизнес-леди вполне мог одеваться именно так – назло мамаше.
Парень пошёл навстречу приехавшим, никак не выразив своего недовольства наличием в машине не оговорённого лица. Поблагодарил за честь, оказанную его скромной персоне, и первым свернул на улицу Декабристов. Всеволод пока молчал и просто шёл рядом с Андреем, сунув кулаки в карманы куртки.
– Значит, вы на Некрасовском рынке покупали "сено", – продолжил Озирский начатый разговор. – Давно Аверина знаешь? Когда познакомились?
– Три месяца назад, кажись. – Бен сплюнул далеко в сторону.
– А когда он начал торчать?
– С тех пор, как мать и сестёр молнией убило.
– И быстро завис?
– Быстро. Он дозняк за десять дней примерно нагнал. Слушайте, может, в подвал ко мне зайдём? Тут близко, – предложил Бен. – Не хочу, чтобы меня с вами другие видели. Порежут ещё…
– Значит, сын богатой матери живёт в подвале?
Озирский оглядел разрытый переулок. На земляной, раскисшей от дождя куче, полусидел алкаш в коматозном состоянии. Рядом с ним валялась пустая бутылка из-под растворителя. Неподалёку стояла "Волга" первой модели; вместо отсутствующего колеса под неё подложили стопку кирпичей.
– Разули уже… – Палеев равнодушно указал на машину. – Кстати, там тоже живут. И кому такой хлам спереть понадобилось?
– Я чего-то не понял, – признался Озирский. – Получается, Антон раньше варил "сено", а сам не торчал?
– Да, он только для башлей старался. Вроде, и хотелось ему, да матери стыдился. Боялся, что она узнает. А уж когда она преставилась, сразу въехал в это дело.
– Значит, вы с ним на бросовых обязанностях сидели? "Сено" приобретали и варили?
– Ну, потом на свалку отвозили "пробитую" соломку, марлю и тампоны. Нам и этой пахоты хватало – клиентов-то много…
– А торговали как? Подбрасывали в машину?
– Когда как, – уклончиво ответил Бен. – И в машину закидывали, и свёрток "теряли" около урны.
– А "кубы" брали? – подал голос Грачёв.
– И "кубы" тоже, – пожал плечами Бен. – Но чаще "сено". Вон там, через двор, моя дверь. Видите? Зайдёмте, а то, правда, опасно…
– От матери скрываешься? – слегка улыбнулся Андрей.
– А как же! Она думает, что я в Москве. Ей нельзя засвечиваться – карьеру делает. Такой потомок для неё – хана. Если узнают, что собственного сына воспитать не сумела, никто доверять не будет. А ей это очень важно – для репутации. Здесь ступеньки, не навернитесь. – Бен прошёл в подвал первым и зажёг огарок толстой свечи в гранёном стакане.
Подвал оказался явно обитаемым, и здесь тоже верили "сено". На продавленной тахте в углу сидела девушка с распущенными тёмными волосами и в упор смотрела на гостей. Всеволод наткнулся в темноте на бутылку, поднял её и обнаружил, что это шестьсот сорок шестой растворитель, который использовался при приготовлении зелья. Странно, что барыги легко сдают ментам такую крупную точку. Это бывает лишь в том случае, если взамен они надеются получить нечто большее.
Рядом с девушкой на тахте лежал резиновый жгут, чуть поодаль – марлевый тампон и шприц с остатками препарата. Сам Палеев, ничуть не стесняясь гостей, набрал из стеклянной банки тем же шприцем морфин и всадил иглу себе в левое запястье.
Андрей понимающе покачал головой:
– А ты, я вижу, ветеран. В "шахту" колешь…
– Я фанера, что ли?! – Бен, в наслаждении любя весь мир, прикрыл глаза. – У меня вены чистые, гляди! – Он скинул куртку и закатал рукава джинсовой рубашки. – Это вот она, падла, истыкалась вся… Эй, Бетти, врубись обратно! Принимай гостей, дай чего пожрать.
– Мы сюда не жрать пришли, – холодно напомнил Озирский. Грачёв с невероятной брезгливостью оглядывал подвал. – Что ты можешь сказать об Аверине? Давай быстро, в "приходе" даже легче – голова лучше соображает. Как всё было, в подробностях?
– Аверин на Ржевке исчез, там цыгане торгуют. Мы туда на моей "тачке" приехали. Потом он вышел с "сеном", отдал его мне и сказал, чтобы я вертался к нашим. А ему, короче, для чего-то надо задержаться. Я уехал, а Антоха так и пропал.
– А потом? – Грачёв пристально смотрел на девушку в серой водолазке и узких шёлковых брючках до середины икры.
Она откинула с болезненно бледного, но всё же милого личика распущенные волосы и довольно-таки глупо улыбнулась. Если её хайер убрать под цветные резинки, получится та самая Лиза Сазонова. Значит, она познакомилась и с Антоном, и с Беном на почве общей пагубной страсти. О том, что сын профессора жив и где-то содержится, она узнала не из письма, а, скорее всего, от Бена.
– Потом я узнал, что Антоха живёт на фазенде. Такое бывало, что он уезжал надолго. Бет заревела, что он пропал, его украли. Я говорю: "Купи себе намордник, шиза! Кому он нужен? Он нам полезнее на "Фармаконе"…
– Где? – удивлённо переспросил Андрей.
– Он же четыре месяца на "Фармаконе" вкалывал, таскал оттуда эфедрин. Числился в вечерней школе, но потому каникулы начались. Маман его очень терзалась, что папа – профессор, а сынок – лаборант. Ничего, барыги ему доплачивали. Он не на одном жаловании сидел.
– А когда ты узнал, что Аверин исчез по-серьёзному?
Озирский всё сильнее увязал в этой истории и пока ничего не мог понять. Действительно, для чего похищать мальчишку, за которого не могут дать большого выкупа? Или бандиты надеялись, что безутешный отец загонит квартиру?
– Неделю назад. Сказали, что он живой и сидит в подполе.
– Кто сказал? – немедленно вклинился Грачёв. Он смотрел на полубесчувственную Лизу и мрачнел с каждой минутой.
– Чолин. Есть у нас такой чувак. Он с Западной Украины "соломку" возит. Она клёвая – лучше всех! Вот он и шепнул мне, что Аверин живой. Надо, короче, папане его сказать. Пускай выходит на связь с хозяевами. Надо ж узнать, чего они хотят.
– Чолин не сказал, где Антон содержится? – вскинулся Озирский.
– Он сам точно не знает. Но не на Ржевке – факт. С Финбана туда нужно ехать. Приозерское или Выборгское направление.
– Записки ты писал? – прямо спросил Грачёв.
– Я. – Бен заметно вздрогнул, но отпираться не стал.
– Почему всё так сложно? Можно было прийти к профессору, позвонить ему и всё сказать…
– Ага, чтобы меня потом в ментовку затаскали! А на рынке узнали и ножиком по горлу чиркнули! Так я и пойду к его папе… Да он меня и в дверь не впустит. Послал Лизку. Она тоже много не может сказать. "Я, мол, на игле сидела вместе с вашим сыночком, и он со мной спал. А потом его цыгане стащили или ещё кто…" Что-то она старичку наплела, и ладно. Теперь дело за ним.
– Вы только у цыган брали "сено"? – Озирский начал что-то соображать, но догадки получались неясные, расплывчатые.
– Нет, ещё у азербайджанцев. Но пропал-то Антоха не Ржевке – вот мы и думаем…
Лиза вдруг застонала и улеглась на тахту с выпирающими пружинами и обивкой неопределённого цвета. Мелкие её черты заострились, усохли. Судя по всему, девушка постоянно находилась в дурмане и вряд ли могла предпринимать какие-то шаги самостоятельно.
– Лиза ведь не сама посоветовала отцу Аверина ко мне обращаться, – заметил Андрей. – Ты научил?
– У меня на это фантазии не хватит! – громко заржал Бен. Живыми, блестящими глазами он оглядывал подвал, который, наверное, казался ему сейчас царским дворцом. – Эй, Бетти, кто тебя накачал? Ты пылила, будто Чолин про Озирского тебе говорил?
Девушка медленно открыла густо-синие глаза с мохнатыми ресницами. Немного подумав, она разжала искусанные губы.
– Мне Чолин сказал, что только Озирский сможет насчёт Тоши договориться с похитителями. Раз сын жив, профессор на радостях им всё имущество отдаст. У них же почти всю семью грозой убило. Бен, я очень хочу его спасти. А ты разве нет?
– Само собой. Мне без напарника туго, – цинично ответил Палеев. – Я вот и стараюсь для вас, прибабахнутых.
– Антоша и при Чолине говорил, что его отец знаком с Озирским, может к нему обратиться. Только тогда о чём-то другом речь шла, я не помню…
Лиза явно мучилась от головной боли. Тонкие грязные пальцы её с накрашенными малиновым лаком ногтями мелко дрожали. Тряслась и голова, беспрестанно шевелились и пухлые, красивой формы губы.
– Чолин ещё сказал, что знает похитителей. Они не советуют профессору официально обращаться в милицию. А вот если он подключит к переговорам авторитетного человека, с которым можно иметь дело, они согласны разговаривать. Чолин с ними уже всё уладил. Ему Антошка очень нужен… – Лиза судорожно зевнула.
– Так почему Чолин сам этим делом не займётся?
Озирский осветил пламенем зажигалки свой подбородок, уже обмётанный щетиной, маленький насмешливый рот и слегка вздёрнутый кончик носа.
– Ёк! – повторил своё любимое словечко Бен. – Ты же умный, начальник! Чолин в подполье, да и кто ему поверит? Сразу заметут – и в "Кресты"! Он давно в розыске. Мы никто не можем, да и не того поля ягоды. Кто знает, сколько потребуют за Антоху? Мы просто стукнули, что сынишка живой, а родитель нехай сам колупается. Андрей, тут как раз твоё дело. Перед тобой же всё начальство лебезит. К любому шишаку запросто приехать можешь. Чолин сказал, что они все тебя послушаются…
– Старика жалко! – Из-под Лизиных ресниц выкатились две слезинки. – Никого у него больше нет. А в квартире какой беспорядок, мамочки! Я хотела уборку сделать, да побоялась предложить. Ещё заругается… А Чолин, сука, обещал мне сделать инъекцию и смылся, бросил в ломках. Видите, руки трясутся, как у старухи. Если мы Антошку вытащим, его отец так рад будет! Может, и меня примет, будет разговаривать. Мы с ним вместе плакали за столом. Андрей, ты, может, нами и брезгуешь. Но Николай Николаевич погибнет, если потеряет Антошку! Помоги, а?
– Ради вашего Чолина я и пальцем не пошевелил бы! – Андрею не терпелось узнать, что по поводу происходящего думает Всеволод. – Передайте ему, что я займусь этим делом исключительно из уважения и сострадания к профессору Аверину. Я уезжаю из города во вторник, появлюсь через шесть дней. До тех пор вы должны как следует прозондировать почву. Если те, кто удерживает Аверина, готовы встретиться со мной и обеспечить мне свидание с ним, я буду работать дальше. Мне нужно получить доказательства того, что заложник жив. И чтобы никаких провокаций с их стороны не было, а то они сильно об этом пожалеют. Двадцать пятое сентября вас устроит?
– Ага! – обрадовался Бен. – Бетти, слушай, Чолин нам за это ещё "сена" даст. У тебя это, в банке, последнее?
– Последнее… – Лизу всё сильнее бил озноб. Она закуталась в "варёную" куртку с воротником из белого искусственного меха.
– Значит, двадцать пятого, примерно с пяти вечера до двенадцати ночи, как у тебя получится. Позвони мне и сообщи, чего там добился Чолин. Далеко в тему не влезай – детали мы будем обсуждать при встрече, – подвёл итог Озирский. – Севыч, пошли, уже почти полночь…